Счастливые годы (Мамцис Эдуард) / Проза.ру

Я часто думаю, почему, когда людей спрашивают, какие у них самые счастливые годы, они, не задумываясь, отвечают – студенческие. А, на мой взгляд, самые счастливые годы – это школьные.
Я хорошо помню, как мы с трепетом избирали в классе звеньевого, старосту и, почему-то, старались выбрать самого достойного, честного, умного, дисциплинированного, а, когда я в институте учился, такого и близко не было. Я, почему-то, уже думал, как же преподаватель живет на 110 рублей в месяц. Я хорошо помню свою первую учительницу, тогда она мне казалась какой-то святой, что у нее нет никаких забот, неприятностей и дети ее должны быть, непременно, отличниками. Нет, я уверен, что самые счастливые годы - это школьные.
Кстати, за все эти годы, а мне уже 60 с лишним, я не стал ни профессором или генералом, не стал генеральным директором, ни даже удачливым бизнесменом. Да и биография-то моя совсем проста, ну что там: школа, целина, армия, институт. Вот теперь работаю рядовым врачом. Поэтому, вроде бы, и не вправе призывать других учиться, учиться и учиться. Тем более, что сам - то в школу с трудом ходил.
Бывало, мама будит: «Эдик, пора вставать», - а мне так спать хочется. Слышу по радио передают: «Переходим к четвертому упражнению зарядки», ну, думаю: можно поспать еще до шестого. И когда слышал: «А теперь переходим к 6-му упражнению зарядки: руки в сторону, ноги на ширину плеч» - тут я вскакивал, хватал портфель, на ходу выпивал стакан молока, тогда еще неразбавленного, и бегом в школу. А там, чтобы не опоздать - через забор, и вот я уже за своей партой, сижу и жду конца второго урока. А почему второго, да потому, что в это время буфет открывали, и мы кубарем скатывались вниз. Мне мама давала по 10 копеек, их как раз хватало на 3 пончика и стакан чая. Тогда
тоже бедных хватало, но мы делились и все были довольны. Как-то раз сижу я на уроке математики, а преподавал ее Колеров Николай Александрович - такой вредный мужик был, такой вредный. И привычка у него дурная была: он брал журнал и своим мозолистым пальцем начинал водить по списку: «Идет отвечать … … … идет отвечать…». В это время я повернулся назад и хотел узнать, что сегодня задавали - то, а он - Мамцис. Я вскочил, как ужаленный в одно место и только хотел сказать, что у меня, мол, вчера голова болела, а он - «Вон из класса». Думаю, почему из класса, ведь все углы свободны, а что поделаешь, вышел, коридор пустой, думаю, куда бы спрятаться, а у нас там пилястра была, ну, вроде колонны, у химического класса, вот я за ней и спрятался. Стою и думаю: «Сколько же время осталось до конца урока?». А часов- то нет, да и откуда они у меня, когда у учителей-то их не было. Вот у тети Дуси, вахтерши нашей, у той было двое часов: одни на стенке висели, а другие, будильник, на тумбочке стоял. Я ее, как сейчас, помню: худенькая, маленькая, лицо в морщинках, и ходила-то она в душегрейке, ну вроде фуфайки, только без рукавов. Она никогда не кричала и все шнурки нам завязывала. Ну вот, стою, значит, и думаю: быстрей бы звонок, и в это время меня за ухо - раз. Смотрю, а это Махно, т.е. Иван Матвеевич, завуч наш. «Ты что, - спрашивает, - здесь стоишь?» «Дежурю» - сообразил я. «А, ну-ка, пойдем ко мне в кабинет, там еще один такой «дежурный». Заходим, он говорит: «Чтоб завтра без мамы не приходил». «Иван Матвеевич, ну зачем мама, ведь она расстроится, переживать будет, ну давайте я что-нибудь хорошее сделаю!». «Ну, ладно, - говорит, - тогда бери второго «дежурного» - отнесете мне домой капусту». В тот день, как раз, капусту привезли учителям, ну, не вместо зарплаты, как сейчас, а видно из уважения. Короче, капусту мы отнесли и, вроде бы, в расчете. Видно, тогда уже бартер начинался. А после уроков мы все ходили с горки кататься, ну не с горки, а в яму скатывались – это, где сейчас кинотеатр «Волга». Ну вот, однажды мы все катаемся, а дружок мой стоит и смотрит. Я говорю: «Чего стоишь, чего у тебя там яйца в портфеле, что ли?». И вот года четыре назад он признался, что у него в портфеле и правда яйца были, это он для Лили Волынской принес из дома - нравилась она ему. Я бы не вспомнил эту историю сейчас, если бы в свое время сдуру не рассказал об этом своей жене. Ну, как с горки в детстве катался. Теперь она, сгоряча, упрекает: «Прокатался в детстве на заднице – вот и работаешь урологом». Не верите? Можете ее спросить, она - то генеральный, говорит, что не каталась.
Однажды я задумал жахануть, ну, т.е. вместо школы в кино пойти. Сэкономил на пончиках, а там в то время фильм интересный шел. Ну, как его, там еще один с ветки на ветку все прыгал с обезьянами. Вспомнил - «Тарзан», а я все с «Фантомасом» путаю. Так вот, купил билет и думаю, зайду в зал, когда свет выключат. Хоть Андропова тогда еще не было, но так, вроде бы, надежней. Слышу - «Новости дня» начались. Захожу, значит, в зал, в темноте протискиваюсь сквозь ряды, сажусь. Глядь, а слева от меня – немец наш, Павлов Иван Павлович. Ну, думаю, конец, теперь хоть в школу не ходи. И, как то раз, встречаю его в коридоре. Остановился. Хотел было начать оправдываться, а он - мимо меня. И вот сколько лет прошло, все молчит. А ведь мы часто видимся - ходит ко мне на прием, молчит. Я уж, грешным делом, думаю, может он тоже…жахнул?
А после школы я уехал на целину и все мечтал встретиться не так с одноклассниками, как со своими недругами - учителями. Приезжаю, значит. Это было где - то в начале марта, весь, как сейчас говорят, упакованный: на мне новое драповое пальто с накладными карманами, с каракулевым воротником, на голове новая кожаная шапка тоже при сером каракуле, а там - двубортный бостон, рубашка нейлоновая с запонками, желтыми, блестящими, индийскими, из чистой меди и лаковые туфли. Ну, думаю: «Вот так жить то надо! Фейерверки можем пускать». «Где здесь можно поудобнее раздеться - то?» А они, учителя, настолько простые и обаятельные - «Эдик, раздевайся, здесь».
Хоть и прошли десятилетия, я очень хорошо помню свою первую учительницу Зинаиду Ивановну Авдошину, нашего директора Георгия Ивановича Смирнова, Ивана Матвеевича Шиканова, Софью Гавриловну Волкову, Веру Ивановну Тягунову, Евдокию Гавриловну Изотову, нашего физкультурника Ивана Антоновича Скачкова, Геннадия Борисовича Левитина, Зинаиду Ивановну Сапожникову, Петра Александровича Пономарева, Нину Ивановну Комарову и многих, многих других.
И вот сейчас, когда прошло почти полвека с той счастливой поры, я низко склоняю свою седую голову перед учителями, кто своими мозолистыми руками шлифовали древко знамени Победы на фронте и в тылу, перед учителями, которые заложили мне основы образования и воспитания, перед милой и доброй тетей Дусей в душегрейке, перед всеми, кто давал мне путевку в далекое плаванье в этом мутном и бурном течении, которое мы называем жизнь.

            Вечная им слава и благодарность !