Сиреневое пламя

На что же похожи глаза божества Аландори?
Быть может, похожи они на бескрайнее море?
А может, на ветер в его необъятном просторе?
А ночью – на отблески звезд в их предвечном покое?…
Быть может, хранит это море ту древнюю память,
Когда в первый раз зажжено было синее пламя?
Тогда ли он мира коснулся своими руками?
Тогда ли, незримым иль зримым остался меж нами?
Когда же мы сможем увидеть твой лик, Аландори?
Узнаем тебя ли, пока не разверзнется море? …
Так пели девушки-служительницы приморского храма Бога Аландори, бесшумно и плавно скользя к центральным храмовым комнатам, неся туда зажженные светильники, ароматные травы и вечерние одежды, уже готовые засиять на тонких изящных телах белыми жемчугами и отблесками лунного камня в свете факелов, свеч и ночной луны. Их голоса постепенно затихали, красивые фигуры сливались с тенью, и вскоре их силуэты исчезали в низких дверных проемах… Солнце уже село за море, распространив по всему горизонту мягкое ало-оранжевое свечение, которое, подобно расплавленному воску, стекало в тихую гладь воды. Стихия казалась на редкость спокойной для острова, окруженного со всех сторон водными просторами.
Шайрен стояла, прислонившись к одной из стен, и смотрела на море немигающим взглядом. Стены приморского храма, сделанные из желтого песчаника, всё еще хранили солнечное тепло, хоть сумрак уже прокрался во все уголки и коридоры… Она любила это время, когда у жриц нет почти никаких обязанностей, когда можно просто скрыться в тени от лишних взглядов и предать себя целиком созерцанию этого чуда. Она с детства восхищалась морем, его мощью и красотой, его древностью и вечной юностью. Море было бессмертно, и оно жило еще до рождения этого острова, до рождения всех людей. И этим морем был Он… Тот, для кого был построен храм… Возлюбленный всех жриц, Аландори. Никто никогда не знал, как он выглядит, а Шайрен и подавно, ведь в храме никогда не было ни одного изображения, даже совсем простого. Лишь знаки, символы, письмена… Никто, казалось, даже не задумывался о том, как выглядит неведомое божество, которое одновременно называют и морем, и небом, и всеми стихиями сразу, и ночным простором, и дневным светилом. Все воспевали красоту Аландори, хоть и не наделяли его какой-либо внешностью, будто и не верили, что однажды он может ступить по земле в вполне зримом, осязаемом облике. Никто даже не знал, откуда взялось это имя, но старшие жрицы говорят, что это само море когда-то так нашептало мудрейшим, ведь не случайно они услышали именно такое сочетание звуков, легко складывающихся в песню.
- Шайрен, мы тебя ищем повсюду! Что ты здесь стоишь? Уже всё готово для очистительного ритуала перед завтрашним днем, а тебя всё нет!
Аккар, недавно ставшая одной из старших жриц… Заметила-таки! Шайрен всегда приходила в негодование от ее прозорливости, иногда с изумлением поглядывая на то, как она изменилась после посвящения… Что же с ней такое сделали? И ведь совсем недавно были подругами, вместе шалили, иногда по вечерам в точно такой же час убегали из храма порезвиться в морских волнах. Это же так весело, когда среди сгустившейся темноты вдруг неожиданно накатывает волна, шипя белой пеной, и вмиг охватывает ноги, а вместе с ними и полы длинного платья, вдобавок бросая в лицо мириады мелких соленых брызг! Как бегали они тогда, соревнуясь, кто ближе подойдет к кромке воды и вовремя успеет отбежать, пока не налетит теплая ладонь волны! Только время это прошло, а Аккар после посвящения стала гораздо серьезнее и больше никогда не позволяла себе шалостей. И на Шайрен смотрела так, как обычно смотрит старшая сестра на младшую…
- Да, Аккар, иду… Какое же море сегодня!
- Конечно, оно сегодня особенно прекрасно, это ведь Аландори! Море знает, что готовит нам завтрашний день. Только ты поторапливайся!
Очистительные ритуалы… Их надо было совершать постоянно, особенно танцовщицам, таким, как она, дабы привести в особое спокойное состояние ту силу, что овладевает каждой девушкой во время танца. Шайрен была одной из талантливейших танцовщиц, точнее, ими были почти все младшие жрицы, но мало кому доводилось танцевать на больших празднествах, особенно таких важных, как завтрашнее. Она могла рассказать в танце любую историю, могла перевоплотиться в любое божество, особенно в Эарентай, супругу Аландори, она могла своим танцем исцелить больного или наслать дожди. Но она почти не владела той силой, которая может совершать все эти чудеса – наоборот, эта сила, которая алым огнем горела в ней с самого ее рождения, давала возможность чему-то неведомому войти в жизнь через эту мистерию, когда особенно хорошо чувствуется, как тело и дух могут быть нераздельны. И алый огонь бы сразу сжег ее, либо растратился впустую, перегорел, как у иных женщин острова, которые не выбрали путь служительницы храма, если бы не синий огонь, который придавал ему направление и вовремя сдерживал его, оставляя его в танце лишь творящим, не давая дойти до грани и начать разрушать всё на своем пути. Не давал также синий огонь жрице растратить эту великую силу впустую. Именно поэтому эти женщины чаще всего оставались бездетными всю жизнь. Их сила была направлена на другое – путем совместного волшебства они хранили благо этого мира, защищали от безводья или наводнений, приносили дожди, каждую весну давали зернам новый рост. А на празднествах могли исцелять болезни, совершать и слышать предсказания. Алый, или красный огонь был у всех, всегда, все женщины рождались с ним. Это была их первоначальная природа. Но считалось, что синий огонь может дать только Аландори. Все мужчины в какой-то степени обладали им, но лишь Аландори был хранителем этого благородного огня, который никогда не сожжет, но поднимет на великие высоты. Подобно тому, как муж хранит внутреннюю силу своей супруги, так Аландори даровал всем жрицам своего храма синий огонь, который они могли бы использовать на благо жизни острова. Именно поэтому все, даже самые младшие жрицы соблюдали дисциплину, совершали много очистительных ритуалов, а главное – воздерживались от близких связей с остальными людьми, оставшимися за пределами храма, чтобы хранить чистоту синего огня, который был дарован им. Когда синий огонь становился чище и укреплялся внутри, жрица поднималась на новую ступень, и ей было дозволено проникнуть в более глубокие тайны, которые каждая из них про себя знала, но они никогда не лежали на поверхности. Иногда этот огонь можно было даже увидеть – либо маленьким светящимся шариком рядом со жрицей, либо кристаллом почти сияющего, сине-белого цвета где-то внутри, в области сердца. Иногда этот огонь лился тонкими струйками по пальцам рук, когда жрица проводила обряд исцеления. Иногда он поднимался вверх и защитным куполом покрывал полнеба и весь остров. Но что бы служительницы ни делали с синим огнем, он никогда полностью не подчинялся им. Они могли его направить, но владеть им были не вправе. И в любой момент он мог быть отнят или наоборот, подарен хранителем синего огня, Аландори. У каждой из жриц скрывался внутри какой-то талант, например, танец или пение, и она развивала его, чтобы служить этим талантом Аландори и всему миру. Но некоторые ритуалы были общими для всех.
Опять ванны с ароматными маслами, опять воскурение благовоний, различные виды медитаций… Шайрен иногда думала, что всё это излишне. Зачем всё это соблюдать, если сам Аландори держит нас всех на своей ладони и может в любой момент позаботиться о нас? Зачем нужны какие-то внешние ритуалы, если внутри итак горит синий огонь, зажженный великим Возлюбленным всех жриц? И чем больше любишь его, тем этот синий огонь становится сильнее! Чем сильнее твоя любовь, тем ярче и синий огонь, который побуждает твой первозданный, алый огонь танцевать и создавать чудеса, ведь всё так просто! Как жаль, что для них правила важнее…
Закончились все вечерние ритуалы и песнопения, и Шайрен отправилась в свою комнату, где она долго не могла заснуть. Лежа на жесткой кровати, укрытой ковриком из плетеных прутьев, при свете свечи Шайрен ловила на стенах пляшущие блики, которые складывались в размытые образы того далекого мира, который здесь, в храме, был для нее и всех жриц настоящей реальностью. Почти воочию девушка видела события, произошедшие тысячелетия назад, когда еще ни ее, ни мира не существовало вовсе, а было лишь синее сияние пламени, сконцентрированное в одной маленькой точке вселенной. Потом, на месте этой точки и появился мир, а тогда это был безымянный творящий Дух, который лишь потом, явившись на землю, обрел имя Аландори. А тогда неясно даже было, мужчиной он был или женщиной, или и тем и другим вместе. Ибо окутан он был со всех сторон розово-сиреневым сиянием нежности и любви. Оно было и вокруг, и проникало в него, а главное, могло говорить с ним... И говорили две безымянные силы друг с другом, или же Аландори - сам с собой - никто ведь сейчас точно не скажет, как это было по-настоящему....
- Я вот-вот стану чем-то иным, осязаемым, явленным. И создастся мир, не будучи отделен от меня, ведь я и буду им. Этот  мир сможет жить и развиваться, ибо будет в нем движение. Но чтобы было движение, нужны полюса - холод и тепло, ночь и день, горы и низины, мужчина и женщина. Что же делать тебе, Богиня моя, ведь без тебя застынет всё и не сдвинется с места, реки не двинутся к океанам, жизнь замрет и не сможет продлится ни на мгновение. Что станет с тобой, отделенной от меня? Что станет со мной, отделенным от тебя? Без этого разделения мы не сможем стать частями единого мира, породив в нем движение.
- Как мне оставить тебя, мой Бог? я метнусь за тобой, окружив тебя светом, как сейчас я окружаю тебя, и не будем мы разделены и впредь. Даже если для меня ты окажешься незрим, я буду с тобой, как может единое целое быть разделенным? Я буду стремиться к тебе всем существом своим, я буду помогать тебе всем духом моим и огнем...
И тогда мир обрел видимую форму, синий огонь стал водой - огромными океанскими просторами. А, чтобы живые существа явились не только в воде, часть этой воды затвердела, став землей и образовав острова, маленькие и большие. Когда-то родной остров Шайрен, Ламидо, был частью одного большого острова, но потом тот остров раскололся на множество мелких островов, и они разошлись друг от друга далеко по водным просторам. Жизнь продолжалась и двигалась вперед, ведь по-прежнему дух Богини, розовато-алое сияние, было повсюду, окружая мир бережным кольцом. Но не были до конца довольны Бог и Богиня, потому что с неимоверной силой стремились друг к другу, желая возродить единство, которое с таким трудом пришлось разорвать. И тогда они оба решили прийти в новый созданный мир в облике первых людей - первых мужчины и женщины, чтобы соединиться и продолжить свой род. Аландори, как рассказывают предания, вышел из моря, а его супруга, богиня Эарентай, уже ждала его на берегу. И вспыхнуло между ними сияние, как прежде, и после долгой разлуки соединились они, породив всех людей на земле. А когда они избрали время уйти, то тихо и незаметно для других исчезли в морских волнах, взявшись за руки и благословляя творение свое на долгую и счастливую жизнь. С тех пор они никогда не приходили на землю, но даровали детям своим синий огонь и красный. Синий огонь хранил мужчина, и огонь этот был похож на свет мерцающих звезд, на воду, очень-очень чистую и будто бы собранную в одну точку. Это было сияние мудрости, чистоты и святости. Женщине же была дана неимоверно сильная способность любить и творить. Все женщины рождались с красным огнем внутри, но этот огонь мог быть и мягким согревающим светом, и разрушающим пламенем. Вот поэтому-то их сила была опасной без уравновешивающего синего огня.
Правила острова, касающиеся женщин, были строгими. Молодым девушкам особенно нужно было хранить свою чистоту и никогда не заговаривать с мужчинами даже своего селения. Девушки до определенного момента находились под строгим надзором старших, пока не свершалось то, чему воспрепятствовать уже невозможно – любовь, которая сама распределяет силы так, как нужно и правильно. Никогда девушку не выдавали замуж поневоле – все знали, что красный огонь невозможно подчинить себе силой. Каким-то образом всё же случались тайные встречи в тенистых рощах, в расселинах меж скал, в ветвях огромных деревьев и, конечно же, в горах, поросших бурной растительностью. Лишь один раз в год можно было не таиться – в эти три дня празднества отменялись все запреты. И уже завтра должен был наступить первый день праздника Альмо. Это был особенный праздник, праздник соединения первых возлюбленных. Тогда каждый мужчина и каждая женщина должны были вспомнить, что в них внутри дремлет исток Аландори и Эарентай. Праздник этот давал людям вновь почувствовать себя детьми богов и не позволял забыть об этом. С этого праздника начинался новый отсчет времени, новый год приходил на смену старому. Это было время танца, радости, подарков и смеха… каждая семья украшала свой дом перед первой ночью танца, все становились будто бы родственниками друг другу, прощали старые обиды, приходили в гости. Но всё-таки сам праздник начинался после захода солнца и продолжался три последующих дня и три ночи. В первую ночь танец должны были начинать жрицы храма Аландори и жрецы маленького храма Эарентай, находящегося на другом конце острова. Иногда приплывали люди и с других островов поучаствовать в празднике. В эти три дня можно было всем, не таясь, танцевать, держаться за руки, молодые пары могли на глазах у всех встречаться и даже создавать новые семьи. Ведь большинство свадеб приходилось на время после праздника Альмо, что было неудивительно.
Но завтрашний праздник должен был состояться на фоне не очень веселых событий, правда, не всем это было известно. Дело в том, что одним из обязанностей жриц испокон веков было искусство гадания. Именно искусство, у которого было множество ответвлений, от гаданий на морском песке во время отлива до гаданий на огне и углях. Если большее количество результатов разных гаданий совпадало, то чаще всего всё сбывалось с невероятной точностью, именно благодаря этому искусству жрицам удалось предугадать и даже предотвратить несколько печальных событий, ставящих под угрозу жизнь островитян. И в этот раз среди старших жриц стало известно предсказание, которое гласило о том, что за три следующих дня волны поднимутся до невероятной высоты, ветер взбесится в небе и разметает все дома с кровлями из листьев, солнце будет закрыто тучами, из которых прольются ливни, не щадя ничего на своем пути. Всё это случится за время праздника, но может быть предотвращено, только когда в один из этих дней Бог Аландори явится сам в обличье смертного и соединится с одной из жриц своего храма. Если ничто не помешает Богу соединиться со своей Богиней, которую он уже устал искать среди женщин земли и решил прийти за ней сам, то успокоятся стихии, а люди заживут еще более богато и счастливо. Это предсказание взволновало всех жриц, все разговоры за последние дни были только об этом, и даже до младших служительниц эта весть дошла. Конечно, все втайне считали, что Аландори обязательно придет и соединится с верховной жрицей храма, Эррет, ведь она казалась всем без исключения воплощенной Богиней Эарентай: настолько царственной и красивой она была, настолько ярко и неколебимо горел в ней синий огонь – иногда из-за этого трудно было смотреть ей в глаза – они ослепляли, и голоса ее никому невозможно было ослушаться. И сейчас, когда все уже давно ушли в таинственный мир сна, Шайрен не смыкала глаз. Она молилась своему Возлюбленному Аландори, и просьба была ее бесхитростна и проста: «Пожалуйста, прежде чем ты, мой Бог, уйдешь со своей Богиней, позволь мне хотя бы одним глазом посмотреть на Тебя, позволь станцевать с Тобой хотя бы один танец». В этой молитве, которую она повторяла бессчетное количество раз, она провела всю ночь, и только под утро глаза ее сомкнулись на время, чтобы набраться сил перед тремя бессонными ночами.
Весь следующий день прошел в поспешных приготовлениях к вечерним церемониям, и среди жителей острова чувствовалось некоторое оживление. Островитяне, вечно неторопливые, теперь бегали, украшали свои дома, рвали цветы, плели из них венки и гирлянды, наряжались в лучшие одежды, навещали друзей и родственников, принося друг другу дары. Много новых лодок и кораблей причалило к берегам – жители других островов, тоже почитающие Аландори, знали об этом празднике и готовы были приплыть на центральный остров Ламидо хоть с другого конца земли. Шайрен и раньше видела много таких праздников, но только в этот раз жрицы храма Аландори производили гораздо больше приготовлений, чем обычно. Но это было известно только в пределах храма. Да, жрицы готовились в этот раз с особой тщательностью. Это ощущалось во всем – и в особенности предварительных ритуалов, и в приготовлении одежды и освящении ее и прочих атрибутов перед алтарём. Старшая жрица Эррет вообще за последнюю неделю не выходила из своих комнат, и ее старались не беспокоить и не отвлекать от только ей известных таинств, в которых она пребывала.
И, наконец, этот вечер настал… Шайрен долго не признавалась себе в том, что с нетерпением ждала этого момента, пока не поняла окончательно, что стоит, затаив дыхание поодаль от остальных младших жриц, которые чуть слышно переговариваются, бросая восхищенные взгляды на жрецов храма Эарентай,-  стоит и не может отвести глаз от центральной площадки перед храмом, где вот-вот начнется таинственное действо. Нет, не жрецы ее интересовали, которые действительно, были в диковину для всех, ибо вели обычно затворнический образ жизни, а теперь выходят один за другим в удивительных нарядах…Сердце ее подсказывало, что совсем скоро свершится нечто такое, что может произойти лишь при рождении или исчезновении мира – будто праздник Альмо – это порог, за которым уже больше ничего не будет – так страшно заглядывать за эту грань. Шайрен немного потеснили, и ей пришлось слиться с остальными – людей на берегу становилось всё больше – и откуда же они все взялись на этом маленьком острове?
Вот зазвучала музыка, имитирующая шум волн, звон колокольчиков, и гулкий бас отозвавшихся барабанов – и из главного входа храма медленно вышла верховная жрица Эррет в серебристом платье, с черными, ниспадающими до колен, волосами. В них сверкало жемчужное украшение, делающее ее волосы похожими на звездное небо. В руках она держала горсть лепестков роз, символизирующих красный огонь изначальной Эарентай. Навстречу ей, со стороны моря, шел жрец, которого Шайрен никогда не видела, но, судя по выражению остальных лиц, поняла, что это, скорее всего, Отар, хранитель храма Эарентай – тот, кого редко можно увидеть даже на больших праздниках, но сейчас он выступал в роли Аландори, и они должны были станцевать с верховной жрицей первый танец, дающий, согласно традиции, начало всему миру. Этот танец был знаком к началу праздника для всех. Эррет передала Отару горсть лепестков, и а он повесил на ее шею гирлянду из синих цветов. Их танец был медленным и плавным вначале, затем становился всё быстрее и быстрее, и иногда было видно, как сливались воедино два огня, красный и синий, какие образовывали они узоры, и как внутри у каждого участника или наблюдателя, внутренний огонь становился сильнее и ярче. Постепенно к этому танцу присоединились несколько старших жриц и жрецов, как заблестели их вечерние одежды в свете факелов, расставленных вокруг площадки… Вскоре должна была дойти очередь и до младших, но Шайрен, забыв обо всем, любовалась этой красотой, тонула в ускоряющихся ритмах музыки, и ее сердце пело, уносясь в небесные выси, в ритме барабанов и океанских волн. И вот уже какая-то сила повлекла ее в круг, Шайрен не могла сопротивляться ей, эта сила будто вновь и вновь распускала внутри нее лепестки, раскрывала крылья… Танец лился сам собой, первозданный, как только что пробудившаяся природа, танец ликовал в ней, и тысячи красок и образов проносилось перед глазами, созданных мистической, почти неуправляемой силой танца. Через некоторое время танцевать начали и простые люди, стоило лишь им было принять в себя эту силу, они тут же отдавались ей и танцевали, то поодиночке, то сходясь и расходясь парами… Танец не был хаотичным, - постоянно менялась музыка, а вместе с ней и конфигурации танцующих пар, были все-таки некоторые правила, согласно которым пары должны были меняться через определенные интервалы времени, дабы не допустить полного смешения огней. Все-таки у каждого синий или красный огонь был индивидуальной силы, интенсивности и действия, и танец с одним и тем же партнером мог привести к совершенно неожиданным последствиям. Настоящим же смыслом этого всеобщего танца, было, конечно же, творение мира, в котором появились противоположности – полюса, холод и жар, темное и светлое, день и ночь. Сходящиеся в пары мужчины и женщины и олицетворяли это движение, благодаря которому развивался мир. Считалось, что этот ритуал всеобщего танца помогает миру двигаться вперед и дальше, а самое главное – дает каждому возможность не только вспомнить, но и почувствовать себя одним из творцов этого мира.
Шайрен кружилась, подобно вихрю, в колеблющемся пламени факелов и костров. Было видно, как иногда проносятся ее темно-рыжие густые волосы, как блестят ее качающиеся серьги в форме полумесяцев. Она уже успела потанцевать с несколькими жрецами, среди них было даже несколько знакомых, с которыми она встречалась на других церемониях. Как никогда сильно она чувствовала внутри разрастающегося красного огня, окружающего ее со всех сторон, яркую немигающую точку синего огня, позволяющего всегда оставаться чистой, близкой, и одновременно далёкой, как звезда, не терять силу, отдавая ее, а обретать стойкость и особый свет, который не дает сбиться и потерять голову во внезапном порыве.
И в один момент, Шайрен даже не помнила точно, когда, она увидела Его… Так смотреть, так двигаться мог только Он – у Шайрен не было и тени сомнений в том, что их Бог явился во плоти.. И вот уже музыка закружила его в танце с кем-то… он то исчезал из поля зрения, то снова появлялся, и каждый раз сердце Шайрен содрогалось – что же будет, когда он подойдет совсем близко? Она уже успела в подробностях его рассмотреть – одет он был не так, как привыкли одеваться жители острова. И прическа у него была иной – как будто бы вьющиеся длинные пряди волос оказались остатком тех морских волн, из которых он только что вышел, будто эти волны не желали расставаться с их хозяином и решили украсить его облик. Перламутр сверкал на его шее, а одежды были белыми и почти светились в темноте, подчеркивая темноту волос… Шайрен сама не поняла, как вдруг очутилась в его руках – ее тянуло непреодолимой силой к нему, и первое касание этих сильных и бережных рук она не забудет никогда. В мгновение все силы покинули ее и она чуть не потеряла сознание, но вовремя подняла глаза и …всё исчезло вокруг. Только этот взгляд… теперь она знала, какой взгляд у богов – ни у одного из смертных не хватит силы и волшебства на такой взгляд. Он не оставлял места ни для чего другого, он погружал в искрящиеся неземным светом глубины.. Этот взгляд был морем. На мгновение Шайрен не могла понять, где находится. Будто бы вокруг нет ни шумной толпы, ни праздника – только море и тишина. Только Он – извечная недостижимая мечта, сегодня ставшая реальностью. Она хотела умереть в это мгновение, потому что знала – сильнее и ярче этого ничего больше нет и, возможно не будет. Но ни одна мысль не смела шевельнуться в сознании – Шайрен не знала, танцевала она в этот момент или нет, она не ведала о том, что делает ее тело. Лишь море… нет, как она ошибалась, думая всю жизнь, что знает все тайны моря, что ведет с ним близкую дружбу – нет, красота моря открылась ей только сейчас – в этих глазах.. в глазах Аландори. Внезапно музыка поменяла свой ритм, и видение оставило ее. Перед ней был Он, мягко сжимающий ее руки, улыбающийся, живой… И внезапно она сообразила, что за сменой ритма следует неизбежная смена партнера. Наверное, это отразилось на ее лице, и он нагнулся к ней, прошептав. «Я Ланн. Мы еще встретимся, жди». «А я – Шайрен» - шепнула она в ответ. Ну и что, что жрицам нельзя называть людям свои имена. Никому она больше его не скажет. Никому, только Аландори! Да он итак знает все их имена и слышит все мысли. И этот праздник здесь – в его честь. Только после того, как он проводил ее рукой, подхватывая в танце другую жрицу, Шайрен осознала его слова, но долго не могла понять их смысла. Еще несколько раз менялась мелодия, Аландори уходил всё дальше, танцуя с новой и новой партнершей. Интересно, чувствуют ли они то же, что и она, когда танцуют с ним? Подозревают ли о том, что это не просто какой-то заезжий из дальних стран моряк, нет, это само божество, это сам Аландори? Неизвестное до сей поры чувство охватило Шайрен, и она долго танцевала одна, не давая никому подойти ближе, чем на полшага. Ее танец был настолько спонтанно-красивым, стремительно-диким, что никто не отважился подхватить ее и вести… Украдкой она смотрела на Аландори, такого же безупречно красивого и грациозного в танце, на лицо жрицы, на ее разгорающееся внутри синее пламя… О нет! Шайрен только сейчас это заметила, заглянув внутрь себя, но было уже поздно. Этого нельзя допускать! Это стоило стольких лет обучения в храме, стольких практик, для того только, чтобы вырастить синее пламя внутри тихим и неизменным. А сейчас оно играло легким мотыльком, то разгоралось, то гасло, и в ответ на эти изменения будто дикий зверь внутри почуял близкую свободу – красное пламя усилилось во много раз и обжигало изнутри своим порывистым дыханием. Только бы рядом не оказалось никого из старших жриц – они мгновенно это увидят и почуют неладное. И тут ее как будто обдало жаром и лишило всех надежд – Аландори танцевал с Эррет, и теперь они будто замкнули невидимый круг, улыбаясь друг другу. Ничего нельзя было понять по лицу верховной жрицы – да и кто такая Шайрен, чтобы загадывать о чувствах и мыслях почти богини? Только будто впереди открылась пропасть, в которую Шайрен неслась, не оглядываясь и не ведая, что ее ждет. Да, всё исполнилось так, как она пожелала. Бог услышал ее молитвы, но до чего же это больно! А впереди только пустота и воспоминание о том едином миге, в котором Шайрен один только раз по-настоящему жила. Она уходила прочь, медленно сдвигаясь в танце, теряясь в толпе, пытаясь не помешать другим танцующим – туда, прочь, где можно будет дать свободу красному огню… хотя нет, этого делать никак нельзя. Но иначе и невозможно…
Но это был еще не конец. Музыка сменилась, и Аландори (или Ланн?), неизвестно как очутившись рядом, снова подхватил ее, спасая от ее безумия, и они продолжили танец, будто и не прощались вовсе. И только тогда лихорадочный жар начал отпускать Шайрен. Она долго не открывала глаз, чувствуя, что окружена фантастически ярким синим сиянием. Ее чувство выдала только одна слеза, случайно скатившаяся будто навстречу этому свету, и Адандори быстрым движением руки смахнул ее, отводя чуть дальше, к морю, и обхватив чуть крепче ее тонкую талию. Шайрен открыла глаза. Нет, никто из виденных им женщин не смотрел на него так! Так, будто без этого взгляда не существовал бы мир, не было бы ничего, если бы не эти глаза той, что готова в этот самый миг отдать свою жизнь и всю себя ему, зная о нем только имя… «Я никуда не уйду, слышишь!» - он так и не сумел этого сказать. Если бы только Шайрен слышала его мысли. Но внутри нее начало происходить что-то неведомое. Жрице было так легко кружиться в унисон с ним, как будто они были единым целым, одним телом, одной душой. Он вел ее, и она чувствовала это, шла вслед за ним, даже не замечая своих шагов. Он подбрасывал ее в воздух и ловил, и она взлетала, раскинув руки, на какие-то мгновения превращаясь в птицу. Она могла закрыть глаза не боясь, что собьется с шага – не беда, что его танец настолько отличался от всего того, что она раньше знала и была в состоянии проделать, не беда, что танец лился, как будто рождаясь впервые – у Шайрен не было и шанса на ошибку, она была уверена в этом. Лишь немногие могли заметить чуть мерцающее сияние синего огня, который совершал странные перемещения внутри них двоих. Тот мерцающий огонек, почти готовый погаснуть несколько минут назад, теперь обрел форму стремительного потока, изливающегося из сердца – потока, который жаждал выйти и соединиться с другим синим огнем, окружающим их двоих -  огнем самого Аландори. Было даже иногда заметно, как вспыхивают и гаснут искорки на пальцах рук – тонкие струйки синего огня, покидающего сердце Шайрен и мягко перетекающие в руки, держащие ее. Она не знала, что это, но это ощущение было пьяняще приятным, как будто можно расслабиться и знать, что тебя поддержат бережные руки, как будто можно лететь и ступать по земле одновременно, как будто впервые можно почувствовать себя по-настоящему женщиной, а не жрицей.
Первая ночь праздника подходила к концу, Шайрен и не заметила этого. Однако толпа танцующих возле храма сильно уменьшилась, и люди, усталые, с сияющими лицами уходили в свои дома, чтобы отдохнуть и набраться сил перед следующей ночью Альмо. Шайрен не хотелось идти в храм, и она направлялась вдаль по песчаному берегу, ступая по накатывающим и мягко шелестящим морским волнам. Внезапно ее кто-то окликнул. Этот оклик мгновенно привел ее в чувство – кто это может быть? Кто-то из жриц успел уследить за ней? Конечно же Аккар, и тут она ее не оставит в покое!
- Я здесь, Аккар! – жрица поспешно выбежала, пытаясь не выдать потаённую радость, открываясь взгляду старшей жрицы. Ее глаза казались строгими.
- Младшая жрица Шайрен! Тебя ждут в храме. Ты что, забыла о том, кто ты такая?
Тут она потупила взор. Да, и правда, кто она такая? Младшая жрица, и только. Младшая жрица, почти ничто. И она беспечно бродит по морскому берегу с мыслями о том, кому место не с ней, а в храме, вместе с совсем другой женщиной!
- Да, ты права, сестра. Но скажи, ведь я ничем не помешала Эррет! Она получит свое счастье совсем скоро и навеки, а я.. буду помнить лишь одно мгновение этого счастья. Неужели я не имею права даже на это мгновение?
- Да что ты понимаешь о счастье! Ты, столько лет прожила в храме, и напрасно! Ты до сих пор думаешь лишь о себе! Да ты понимаешь хоть, что натворила? Теперь я вижу, что тебя больше не примут в нашем храме, не то что младшей жрицей, а даже младшей прислужницей! Отдать весь свой синий огонь смертному человеку, да за это изгоняют!
 - Я не понимаю, Аккар, кто из нас старшая жрица, а кто – младшая? Неужели даже тебе не известно, что синий огонь не принадлежит нам всецело, а только великий Аландори способен дать нам его или отнять?
- Мне это прекрасно известно! А так же всем остальным, которые считают, что за твое прегрешение Аландори сегодня отнял у тебя то, что было взращено годами.
Шайрен с непониманием и недоверием воззрилась на ту, кого столько лет про себя именовала своей сестрой. Неужели она так жестоко ошибалась? Неужели Аккар не может понять самого простого? Шайрен заговорила вполголоса, так, чтобы шум волн не позволял слышать даже обрывков этого разговора никому больше.
- Это неправда, Аккар. Поверь! Аландори не такой Бог, каким вы себе его представляете. Он не карающий, а любящий, один лишь взгляд его говорит об этом. И пусть в облике смертного человека, но ведь и мы тоже смертны! И он снизошел до того, чтобы принять наш облик, чтобы прийти на наш праздник и танцевать с каждой из нас, не пропуская никого, видя в каждом не просто женщину, но Богиню! Богиню-возлюбленную, Эарентай! И пусть это был лишь первый день создания мира, день наивысшей встречи и первого импульса к жизни, пусть дальше он соединится с той, с кем должен по праву ее синего огня, но сегодня, позволь побыть этой богиней хотя бы несколько минут танца с Ним… пожалуйста…
Теперь настал черед Аккар удивляться услышанному. Нет, определенно у младшей помутилось сознание или отсутствие синего огня произвело такие непоправимые перемены…
- Ты что, Шайрен, ты всерьез думаешь, что танцевала с самим Аландори? Что он сегодня приходил на наш праздник? Ты что, полагаешь, что тот заезжий юноша и есть наш Бог?
- А как же может быть иначе, Аккар?? Разве могут быть в этом какие-то сомнения?
Шайрен смотрела с каким-то отчаянным безумием во взгляде. «Ну пойми же меня хоть раз, пойми!»
- Это не Аландори, Шайрен, очнись! Тебя просто околдовал какой-то чужестранец, вот и всё!
- Да какое может быть у тебя доказательство, что это не он? Ты ведь сама своими ушами слышала предсказание!
- А такое, что он сам мне в этом признался! Он назвал мне свое имя и родную страну. Его зовут Ланн. Он приплыл из..
- Да это всё мне известно, Аккар! Вспомни, прошу, как точно звучало предсказание? Ты же там была, а не я! Было ли там сказано о том, что Аландори явится и всем прилюдно признается в том, кто он такой? Было ли сказано вообще о том, что он будет знать об этом?
- Да что за глупости, Шайрен! Неужели сам Аландори не знает о том, кто он?
- Вспомни предсказание, Аккар, и скажи мне!
- Я его помню итак. «И поднимется волна выше роста человека, и тучи будут метать молнии и закроют собой небо. Лишь если Аландори в обличье смертного явится на праздник и соединится с одной из жриц своего храма, успокоятся стихии».
- Вот видишь?
- Но… всё это слишком странно, чтобы в это поверить. Надо ждать…но чем дольше, тем опаснее это становится. А тебе  вообще опасно появляться в храме, и на празднике тоже. Это не шутки, Шайрен. Теперь у тебя нет синего огня… И ветер усиливается… очень уж быстро…
- Не бойся за меня, в храм я итак не пойду. И с дневными песнопениями завтра справятся без меня. Я буду здесь, на морском берегу – там ,где меня никто не найдет.
У Шайрен потайная пещера еще с самого детства. Только Аккар знала о ее местоположении на острове. Она была не так далеко от храма, скорее, высоко над землей, слишком высоко, чтобы заметить небольшое углубление в скале.
- Я обещаю тебе, Аккар, что проведу эту часть дня в очистительных медитациях, возвращающих силы и  ..
- Думаешь, синий огонь вернется? Не выйдет, сестра, это уже непоправимо… Одной тобой…
Аккар немного смягчилась, и Шайрен выдохнула с облегчением.
- Что-то случится. Я знала это с самого момента, когда услышала предсказание. Оно днями и ночами не давало мне покоя. Теперь я должна кое-что выяснить. Прошу, не появляйся завтра на празднике. Или хотя бы не попадайся на глаза старшим жрицам, особенно Эррет… Они уже всё знают, я уверена. И не дай Бог тебе танцевать снова с этим Ланном…
Шайрен нахмурилась, но смолчала, повернув голову в сторону моря. Морской ветер слегка обдал ее брызгами и откинул назад часть ее волос.
- Второй день – творение мира, да? Никто не знает, что явится в этот мир, - сказала она спокойно, про себя явно думая что-то другое.
- Да, никто не знает. Но мы надеемся, что не смерть и шторм с грозой явятся к нам. И постараемся всё сделать, чтобы это предотвратить.
Аккар прижала руку тыльной частью ко лбу и нарисовала полукруг ладонью, обводя вокруг лица Шайрен. Это было жест прощания, быстрый и благословляющий. Затем она развернулась и быстрыми шагами поспешила к храму. Наступал рассвет.
Интересно, слышал ли этот разговор Аландори? Интересно, вездесущ ли он сейчас, и слышит ли он каждое слово, каждую мысль, как она привыкла верить? А может, он исчез или стал этим рассветом, разгорающимся на горизонте? А рассвет был поистине удивительным. Казалось, было видно, как солнце, выплывает из моря с другой стороны острова, как расползаются немыслимые краски по водной глади, как усиливается ветер, принося с собой свежее веяние утра. Да, Шайрен не спала всю ночь, но ей и не хотелось спать. Было такое ощущение, что у нее выросли крылья, и она вот-вот взлетит, что она стала такой лёгкой, достаточно лишь дуновения ветерка… И она подставляла себя струям пока мягкого ветра, не ведая о том, что именно этот ветер возвещает о начале погибельной бури.
Она поняла это только сидя в пещере, над шумящим морем – там, где ее никто не мог найти и потревожить. Достаточно уже она нарушила правил. И если бы она была занята очистительными ритуалами! Она попыталась сдержать свое обещание, но у нее ничего не вышло – ни разу не удалось войти в то состояние, где кончается всё земное и начинается тропа тайных внутренних глубин. Она повела несколько часов в попытках сконцентрироваться на чем-то другом, только не на тех ярких воспоминаниях этой ночи.. Но тщетно. Она снова уносилась в эту морскую даль, в эту бездонность глаз, в их сияющий отблеск. Она снова была с ним, с Аландори. И тут только заметила, как быстро усиливается ветер. Еще утром море было спокойным, но солнце еще не миновало зенита, как вдалеке начали появляться белые барашки, а ветер из мягкого и безобидного стал превращаться в порывистый. Казалось, он дул со всех направлений сразу. Шайрен еще спасала скала, но она догадывалась, что сейчас происходит среди жителей, и что сейчас чувствуют служительницы храма. Но, как ни странно, это будто никак не задевало ее, как будто вся эта буря, пусть даже невиданная по силе, была где-то далеко. Будто Шайрен было абсолютно всё равно, случится буря или нет. И сейчас Шайрен неотрывно смотрела на море, туда, где вода плавно переходит в линию горизонта. А там, невдалеке, почти у самого горизонта, едва заметно маячила какая-то белая точка… белый парус, удаляющийся к горизонту! интересно, что за корабль успел отчалить, и когда, и почему Шайрен этого не заметила? Было так трудно что-то разглядеть в этих ярких солнечных бликах на воде!.. Но вдруг солнце зашло за тучу, и Шайрен будто обмерла – только бы это ей привиделось! На парусе четко был виден силуэт птицы – нет, корабль сам собой напоминал птицу. Именно на этом корабле приплыл вчера Аландори! Да, он говорил, кажется, что его зовут Ланн, и приплыл он на корабле-птице! Несколько мгновений она не могла дышать. Корабль удалялся, и Шайрен провожала взглядом каждую его черту. Солнце снова вышло из-за облака, заиграв разноцветными искрами по воде. И Шайрен вскоре корабля уже не видела, как не видела и человека, прыгнувшего за борт этого корабля.
- Где я? Почему мы отчалили? – только что проснувшийся Ланн был немало удивлен. Он находился на палубе своей маленькой яхты, завернутый в одеяло, - миновал только первый день праздника.
- Начинается буря, Ланн. Мы не стали будить, ведь эту ночь вы не спали. Нужно отогнать корабль подальше от берега, иначе он может разбиться.
- Мы уже на достаточном расстоянии от острова, даже слишком.
- Нам нельзя приближаться к нему, мы еще не миновали полосу течений. Нужно успеть доплыть до Аори. Здесь день пути. Там мы будем в безопасности. Иначе грозит гибель всем: и нам, и тем, кто на острове, тоже. Буря идёт нешуточная.
- Буря? И вы решили сбежать, не предупредив ни одного жителя острова и даже не оповестив об этом меня? Поворачивайте назад, сейчас же!
- Не командуй здесь, это всё-таки не твой корабль, чужестранец! – осадил его капитан Оольво, - не о жителях Ламидо ты заботишься так, чует мое сердце. А уж они, поверь мне, видывали на своем веку много бурь и могут лишь по первому дуновению ветра, да и задолго до него определить, что их ждет, и тщательно подготовиться.
- Сильная, говоришь, буря идет?
- Не то слово! Вырвет с корнями деревья, утопит корабли, зальет дождем!
- Дождь? – Ланн вопросительно взглянул на чистое небо. Лишь на горизонте белело небольшое облако.
- Это обман всё. В здешних краях, путник, всё происходит очень быстро. К вечеру эта тучка закроет всё небо. Это я тебе точно говорю.
Ланн больше ничего не сказал. Нет, он не будет перечить капитану, он лишь дождется, пока тот уйдет, и уличит момент, когда никого не будет на палубе. Потому что нет времени всё объяснять, да и вряд ли он поймёт…
Аккар тем временем долго не мешкала… она удалялась в свою комнату, но не для того, чтобы выспаться перед следующим днем. Надо было действовать скорее, чем будут действовать другие. Как-никак ведь она в ответе за Шайрен. И правильно, что она отсоветовала ей этой ночью идти в храм. Ее бы прямо здесь и заперли, да и наставницу к ней приставили, чтобы уж точно младшей жрице ничего не оставалось, кроме ночных медитаций. Конечно, в этом нет ничего плохого, да может, это бы даже и помогло…кому-либо, только не Шайрен. По правде говоря, даже Эррет не знала, что с ней делать. Да неужели таких случаев не было за всю историю храма? Были! Жрицы влюблялись в мужчин острова и становились их жёнами, навсегда покидая храм, согласно своему желанию. Но это были только младшие жрицы… Но Шайрен…и сейчас, в дни праздника Альмо! При таких странных обстоятельствах.. зная ее историю – нет, это совершенно особый случай!  Она так долго оставалась младшей не потому, что не так успешно и интенсивно исполняла практики, и не потому что еще не научилась многому… Нет, мудрости и сил у нее давно уже хватило бы, чтобы перейти в ряд старших. Дело было в ее огне… Он настолько был непредсказуем, настолько переменчив и даже опасен, что легче было бы стать камнем, чем обуздать его, сделать его ровным и подчинить синему огню. Чуть что, это хрупкое равновесие готово было нарушиться, и вспышки красного огня то и дело охватывали ее с ног до головы, и она послушно отдавалась им, не ведая, что творится в это время. Однажды так она уже вызвала грозу, и молния попала почти в одну из каменных башен храма. И всегда – всегда всё крутилось вокруг одного имени – Аландори. Это имя было на устах у всех жриц храма, но в устах Шайрен оно звучало как-то по-другому, будто помимо нее это имя во всех молитвах произносила еще какая-то неведомая сила, стремящаяся к воссоединению с ним. Аккар иногда всерьез думала, что в Шайрен порой вселяется Эарентай. Никогда никто из жриц не забудет, как когда-то совсем еще молодая Шайрен прибежала в храм и упросила Эррет взять ее, ведь она так любила Аландори! Ни о каком другом земном мужчине она и не помышляла! Так что ее место только здесь, только в храме! Шайрен постоянно твердила об этой любви, но только под конец, накануне праздника Альмо, хранила молчание. Да и вообще, с тех пор как Аккар стала старшей жрицей, и одной из ее обязанностей оказалось опекать Шайрен, та и вовсе перестала ей доверять и общаться по-прежнему. Аккар вздохнула. Надо прогнать обиду из сердца, ведь она, Аккар, несмотря на всё это любила Шайрен и была ей вместо старшей сестры…и когда-то мечтала перейти в ряд старших вместе с Шайрен.. но вышло по-другому. Теперь только нужно было ее спасти… сейчас, в праздник Альмо, когда каждый мужчина становится Аландори, а каждая женщина – Эарентай, когда над островом повисла такая опасность, как надвигающаяся буря, и когда Шайрен с неизвестно откуда взявшейся уверенностью утверждает, что Аландори пришел… Нельзя ее отдавать ему, не узнав, кто это…а предсказание было настолько неясным и размытым! Сначала она намеревалась ждать, вдруг настоящий Аландори явится на второй, а то и на третий день? Но теперь Аккар поняла, что ждать некогда. Море подсказало ей первые признаки бури. Отпускать восвояси, как любую другую женщину, тоже нельзя – это опасно для острова, тем более в праздник Альмо это просто недозволительно. Оставить здесь, заперев в храме – просто безумно опасно. Неизвестно, чего ждать от ее красного огня, который теперь полностью освобожден, и сила его выросла со времени ее вступления в число жриц, во много раз. А все вокруг, прежде всего Эррет, считают, что она понесла наказание от Аландори, что он лишил ее синего огня. А наказанные погибают. Даже без помощи жриц. Их уносит та самая стихия, которую они освободили. Единственная неясная возможность  - этот тот самый человек, Ланн… Или Бог Аландори.. да кто он такой вообще? Это казалось для нее самой большой загадкой. Жрицы не могли чаще всего стать женами людей просто потому, что их боялись мужчины. Да, уважали, восхищались их красотой и величием, шли за благословением перед плаванием, но боялись быть с ними один на один! Боялись их красного огня, который с развитием синего внутри, становился тоже сильнее. Боялись, но одновременно так хотели заполучить! Но силой нельзя управлять красным огнем. И это знал каждый. Но очень мало просто знать. Иногда так трудно в себе побороть желание властвовать над женщиной, быть ее сильным покровителем, и одновременно иметь при себе в качестве жены рабыню – ту, которая всё для него исполнит, даже против воли… Но жрица против воли никогда не пойдет! Красный огонь попросту убьет любого, кто попытается взять его в узду, кто проявит хотя бы малейшее желание властвовать. Если только она не вручает его полностью ему.. Многие женщины острова так и сделали. И страдают теперь безмерно. Когда твоим огнем управляет рука, властная и неумелая…но Шайрен, как она смогла! За один лишь танец полностью довериться незнакомцу, отдать весь синий огонь ему, зная, что дарует ему власть над силой, равной стихии! И знает ли несчастный Ланн, что весь красный огонь, бушующий в сердце жрицы, теперь в его руках?! И не поразит ли его тоже, как и любого мужчину острова, желание властвовать? Тогда всем придет конец, потому что буря идет нешуточная! Аккар была уверена, что огонь Шайрен очень поспособствовал этой буре. И чем сильнее он, тем беспощаднее будет ветер и выше будут волны. Ну почему, глупая Шайрен, ты этого не понимаешь? Почему не ведаешь о той силе, которая неизвестно кем вложена в тебя?!
Комок подступил к горлу, когда Аккар подумала об этом. Нет, надо прогнать все эти мысли и действовать. Она зажгла восемь свеч вокруг каменного стола перед алтарём Эарентай. Ей одной в храме было даровано одно особенное искусство, которое принадлежало Богине, а не Богу. И потому в комнате Аккар стоял алтарь Богини, на котором в перламутровой чаше поблескивала белая вода. Вода была белой, потому что равной ей по чистоте и силе исцеления не было больше нигде. Однажды открылся родник с чистейшей водой, в один из дней, посвященных Эарентай. В тот год появился храм на другом конце острова. Этот родник долго потом принадлежал тому храму, но в один из священных дней он давал совершенно особую воду. Эта история произошла давным-давно, когда остров охватила какая-то неясная болезнь, и люди тогда очень быстро умирали. И тогда жители острова набрали белую воду во все сосуды, а, выпив, исцелились от своих болезней.. После всеобщего исцеления родник закрылся, но часть набранной воды осталась, и в сосудах она казалась совсем белой. Кроме того, она обнаружила одно замечательное свойство, которое до сих пор использовали жрицы и жрецы обоих храмов. Любая вода в ночь полнолуния могла стать такой же водой. Стоило лишь капнуть несколько капель из чаши с алтаря Эарентай в любой сосуд с простой водой, как та вода тоже становилась белой и обретала целебные свойства. Так за многие десятки лет жрицы и жрецы сохраняли воду, дарованную милосердной Богиней. На каждом алтаре Богини теперь стоял подобный сосуд. И теперь Аккар произнесла перед алтарем несколько стихов, попросила Богиню присутствовать при ее ритуале и взяла в руки чашу.
 Много лет из поколения в поколение женщины передавали друг другу это искусство – гадание на воде. Оно было связано с искусством рисунка на воде, но гадание было привилегией старших жриц, и то не всех, а имеющих к этому способности. Рисовать на воде мог научиться любой, а вот гадать и понимать волю Богини через язык изогнутых линий, причудливый узор красок, мог не каждый. И для того, чтобы гадать, и нужна была вода с алтаря богини Эарентай. Аккар зачерпнула рукой несколько капель из чаши и разбрызгала их над широким квадратным сосудом с низким дном. В этом сосуде уже всё было готово для нанесения рисунка – вода, смешанная с эссенцией особого растения, способного сгущать воду. Несколько белых капель упало на поверхность воды, и постепенно вода начала становиться светлее. «Неужели уже полнолуние?» - удивилась про себя Аккар, - «Тем лучше. Тем вернее будет гадание». Аккар подождала немного, пока вся вода станет одного цвета, и начала замешивать краски. Компоненты раствора для этих красок всегда держали в секрете, тем более только на собственном опыте можно понять, как, в каком составе следует их смешивать. Когда всё было готово, жрица погасила часть свеч, оставив только те, что стояли в отдалении у входа и отбрасывали таинственные блики по комнате и водной глади на круглом столе. Затем она закрыла глаза и взяла одну из красок наугад, мысленно удерживая перед собой образ Шайрен. Окунув в нее маленькую кисть, она помешала ею раствор, а затем одним точным движением пальцев сбрызнула краской воду. По всей поверхности начале медленно расплываться красные круги. «Да, этого и следовало ожидать», - отметила про себя Аккар, открыв глаза. Несмотря на полумрак, она ясно видела, что круги были красными и расплывались они очень быстро по поверхности воды, пока не остановились, соприкасаясь своими частями друг с другом. Аккар отложила красную краску в сторону и снова закрыла глаза, представляя перед собой во всех подробностях лицо Ланна, которое она, к счастью, смогла запомнить. Одновременно она читала приветственный стих, обращенный к Богу Аландори, и, когда наконец почувствовала, что можно выбирать краску, рука ее безошибочно коснулась синей краски. Аккар открыла глаза и выдохнула: «Слишком многое совпадает». Взяв длинный стержень, она опустила его в синюю краску и осторожно поместила окрашенный конец в центр красного круга. Нет, она знала, что произойдет, что происходило всякий раз, это мог знать каждый начинающий художник, но вот такого Аккар предугадать не могла никак. Синяя краска послушно соскользнула на поверхность воды, но, вместо того, чтобы расплыться ровным кругом внутри красной краски, она постепенно начала с ней смешиваться и цвет начал меняться, превращаясь в фиолетовый, затем розовато-сиреневый ближе к краям. Краска продолжала расходиться всё дальше, и не окружностью, а будто бы лучами звезды, это было настолько странно и завораживающе, что Аккар, затаив дыхание, смотрела на это превращение, и лишь потом спохватилась, чтобы вовремя перенести рисунок на поверхность бумаги. Она попробовала еще раз, но нанесла вначале синюю краску, а потом красную. И произошло то же самое! Нет, конечно каждый художник знал, что красная и синяя краски при смешении должны давать сиреневый, фиолетовый цвета, но в искусстве рисования на воде это исключено! Краски не должны смешиваться! Аккар начала проверять, всё ли она сделала правильно при заготовлении красок – нет, ошибок быть не должно. Но тогда что же это? Ни один другой цвет не вел себя подобным образом в соединении с красным или синим – всё происходило так, как и должно быть. Значит, это эффект белой воды. Значит, это голос Эарентай. Как сейчас ей не хватало жреца богини рядом, хотя бы младшего, он наверняка сумел бы понять, что происходит! Аккар гадала не по правилам, ее вел лишь внутренний голос, и она не знала, как истолковать результат своего гадания.
Взяв свои листы со странными рисунками, она поспешила к Эррет. Да, вот сейчас она всё может рассказать верховной жрице, и даже предъявить доказательство – но доказательство чего? Оно было настолько смутным, что понять его было так же легко, и одновременно немыслимо трудно, как и всем известное предсказание. Но, в поисках Эррет, которой не оказалось в своих покоях, Аккар наткнулась на Отара, верховного жреца храма Эарентай. Что же он делает здесь? Может, он тоже обеспокоен всем произошедшим? Она была даже рада такой встрече, ибо не знала его нрава, но зато хорошо знала нрав Эррет. А значит, есть какая-то надежда, что ее не прервут, и выслушают до конца. А может даже, прислушаются к ее словам. По правде говоря, Отар сам остановил ее, удивившись такой поспешности и обеспокоенности во взгляде. Таких растерянных, таких беспомощных жриц он не видел никогда. Тем более старших. Судя по одеянию, девушка была одной из старших жриц. За прошедший вечер он повстречал только одну, не соответствующую никаким правилам, но она была младшей, и, судя по всему именно она и является предметом всеобщего беспокойства.
 Аккар вначале не могла вымолвить ни слова, только показала ему рисунки. Одной мысли было достаточно, чтобы жрец понял всё. Мгновенно его взгляд преобразился. Еще недавно он выходил из потайных комнат храма, растерянный после разговора с Эррет, но теперь его взгляд исполнился решимости.
- Ничего не говори и не показывай Эррет. Она сейчас не в духе и, к тому же, занята приготовлением своего огня к сегодняшней ночи. Она ждет своего Аландори, и он явится к ней, - сказал он с какой-то очень непонятной улыбкой, - Твоя подопечная Шайрен не должна появляться в храме, но каким-то образом должна присутствовать на празднике. Принеси ей ту одежду, которая соответствует дню.
- Но что всё это значит? – только и могла вымолвить Аккар.
- Грядут большие перемены, и не без божественного вмешательства. Благодаря твоей помощи, я понял смысл вашего предсказания, которое Эррет мне только что поведала. Только она его понимает не совсем правильно. Но что должно произойти точно – знает только Богиня. Ни одна женщина на острове, тем более жрица, не должна быть никем обижена за время Альмо. Я взял с Эррет это слово. А сейчас я должен отправляться в свой храм. И чем скорее, тем лучше.
Да, жрецы храма Эарентай всегда отличались загадочностью и отчужденностью. А чего ты ждала от верховного жреца, Аккар? Она мысленно отругала себя, но на душе несколько полегчало. Спрятав свои рисунки у себя в комнате, погасив свечи и взяв всё нужное для Шайрен, Аккар отправилась к подруге.
- Он уплыл, Аккар! – этими словами встретила ее Шайрен у скалы, и мгновенно все надежды жрицы рухнули, а утреннее гадание показалось бессмысленным и глупым. Но еще страшнее было смотреть на Шайрен. На ее немеющие пальцы, на растрепанные волосы, и глаза, опухшие от слез.
- Как?
- Его корабль.. я видела, как он удаляется к горизонту…Аландори ушел. Он, возможно, недоволен мной.. или..
«Бедная, - думала Аккар, - она до сих пор считает этого чужестранца своим Богом! Даже сейчас, когда всё стало ясно?! Да во много раз лучше было бы, если бы этот наглец вознамерился взять Шайрен силой. А он совершил настоящую подлость! Впрочем, для чужестранца и это подлостью не покажется. Бросить ту, что доверила всю свою силу во время такого важного праздника! Нет…это невозможно!  Приплыл невесть откуда, чтобы потанцевать с красивыми девушками, затем уплыл невесть куда, - верно, испугался бури, или еще что пришло ему в голову…»
- Вот видишь? Это был не Аландори. Поэтому попробуй вернуть всё, как было. И отдать огонь во власть того, кого любишь, как Бога, - не своим голосом заговорила Аккар.
- Ты ничего не понимаешь! – закричала Шайрен так, что бегущая к скале волна взметнулась высоко и ударила по скале со всей силы, - ты никогда не видела моего Бога! Так тебе ли рассуждать, как выглядит Аландори? Я люблю только его… его – как ты говоришь – как Бога? А он и есть Бог…
Шайрен затихла, прижавшись лицом к скале. Аккар молча положила рядом ее праздничную одежду для второй ночи Танца Альмо и немного еды.
- Что это значит? – Шайрен подняла на нее взгляд, полный слез. Даже сквозь них было видно, как медленно прорывается красный огонь. Он казался бездонным и мощным. Аккар сглотнула, но ничего об этом не сказала Шайрен.
- Ты не должна появляться в храме. Но ты можешь сегодня прийти на праздник. Хотя бы приди, не обязательно даже тебе танцевать. И подкрепись немного, - Аккар сама не знала, для чего это говорит, ведь все надежды уже потеряны. Но улыбка и ободрительные слова Отара не выходили у нее из головы.
- Это веление верховной жрицы?
- Это позволение верховного жреца храма Эарентай. А с Богиней шутки плохи, Шайрен. Держись…
Эррет стояла у длинного овального зеркала в своей комнате – там, где никто не смел ее беспокоить. А он посмел. Жрец. Отар… И опять все разговоры об этой Шайрен, как будто она на этом празднике самая главная.. Эррет вздохнула… Что-то упорно она скрывала, даже от самой себя. И отчего, Отар, ты вдруг так осмелел? Мы ведь не просто так находимся на разных концах острова, и встречаемся только в праздник Альмо! Но я даже здесь порой ночью слышу твое дыхание, читаю твои мысли! Неужели, ты думаешь, Отар, что я не вижу твоих знаков? Любая жрица их теперь увидит, особенно после того, как ты со мной танцевал в этот раз! И пусть все думают, что в тебя вселился сам Аландори! А меня почитают  в эти дни как богиню – неужели, ты думаешь, я не вижу? И веду себя с тобой всё холоднее, не оттого что не люблю, а как раз наоборот… Отар… теперь ты знаешь о предсказании. Теперь ты знаешь всё. И, если ты еще в своем уме – ты не перепутаешь себя с Аландори, хотя именно так мне хочется называть тебя всякий раз, когда я вижу твое лицо. Только так, и никак иначе. Только тебя, и никого другого, тем более не этого парня Ланна. Улыбаешься в ответ? Да, я слышу твои мысли, но не все, далеко не все…Что ты задумал, Отар, и что значит твоя улыбка?
Эррет знала, что напрямую, в лицо, она бы не посмела сказать жрецу и капли всего этого. Она слишком многое знала. Но она не знала одного – как теперь поступить с ослушавшейся, Шайрен! После обещания Отару… ведь именно она и призывает бурю, сама не зная об этом. Не знала она и о том, где сейчас пребывает этот ею названный Аландори, то ли плод воображения жрицы, то ли самозванец… то ли.. А об этом-то она и подумать не решалась. Ведь надо было думать о стольком сразу и о стольких… Прежде всего о том, как пережить бурю и не напугать людей ее фатальной неизбежностью. Как продолжить праздник? Как, не теряясь, встретить свою судьбу? И почему это обязательно ее судьба, ведь судя по предсказанию… Почему этого до сих пор не произошло ни с одной из других жриц? Да, наверняка каждая из них гадала своим знакомым только ей способом, и судьба доставалась именно ей. Но что же будет на самом деле? Шайрен не в счет… Неужели эта судьба достанется именно ей, верховной жрице, как предсказывают все? Почему нужно верить их словам, гласным и негласным знакам? Но ведь сердце… Оно не обманывает, оно с самого начала знало, что этот праздник станет для нее высшим даром – не просто получить бессмертие, как гласит предсказание, но стать единой с самим Богом… Ее синий огонь, настолько гармонично сочетающийся с красным, неизбежно вел  к одному только исходу. Но сути этого исхода не мог предположить никто. У Эррет было слишком много вопросов...
Море объяло Ланна всей своей мощью. Он был в его власти теперь один на один и ощущал себя маленькой песчинкой перед этой огромной стихией. Песчинкой, а вовсе не Богом… Он горько усмехнулся, пытаясь поймать ритм волн и плыть по направлению к острову. Только теперь он осознал, насколько это трудно, ведь волны упорно относили его в сторону. Значит, полоса течений еще не пройдена…. К тому же, поднимался ветер, и вздымал гребни волн всё выше и выше. Прошел, возможно, час, два… казалось, Ланн и не сдвинулся с места. Остров находился на том же отдалении, то и дело возникая, как мираж, на горизонте, и вновь исчезал за огромными синими валами. Силы постепенно покидали его, а он не сдвигался с места. Только солнце двигалось по небосклону, перешло точку зенита и стало медленно опускаться к горизонту. Остров уже был где-то справа. Ланн силился брать правее, но не справлялся с течением… Оглянувшись назад, он с ужасом заметил, что то облачко, казавшееся маленьким и безобидным с утра, превращалось в темную грозовую тучу, которая медленно приближалась к острову. Капитан не ошибся. Значит, к заходу солнца разразится настоящая буря! Почему, зная об этом, жители Ламидо не отменяют праздника? Во что, в кого они так свято верят – все, даже простые жители, - верят и молчат, невзирая на опасность?! Ланн сам не понимал, почему он решился на этот шаг. Только бы доплыть, не важно что там будет дальше.. Доплыть и взять за руку ту, что отдала ему свое сердце. Это сердце и не давало ему утонуть, подстегивая его силы, ведь оно было готово отдавать силы бесконечно. Сам, в одиночку он бы не смог… он это точно знал. Кто же она? Почему лишь один взгляд на нее заставляет свернуть с пути и идти в лицо неизвестности с той же непоколебимой верой и фатальным бесстрашием островитян? Зачем он тогда взошел на корабль? Он ведь мог бы остаться на острове, но нет, его окликнули на морском берегу, окликнули знакомые голоса ребят, которых он никогда больше не услышит. Просили взойти на корабль, немного отдохнуть после праздника… И почему он проснулся так поздно, когда корабль уже был далеко? Глупая случайность… Знает ли Шайрен об исчезновении его корабля? Наверняка она думала, что он был капитаном… Эта мысль обожгла Ланна… а ведь действительно, она могла уже несколько раз обогнуть остров… Остров же маленький… Обогнуть и убедиться в том, что корабля поблизости нет…
 Волна, ударившая в лицо, мгновенно стряхнула с него все мысли. Все до единой, кроме намерения доплыть. Его снова изрядно отнесло в сторону, хотя остров уже стал ближе…или так только казалось. Еще через пару часов туча подошла вплотную к солнцу, вычерчивая на небе границу между ясным небом и мутно-серой темнотой. Начинался дождь. Солнце скрылось, и Ланн почувствовал наступающий холод.. Нет, в воздухе было такое же тепло, но холод, а точнее, нехорошее предчувствие зашевелилось в нем.. Что, если он не сможет доплыть? Ерунда, это ведь не расстояние! Но всё же. Он должен был приплыть еще несколько часов назад. Видно, правда, здесь сильны течения, не дающие приблизиться к острову. Нет, нужно набраться сил и плыть… Остров ближе, чем был, гораздо ближе! Вот уже видны очертания скал и прибрежного храма… который оставался где-то в недосягаемой стороне.. А Ланн плыл прямиком на скалы… Нет, это безумие, к храму не подплыть, даже близко! Волны у берега в два раза сильнее, чем здесь, и если они вынесут его прямо на скалы, то он вряд ли выживет. Оставалось только одно – обогнуть остров с левой стороны, а затем дойти до храма уже по земле. До края острова, казалось, уже подать рукой, но тут Ланн заметил, что волны прямо перед ним наталкиваются на невидимую преграду. Сворачивать было уже поздно, и Ланн налетел на подводные рифы… Его мгновенно пронзила боль…кажется, он был ранен… Он начал изо всех сил сворачивать левее, по течению, чтобы обогнуть невидимую преграду. Сил оставалось всё меньше… Рубашка была изорвана в клочья, и на ней проступали алые пятна. Остров с другой стороны был не таким скалистым. К тому же, там, близ узкой части острова, оказалась отмель, куда и направлялся Ланн… Волны здесь уже не ударялись о скалы, а свободно проходили вдаль по отмели. Если бы не дождь и не сгущающиеся сумерки! Скоро должно было зайти солнце, и вторая ночь праздника вот-вот должна была начаться на том конце острова, где собиралась большая толпа… Нет, в такие минуты он совершенно не понимал этих жителей Ламидо. Но последовал еще один удар… прямо перед отмелью – еще одна полоса рифов. Он не знал об их местонахождении… То ли боль была еще более сильной, то ли сказалась усталость и рана, но Ланн вдруг начал погружаться в сон. «Разве можно сейчас спать? Очнись! Очнись и плыви!» - отчаянно приказывал кто-то внутри.. Но волны начали темнеть перед глазами. Хлещущий дождь и ветер почти не были ощутимы…вскоре от реальных волн осталось лишь ощущение покачивания, как на корабле… потом человеческий голос…Ланн то просыпался ,то засыпал и снова слышал чей-то голос, мужской голос… А затем – полное забытье, сон без сновидений и каких-либо ощущений в теле.
Ланн не знал, сколько времени он пробыл в этом странном сне, но когда проснулся, первой его мыслью было плыть на темную громаду, которую он посчитал скалой, но очнувшись окончательно, понял, что вовсе не плывет, а лежит на чем-то твердом и холодном, в полной тишине и темноте, а предмет, похожий на скалу, оказался стеной странного вида. Ланн дернулся, чтобы встать, но тут за плечо его остановила чья-то рука. Мужское лицо мелькнуло над ним и улыбнулось.
- Лежи и не двигайся. Еще не время, - сказал незнакомец, лицо которого Ланн смутно помнил, но никак не мог узнать. Это лицо было молодым, но в то же время решительным и величественным. На миг Ланну показалось, что он попал в оживший миф островитян, что он умер и попал во владения Бога Аландори…
- Альонтарэ, - промолвил Ланн, вспомнив слово, которым приветствовала его Шайрен – насколько он помнил, именно этим словом приветствуют на острове богов…
Незнакомец рассмеялся раскатистым смехом, который отразился от стен.
- Альонтарэ! Возможно, именно так я должен обращаться к тебе. Но сейчас Альмо, и сочтемся на том, что так приветствовать можно каждого.
- Где мы? – Ланн начал озираться, но ничего не увидел, кроме окружающих его стен. Видимо, комната, в которой они находились, была достаточно маленькой.
- Мы в храме нашей Богини. Я Отар. Верховный жрец.
Ланн наконец вспомнил, где видел это лицо. Ну конечно! Ведь это он открывал праздник танцем с верховной жрицей! Как тогда Ланн восхищался этим плавным грациозным танцем! Ланн попытался сесть, и у него это получилось. К счастью, раны были несильными, просто царапинами.. или это уже Отар постарался с его исцелением?
- Почему здесь так тихо?
- Мы с тобой здесь одни. Все остальные – на празднике. Храм Аландори находится в нескольких часах ходьбы отсюда. Дождь и ветер чуть затихли благодаря стараниям наших жриц. За время праздника стихия не коснется храма и не потревожит жителей.
- Мне нужно попасть туда! Я готов проделать этот путь даже сейчас, ведь праздник уже начался! – Ланну не терпелось увидеть Шайрен и успокоить ее.
- Ты так же нетерпелив, как и любящая тебя младшая жрица, но в тебе слишком мало сил для такого пути. И, я думаю, ты не откажешься вначале выслушать старика, вытащившего тебя из моря.
Старика? Отар казался совсем молодым, только его величественность и спокойствие выдавали в нем человека, прожившего долгую жизнь и знающего много чего такого, о чем не знают другие.
Отар начал длинную историю, которая, казалось, начиналась до сотворения мира, что вполне соответствовало поверьям жителей Ламидо, рассказал всё об истории Аландори и Эарентай, рассказал о том, как появились оба храма и праздник, на который Ланну довелось попасть при таких странных обстоятельствах. Казалось, история была бесконечной, но она так увлекла Ланна, что тот на некоторое время забыл обо всем остальном. Лишь когда Отар рассказал в подробностях о предсказании, Ланн начал догадываться, что происходит на самом деле.
- Шайрен! Она же приняла меня за вашего Бога! Эти люди настолько верят предсказанию, что не сделали ничего, чтобы как-то защититься от бури?
- Они ждут воплощенного Аландори и дождутся его! – с торжествующей улыбкой сказал жрец.
- Отар, но ведь… ведь я не Бог! Я всего лишь смертный, чуть не погибший этим вечером! Я не могу совладать со стихией.
- Надо мне рассказать тебе еще одну длинную историю о синем и красном огне… Но это потом. Да, ты не Аландори. То есть не совсем…
- Что ты хочешь сказать, Отар?
- В праздник Альмо каждый мужчина становится Аландори, а женщина – Эарентай. Это всем известно с незапамятных времен.
- Тогда почему всё так сложно в этот раз? Почему бурю должен остановить какой-то один воплощенный Бог?
- Бог и Богиня, не забывай. Только вместе. Только в едином танце создается и перерождается мир.
- Отар…
- Ты всё увидишь сам. Предсказания жриц не лгут. Точно так же как и магия жрецов. Слишком долго храмы существовали по отдельности, а люди забыли о самом главном…Пойдем. Ты уже можешь встать? Я покажу тебе храм.
Ланн молча повиновался. Откуда-то взялись силы, чтобы встать, и, хоть его немного шатало, он направился вслед за верховным жрецом. Они вышли из маленькой темной комнаты, которая, как оказалась, была комнатой для медитаций самого Отара. Этот храм сильно отличался от прибрежного храма прежде всего тем, что находился на достаточной над морем высоте и был выдолблен в скале. Различные помещения и алтари находились на разных ярусах, и Ланн уже после третьего сбился со счета, не всегда понимая, новые он видит комнаты и коридоры, или он уже проходил здесь. Храм был действительно потайным, и было совершенно непонятно, как сюда можно попасть извне. Со стороны моря к храму, казалось, не было подъема, только отвесная скала. А с другой стороны скала продолжалась еще выше, а за ней были другие горы… Изображений богини нигде не было. Храм был скуп на украшения, росписи или скульптуры, хотя Ланн в темноте иногда замечал женские фигуры, выдолбленные в камне, а так же чаши с водой… они были повсюду, и в некоторых чашах вода светилась белым серебристым сиянием. Но было в храме этом какое-то ощущение спокойствия и защищенности, а в некоторых залах Ланн чувствовал неземное присутствие какой-то силы, которая молча наблюдает за ним и становится его частью, его дыханием, его сутью…Но мысль о Шайрен не давала ему покоя.
- Отар, пожалуйста, отпусти меня на вторую ночь танца... Иначе я с ума сойду от тревоги. Я и сейчас могу с трудом воспринимать твои рассказы. У меня уже достаточно сил, чтобы ходить, а больше мне не надо. Дорогу я найду.
Отар усмехнулся.
- Ты не думай, что я удерживаю тебя. Только как ты выберешься отсюда? Ты не знаешь даже, как выйти из этого храма. Конечно, к нему ведёт множество путей, но тебе увидеть их только при свете дня, а не ночью, в непогоду.
- Ты же понимаешь, что для меня сейчас важнее всего и почему я вернулся на остров таким нелегким путем! – воскликнул Ланн.
- Еще бы, понимаю! Даже несколько больше, чем ты сам можешь понять в данную минуту. В тебе горит огонь старшего жреца. Именно по нему я распознал тебя в темноте в море. Но правила храма не позволяют сделать тебя старшим, пока ты не прошел должного обучения и посвящения, поэтому быть тебе пока младшим.. считай, что ты уже принят и стал одним из нас.
- Но Отар, я не хочу становиться жрецом! Ты специально привел меня сюда для этого? Я не пойму, зачем!  - Ланн с ужасом подумал.. нет, не о том, что он всю жизнь теперь проведет на этом острове в каменных стенах, а о том, что только раз в год ему будет дозволено видеться с Шайрен, и у него похолодело всё внутри.
- Я знаю, о чем ты думаешь, Ланн. Именно чтобы предотвратить это, я и делаю тебя жрецом. Грядут большие перемены… Кроме того, ты, став младшим жрецом, можешь получить одно небесполезное знание. То, что позволит тебе попасть на праздник и потанцевать со жрицей прямо сейчас, не выходя из этих стен. В тебе уже достаточно сил для этого, и я тебе немного помогу.
Он находились в круглом зале, потолок которого поднимался каменной полусферой над головами. И красота этого потолка открылась Ланну только после того, как Отар слегка толкнул юношу, положив одним движением на пол. «Запомни, только один танец», - сказал Отар вслед, перед тем как Ланн от прикосновения руки жреца провалился в сон. Только этот сон был каким-то слишком реальным. Он находился посреди шумного праздника. От множества звуков, голосов, музыки и шума волн захватило дыхание – всё это настолько резко контрастировало с тишиной потаённого храма в скале! Интересно, а он сам здесь живой или просто призрак? В том, что он не призрак, Ланн убедился, когда его кто-то случайно толкнул и извинился. Ланн кивнул головой незнакомому мужчине и пошел в центр, ближе к музыкантам и танцующим. Надо было отыскать Шайрен. Долго ее искать не пришлось – его как будто вело к ней. Шайрен танцевала одна на некотором отдалении от всех, почти у самого берега моря. Ее лицо было совершенно безумным и отчаянным. Но страннее всего было то, что девушка будто бы упивалась разбушевавшимся ветром и волнами, и танец ее настолько сочетался с ритмом нарастающих волн, а ветер будто вел ее, закручивая в свои вихри, что казалось, будто она сама повелевает этой стихией. Ни страха, ни тревоги в ее глазах и движениях – лишь отчаянный порыв, столь схожий с сегодняшней бурей… Люди не только не приближались к ней – ее бы просто никто не смог удержать, - но и страшились подходить близко. В тот момент жрица была страшна, как непокорная стихия. Никто кроме Ланна и не приблизился к ней… И , когда жрица, не владея собой, подняла глаза и увидела тот самый взгляд, пронзающий до глубины души, он уже успел взять ее горячие руки, мгновенно входя в ее ритм. Ее руки были очень горячими. Настолько горячими руки не бывают! Шайрен мгновенно изменилась… было даже трудно понять, верит она в то, что он пришел, или нет… Она продолжала двигаться, словно стихия, молча, ни о чем не говоря и не спрашивая, но ее глаза… Она не сводила их теперь с него, даже боялась моргнуть – вдруг это мираж, и он исчезнет? Медленно, незаметно Ланн начал сам вести ее чуть дальше от накатывающихся на песок волн, чуть ближе к храму и одновременно не приближаясь к основной группе танцующих, чтобы не были слышны никому их разговоры.
- Здравствуй, Шайрен…
- Альонтарэ, - тихо прошептала она.
- Шайрен, я здесь, я никуда не исчез. Я с тобой,- Ланн чувствовал, что за отчаяние овладело девушкой, просто держа ее руки.. Немыслимо горячие руки. Но – это ему показалось или нет? – их жар начал спадать, да и ветер постепенно утихал.
- Ты не сердишься на меня, Аландори?
- Я? Сержусь? Да за что?.. Что же это с тобой такое? Пойми, я не Бог, я смертный, такой же, как и ты!
- Спасибо, Аландори, - тихо повторила она это имя, будто и не желая его называть иначе.
- Шайрен..
- Пожалуйста, не прерывай танец! Я не хочу потерять тебя снова.
Ланн молился, сам не ведая кому, чтобы музыка играла как можно дольше, чтобы мелодии перетекали плавно друг в друга, чтобы не началась какая-нибудь новая часть праздника, когда правила обязывают делать что-то другое. Шайрен, судя по всему, молилась о том же. Но больше они не говорили друг другу ни слова. Танец вел их обоих теперь, и был он наполнен уже не отчаянием, а нежностью и легкостью, такой, как будто под ногами не было земли, а был воздух, невесомый и прозрачный, как они сами. Шайрен чувствовала, что синий огонь окружает ее со всех сторон, лечит ее раны, утешает ее боль и защищает от всего, делая ее совсем свободной даже от правил, от правил, предписанных жрице. Да и какие тут может быть правила, когда сам Бог ведет ее танец? Он длился очень долго, так долго, что могла пройти целая вечность. Но в один миг она оборвалась. Магия танца закончилась с последними тактами музыки, и Ланн почувствовал, что становится прозрачным и невесомым. Только бы она не видела! Еще секунда – и всё в глазах потемнело. Ланн очнулся на полу храма Эарентай, но у него еле хватало сил, чтобы открыть глаза. «Это слишком долго! Тебя едва хватило на то, чтобы не исчезнуть прямо у нее из рук! Ты еще не можешь удерживать слишком долго себя вдали от своего тела. Теперь тебе нужен отдых!» - услышал Ланн над своей головой. Конечно, будет ли он перечить верховному жрецу? Да и правда хотелось спать… Глаза зарывались сами собой. Неужели это небольшое путешествие отняло столько сил? Но Ланн помнил всё да мельчайших подробностей, и ее взгляд согревал его сердце…
Тем временем Шайрен пыталась прийти в себя и понять, пригрезился ли ей танец с Аландори или был он на самом деле? И, если был, то где Аландори сейчас? Ей то и дело чудилось, что он танцует где-то поблизости, что где-то рядом мелькнула его спина, его волосы пронеслись в танце с кем-то из девушек. Но потом Шайрен видела свою ошибку и продолжала искать дальше. Тем временем кто-то из жрецов, видно, младших, попытался приблизиться к Шайрен. Она откликнулась, но как же было трудно танцевать с кем-то другим, когда ясно и четко она ощущала на своих пальцах след от прикосновения Аландори! И пусть она твердила себе весь вечер, что в праздник Альмо Аландори вселяется во всех мужчин – она не могла почувствовать этого больше ни с кем. Она не слушалась, рвалась из рук, и стихия снова овладевала ей, с еще большей силой. Ветер снова поднялся, принес с собой грозовую тучу, и Шайрен ликовала под этим дождем и ветром… И ей будто было все равно, останется ли жив этот остров… в каком-то немыслимо диком упоении она носилась вихрем среди танцующих, обжигая своим красным огнем любого, кто попадется ей на пути. Из этого опьянения ее вывели неизвестно откуда взявшиеся глаза Эррет. Шайрен мгновенно остановилась, тяжело дыша. Верховная жрица смотрела на нее таким взглядом, который может превратить в камень.
- Посмотри вокруг, жрица. Тебе этого мало?
Люди не могли больше танцевать, а музыканты – играть. Они в панике покидали берег моря, которое теперь не на шутку разбушевалось, и грозилось своими волнами коснуться главного входа в храм. Жрицы не могли удерживать стихию, защитный купол синего огня не помогал, а был разорван какой-то другой, неуправляемой силой. Праздник творения мира, танца, единения и радости превратился в панически движущийся хаос фигур, криков, шума ветра, волн и молний, рассекающих небо.
- Ты этого хотела? Ты повсюду разбудила стихию красного огня, от него же и погибнешь, если вовремя не остановишься!  - голос Эррет звучал ясно и резко, перекрывая весь остальной шум.
- Но.. я не могла одна сделать это…я ведь младшая жрица. Я же не Богиня, я всего лишь… - Шайрен и вовсе осеклась, когда вспомнила, что именно такие же слова не раз обращал к ней Аландори.
- Ты знаешь, как должна вести себя младшая жрица во время таких важных ритуалов. Ты нарушила все правила. И теперь судьба нашего храма и всего острова в твоих руках. Только ты способна остановить эту стихию, пока не поздно. Действуй.
Это было худшим наказанием. Она абсолютно не знала, что делать, но только теперь почувствовала на себе весь груз вины, и он был нелегок… Она, одна повинна в том, что страдают люди вокруг! Она сорвала праздник, просто не подумав о других! Совершенно забыв о своих обязанностях жрицы, она думала лишь об Аландори, и так и не смогла ни разу понять того, что он повсюду, что он – во всех, а не только в нем, загадочном чужестранце, которого она так сильно любила, и который снова бесследно исчез. Беззвучные рыдания прорывались сквозь нее, она хотела, чтобы стихия забрала ее поскорее, но стихия будто слушалась и откликалась на каждый ее порыв своим, все новым, все более страшным ответным порывом. Нужно было всего лишь успокоиться, но как это было трудно после всего, что Шайрен осознала! Как ей не хватало сейчас мудрого совета Аккар, но даже и ее поблизости не было – жрицы уходили в храм восстанавливать силы. Нет, туда Шайрен не пойдет.. пока не исправит своей страшной ошибки. И вдруг ей пришла мысль, сумасбродная, но единственная мысль, кажущаяся правильной – обратиться за помощью к Богине Эарентай! Ведь это праздник их обоих – Бога и Богини! Она не может не знать, она не может не быть сопричастна! И это она беснуется в стихии, ее лицо мелькает в порывах ветра и на гребнях волн! Лицо, омраченное скорбью… Отчего ты скорбишь, Эарентай? Аландори творил мир силой твоего огня… отчего ты разрушаешь этот мир, Эарентай? Или за столько миллионов лет вам так и не довелось встретиться? Как будто находитесь на разных концах острова, но не можете протянуть друг к другу руку, чтобы никогда больше не отпускать? Что случится, если вы встретитесь? Каким станет этот мир? Ноги Шайрен несли ее к потаенному храму – туда, куда не ступала она много лет! Лишь когда была маленькой девочкой, украдкой пробиралась туда, где живут загадочные жрецы, скользя бесшумно по потаенным тропам среди лесов и гор. Нет, она не забыла дорогу. Даже в темноте, под сбивающими с ног порывами ветра, она могла вспомнить свой детский след…
Но буря сделала один из ее знакомых путей совершенно непроходимым. Было теперь невозможно подняться в горы – множество поваленных ветром деревьев преграждали ей путь к скалам, пронизанным ходами и тоннелями. Через один из таких тоннелей Шайрен и собиралась попасть прямиком в храм. Это был самый короткий путь, но он был закрыт. И теперь, в полнейшей темноте, иногда освещаемой вспышками молний, Шайрен пошла искать обходной путь, минующий горы, - путь, почти весь проходящий по берегу моря, и оттого более длинный и опасный. Но жрица знала, что стихия воды не тронет ее, и искала путь по наитию и слуху – путь, который выведет ее обратно к морю. Под проливным дождем, который почти не кончался, под солеными брызгами налетающих на камни волн Шайрен брела почти всю ночь на другой конец острова. Вот уже забрезжил рассвет, и у девушки несколько полегчало на сердце – она, наконец, подошла к узкой части острова, где волны бились гораздо меньше, и, будто с восходящим солнцем стихия начала успокаиваться, и остатки рваных туч расползались во все стороны по небосклону. Ветер уже не так рьяно трепал кроны деревьев, уже было легче дышать, и путь казался всё более знакомым. Вот она уже миновала большие круглые валуны, через которые приходилось иногда перелезать, чтобы идти дальше, - храм Эарентай вот-вот должен был показаться из-за скалы. Шайрен еще пока не придумала, как она сможет подняться на высоту этого храма, но не успела и вспомнить об этом  - на берегу моря она заметила вдруг неподалеку фигуру человека в длинной ниспадающей одежде, развевающейся на ветру. Выглядывая из-за скалы, Шайрен смогла кое-как различить знакомый профиль – то был жрец, которого она видела в начале праздника танцующим с Эррет – верховный жрец Богини. Он стоял на небольшом выступе прямо над морскими волнами, раскинув в призывающем жесте обе руки. Он говорил какие-то слова, обращаясь к морю… Шайрен, прокравшись меж скал, подошла еще ближе – так, что могла различить слова – гулкий сильный голос жреца не терялся в шуме шторма. Он призывал Эарентай, произнося свои молитвы. Шайрен мысленно последовала его примеру, тоже молясь Богине, чтобы она услышала, простила ее и остановила бурю… Неизвестно, сколько времени прошло -  Шайрен потеряла ему счет, полностью исчезнув в безмолвном призыве, как вдруг одна из морских волн выросла в полнеба и замерла перед утесом, на котором стоял Отар, постепенно приобретая женские черты. В первый раз в своей жизни Шайрен видела воочию Богиню, и у нее перехватило дыхание. Она почти вскрикнула, когда из морской волны полностью проступило лицо Эарентай – это было точь-в-точь лицо верховной жрицы Эррет! Слёзы выступили на глазах у перепуганной девушки – это был действительно страх, благоговейный страх перед наставницей их храма – оказывается, она и была разъяренной Богиней! Как в этом можно было усомниться? Как можно было у нее увести Аландори? Шайрен отказывалась это понимать, принимать, она все еще стояла, зажав рот рукой, тем временем слыша их начинающийся разговор.
- Я явилась по твоему зову, Отар. Я готова говорить с тобой,- волна вспенилась, забурлила – это полы ее одежд колыхались, теряясь в синих глубинах.
- Я приветствую тебя, Богиня моя, - склонил голову жрец,  - я пришел просить тебя о помощи.
- Помощи?! Это я прошу у вас о помощи, я уже кричу о ней. Вы только испытываете мое терпение, люди, не понимая истинной сути вещей.
- Так объясни нам, не понимающим, скажи свою волю, Эарентай, мы в точности исполним ее!
- Вы даете множество обещаний, но не выполняете их! В ваших умах до сих пор существует разделение – Бог и Богиня, я и Аландори, два храма, находящиеся на разных концах острова, и запреты, которые нельзя никому нарушать. Вы будто намеренно разлучили нас, не давая нам в вас воплотиться, как множество веков назад, когда был сотворен первый человек. Стихия долго не может ждать. Она сметет вас, пока не одумаетесь! – лицо Эарентай (или Эррет) было грозно и хмуро, но в нем неясно проступала скрытая мольба и надежда.
- Но справедливо ли такое говорить, когда каждый год три дня подряд все люди этого острова воплощают собой вас вместе, танцующих священный танец сотворения мира? Отчего же этот гнев, Эарентай?
- Ты достаточно умен, чтобы понять, верховный жрец! Всего три дня в год!, вы так старательно исполняете ваши сложные и длинные ритуалы, за которыми ничего не кроется в бесхитростных сердцах людей, кроме желания хотя бы на эти три дня быть свободными от запретов! Кроме этих трех дней, когда вы еще вспоминаете о том, что ваши Бог и Богиня изначально были нераздельны? Вы не танцуете по-настоящему танец сотворения мира. Он был не таким! Мир бы не был никогда сотворен, если бы мы лишь делали вид, что создаем его. Три дня в год, чтобы показать нам, что вы верите в нас? Чтобы дать нам шанс снова воплотиться в людях, чтобы они вспомнили о том, что такое настоящая любовь и настоящее страдание? Но вам только кажется, что вы даете нам шанс. Мы не можем полностью воплотиться в вас, как в древние времена. Мы не можем через вас снова встретиться и начать создавать мир заново.
- Чего же ты от нас хочешь на этот раз? – взмолился Отар.
- Вам было знамение. Аландори сам спешит мне навстречу. Спешит неузнанным – ваша задача распознать его и позволить нам встретиться. Это произойдет тогда, когда связанные навеки любящие сердца услышат друг друга – именно тогда мы родимся в вас.
- Но вы же Боги, вы намного сильнее нас! Почему вы от нас так зависите?
- Да, мы Боги. Мы намного сильнее вас. Но когда мы воплощаемся в людях, мы становимся такими же, как и вы – было бы бесчестно проявлять напоказ нашу силу – а для того, чтобы этого не произошло, она скрыта от нас самих, когда мы приходим к вам в обличье людей. И тогда мы с вами на равных. Вы до сих пор давали нам шанс, но теперь мы даем вам шанс, и он может оказаться последним.
Шайрен больше не могла слушать… Она всё поняла, и на этот раз всё рухнуло в бездну… Все бывшие надежды, все невысказанные мольбы. Она не могла больше стоять и медленно села на землю, прислонившись к теплой скале. Как она могла позволить себе на один миг забыться и неосознанно пожелать быть богиней! Теперь богиня сама на нее возложила ответственность за жизнь всего острова, будто насмехаясь: «Хочешь побыть мной? Попробуй! ощути на своей шкуре, останови стихию, совладай с красным огнем самой Богини!» В том, что Эррет была этой богиней, у нее теперь не было сомнений. Как и в том, к кому изначально шел Аландори, и кто всему этому помешал…
Тем временем Ланн проснулся и вышел из храма, спустившись по высеченным в скале каменным ступеням к берегу. Ему тоже довелось увидеть Богиню и услышать таинственный разговор… только этот разговор будто звучал где-то на заднем плане, вдалеке.. а перед собой в очертаниях поднявшейся волны он видел свою настоящую Богиню  - с мягкой грустной улыбкой и глазами, полными тихой мольбы. Глазами, от которых он не мог оторваться. Глазами Шайрен, которые говорили: «я жду».. Вскоре волна потеряла женские очертания и опустилась в морские воды.
Но Шайрен этого уже не видела. Она молча шла, потупив взор, запинаясь на каждом шагу. Шла по пути, который проделала всю ночь – обратно, к своему храму. Пусть покарают. Пусть делают что хотят, но она больше не посмеет совершить подобную дерзость… На другом конце острова волны были сильнее, ветер, не останавливаемый преградами в виде скал, буйствовал и всё срывал на своем пути. Шайрен не могла на это смотреть – кто теперь будет в ответе? Кто, если даже сама Богиня отдала стихию ей в распоряжение? Но, как ни старалась Шайрен прикрыть этими переживаниями другие, разрывающие изнутри, более глубокие и сильные – у нее не получалось ничего скрыть от самой себя. Поэтому она вообще запретила себе думать… Лишь одно она видела перед собой – море. Огромное и бездонное, хранящее в себе неизведанные никем силы – синее, прекрасное и доброе, как глаза Аландори.
Уж солнце подкатило к горизонту, оставалась всего пара часов до начала третьей, завершающей ночи танца, которую должны были открывать воплощенные Аландори и Эарентай на площадке перед храмом. Шайрен опасалась подумать о том, в каком состоянии она застанет жриц, но другого пути не было. Уставшая, с растрепанным волосами и мокрым от слез лицом она вошла в храм. Жрицы стояли в кругу, обсуждая, имеет ли смысл продолжать праздник.
- Музыканты не придут в эту ночь – так говорили они вчера, людям теперь тоже не до праздника – лишь бы спасти свои жилища и перебраться ближе к горам. Все объяты страхом и ждут, когда вода накроет остров, - говорила одна из жриц, явно уставшая сдерживать стихии.
- Мы не можем остановить праздник! Это все равно, что остановить создание мира!
- Или его разрушение? – перебила другая.
- Испокон веков этот праздник был сакральным ритуалом, состоящим из трех дней!
- Но если учесть обстоятельства.. можно ли перенести третий день на другое время? Когда кончится шторм?
- Все эти разговоры пусты! – вмешалась Эррет, старающаяся не терять самообладания и твердости духа, - помните, что не вы распоряжаетесь праздником, а сами Боги. И может быть, это наш последний шанс.
Шайрен вздрогнула. Сейчас. Сейчас она подойдет к ним и, наступит конец… Но ее заметили первой и все замолкли, кроме одного знакомого голоса…Аккар!
- Позволь мне показать тебе кое-что, Эррет! Мне запретили это, но я всё же покажу… постой… я мигом!  - Аккар скрылась в каких-то комнатах.
Что бы то ни было, это уже легче. Она не увидит… Шайрен не решалась поднять глаза ни на кого из жриц. Она шла прямиком к Эррет. Все хранили молчание, и было ли оно осуждающим, ошеломленным или каким-либо другим – Шайрен не могла понять. Она упала на колени перед Эррет и срывающимся голосом заговорила:
- Пожалуйста… забери у меня это.. Забери эту силу. Прости, я всё слышала… ваш разговор с верховным жрецом – я встала между Богиней и Богом… накажи если надо, только забери этот огонь – я не могу справиться с ним. Я не могу спасти этот остров… отними у меня эту силу, ты можешь…Эарентай!…
- Шайрен! Ты хотела бессмертия? Ты возомнила себя танцующей с Богом, и вот что получилось! Теперь ты видишь цену своей глупости.
«Бессмертия? Ты так меня и не поняла, верховная жрица. Я уже бессмертна. Он, Аландори, уже обессмертил меня в первую ночь танца, в тот самый миг, когда взял мою руку и начал танцевать со мной. Мне теперь больше ничего не надо. Я теперь готова умереть – я уже на вечность, на одну маленькую вечность прожила больше, чем вы, жрицы этого храма», - такие слова, словно нож, прорезали ее горло и застряли там.
- Встань с колен. Я дала обещание верховному жрецу о том, что во время праздника ни одна из женщин не может быть обижена, тем более жрица. Даже провинившаяся жрица. Я ожидаю его с минуты на минуту, чтобы он видел тебя! Без него я не могу дать тебе наказания, о котором ты просишь. Я знаю, что такое красный огонь, вышедший из-под контроля. Это больнее, чем гореть в настоящем костре. Это и есть твое наказание. Только теперь ты не сможешь поднять глаза и соприкоснуться в танце ни с одним мужчиной, кроме жреца.
Что это? Милость Богини или ее кара? Что теперь будет с островом? Возьмет ли Богиня назад свою силу? Сотни вопросов роились в голове у Шайрен. Сотни вопросов, не имеющих ответа.
Вдруг двери храма распахнулись, и будто бы в них ворвалось море. Но нет, это было не море! Это были жрецы, одетые в синие одежды, и Ланн был среди них. Ланн и Отар вступили в двери храма первыми.
- Что это такое, Отар?! – воскликнула Эррет, не сводя глаз с чужестранца, - кого это ты привел? В этот храм сейчас можно входить только жрецам!
- Разреши тебе представить – Ланн, младший жрец храма Эарентай. Как видишь, мы не опоздали, и даже привели несколько музыкантов – они готовы играть, чтобы Бог и Богиня начали свой первый и последний танец, - уверенным и твердым голосом говорил Отар, и отчего-то теплело на душе. Шайрен не смела поднять глаз на единственно любимого на свете человека. Она так и стояла рядом с верховной жрицей. Вот она и получила наказание, худшее из наказаний – видеть, как Аландори подойдет сейчас к Эррет и они начнут танцевать…Знать, чувствовать его близость всем своим существом и одновременно невозможность не то что подержать за руку – но и взглянуть в его лицо!
 Но далее стало происходить что-то очень странное. Отчего так быстро заиграла музыка? Отчего приближается не один Аландори, а они вдвоем с Отаром? Почему Аккар ворвалась к Эррет в этот неподходящий момент и, показывая ей какие-то листы бумаги, что-то сбивчиво объясняет? И, самое главное, почему Аландори, которого будто бы подталкивает сам верховный жрец, идет не к Эррет, а к ней?!
Какое нестерпимое желание посмотреть ему в глаза – но она не может, не может поднять глаз, чтобы он это увидел…ее огонь, ее слезы…нет, нельзя!
- Пойдем! – мягко обращается он к ней, беря за руку… Этому тихому голосу и прикосновению невозможно сопротивляться! Шайрен сделала шаг навстречу и почти упала в его руки.
- Я пришел для единственной цели, - говорит уже другой голос, сильный и твердый – голос верховного жреца, обращающегося к Эррет, - нам с тобой нужно объединить храмы. Только это сейчас будет самым верным решением… Если только ты… согласна.
Неужели? И как Эррет раньше не догадалась! Это может значить только одно..
- Но.. не хочешь ли ты сказать, что.., - слова замерли на губах верховной жрицы, забывшей вдруг обо всем, потому что Отар смотрел прямо на нее, как много лет назад, когда она почувствовала впервые любовь к нему, но так и не смогла выразить ее из-за своего положения в храме.
- Я уже сказал. И вижу- ты поняла.
Он тоже взял ее за руку… и две пары начали постепенно кружиться в танце, рисуя на песке причудливую спираль. Все присутствующие жрецы и жрицы замерли, глядя на них.
- Подними глаза, посмотри на меня, - шепнул Ланн на ухо своей любимой, прижав на мгновение ближе к себе.
- Аландори! Ланн? –она посмотрела на него взглядом, полным неподдельной любви и страдания, - неужели теперь конец? Ты предпочел меня самой Богине?… или это они Бог и Богиня? я ошиблась?
- А кем бы ты хотела считать меня?
- Кем бы ты ни был.. даже чужестранцем, даже человеком, ты все равно для меня – Аландори, и он воплощен  - в тебе!…я никогда не перестану верить в это.
- Точно так же для Эррет Бог –это Отар. А для него Богиня – она. И, даже в молитве своей он видит Богиню с ее лицом.
- А значит ты… - начала Шайрен и тут же осеклась, покраснев.
- А для меня Эарентай – это ты. Нежная, добрая, и в то же время безумствующая стихия… как долго я шел, как долго я плыл – к тебе. Твой образ не дал мне утонуть в море. Твой взгляд меня согревал всю прошлую ночь. Твои руки исцелили мои раны. И теперь я держу свою Богиню в руках и танцую первый в своей жизни танец – одновременно как Бог и как человек. Ты знаешь, Шайрэ, в той стране, откуда я приплыл, верят только в одного Бога. Но только теперь я понял, какой он, этот Бог. Он и не Бог, и не Богиня. Лишь наивные придают ему мужские черты. Только вместе, только одним целым можно сотворить и поддерживать этот мир.
И вот, среди разносящихся над шумом волн звуков музыки, среди жрецов и жриц, способных лицезреть почти невидимое  чудо, начало что-то происходить: вначале вокруг Шайрен и Ланна образовалось чуть заметное сиреневое свечение – то красный огонь жрицы и синий огонь Ланна смешались, и они перестали быть собою самими… Они тоже теперь казались единым целым – даже их тела, постоянно движущиеся в танце, так синхронно, так красиво, что захватывало дух, глядя на них. Затем сиреневое пламя стало ярче, и охватило вторую пару, а затем всех тех, кто больше всего стремился к счастью и благу – тех, чьи сердца были чисты и восприняли этот мягкий, ласкающий свет. Этот свет распространялся звездой по всему острову, и теперь ни красный огонь не был страшен своей стихийной мощью – она утихала! Ни синий своей холодной строгостью – он теплел, становился мягче, добрее… В храм начали заходить простые люди – вначале влюбленные пары, которые больше не боялись ничего – они тоже были объяты этим огнем и совершали свой, ни на что не похожий танец. Иногда этот танец заключался лишь во взгляде – настолько выразительном и сильном, что был достоин танца… Кто-то присоединился к музыкантам, взяв инструменты, и в музыке появлялись новые импровизированные мотивы – все были счастливы! Все будто и забыли о бушующей стихии, предвещавшей конец света.
«Если я не только человек, но и Бог, так почему бы не попробовать?» - Ланну пришла в голову удивительная мысль – попробовать изменить направление ветра так, чтобы ветер дул вдоль острова, и волны не врезались так далеко в сушу… Он незаметно для себя стал поворачивать Шайрен в одну и ту же сторону, постоянно в танце меняя ее положение, и ветер действительно начал разворачиваться, и затем стихать. Стихия будто улыбалась – так же очаровательно и сладко, как Шайрен, ставшая мягкой и податливой, при этом сохраняя твердость и независимость стихии.. Но Ланн будто бы знал, как управлять ей – управлять, не управляя. Лишь тогда стихия может поддаться и довериться…
Танцуй со мной… Танцуй мной. Я буду глиной в твоих руках, и ты слепишь из меня весь мир. Я буду кистью в твоих руках, и ты нарисуешь ей нашу судьбу. Только не останавливайся и не отводи взгляда – я хочу до конца поверить в то, что это правда. Я хочу исчезнуть в тебе, не исчезая, успокоить стихию, ничего не делая для этого… Ты мое море и небо, ты – сам танец, который ложью был бы, танцуй я с кем-либо другим… Танец, способный воскресить из мертвых. Танец, который переворачивает мир с ног на голову. Рисуй мной узоры на холсте неба, рисуй мной каждую волну на морской глади. Ты единственный, кто это может… кому я позволю это и не умру.
Третья ночь танца закончилась с приходом утра… а вместе с солнцем прилетела и диковинная птица-парус по успокоившемуся морю, почти причаливая к берегам…И никто в храме не заметил, как двое, держась за руки, вошли в безмятежные воды и исчезли там, - возможно, жители Ламидо верили в то, что Аландори и Эарентай, как когда-то в незапамятные времена, ушли в вечность после сотворения мира, убедившись в том, что мир этот – действительно ими сотворенный, настоящий, светлый и чистый Мир.