Встретились как-то после полуночи Сыч и Неясыть. Сидят друг напротив дружки, круглыми глазами блещут.
- Эко-ть нынче мышь шустрая пошла! - проскрипела Неясыть, первой прервав молчанку, - Не изловишь, а только умаешься. Под корнягу - шмыг! Сморгнёшь, а её ужотко и нет там. То-то я третью ночь неевши, аж нутро сводит...
- Хочешь, я тебя угощу? - спросил Сыч, напыжившись.
- Ой, хочу, Сыченька! - всплеснула крыльями Неясыть и пересела на ветку поближе. Ещё пуще надулся Сыч, чтоб казаться побольше и поважнее. Слетел он с еловой лапы и скрылся за деревьями, а вернулся уже с полёвкой в клюве.
- Вот, пожалуйте, барышня! - подмигнул он Неясыти своим жёлтым глазом. А та от радости аж перья распушила:
- Ах, щедрователь! - но вместо того, чтобы съесть мышку-подарок, под крыло её незаметно припрятала, да как чихнёт на весь лес: "Апчхи!", да как закричит: "Ах, уронила-уронила!"
- Где? Что? - выпучил глаза Сыч, завертел головой.
- Мышку-то не уберегла, даже не попробовала! Ай-яй-яй!!! - причитает Неясыть.
- Да не плачь, - махнул крылом Сыч, - Мне новую поймать - раз плюнуть!
Да и опять улетел. А Неясыть только и ждала того. Мышку из-под крыла достала и мигом проглотила. Сидит довольная, аж жмурится от удовольствия. А тут как раз Сыч вернулся с добычей.
- К вашим услугам! - и две мышки подаёт.
- Спасибо, родимый! Утешитель! - нахваливает Неясыть. И опять: "Апчхи!", а мышек раз - и под крылышко. И в слёзы:
- Что я за растяпа? Что за недотёпа!
Сыч её зановь утешает, добрая душа:
- Это ты от голода ослабела. Погоди, сейчас наешься да сил наберёшься!
Улетел Сыч. Скушала Неясыть мышку, скушала другую, и стало ей весело. Сидит-злорадствует, припевает:
- У Сыча ума - ни грамма, не заметил Сыч обмана! До чего же я хитра: не работая сыта!
Не зря в прежние времена эту сову неясытью нарекли: ненасытная она, прожорливая. Только и Сыч не лыком шит. Недалеко он улетел да песенку Неясыти хорошо слышал. "Будет тебе ещё мышка! Попомнишь ты Сыча, плутовка!"
- Ох, и заждалась я тебя! От голода и клюв раскрыть не могу... - жалобно заныла Неясыть, когда вернулся Сыч.
- Ты уж прости, кума! Мыши-то те, которых ты упустила, своим растрезвонили, чтоб тихо по норкам сидели, вот и не нашёл ни одной. Пришлось к амбарам лететь. Только я тебе что получше принёс! Открывай клюв, а то опять проворонишь!
Обрадовалась Неясыть, зажмурилась да клюв широко разинула. А Сыч-то не мышь ей притащил, и даже не крысу, а стащил у сторожа-дедка кисет отборного табака! Возьми и кинь ей прямо в разинутую пасть! Тьфу, отрава! Ух, и закашлялась Неясыть, ух, и расчихалась - уже по-настоящему! Ажно слёзы на глаза навернулись, думала, что богу душу отдаст. Но нет, прочихалась да так жутко на Сыча глядит, будто убить хочет. Только ни слова от злости сказать не может. "Ух, ух я тебе!.. Ухх, отомщу!" - заухала она, улетая подальше. С тех пор не в ладах Сыч с Неясытью, ох, не в ладах. Угрюмо, недобро глядят из чащи круглые жёлтые глазья, высматривая недруга. Услужба в дружбу не в тягость, а в радость, коль под крылом не прятать гадость.