Страшной попсой была во все времена романтика классических зимних вечеров-ночей - большой деревянный дом, топящаяся печь, вой бурана и адские пляски снежинок за двойными стеклами, мурлыкающий на лавке кот. Только свечей восковых не хватает и старого вина. Попсой не была лишь тогда, когда вообще не было такого понятия - именно понятия, а не слова, явления, так сказать, как угодно его назвать можно. Зима к концу (шестнадцатое февраля, еще месяц морозов, ну полтора, ну в самую паршивую и холодную ситуацию - два с хвостиком), новогодняя мишура попрятана по ящикам в чулане, да и морозы уже как-то начинают выдыхаться, а зима теряет очарование и превращается в бело-серое пятно обыденности. Но в любом случае - ночь, буран, огонь в печи, мурчание кота. Стук в дверь.
Обойдемся без имен.
Он вяло поднялся со скамейки, на которой сидел, когда топил печку или курил в нее, прихватил на всякий случай кочергу - а вдруг там бандит какой, - и отправился встречать внезапного гостя. То бишь - гостью. Гостья стояла, замотавшись шарфом так, что наружу только глаза торчали, что-то мычала через этот толстенный шарф и была неузнаваема. Лучше бы была и дальше - потому что лицо, скрытое под размотанным шарфом, Он видеть не желал совершенно и уже начал забывать.
- Проходи.
Некрасиво людей на пороге в такую метель держать. Позже разберемся.
- Зачем ты приехала? - спросил Он, проникнув в комнату, проведя гостью и заняв прежнюю позицию поближе к огню.
Гостья нерешительно сняла шапку, превратившуюся в снежный ком, вполне годный для постройки снеговика, затем - не менее заснеженное пальто, какое украла бы любая Снегурочка, и безучастно опустилась на лавку под вешалкой.
- Была причина. И разговор к тебе у меня есть.
- Какие у тебя ко мне могут быть разговоры? - Он раздраженно шерудил кочергой в топке. - Ты хотела развода? Ты его получила. Ты хотела, чтобы я исчез из твоей жизни? Я исчез. Что еще тебе от меня надо?
- Себя хочу понять. - Она поднялась с лавки, сложила руки на груди и принялась расхаживать взад-вперед по прихожей, задумчиво задрав взгляд на закопченный потолок. - А лучше тебя меня никто не знает.
- Да что вы говорите. - Тон становился все более раздраженным. - Последний год я от тебя только и слышал - "ты не оценишь", "ты не поймешь", "это слишком мое". Я тебя нынешнюю, считай, и вовсе не знаю. И знать, если честно, не хочу.
- Все же лучше тебя никто мне не поможет.
Он зажег свет в комнате, сел за стол, положил на него ладони с растопыренными пальцами. Это было крайней степенью злости - а Она этого не знала.
- Так. Давай к делу. Что ты желаешь узнать?
- Желаю узнать... что со мной происходит все это время.
- Я без понятия, что с тобой происходит. Ты со мной такими вещами не делилась. Стоило оставить тебя без присмотра на небольшой срок, так ты сразу же связалась с этими ... (на месте многоточия должно стоять слово, каких в приличных книжках не печатают - примечание автора) и когда я вернулся, я уже не значил для тебя и сотой доли того, что значили они. Почему ты не идешь к ним?
- Они не смогут мне помочь. Они, собственно, в этом и виноваты. Я порвала с этим.
- Молодец, поздравляю. Но прежде ты порвала со мной, и сама громко и радостно объявляла, что это навсегда и безвозвратно. Поэтому будь последовательна - встань с лавки, оденься, уйди из этого дома и покинь этот населенный пункт. Ты в нем не живешь и жить не будешь.
- А ты сам-то никогда не ошибаешься, хочешь сказать?
- Ошибаюсь. В тот раз ошибся фатально - подпустил тебя к себе.
- Я не спорю, это было ошибкой. Мы не смогли бы вместе жить. Но все же, я никогда не отрицала, что меня к тебе тянуло, тебя ко мне, и нам было хорошо вместе.
- Ключевое слово - "было". Прекрати тянуть кобылу за хвост, она и копытом может процессы ускорить. Возьми и расскажи, что к чему.
- Я... - Она на несколько секунд опять подняла глаза в закопченый потолок, - я опустела, полностью. Мне уже ничего было не нужно последние месяцы. Это не жизнь. Это ее суррогат. Я разучилась понимать людей. Разучилась видеть ситуации. Ты можешь мне помочь. Можешь сказать, как выйти из этого.
- Не могу.
- Можешь. Просто не хочешь. Ты просто злишься на меня.
- Злюсь, а что делать? Просто я видел, во что ты превратилась буквально за считанные дни после развода, а может, и до него, сейчас уже неважно. Мне было стыдно, что я угробил на ЭТО три с половиной года, которые мог бы провести гораздо более продуктивно. И противно - что тебе это было совершенно не нужно и ты взялась за это из чистой скуки.
- Хорошо. Я ухожу.
Молча оделась. Скрипели половицы под сапогами. Трещали дрова в печке и выл ветер за окнами.
- Я тебе одно скажу. - Он встал, с хрустом костей потянулся, подошел к печи. - Не разменивай реальных людей на идеи-фикс. Не пытайся подмять их под эти идеи. Если еще не поздно - займись собой. Задай самой себе кучу самых гадких и неудобных вопросов, какие только возможны. Выясни, что нужно тебе, на что ты нацелена в жизни, в отношениях, во всем. Действуй, исходя из этих приоритетов. И самое главное - не скрывай от тех, кто к тебе близок, вещи вроде той, что превратили тебя тогдашнюю в тебя нынешнюю. Может быть, тебя смогут вовремя вытащить.
В профиль Её лицо выглядело совершенно безучастно, по нему текла вода - растаявший снег с шапки, и уже не могло показаться, что вместо воды текут слезы, слез в этих глазах уже не было и не могло быть - безысходность и бессмысленность собственных мыслей высушила их. Он не заметил, как она ушла - просто мертвенно стоял, взявшись рукой за угол печи, и размышлял, как пропадают люди - просто, буднично, незаметно. Пропала Она, связавшись с теми, с кем она связалась. Пропал Он, связавшись с ней. Пропали когда-то те, с кем она связалась, и те, с кем когда-то связывались они. А может, не пропали? Да нет, хуже - были убиты собственным невежеством, незнанием самого себя, неумением отделять главное от вторичного и расставлять вопросы бытия по ранжиру. Превращены в бездушных и безмозглых биороботов, живущих глупой, предельно вторичной идеей - из принципа быть как все или быть не как все, бросив на произвол судьбы познание прекрасного и изучение себя. Она ошиблась - жестоко ошиблась, схватив вместо приготовленного для нее бриллианта дешевую стекляшку лишь потому, что она раньше заблестела так, чтобы этот блеск показался ей красивым.
Потом пришло семнадцатое февраля, восемнадатое, двадцать второе, первое марта, девятое... Профиль физического лица пропавшей Личности отпечатался на тяжелой двери, и его было уже ничем не смыть. Дерево впитывало страдания - поэтому люди издавна избегали тех мест, где они происходили.
11 января 2015 г.