Чёрный перевозчик

Андрей Растворцев
   Из-за макушек гольцов медленно выкатился краешек солнца. Шевельнулся, просыпаясь, ветерок. Слабым своим дуновением зашелестел он листвою и надорвал туман над сонной рекой. Сквозь клочья тумана, медленно, вдоль берега плыла лодка-плоскодонка. Без скрипа уключин, без плеска входящих в воду вёсел.  В лодке, неподвижно, в чёрной накидке с капюшоном, восседала фигура человека. Было что-то неестественно-завораживающее в этом беззвучном движении.  Лодка то пропадала на мгновение полностью в тумане, то вновь появлялась в его прорехах.
Двое рыбаков в резиновых броднях, стоя на песчаной отмели, провожали её взглядом.
- Что за чертовщина, Иван?! - молодой парень обернулся к товарищу, - Как это он без вёсел вверх по течению-то идёт?
Крепко сбитый мужик, в брезентовом плаще, с трёхдневной щетиной на лице, оторвав взгляд от проплывающей лодки, буркнул:
- Не гляди на него, Серёга. Это Чёрный перевозчик...
- Кто?!
- Чёрный перевозчик. Не слышал? Да оно и к лучшему, что не слышал. Век бы о нём не слышать. А тут, гляди, и увидеть довелось. Да не пялься ты на него! Не дай Бог обернётся – тогда всё – хана. Если взглядом с ним встретишься, значит, за тобой пришёл. Он просто так на реке не объявляется. Здесь случайностей не бывает. Хорошо хоть мимо проплыл – не шарахнул взглядом.
- Страх нагоняешь, Иван? - молодой рассмеялся, - Сказочником заделался?
На удаляющейся лодке шевельнулась фигура. Медленно поднялась рука и сдёрнула с головы капюшон.
- Ложись, придурок! - пожилой резкой подсечкой ноги сбил молодого  в воду и упал на него сверху, руками прикрыв свою голову.
- Охренел, Иван?! - молодой, отплёвывая воду с песком, пытался вылезти из-под тела друга.
- Лежи, идиот! Пусть отплывёт подальше! Лежи, кому говорю!
- Да пошёл ты! Совсем одурел, старый! Отпусти, захлебнусь ведь!
- Отплюёшься. На Чёрного не гляди! Да не барахтайся ты!
Молодой, приподняв голову над водой, не оборачиваясь, локтём согнутой руки ударил друга в солнечное сплетение. Охнув, Иван откатился в сторону.
- Придурок, старый! Достал своими сказками! Выжил из ума – дома сиди! Чуть ведь не утопил.
В это мгновение, к ногам мужиков, барахтающихся в песочной жиже, мягко ткнувшись в берег, причалила лодка.
- Чё разлеглись, родимые? Большую рыбу поймали – поделить не можете?
Из лодки, чуть не черпая воду голенищами чёрных резиновых сапог, выбрался рыжеусый дед Назар.
- Ну-ка, подмогните, - и, ухватив руками якорный трос, поволок лодку на песок. Мужики молчком тоже впряглись. Вытащив на две трети лодку на песок, зачалили её за поваленное дерево. Дед забрал из лодки мокрый мешок с рыбой и бросил его у бревна в траву.
- Хорошо клевало ноне. Только успевал подсекать. Всегда бы так. Накажу своей старой чтобы, значит, расстегаев рыбных мне налепила. Сочных. Мне, без моих-то зубов, пироги с рыбой в самый раз – жевать не надоть. Поприжал дёснами, а вкуснятина вся так в рот и потекла. Люблю я пироги с рыбой. Жалко не часто рыба в доме. А уж сёдня-то повеселюсь. А вы чего по воде елозили – упустили кого?
Мужики переглянулись. Мокрые, в песке, с красными возбуждёнными лицами – только детей на деревне пугать. Пожилой махнул рукой и пошёл к снастям. А молодой, сплюнув на воду песок изо рта, с ещё не остывшей обидой проворчал:
- У Ивана бзик пришёл – чуть не утопил меня.
- Так я смотрю, не пьяные вроде – с чего бзику-то приходить?
- Да он каким-то Чёрным перевозчиком меня пугал, а потом и топить начал.
- Перевозчиком?! Вона чё… Объявился, значит…
- Да вы что, все тут с ума посходили?! - молодой вызверился на деда.
- А ты, Сергунька, глазами-то на меня не сверкай, не сверкай. Глупый ты ещё, жизни не нюхавший, - и, обернувшись к пожилому мужику, спросил:
- Правда, что ль, Иван, ты перевозчика видал?
Иван, выбирая закидушки, молча махнул головой.
- Да, дела-а-а...
Дед Назар помолчал, покачал головой:
- За кем это он? Чей срок-то подошёл? Ежели вас не тронул, знать за кем-то другим почапал. Плыл-то куда – вниз по течению, вверх?
- Вверх... - Иван, сняв с крючка последнего подъязка, бросил его на песок.
- Вверх, говоришь. В наши края, значит. Хреновое дело. Мимо меня прочапал, а я и не видал. Оно и понятно – туман. Ежели б за мной, он меня и в тумане бы отыскал – что ему туман? А он мимо. Шевелился?
Иван опять кивнул. Серёга не выдержал:
- Что ты всё головой машешь, как мерин на лугу? Не шевелился он – плыл себе и плыл.
Иван поднял от снастей голову:
- Ты-то откуда видел – шевелился он, не шевелился. Ты ж спиной к нему стоял. Он уж далеко был, когда ты насмехаться начал, сказочником меня обзывал, вот тогда он и поднял руку и снял капюшон, тут я тебя и сбил наземь, чтобы нам взглядом с ним не встретиться.
Дед, слегка прищурившись, в упор, пристально поглядел на Сергея, словно что-то хотел прочитать на его лице.
- Что ты, дед, меня разглядываешь? Давно не видел? Что ты увидеть хочешь? Откуда я мог знать, что Иван меня от взгляда перевозчика уберечь хочет? Да я вообще ничего про него, перевозчика вашего, не знаю. Плыл себе мужик и плыл. А перевозчик он, не перевозчик – какое мне до него дело?!
- Ну, да, ну, да – тебе-то до него и впрямь дела нет, а вот у него до тебя, может, и есть.
- Чего это вдруг дело у него ко мне? Кто я ему: кум, сват, брат?».
Назар удручённо покачал головой:
- Господи, когда ж вы, молодые, жить-то научитесь? Не знаешь чего – людей послушай, может, поймёшь что, ума-разума наберёшься. А вам бы всё насмехаться. Так и хотите на смешках прожить – всё умными шибко себя считаете. Старые, мол, дураки, а мы, молодые – умные. Только когда жизнь хвост вам прищемит – соображать начинаете, а уж поздно. Насмешки-то кто любит? Правильно – никто: что живые, что нежить разная. Думать надоть, прежде чем языком балаболить. Чёрный-то на твои смешки капюшон снял – заприметить тебя хотел. Хорошо Иван не дал ему на тебе отметину оставить. Знать, точно не за тобой пришёл. А всё одно к воде теперь тебе не след ходить – к любой, даже запруде малой. Кто его знает, что он об тебе умыслил.
- Да что вы, белены объелись?! Кто он такой, перевозчик этот, чтобы я его теперь всю жизнь боялся?!
- Кто такой? Перевозчик он и есть перевозчик. Из этого, значит, мира в иной. Как только, кому из тех, кто на воде промышляет, срок жизни вышел, за тем перевозчик и является, чтобы, значит, без задержки на встречу с Богом и доставить. Ты ж, вроде, грамотный Серёга, школу закончил, в институтах обучался, историю разную изучал, там тоже писано, что у древних свой лодочник был, что усопших по реке к богам переправлял.
Вот и на наших северных реках свой Чёрный перевозчик есть. Каждый рыбак с ним встретиться остерегается. Когда он мимо проплывает, лучше затихнуть, вроде и нет тебя и не болтать лишнего. И, ежели, он не за тобой – то всё и обойдётся. Ну, а за тобой – тут уж не отвертишься, он отсрочек не даёт. А, уж насмехаться над ним – только смерть дразнить. А она баба без чувства юмора. Сам-то перевозчик решений не принимает, тоже по приказу живёт, подневольный, но на шибко говорливых отметину ставит, вроде как номерок в очереди. Да наверх о таких докладает. А уж там, какое решение будет – то он и выполнит.
Серёга покачал головой:
- Нет, ну вы тут точно все на голову тронутые. Лодочники какие-то, перевозчики, отметины – лечиться вам надо.
- Ну, дак, дело хозяйское – верить, не верить. А Ивану-то спасибо сказал бы – язык, чай, не отвалится – уберёг он тебя от отметины. А уж как дале жизнь строить – тебе решать.
Закинув мешок с рыбой на плечо, дед Назар обернулся к Ивану:
- Хватит рыбалки на сегодня, Иван. Пойдём в деревню. Неспокойно на душе чегой-то. Не за просто так же Чёрный на реке объявился. Не знаешь, может, ещё кто из нашенских на рыбалку собирался?..
Иван не ответил. И он, и Сергей, не отрываясь, какими-то остановившимися взглядами, смотрели на реку.
Крутнувшись округ себя, дед Назар тоже вперил взгляд на водную гладь.
По реке, вниз по течению, тихо плыла лодка.
Чёрная, словно квадратная, с горбом капюшона, фигура перевозчика возвышалась посередь нее.
На корме, опустив голову долу, в вечном своём клеёнчатом плаще и брезентовых, выбеленных водой и солнцем,  рыболовных штанах, сидел, словно спал, сосед деда Назара, заядлый рыбак Мишка Коченев.
- Вона как, за Мишкой значица… - непослушной рукой дед Назар стянул с головы войлочный треух. Следом, и Иван с Серёгой сняли фуражки.
- Отрыбалил, значит, Мишка своё. Утоп.
Лодка, без скрипа уключин, без плеска входящих в воду вёсел, тихо скрылась за поворотом реки…