Олег Палей уже с полчаса смотрел на лёгкие движения паутинок в углу потолка. Вставать не хотелось. Скоро утренний обход. Он ждал врача. С третьего дня появления Палея в четвёртой палате 15-го отделения психиатрической больницы его лечащий врач, весёлый молодой еврей подходил к нему в последнюю очередь. Доставал из кармана шахматы и они по полчаса двигали фигуры, отвлекаясь только на философию. Палей год назад сдал в аспирантуре философию на отлично, а Борису, врачу, предстояла сдача кандидатского минимума по философии через два месяца.
Олег пятый день находился в психиатрической клинике, куда его увезли после скандальной попойки в лаборатории по случаю праздника 8-е марта. Каждое утро и вечером перед сном у него крутилась в голове, возникшая последние полгода ситуация в лаборатории.
Его шеф, профессор Гуляев, вернувшись из США, почти каждый день находил Палея между стойками из самописцев и осциллографов и обсуждал с ним перспективы срочнейшей защиты диссертации на соискание учёной степени кандидата химических наук.
– Давай Олег Николаевич решайся, материала достаточно. Доложишь на первом же учёном совете, где я председатель. Через месяц ты уже кандидат наук. –
Олег, молча, сопротивлялся. Что это его шефу втемяшилось в голову после возвращения с научного совета по космосу под эгидой ООН в Атлантик-Сити под Нью-Иорком, он не понял.
Все его друзья, с кем он это обсуждал, его поддерживали.
– Да ты что Олег удумал. Специальность по диплому физик-теоретик, а звание будет кандидат химических наук. Придёшь ты преподавать, например или работать куда. Посмотрят твои бумаги и спросят. Так вы химик или физик.
Бубнил Юра Беззуб, друг, математик, из отдела теории линейных пространств института Высшей алгебры Академии Наук СССР.
- Да «Гуля» давит, забодал. – Парировал Палей.
– Говорит, пробил в Академии Наук штаты на группу прикладных математических расчётов в нашем институте. Чтоб я её возглавил, мне срочно нужна научная степень. Всё ты, гад, виноват. После Вьетнама бараны из «первого отдела» засекретили все мои статьи по холодной плазме. У меня теперь ничего нет в открытой печати по физике плазмы, только плазмохимия.
Правда в институте у нас только учёный совет по химии плазмы, защищаться по физике плазмы можно только в трёх институтах Академии, а это очередь года два. - Грустно закончил Олег.
- Нашёл крайнего. – Парировал друг.
- Я тебе устроил бесплатное трёхразовое питание на четыре месяца, как в ресторане. Ты теперь капитан запаса, откосил от армии и вот спасибо за всё хорошее. –
Друзья помолчали, вспоминая горячие денёчки мозгового штурма.
В те годы Свердловское общество алгебраистов, специалистов по теории дифференциальных игр было сильнейшим в мире. Второй была Парижская математическая школа, при Сорбоне. Как только американцы начали бомбить Вьетнам стратегическими бомбардировщиками В-52 вооружёнными умными антиракетами, подключились русские. На базе двух классических задач из теории множеств: «пешеход самоубийца и движущаяся машина» и «охота волка на зайца» математики имея скорости самолётов, ракет и антиракет и топографию местности долины Меконг во Вьетнаме, рассчитали за три месяца такую геометрию расположения ракетных батарей и баллистику секторов поражения, что применение авиации американцами во Вьетнаме стало просто бессмысленно. Они за месяц потеряли треть своей стратегической авиации.
Палея официально откомандировали в группу из двадцати алгоритмитистов, которую собрали в Свердловске вокруг самой мощной вычислительной машины страны, по рекомендации Беззуба. Машина СС-20 занимала два этажа института математики Уральского филиала Академии Наук СССР. Она была ещё на лампах и сбоила каждый час. Миллионы контактов по температурным и вибрационным причинам постоянно прерывались. Начальник машины Миша Жданов ходил между блоками, перешагивая связки кабелей. Время от времени он пинал нижние блоки, а те которые были выше его пояса бил кулаком, приговаривая.
– Работать. Работать. Мать твою…. –
От этого 30 нижних блоков были в чёрной ваксе, а кулак у Миши стал железным.
Работали математики по 12 – 14 часов. Кормили их в отдельной комнате бесплатно три раза в день.
Задача была решена за три месяца и группу распустили, взяв подписку «о не разглашении» на восемь лет. В сталинские времена их бы закрыли в «шарашку» на десять лет как Туполева и Королёва. С 1946 по 1958 годы в СССР вообще было репрессировано 56 700 учёных кибернетиков. Но время уже было другое, учёных стали уважать и уничтожали только сбежавших за границу или оставшихся там после научной конференции.
Сейчас, когда Олег Палей лежал, разглядывая паутину на потолке в психиатрической клинике на Агафуровских дачах, всё ему прояснилось.
Год назад Анатолий Глумов, с которым они играли, когда то в Университетской сборной по баскетболу, пригласил его к себе в Институт огнеупоров, где он, уже кандидат химических наук занимался керамикой для космоса. Оказывается, модули приземления и прилунения космических аппаратов па половину из кирпича, грубо говоря. Анатолий раскопал причину гибели нескольких космических кораблей с людьми и техникой у нас и у американцев. Причина мартенситное (мгновенное) изменение параметров кристаллической решётки иттриевой керамики, стабилизированной металлом скандий, которая идёт на корпуса модулей.
Глумов снабдил Палея; снимками кристаллов до перекристаллизации и после в сканирующем электронном микроскопе и лентой спектра излучения при переходе из одного кристаллического состояния в другое. При этом снимки с разрешением
1: 1 000 при температуре 930 Градусов показывали двух секундное поглощение энергии с падением температуры до 800 градусов с последующим выбросом энергии и нагревом образца до 1150 градусов в отрезок времени менее 0,1 секунды.
Яркие снимки явления и улыбчивые голенастые лаборантки из лаборатории Анатолия Глумова соблазнили Олега Палея к сотрудничеству. Они прошли к учёному секретарю института огнеупоров, взяли бланки хоздоговоров и, Палей уговорил своего шефа разрешить ему пошабашить на космонавтов.
За два месяца Олег Палей подобрал математический аппарат и сделал общие расчёты. Математическое решение проблемы получилось ясным и полным. Глумов забрал бумаги и пропал. Олег в суете своих проблем почти забыл об этом. Тем более, что по хоздоговору он получил четыре месячных оклада.
Однажды к нему зашёл его шеф доктор профессор Гуляев. Лицо его было озабоченно.
– Ты Олег, что-нибудь натворил.
– Не знаю.
– Ну там вытрезвитель или подрался.
– Да нет, вроде.
– Ладно, пошли.
– Куда.
– К самому. –
Они прошли в главный корпус института электрохимии. Секретарь Лидия Васильевна пожала плечами и кивнула на дверь.
– Ждёт. –
За огромным столом сидел сам хозяин кабинета академик Кирпичёв и молодая женщина в строгом костюме. Старик встал. Подошёл. Пощупал локоть Палея. Улыбнулся.
– Молодец, такие мне нужны. – И уже обернувшись к профессору Гуляеву.
– Пойдём, Сергей, пообедаем. –
Начальство Олега вышло из своего кабинета, оставив его в недоумении вдвоём с незнакомой дамой. Женщина показала Палею на стул напротив.
– Присаживайтесь Олег Николаевич. -
Он сел. Женщина показала ему красную книжечку. Но, когда он протянул руку, ловко спрятала её в карман. Капитан Синцова успел он прочитать.
– Я приехала в Свердловск с фельдъегерским поручением от 2-го отдела КГБ СССР. Кстати поздравляю Вас с выдвижением на соискание государственной премии
в области науки и техники в составе группы учёных и инженеров Лунного проекта.
Отбарабанила капитан Синцова, как на плацу.
В общем, Палею требовалось уже второй раз за три года подписать предписание на ограничение свободы на восемь лет, как носителю секретной информации об обороноспособности государства.
– Ну вот, а я в Одессу собирался летом съездить. – Начал недовольно Олег. На что капитан Синцова с улыбкой пояснила.
– Чёрное море, его побережье, это граница государства. Вы, Олег Николаевич, может поехать только в Севастополь, где, кстати, великолепные пляжи. Остановитесь на специальной квартире КГБ, бесплатно, кстати. –
Они прошли в комнату Олега. Капитан Синцова выбрала из стола Палея все его исписанные блокнотики и бумажки, относящиеся к стабилизации керамики, прошнуровала их в папку, залепила сургучом с печатью и заявила, что хранится его записи будут в первом отделе института, где он может их посмотреть при необходимости. Не вынося!
– Ну, Глумов, гад погоди. – Ругнулся про себя Палей.
Когда вернувшийся с обеда профессор Гуляев спросил.
– Так что за дела. – Олег ему протянул черновики расчётов, что не нашла симпатичная капитанша и добавил.
- Сергей Фёдорович, это я помните подрабатывал в Институте огнеупоров. Получилась серьёзная работа с решением практических задач. Посмотрите, может, опубликуем. –
Опять вспомнилось застолье после работы седьмого марта.
Когда все выпили по две мензурки разбавленного спирта за равноправие женщин и, зажевав колбасой, устроили пьяный гвалт, усеянный научной терминологией, встала Зоя Семёновна Кац и постучала кулаком по коробу вытяжной вентиляции, висящему над столом. Грохот листового железа вызвал тишину.
Зоя Семёновна, старший научный сотрудник лаборатории, доктор наук, полная рыжая сорокалетняя дама была, что называется скандальная правдоискательница. На совещаниях и семинарах в институте, пожалуй, только она одна обостряла все конфликты. Тогда как остальные доктора наук входили в руководство института и обычно пытались сгладить или замолчать любой конфликт.
Застолье притихло, ожидая скандала, и не ошиблось.
– Хватит пить за баб. Давайте выпьем за превращение заслуженного химика, нашего горячо любимого руководителя, профессора Сергея Фёдоровича Гуляева в выдающегося математика, который, щёлкая интегралами Фрулани и Пуассона, расписал стабилизацию керамики, что не удавалось более двадцати лет никому в мире. Больше не сгорит ни один космонавт.
Зоя Семёновна достала последний номер журнала Академии Наук «Успехи Физических Наук» и бросила его, почему то на тарелку Олега Палея.
Олег, недоумевая, открыл его на закладке. «Стабилизация керметов для работы в невесомости» прочёл он заголовок.
– Ой, моя работа. –
Радостно вскрикнул Палей. Перелистнул и увидел подписи. «Академик Сумкин. Профессор Гуляев».
И тут случилось непредвиденное. Палея затрясло. Он заплакал. Установилась странная тишина и его горькие всхлипы булькали в переполненной людьми, приборами и проводами комнате. У половины женщин появились слезинки.
– Старая дура. – Рявкнул профессор Гуляев.
– Олег, дорогой, успокойся это же начало нашей большой работы. Объявляю новость, наш институт подключают к Лунному проекту. Создадим теоретический отдел при институте. Олег Палей его возглавит. Эта статья поможет нам пробить штаты. Ты же Олег знаешь в «Успехах Физических наук» могут публиковаться только академики и один соавтор. Это Сумкин тебя вычеркнул. –
Палей, закрыв лицо руками, рыдал всё громче.
– Жулик. – Зоя Семёновна, сняв туфлю и размахивая ею, пробиралась к профессору, валя стулья. Сергей Фёдорович выскочил в коридор, прошёл в свой кабинет и закрылся.
На Олега напала икота и подёргивание век. Кто-то вызвал скорую помощь по 03. Народ, по быстрому допив спирт, стал потихоньку расходится.
Приехала скорая помощь. Пожилой врач, послушал пять минут крики семнадцати пьяных учёных, молча, поставил плачущему Олегу два укола и увёл его из института. В машине скорой помощи Палей уснул.
Очнулся он в четвёртой палате 15-го отделения психиатрической клиники «Агафуровские дачи» и впервые увидел танцующие паутинки на потолке, которые своей грацией напоминали ему то танец маленьких лебедей из балета Чайковского, то звуки его Первого концерта.
Лязгнули замки и вошёл всегда сияющий Боря Мень, лечащий врач Палея от психовегетативного расстройства.
– Как спалось Олег Николаевич. К тебе пришли посетители.
– Никого не хочу видеть. – Буркнул Олег.
- Зав отделением твоих сослуживцев и не разрешила пускать. Эти молодые люди представились, как твой лучший друг и твоя невеста.
– Что..о. Ну, точно сумасшедший дом. Нет у меня ни друзей, ни невесты. Все люди гады. Весь мир бардак. –
Врач засмеялся.
– Так вести самозванцев или партейку в шахматы по быстрому.
– Да ладно. Невеста не укол в задницу. Давайте. –
Олег встал. Заправил постель и надел рубашку. В комнату влетел Юрка Беззуб. В дверях осталась стоять стройная девушка с красными заплаканными глазами. Друзья обнялись, потолкались и упали - уселись на кровать.
Палей поднял вопросительный взгляд на посетительницу. Она сделала шаг по комнате и вымолвила:
– Я...Я...Виктория. –
Олег, услышав грассирующий звук её голоса, сразу вспомнил свадьбу Юрки и непрерывно танцующую и бегающую с кухни в зал и обратно обаятельную подружку невесты.
Подвыпив, он несколько раз пытался её обнять, то в прихожей, то на кухне, но она ловко выскальзывала из его рук, оставляя запах мягких духов и лёгкую досаду.
– Извините Вика за хамство. Я тогда опоздал к началу свадьбы. Не ел целый день, а эти звери мне две штрафных влили сразу.
– Что Вы. Что Вы. Всё нормально было. Вы так ярко читали «Незнакомку» Блока, на кухне, когда я резала хлеб.
– Что же Вы Вика ушли раньше всех.
– У меня бретелька лифчика порвалась и платье всё перекосилось. - Девушка опустила ресницы.
– О боже, извините ещё раз. –
Олег и Вика уставились на обшарпанный крашенный пол больничной палаты и смущённо замолчали.
– Так, так. – Нарушил тишину Юра Беззуб.
– Оказывается, на моей свадьбе была попытка изнасилования подружки невесты.
Олег вскочил.
– Юра, ну ты того. Немножко соображай. –
Беззуб тоже встал и приобнял друга.
– Олег Николаевич думать нужно тебе, а не мне. В Академию вернёшься.
– Нет. – Буркнул Олег.
– Ну вот. Работы нет. Жилья нет. Семьи нет. А тут девушка страдает. Комсомолка. Студентка. Третий курс металлургического. Спортсменка. Первый разряд по плаванью. Красавица.
– Юра, замолчи немедленно. – Вскрикнула Вика и выскочила из палаты.
– Ну, Беззуб, как был ты бревном без гармошки, так и Верочка тебя не облагородила. Да и не знаю я вашу Вику.
- Зато моя Верочка её с первого класса знает, а она лучше и меня и тебя в людях разбирается. Девчонка втюрилась в тебя. Замучила мою Верочку расспросами. А как узнала, что тебя в дурдом засунули, всю ночь не спала. Под утро наелась снотворного. Предки добудится не смогли. Скорую вызвали. Промывание делали. Она думала ты совсем чокнулся и жизнь ей стала не нужна.
Вчера вечером её мать приходила к нам с Верочкой, про тебя расспрашивала.
– Эх, Юра, я же теперь бомж. Не жилья. Не работы. Какая семья.
– Дубина, да её папашка директор Фарфорофаянсового завода. Он ей кооперативную двухкомнатную квартиру уж год как купил в подарок на восемнадцать лет. Пока сдают.
– Что же ты гад мне раньше не сказал, что такая упакованная фифа по мне сохнет.
– Да Верочка не велела. Твой Палей говорит поматросит и бросит.
– Хорошего же она мнения обо мне. Хотя так бы оно и вышло, наверное. О чём и сколько думать мне, Юра.
– Думать тебе сейчас долго вредно. Моя дорогая Верочка всё за тебя обдумала.
Звони мне сегодня вечером, после восьми. Вика будет у нас. Всё. Пока. –
Беззуб вышел из палаты. Вскоре зашёл доктор, Борис Викторович Мень.
– Чем озаботились Олег Николаевич.
– Размышляю Борис Викторович. Женится - не женится.
Как доктор заявляю.
– Женится обязательно. Это быстрее всего восстановит твои нервы и душевное равновесие.
– Понимаешь, Борис она мне очень нравится, но, как актриса на сцене, что ли. Такие яркие глазки. Так двигается. Коленки красивые. Прекрасная незнакомка. Может она и умная и интересная....
– Знаешь Олег такие проблемы лучше не занаучивать. Иногда в жизни нужно слушать и свою голову, и свои желания в равной степени. Хочется, что то, сделать. Подумай. Поступить или не поступить. Не хочется – даже и не думай.
- Хорошо быть узбеком. Родители порешали и свадьба. – Перебил его Палей.
– Женись товарищ больной и точка. Поживи годик. Не понравится – разведёшься.
Отрубил врач и начал раскладывать фигуры шахмат на доске.
Доктор умолчал, что зав. отделением профессор Точкина пригласила "невесту" в кабинет:
- Девушка, он вам нравится.
- Ну да. - выдавила Вика.
- Хотите спасти хорошего, умного, образованного человека от депрессии, пьянства и возможно самоубийства.
- Очень. Очень. - кивала Вика.
- Объяснитесь ему в любви и попроситесь замуж. Если он согласится, я его сразу выпишу.
- Как же я не знаю....
- Если нравится, придумаете. Это жертвенный, благородный поступок. Вспомните жён декабристов.
Вечером Палей, ровно в восемь, позвонил Беззубам. Трубку подняла Вика. От неожиданности Олег ляпнул.
– Виктория, а вдруг у нас не получится. -
В трубке тишина стояла не менее минуты.
– Может, попробуем Олег. Полечимся вместе, я от дурости, ты от ума. Я умею пельмени делать, картошку жарить. –
Растерянно ответила девушка.
- Вика, я очень хочу тебя обнять.
– Олег, я больше не буду убегать.
Олег с Викторией могли бесконечно долго вести этот важный для них обоих, глупый на взгляд со стороны разговор, но дежурный врач через полчаса выпроводил его из ординаторской в палату.
Через неделю Олега Николаевича Палея выписали. Заведующая отделением профессор Точкина хотела оставить десятидневное пребывание Палея в клинике без последствий для его будущего, формулируя диагноз. Олег не согласился с доводами врача и просил её объявить его на годик недееспособным.
Дело в том, что в последний день его пребывания в психушке к нему зашла Зоя Семёновна. Она рассказала, что, когда она уезжала из Парижа, где два месяца читала лекции в Сорбонне по поляризации электродов при гальванизации, к ней обратился профессор Таненбергер из США и завёл разговор о Палее.
Олег хорошо знал труды Танербергера по твёрдым электролитам и дважды с ним встречался. Один раз на конференции в Тбилиси. Другой раз в аэропорту Кольцово в Свердловске.
Таненбергер прилетал в Свердловск на встречу с профессором Гуляевым, но КГБ не пустило его в закрытый для иностранцев город, над которым недавно сбили самолёт разведчик США, и Гуляев с Палеем и ещё двумя сотрудниками института выезжали в аэропорт, где они организовали маленькое научное совещание по космическим материалам в присутствии двух сотрудников КГБ.
Так вот Зоя Семёновна вначале объявила, что если он уволится из института, выйдя из психушки, то его сразу призовут в армию.
– Как призовут, у нас же военка была в Универе и я командир мотострелкового взвода в запасе.
- По закону тебя могут взять на срочную службу офицером на три года при государственной необходимости. Помнишь Зубанкова. Приехали прямо на работу из военкомата. Посадили Витю Зубанкова в «бобик» и на военный аэродром в Косулино, а оттуда истребителем в секретный ракетный центр. Кстати он доволен. Уже подполковник. В том году защитил диссертацию.
- Да знаю я, откуда ветер дует. Помните, весной контр адмирал Болдин приезжал к нам в институт на совещание. Вызвали меня к Кирпичёву. Захожу. Сидит морской офицер весь в звёздах и орденах, как новогодняя ёлка. Предлагал мне сразу майора и лабораторию в Североморске на базе подводных лодок. Я отказался. Так он встал и, не глядя на меня, говорит нашему Академику.
– Я всё равно у тебя его заберу. –
И, вышел из кабинета, не оглядываясь. Хам.
– Знаю, не любишь ты военных Олег. А что подводникам то от тебя надо.
- Так у них на лодках в атомных реакторах теплоносителем жидкий металл курсирует по керамическим трубкам. Назовите Зоя Семёновна, кто ещё в мире лучше меня разбирается в керамике. Разве что японец Никамура из Осаки.
- Ну ты скромник. – Заулыбалась профессор Кац.
– Так что там Таненбергер.
– На. – Зоя Семёновна протянула Олегу квадратную блестящую тряпочку с текстом на английском языке с подписями и печатью государственного департамента США.
– Что это за носовой платок.
– Это серьёзный документ. Здесь написано по английски, что ты стипендиат Пристонского Университета на полном государственном обеспечении.
– Не понял.
– В общем, зашей эту тряпочку за подкладку пиджака. Зайдёшь в американское посольство в любой стране, покажешь её. И тебя переправят в Хьюстон в НАСА. Будешь работать у Таненбергера. Он кстати вице-президент компании «Вистингаузэлектрик». На словах обещал тебе оклад 170 000 долларов в год. Дом в восемь комнат. Машину. Медицинскую страховку. Олег сунул тряпочку в карман.
– Спасибо Зоя Семёновна, но я же теперь дебил. –
Зоя Семёновна расхохоталась.
– Не дебил, а сумасшедший. А, чтоб сойти с ума его ещё надо иметь.
– Да, кстати, о чокнутых, я тут жениться собрался. Вас обязательно приглашу на свадьбу.
– Ну вот, а говоришь дурак. – У Зои Семёновны от смеха выступили слёзы.
Прощаясь с пятнадцатым отделением психиатрической клиники на Агафуровских дачах и топая по гулкому коридору в сопровождении Бориса Меня, Олег задержался у седьмой наблюдательной палаты. Постучал в непробиваемое стекло окна двери и на прощание помахал одному из четверых больных, Саше Пензину. Тот вяло ему улыбнулся и опять уткнулся взглядом в пол.
– Борис, а что вы Сашу не выписываете.
- Да с женой его, дурой деревенской, проблема. Пять раз уже с ней беседовал. Его мы стабилизировали. А она всё в истерику впадает.
История Саши Пензина открылась Палею случайно и зацепила его.
Как-то после обеда Борис Мень заглянул в комнату к Олегу. Палей лёжа читал детектив.
– Слушай, Олег Николаевич, выручи, посиди почитай в коридоре, пять минут. Ординаторская занята, а мне надо с посетительницей поработать. –
Палей вышел со стулом в коридор и опять уткнулся в книгу.
Мимо него вслед за врачом, испуганно взглянув на Палея, в палату проскользнула девчонка.
Вскоре тон беседы в палате стал накаляться. В голосе Бориса Меня зазвучало раздражение, а в голосе девчонки слёзы.
За неделю пребывания в клинике Олег узнал уже истории почти половины больных, причины срывов их психики.
В пятнадцатом отделении лежали больные в основном с высшим образованием. Процентов двадцать имели научную степень. Из восьмидесяти больных был один поэт. Два артиста. Композитор. Саша Пензин, скромный деревенский парень, был самоубийца.
Приехал тракторист с женой и двумя детьми из деревни в миллионный город. Мальчиком двух лет и девочкой трёх. Устроился на завод резиновых изделий формовщиком автомобильной резины. Жена устроилась в садик, няней. Завод дал им комнату.
Зажили счастливо. Одно плохо. Был Саша красавец писаный, как с иконы древнерусской.
Разведёнки прямо прыгали на него.
Врач уже с раздражением убеждал жену больного.
– Да пойми ты Оля, он очень любит тебя. Просто твой Сашка очень уж порядочный человек.
– Скотина он. Животное. Он эту старуху любит. – Всхлипывала девушка.
- Во первых ей всего 36 лет и она точно без ума от твоего Сашки. Она имеет медицинское образование и умело приворожила твоего красавца. Поила его водкой с травами и, когда он засыпал, шептала привороты. Фактически зомбировала его.
– Как это бомбировала.
– А так. Ты как его с работы встречаешь в дверях квартиры. Суёшь ему мусор в руки, чтоб выбросил в контейнер и сбегал в магазин за хлебом и молоком.
– Так я сама как белка в колесе с работы в садик и на кухню.
– Вот, а соседка только с улыбочкой, с лаской. Посуду и полы мыть его не заставляет. Это откладывается в подсознании влечением к тому, что приятнее. Сейчас мы сняли с него это, безусловно, болезненное наваждение. Беседовали с соседкой вашей, по коммунальной квартире, Колбиной Надеждой Алексеевной, и в прокуратуру её вызывали на беседу. Она обещала больше с ним не общаться. Не забывай у вас два малыша. Ты хочешь лишить их отца. Если ты его не простишь, он опять повесится. Его же чудом спасли. Ты этого хочешь.
– Не…е…т. – Всхлипывала посетительница.
– Мы подготовили ходатайство, чтоб вам выделили отдельную квартиру или отселили соседку. Так вытирай слёзы и пошли в палату к твоему Александру. Свидание пять минут. – Решил врач.
– Поцелуй его обязательно и что бы больше никаких пощёчин. Говори только о детях.
– Он сам сказал, бей сколько хочешь. Родители его приезжали из деревни. Привезли картошку, сало.
– Вот. Вот. Говори только о домашних делах и всё. Можешь ударить его пару раз, но ласково.
- Хорошо доктор. Спасибо вам. -
Олег Николаевич Палей и Виктория Степановна Коломиец подали заявление в ЗАКС и занялись приготовлениями к свадьбе. Уже месяц раз в три дня Палей ужинал у Коломийцев и начал осознавать, что он попадает в элиту общества и может далеко пойти.
Как-то вечером хозяин налил ему рюмку коньяка, мама Вики поставила перед ним жареную медвежатину с мочёной брусникой.
Отец Вики вскольз заметил, что хозяина тайги завалил второй секретарь обкома Елкин, в компании с которым он охотится.
Иногда их забрасывает закадычный дружок, генерал Симцов, вертолётом в сибирскую тайгу дня на три поохотится.
В очередной вечер Вика была, как будто, чем-то взвинчена и озабочена.
При прощании в прихожей она протянула Олегу открытку-приглашение на свадьбу, которые они с Викой сочиняли и рассылали неделю назад.
Поперёк отпечатанного приглашения на их свадьбу красивым женским почерком было написано.
– «Извини Викушечка, прийти не смогу, а за тебя волнуюсь.
Понимаешь, вино выпил и побалдел. Шоколадку съел и облизнулся. Но женится на шоколадке...».
– Это что за оригиналку ты хотела пригласить, милая.
– Тебе, мне кажется, это лучше знать. Шоколадка.
– Как, как её зовут.
- Маша Самойлова. Мы познакомились на курсах английского языка. Отличная девчонка, мы подружились.
– Вика клянусь, я не знаю никакой Маши Самойловой.
– Как не знаешь.
- Так. Хорошо, а как с ней увидеться.
- Она днём вчера заходила. Маме это приглашение передала. Я её ещё не видела и тоже удивлена.
Мы созвонились. Завтра встречаемся в вестибюле Плехановки у бюста Ленина, в 12 часов. Приходи и ты. –
Вика с Олегом обнялись, расцеловались и он побежал вниз по лестничной площадке, недоумевая, что это ещё за дура выплыла на горизонте.
Назавтра Олег пришёл в финансовый институт пораньше. Шла вторая пара и вестибюль был пуст.
Наконец распахнулись двери аудиторий и он оказался в плотной толпе, бегущих в разные стороны студентов.
Олег понял, что незнакомую ему Самойлову без Вики он в этой толпе не вычислит.
А жаль он бы ей устроил, идиотке, какао с водкой.
Вдруг Палей увидел знакомое лицо и мир исчез. Исчезли вскрики и топот пробегающих студентов. Исчез и вестибюль с бюстом Ленина.
Напротив него за спинами двоих, одевавших куртки, парней стояла Маша с сумкой на груди в обнимку и смотрела на него в упор.
Запахло водорослями, послышался шелест гальки и всплеск черноморской волны. Олег и Маша на пляже, в Сочи.
Он обошёл одевающихся студентов и взялся обеими руками за сумку с конспектами, которую обнимала девушка.
- Здравствуй Машенька. – Пролепетал Палей.
- Машуля, это ещё что за фрукт? –
К ним подошёл плотный мужчина лет тридцати с шубкой из кролика в руках.
– Одноклассник с соседней деревни, Мраморской. -
Маша сунула Олегу свою сумку и ловко вставила руки в развёрнутую шубку.
Мужчина с улыбкой медленно застегнул на шубке все пуговки и поцеловал её в губы.
Девушка выхватила сумку с конспектами у Олега и обняв левую руку мужика и прижавшись к ней щекой потащила его к выходу, звонко смеясь.
Олег стоял, как громом поражённый с полуоткрытым ртом.
Какая она стала красавица. Сколько же прошло. Два года. Три.
– Привет Олежка. Давно пришёл. Машку не видел. У ней шубка такая серенькая. –
Перед ним стояла Вика.
– Что с тобой. Ты её видел. Ты её знаешь.
– Да было …. Пять лет назад. По пьянке….
Вика побледнела.
– Олег, почему у тебя пустые глаза.
– Вика ты задала десять глупых вопросов и похоже сама себе на них отвечаешь.
– Да ладно, ладно не психуй. Проехали. Ты же всё забыл, сутки не мог её вспомнить и я забуду.
У нас с тобой будет табу на Машу Самойлову. -
Она нежно взяла Олега за руки. Он отдёрнул руки. Этот невольный жест обжог их обоих.
Оба вдруг почувствовали, что-то произошло. Но что, они ещё не поняли.
– Знаешь Виктория, мне надо сегодня на бывшую работу зайти. – Пробормотал Палей.
– Конечно, конечно, иди. Мне тоже в институт сегодня нужно к часу. Пока. Звони вечером. –
Торопливо ответила девушка.
Выйдя из института, Олег и Вика сразу пошли в разные стороны. Никто из них не оглянулся.
Вика боялась показать текущие ручьём слёзы.
Олег вообще отсутствовал в реальности, где была его невеста и заснеженная улица имени писателя Радищева.
Вечером Олег Палей не позвонил Виктории Коломиец.
Не позвонил он ей и на следующий день.
Он больше никогда не встретил её в своей жизни.