Медуницы и осы

Артур Шмиллер
          Забежал в редакцию ШМИЛН истовый Виссарион, швырнул на стол флешку.
          - Не напечатаете – буду считать, что вы тоже из них! – бросил на ходу.
          Григорий Климов писал, что самые большие антисемиты – это евреи-полукровки. Виссарион, мы тебя боимся. Публикуем.



          Задолбало еврейское хамство на каждом шагу. Будьте осторожны братья-евреи. Я человек-индикатор, и если уже я начинаю евреев тихо ненавидеть, дела реально плохи. Шендеровичи и Иртеньевы, Коломои и Вальцманы сбегут, у них у всех есть запасные аэродромы, а топливом для печи, когда народ поднимется, окажетесь опять вы. Я вашу ненависть к России не разделяю, и рисковать, прятать вас у себя в шкафу, если что случится, не буду.
          Полюбите Россию, Борис Абрамович. Иудин хлеб не так уж сладок. Доказано историей.

          Вот вам мой новый рассказ. Почитайте, просветитесь. Альтернативная история Сосо и Осипа.


                Медуницы и осы

          После работы Осип пошёл в магазин. Купил хлеба, детям – эскимо. Девочки по очереди лизали его, отцу тоже давали откусить.
          Обратная дорога пролегала мимо небоскрёбов недавно отстроенного делового центра.
          Неожиданно рядом затормозила иномарка.
          - Джуков! Смотрю, ты или не ты! – косясь на рваные джинсы и проглядывающие в прорехах костлявые ноги, воскликнул сидящий за рулём фатоватый мужчина.
          В лоснящемся от пота человеке, затянутом в малиновый пиджак, Осип с удивлением узнал своего тёзку Манделя. Они вместе учились в одной религиозной школе. Точнее, Осип окончил её, когда она была ещё ЦПШ, а приятель – на пару лет позже, уже в ранге ВПШ.
          - Сосо, ты?
          Толстяк белозубо засмеялся:
          - Я, я! Хенде хох! А ты где, братан?
          - Да на заводе работаю. Посменно.
          - Ха, работяга! А это дети? Какие милашки!
          - Да. Вера и Любовь. Близнецы. Девочки, это дядя Иосиф, мы с ним вместе учились.
          Девочки, глядя исподлобья, поздоровались.
          - А я, прикинь, пока не женат! Не, не подумай чего, баб хватает, - приятель усмехнулся. – В жизни всё надо успеть попробовать. А дети что – у рвани их много. На деньги падки. В сауну я их оптом скупаю!.. Э, а чего это они одно мороженое, как палочку на эстафете, передают? Туго с деньгами? Давай я куплю им!
          - Не надо, - угрюмо сказал Осип. – На нужное хватает. Нельзя одновременно служить и Богу, и Маммоне.
          - Как попиком был, так и остался! – Сосо захохотал. – Сидите на одной шестой мировых ресурсов и лапу, святоши, сосёте! Отберём мы ресурсы. Трындец скоро вашему совку! У нас такие планы, ты чё! Бойкот олимпиады – это только цветочки, ширма, братан! Мы скоро на Дальнем Востоке уроним корейский самолёт, чтобы вас все ненавидели. Потом подорвём атомную станцию. Схема аварийной заглушки уже есть. Хотели в Ленинграде, чтобы Европа поднялась, да питерские упёртые, не проканало. Отдадим хохлам, они схавают! Украина – цэ тоже Эуропа, блин! После этого одну из республик сотрём направленным взрывом. Не подействует – сдвинем за Уралом газовую трубу, когда сойдутся два поезда с элитными детьми из научной столицы Сибири. И напалм, и вакуумная бомба – шашлык будет покруче, чем в кандагарских пещерах! Не сдадутся – поднимем фашикоплебс по всей периферии!
          Глаза Сосо возбуждённо блестели, как будто в них уже полыхали будущие пожары.
          - И ты, брат… - вздохнул Осип. - Как был впшистом, так и остался. Очень разные сыновья рождаются от нашего праотца…
          Он взял девочек за руки, повернулся и пошёл в сторону дома.
          - Пока, брателло! – крикнул вслед Сосо.
          «Сёстры тяжесть и нежность, - думал он, провожая цепким взглядом уходящих. – Мороженое любят… С полненькой я бы, пожалуй, пошалил. Да и худышка симпатичная, можно как-нибудь к себе завезти».
«Одинаковы ваши приметы, - думал, ускоряя шаг, Осип. – Шекель грубо вас всех уравняет».
          - Не дай, Бог! – прошептал он и осторожно, чтобы не заметили дети, перекрестился.