-- Простите… Если бы мне не было так одиноко, я никогда не решился бы обратиться к вам. Но иногда становится совсем невмоготу. Наверное, это как-то связано с освещением в комнате.
-- Это вы ко мне? Спасибо, что заметили. Не знаю, как насчет освещения, но с зеркалом напротив нам очень повезло. Представьте: висеть на одной стене и видеть друг друга. Очень повезло.
-- Висишь тут, висишь, и никому, совершенно никому нет дела. Разве что пыль смахнут. Или поправят на веревочке. Когда заметят, что покосился. А ви-сеть тоже надо уметь. Не каждому дано. Ведь не украшение какое-нибудь, а картина. Это ко многому обязывает.
-- Дааа, поправят и забудут до следующего раза. Причем, поправляет исключительно ОНА…
-- Потому что у НЕГО хватает других забот.
-- Вы думаете?.. Кстати, вы заметили, какие чуткие у НЕЕ пальцы? Ведь вас ОНА тоже поправляет. Конечно, сперва меня. И долго смотрит теплым, нежным взглядом на мою красочную фактуру.
-- Фактуру? С фактурой у вас все в порядке, хорошо сделано, интересно. А вот ваша гамма… явно оставляет желать лучшего. Столько красок… надо ли?
-- Вам не нравится моя гамма? ЕЕ гамма?? Да вы просто ничего не понимаете в живописи! Не спорю, ваши шоколадные оттенки хороши. И линии изящны. Но вы привыкли к монохромности. А ОНА – МОЯ – эстетически мыслит гораздо шире. Много красок? Так и чудно! А как же цвета спектра, уживающиеся в белом свете? А? Надо видеть на палитре единство и борьбу противоположностей и дополнительных цветов.
-- Вы прямо философ на картоне. Не знаю, не знаю…
Но ваше неуместное предположение, будто прикосновения пальцев Вашей Художницы могут меня взволновать – коробит.
-- Да что вы! Вы меня пугаете. Ведь вы написаны на оргалите. Может быть, это от сквозняков? Это Ваш виноват! Вечно открывает форточку. Всё Ему жарко. А женщина должна страдать и коробиться.
-- Ах, вы меня прямо в краску вогнали. Мне так неловко…
-- Горячие оттенки вам очень идут. Весьма чувственно.
А с зеркалом – да, вы правы. Правда, приходится видеть друг друга в зеркальном отображении – это не совсем естественно. Но к этому можно привыкнуть.
-- Уж не Ваша ли Художница нашептала вам про чувственность??
-- Ммм…
-- … поправляя вас на вашей веревке.
-- Ммммммм…
-- Что вы мычите, как… Постыдились бы…
-- А чего мне стыдиться? Я просто не всегда могу сформулировать мои мысли. Но уж когда могу – я способен много наговорить.
О! Можно я скажу еще одну мысль, пока не забыл? Мне тут на днях подумалось, что ваша шоколадность – не главное. Главное – это ваша белая шея. Она так и притягивает взгляд.
-- Спасибо, дружочек. Наверное, ОН, когда писал меня, тоже не мог оторвать взгляда от моей шеи… И на ощупь выдавливал на палитру самые белые белила. И долго мыл кисть, чтобы не запачкать случайным оттенком. А теперь... Только на Нее и смотрит… До меня ЕМУ дела нет. И шоколадность мою забыл… И марево испарений и ароматов… Конечно, я на Нее не похожа, но никак не хуже.
-- Ах, простите. Я не знал вашей драмы. Я думал… Не плачьте, пожалуйста! Вы испортите краски!
-- Не беспокойтесь. Они масляные. И грунтовал МОЙ на совесть. Не то что Ваша.
-- С чего вы взяли? МОЯ тоже в грунте разбирается.
-- Да ладно… Лишь бы спорить с женщиной… Нет бы пожалеть…
-- Я жалею…
-- Жалеете вы… Свою жалейте!! А я как-нибудь обойдусь…
-- Вы знаете, иногда мне кажется, что МОЯ, как никакая другая, достойна жалости и сочувствия. Прямо сердце кровью обливается. Ведь всё на виду. Особенно, когда ОНА приходит первая, до Него, такая усталая приходит… А в другой раз посмотрю: вроде, всё у НЕЕ более-менее в порядке. И Художник Ваш – заботливый. Все время ЕЙ в рот смотрит. И смеется ОНА часто, как колокольчик звенит. Конечно, им почти негде жить… И холодильник им отчаянно нужен. Но в остальном…
-- Ну, знаете… Вам не приходило в голову, что Ей не каждый раз хочется смеяться? Что иногда Она смеется для НЕГО? Чтобы не расстраивать… В рот смотреть – не всегда значит заботиться. Бывает, нужно отойти на пару шагов и осмотреть хозяйским взглядом: все ли в порядке с Той, которая тебе так дорога. Или вообще – пойти и совершить что-нибудь очень важное… Хотя бы, окно закрыть, чтоб не дуло. Но это самый минимум. Настоящий ХУДОЖНИК должен быть защитой и опорой.
-- Говорите, не всегда хочется? Чтобы не расстраивать?.. Опорой – это да. Тут я с вами полностью согласен. Но ЕЕ смех… Разве только для того, чтобы… Ах, да, опора для картины крайне важна, особенно, на выставке, когда на одной стене висит столько всяких… Но со смехом вы меня огорчили. Если для того, чтобы не расстраивать Его, то это очень грустно. Даже грустнее, чем я предполагал…
-- Никак не пойму, когда вы говорите серьезно, а когда насмехаетесь.
Ах, вы мне напомнили про шею… У НЕГО такой старенький, вытертый шарфик… Еще который Она ЕМУ дарила. Бедненький… Когда ЕГО подолгу нет, я так тревожусь – не простудился бы…
-- И не говорите, вы совершенно правы! У НЕЕ дубленка по швам расползается… Я сам видел, как ОНА шила.
-- Видели вы… Можно подумать, что я не видела. Как будто не в одной комнате висим… Вам приходилось бывать на выставках?
-- Не приходилось… Но ведь у нас всё еще впереди, правда?
-- Не примазывайтесь. Я тоже не бывала на выставках. Но вы не имеете к этому никакого отношения.
-- Вы говорите таким тоном, точно вам НЕ приходилось бывать в Лувре, или в нью-йоркском музее современного искусства.
Почему вы молчите?
-- Потому что с вами невозможно разговаривать.
Так, говорите, ОН Ей в рот смотрит?
-- А вы сама не видите?
-- Подумаешь… Тоже мне – два гения… Два сапога – пара… Вы хоть понимаете, до какой степени МОЙ повлиял на Вашу в плане цвета?
-- Что?? Вы же ругали мою гамму.
-- Ничего подобного. Вы очень недурно смотритесь. Весьма импозантно и стильно. Конечно, Она писала не МОЕГО… своего – а своё представление о НЕМ: о Своем… о МОЕМ. Но, тем не менее, краски работают очень выразительно и даже замыкаются в некий…
-- По крайней мере, глаз у меня – не Его.
-- Господи, ну как вы не можете допустить фантазии, творческого вымысла… Бывает, краски ведут Художника, формируют новые условия существования… И небо может быть розовым, и снег может стать апельсиновым. Даже трава вовсе не зеленая, если на нее смотрит художник.
-- Трава? Нет, фантазию, воображение и цветовую логику я всецело поддерживаю. Это Он вам внушил? Почему вы так покраснели?
-- Вас не… Вы же сами говорили, что мне идут теплые тона.
-- Идут.
Кстати, МОЯ – непревзойденный мастер композиции. И Вашему не мешало бы поучиться. У НЕЕ. У НЕЕ это на интуитивном уровне.
-- На интуитивном – это у МОЕГО цвет. А у Вашей композиция – просто книжное знание.
-- Неправда!!!
Интуиция МОЕЙ – вне всяких сомнений!
ОНА способна не только безошибочно выявить диспропорцию или нарушение центра тяжести картины, но и почувствовать, любит ли ее человек или просто греется.
-- Греется?
-- Греется!
-- Это вы с намеком?
-- Вовсе нет. Я говорю открыто.
-- И ?..
-- Он злоупотребляет ЕЕ добротой и интеллигентностью!
-- Это вы о МОЕМ???
-- О Вашем, о Вашем!
Художник, понимаешь ли…
А женщина извелась!
-- Что же это Она так вся извелась? ОН же Ей в рот смотрит…
-- Смотрит-то он смотрит, да ничего не видит.
-- Во рту?
-- Дура!!
Он не видит, как можно разрешить их проблемы. Их совместные, общие проблемы. Жить под одной крышей – значит, нести ответственность друг за друга. А его ответственность хромает на обе ноги. И это уже ущербно не только для художника, но и попросту для мужчины.
-- … и гражданина.
-- Послушайте… Между прочим, у них одна единственная раскладушка на двоих. Хорошо, хоть два стула. Зато, телевизора – ни одного. По сравнению с их ситуацией, наша совместная стена – хоромы.
Я озабочен такими серьезными вещами и надеялся, что вы…
А вы ерничаете…
-- Подумаешь, всего-навсего снимают комнату. Зато у них есть зеркало. И электрический чайник.
А что сделали вы???
-- Что?
-- Нет, я не спрашиваю, что вы сделали ВООБЩЕ. Хоромы… Я спрашиваю, что вы сделали только что?? Вы обругали меня грубо, по-плебейски!
А сами?
-- Простите… я не хотел… так вышло…
-- А сами??
-- Что?
-- Сами вы, конечно, все бы сходу поняли, во всем бы разобрались, нашли бы все входы и выходы в лабиринтах судьбы, нащупали бы скрытые пружины удачи, избежали бы губительного камнепада, подстроенного фатумом?
-- Я? Я – да. Хотя, вам не к лицу заниматься демагогией. Ведь все, что вы сейчас наговорили, имеет одну единственную, крошечную, эгоистичную цель: оправдать Своего Художника. У меня даже мастером его назвать язык не поворачивается.
-- Вы же восхищались моей шоколадностью и изяществом моих линий! Лгали??
-- Не лгал. Вы мне очень даже нравитесь.
Но… Но я… Но у меня…
-- Ну, что вы мямлите, как… МОЙ такой же.
Наверное, Она неплохая художница, если я узнаю в вас ЕГО.
-- ОНА вообще неплохая. Сколько терпения и покорности судьбе… Сколько самопожертвования в угоду мужскому эгоизму… Более того, ОНА необыкновенно добра и нежна. Ах, вы не представляете, что я испытал, когда ОНА писала меня, прикасаясь к моему картону беличьей кисточкой…
-- Уймитесь. Только мне еще не хватало слушать ваши эротические воспоминания. Все вы мужчины одинаковые. Только коснись вашего картона беличьей кисточкой – тут же поплывете…
-- Вы что, ревнуете?
-- Еще не хватало! Просто вы…
-- Ладно, не обижайтесь. Я, конечно, не подарок. Но, чем ссориться, нам лучше подумать, как помочь ИМ.
-- ИМ? Как же мы ИМ поможем?
-- А кто же кроме нас?
-- Можно подумать, что вы были написаны совсем в другую эпоху. Впрочем, тогда, наверное, портреты в таком стиле не писали.
-- Всего-то, всего-то немножко нужно помочь, самую капельку подправить, намекнуть, шепнуть, дернуть за рукав, по-особому посмотреть в глаза…
Всего-то! Иногда достаточно такой мелочи, сущего пустяка – идешь весь в себе, погруженный в тяжелые мысли, придавленный тревогой или просто раздраженный стоишь у окна и, вдруг: взгляд с картины, или усмешка, или укор в уголках губ…
Взгляд с картины, как холодным мастихином по сердцу.
И мир внезапно приоткрывает свою щель, и на долю мига всё предстает в ином свете, под другим углом, в новом измерении.
И ответ на неразрешимую проблему становится очевидным…
-- А вы идеалист, однако…
Помочь, говорите… Помню, когда дождливой осенью ОН поскользнулся на мокрой листве и сильно ушибся… Когда он пришел домой хромая и, не снимая пальто, повалился на стул… Я была готова сойти со своего оргалита и собственноручно лечить его колено и ушибленный бок! Если бы вы знали, чего мне стоило остаться на месте… Но если бы… Если бы ОН был один – я непременно сошла бы. А вы говорите «проблемы». Порой даже нет возможности облегчить боль того, кто для тебя… Без кого ты… С кем бы ты…
-- Проблемы, самые затяжные жизненные проблемы – это, как грипп, как простуда. Его ушиб давно прошел. А сейчас и ОНА, и Он кашляют и дышат над чайником. Но вот потеплеет – и все закончится, станет легче. И не надо будет кутаться и закрывать форточку.
Ведь правда?
-- Но когда же закончится зима?
-- Зима… Зима закончится через полтора месяца.
-- Да?..
-- Почему вы так… смотрите?
-- Вы такой мыслитель – и не понимаете моего вопроса? Если придерживаться вашего зимнего символизма…
-- О! Простите, я… Конечно, я не провидец, и у меня нет ответа.
-- Вы не только не провидец, но и…
-- Не сердитесь. Жизнь сложнее, чем наши досужие беседы о ней.
-- Беседы! Ох уж эти ваши беседы…
Как вы посмели?! Как вы могли растоптать мою душу?! Не видеть во мне женщину! Шоколадность!!! Разве шоколадность в женщине главное? Хотя и не последнее… ОН этого никогда не понимал…
Но вы! Как вы могли так со мной поступить! Ведь мы провисели на одной стене немало времени. И после этого… Как!
Как вы могли, как вы посмели видеть во мне только собеседника?!!
-- Я считал вас единомышленником, соратником… Опять же, эта стена… Одна общая стена, на которой мы висим… Совсем, как ОНИ – в одной, общей жизни. И…
-- Не надо, не продолжайте. Все ясно. Я вас не упрекаю. Вы по-своему правы. Таким уж вас нарисовали.
Но знайте: мне никогда не забыть, что вы обращались ко мне только за неимением другого собеседника… и соратника. Такой уж меня нарисовали.
-- Неужели я вас обидел? Я, право, не хотел…
-- Пустое.
Так чем, говорите, мы можем ИМ помочь? Посмотреть в глаза? Дернуть за рукав? Напугать в вечерних сумерках?
-- Знаете, я понял, чем портреты отличаются от людей.
-- И чем же?
-- Люди не могут прикинуться картиной. Людям тяжелее. Приходится принимать решения и взваливать на себя груз ответственности.
-- Знаете, пожалуй, это ваша лучшая мысль.
-- Молчите!
-- Что такое?..
-- Тихо… ОНИ идут.
-- Вдвоем? Ну, конечно, вдвоем. Да молчу, молчу…
-- (Шепотом): Ну, видите, как ОНА смотрит ему в глаза?
-- (Шепотом): Вижу, не слепая. Я также вижу, как ОН обнимает Ее за талию. Лучше бы мне этого…
-- (Шепотом): А знаете, я внезапно понял главное.
-- (Шепотом): Что же вы поняли, интересно?
-- (Шепотом): Я понял, что я дурак.
-- (Громким шепотом): Вот уж, действительно, новость! Спросили бы меня – я бы вам давно открыла эту истину.
-- (Шепотом): Я понял, что им не нужно помогать, дергать за рукав, или назидательно смотреть в глаза. Им просто бесполезно помогать. Они вне нашей помощи.
-- (Шепотом): А как же раскладушка?
-- (Шепотом): Раскладушка? Да черт с ней. Не в этом главное.
-- (Шепотом): Однако, широкий жест с вашей стороны. Но, согласна, главное, наверное, в другом. Главное – в стене.
-- (Тихим шепотом): В стене?
-- (Громким шепотом): В стене, на которой мы висим. Ведь если ОН так будет держать Ее за плечи, и ОНИ так будут смотреть друг другу в глаза… Ведь тогда нам еще дооолго висеть на этой стене вместе.
-- (Шепотом): О, думаю, вы правы.
-- (Тихим шепотом): И тогда, когда-нибудь, возможно, вы сможете увидеть во мне не только собеседника…
2004