Я опять сижу в черном кресле. Настолько мягком, что можно провалиться в него полностью, если расслабить мышцы.
Вновь мой собеседник. «Зигги Фрейд во плоти» - примерно так я называю его в своем сознании. Вновь с блокнотом и ручкой в руках. Он откинулся на спинку кресла. Скрестив ноги, он жестом приглашает начать. Удивительно, но вот уже вторую нашу встречу он не говорит ни единого слова.
-Доктор, - в этот раз я осмеливаюсь начать без приветствия, - я чувствую себя удивительно глупо. Помните наш прошлый разговор? Разумеется, время лечит, чем дальше – тем проще будет. Но, знаете, я должен вынести из этого хоть какой-то урок для себя. Да, мне станет легче, но разве я застрахован от того, чтобы вновь наломать дрова?
«Зигги» начинает скрести ручкой по бумаге.
-И, доктор, мне кажется, что я вообще ни от чего не застрахован. Я вновь повторяю ошибки, которые год назад делал. Самокопание, следующее за ним самобичевание, дальше – чувство вины во всём, от которого вновь предстоит отделываться. На ум мне вновь приходят старые воспоминания: когда я по мелочи делал что-то не так, я вслух легко говорил себе: «Ну да, такое могло произойти только с тобой – ты же мудак». И этого я боюсь больше всего, доктор. Боюсь, понимаете?
Он протягивает мне стакан воды. Славно.
-Я боюсь, что жизнь моя опять на несколько месяцев словно по одури пойдет – бесцельно и однообразно, в депрессии и самобичевании. И я уже, кажется, ощущаю, что люди от меня отворачиваются. Я им уже не нужен. Действительно, кому сдался юноша с депрессивными наклонностями и возможной алкогольной зависимостью в будущем?
Я молчу и гляжу на доктора. Он что-то скрупулёзно пишет в своем блокноте.
Проходит минуты две, прежде чем он заканчивает и обращает свой взор на меня.
-Впрочем, знаете ли, есть в этом и плюсы. Тут я явно оптимист. Или пофигист. В общем, с людьми, которые тебе нравятся, с ними нужно вести себя как можно лучше – ну, понимаете, первое впечатление нужно поддерживать, а первое впечатление не должно быть плохим. Грубо говоря, в общении с людьми тебе приходится притворяться: улыбайся, шути, смейся. А повода-то и нет… Как и желания, доктор.
Я делаю последний глоток.
-Но вот без людей, когда ты совершенно один, когда никому не нужен, ты – настоящий, тот самый, что не скрывается за грамотно выстроенным имиджем хорошего парня. Ты можешь пить до одурения, зная, что никто тебя не осудит. Ругаться до чертиков, зная, что никто и слова поперек тебе не скажет. Или просто спать, зная, что никто тебя ничем не поторопит. Потому что не нужен особо никому.
Доктор смотрит на меня. Откладывает блокнот и ручку, гладит рукой свою бородку. И взглядом желает, чтобы я продолжил.
-Но. Я, кажется, растерял за последний месяц всех людей, которым могу доверять. То есть если я напишу кому-то «Мне плохо, поговори со мной», то вряд ли мне кто-то откажет. Но вот зачем мне грузить другого человека, мне чужого, своими проблемами? А отвечает такой человек скорее из вежливости – потому что в основе своей я ему и не сдался с моими психологическими потугами.
Я запускаю обе руки в волосы и развожу локти, откидываясь на спинку кресла. Кажется, мне тяжело говорить. Доктор берет опорожненный мной стакан, уходит и через минуту возвращается с полным. Отлично.
-Знаете, доктор, моя хорошая знакомая говорила мне не раз: «Удивительно легко тыкать в плохое и совершенно не видеть хорошее». Я запомнил эту фразу. Всё верно, всё. Но… Не знаю, кажется, я никогда не смогу преодолеть в себе недоверие к людям. Хотя было одно время, когда людям я верил с удовольствием, и помогал им. Искренне. А сейчас…
Я делаю глоток. Беру паузу.
-…а сейчас я ничего не хочу. У меня нет ничего, чему я мог бы радоваться. Нет людей, которым я мог бы доверять полностью. И, кажется, по этой причине я чувствую себя брошенным. Знаете, наверное, сейчас единственным человеком, которому я доверяю свои чувства и переживания – это староста моей группы. Удивительно, но человеку, с которым меня ничего, кроме учёбы не связывает, я доверяюсь в чём-то. Пусть и не полностью. Может, со мной всё еще не так плохо, доктор? Что мне делать?
«Зигги» смотрит на меня пару секунд. Потом сует руку в карман своего пиджака. Еще секунду шарит в нём рукой.
Оттуда он достает укороченный револьвер «Кольт». Кладёт его на столик. Сует руку во внутренний карман пиджака, и, порыскав там секунды две, достает 7 грамм смерти. Один патрон. Придерживая его указательным и большим пальцем, «Зигги» показывает его мне и, откидывая барабан, вставляет в него патрон. Ставит барабан в исходное положение так, чтобы пуля оказалась в стволе. Взводит курок и кладет на столик передо мной. Рукоятью ко мне.
Я жду дальнейших действий от моего молчаливого собеседника. Но не дожидаюсь: «Зигги» встает, вырывает из блокнота листочек, что-то пишет на нем и протягивает листочек мне. Отдав его мне, он уходит.
Я поворачиваю листочек и вижу на нём одно-единственное слово: «Удачи». На пару секунд я закрываю глаза, чтобы успокоиться.
Открыв глаза, я нахожу себя в кровати. Ощущаю, что в руке у меня что-то есть. Я подношу руку к своему лицу. Листочек.
"Удачи".