Забежал в редакцию ШМИЛН истовый Виссарион, швырнул на стол флешку.
- Не напечатаете – буду считать, что вы тоже из них! – бросил на ходу.
Григорий Климов писал, что самые большие антисемиты – это евреи-полукровки. Виссарион, мы тебя боимся. Публикуем.
Задолбало еврейское хамство на каждом шагу. Будьте осторожны братья-евреи. Я человек-индикатор, и если уже я начинаю евреев тихо ненавидеть, дела реально плохи. Шендеровичи и Иртеньевы, Коломои и Вальцманы сбегут, у них у всех есть запасные аэродромы, а топливом для печи, когда народ поднимется, окажетесь опять вы. Я вашу ненависть к России не разделяю, и рисковать, прятать вас у себя в шкафу, если что случится, не буду.
Полюбите Россию, Борис Абрамович. Иудин хлеб не так уж сладок. Доказано историей.
Вот вам мой новый рассказ. Почитайте, просветитесь. Альтернативная история Сосо и Осипа.
Медуницы и осы
После работы Осип пошёл в магазин. Купил хлеба, детям – эскимо. Девочки по очереди лизали его, отцу тоже давали откусить.
Обратная дорога пролегала мимо небоскрёбов недавно отстроенного делового центра.
Неожиданно рядом затормозила иномарка.
- Джуков! Смотрю, ты или не ты! – косясь на рваные джинсы и проглядывающие в прорехах костлявые ноги, воскликнул сидящий за рулём фатоватый мужчина.
В лоснящемся от пота человеке, затянутом в малиновый пиджак, Осип с удивлением узнал своего тёзку Манделя. Они вместе учились в одной религиозной школе. Точнее, Осип окончил её, когда она была ещё ЦПШ, а приятель – на пару лет позже, уже в ранге ВПШ.
- Сосо, ты?
Толстяк белозубо засмеялся:
- Я, я! Хенде хох! А ты где, братан?
- Да на заводе работаю. Посменно.
- Ха, работяга! А это дети? Какие милашки!
- Да. Вера и Любовь. Близнецы. Девочки, это дядя Иосиф, мы с ним вместе учились.
Девочки, глядя исподлобья, поздоровались.
- А я, прикинь, пока не женат! Не, не подумай чего, баб хватает, - приятель усмехнулся. – В жизни всё надо успеть попробовать. А дети что – у рвани их много. На деньги падки. В сауну я их оптом скупаю!.. Э, а чего это они одно мороженое, как палочку на эстафете, передают? Туго с деньгами? Давай я куплю им!
- Не надо, - угрюмо сказал Осип. – На нужное хватает. Нельзя одновременно служить и Богу, и Маммоне.
- Как попиком был, так и остался! – Сосо захохотал. – Сидите на одной шестой мировых ресурсов и лапу, святоши, сосёте! Отберём мы ресурсы. Трындец скоро вашему совку! У нас такие планы, ты чё! Бойкот олимпиады – это только цветочки, ширма, братан! Мы скоро на Дальнем Востоке уроним корейский самолёт, чтобы вас все ненавидели. Потом подорвём атомную станцию. Схема аварийной заглушки уже есть. Хотели в Ленинграде, чтобы Европа поднялась, да питерские упёртые, не проканало. Отдадим хохлам, они схавают! Украина – цэ тоже Эуропа, блин! После этого одну из республик сотрём направленным взрывом. Не подействует – сдвинем за Уралом газовую трубу, когда сойдутся два поезда с элитными детьми из научной столицы Сибири. И напалм, и вакуумная бомба – шашлык будет покруче, чем в кандагарских пещерах! Не сдадутся – поднимем фашикоплебс по всей периферии!
Глаза Сосо возбуждённо блестели, как будто в них уже полыхали будущие пожары.
- И ты, брат… - вздохнул Осип. - Как был впшистом, так и остался. Очень разные сыновья рождаются от нашего праотца…
Он взял девочек за руки, повернулся и пошёл в сторону дома.
- Пока, брателло! – крикнул вслед Сосо.
«Сёстры тяжесть и нежность, - думал он, провожая цепким взглядом уходящих. – Мороженое любят… С полненькой я бы, пожалуй, пошалил. Да и худышка симпатичная, можно как-нибудь к себе завезти».
«Одинаковы ваши приметы, - думал, ускоряя шаг, Осип. – Шекель грубо вас всех уравняет».
- Не дай, Бог! – прошептал он и осторожно, чтобы не заметили дети, перекрестился.