Рождество, Новый Год, и опять Рождество...
А в груди каменеет печаль.
Я пронзаю Бруклин насквозь:
Нью Кирк,
Дитмас,
Кортелъю -
иду по Аргаль!
Я живу здесь, наверное, тысячу лет,
Пережив десять тысяч смертей!
А когда я уйду, вдруг заплачет скелет,
Что висит круглый год у соседских дверей.
Долговязые вязы подхватят: бродил тут чудак -
Вёл шарпея-красавицу, трубку курил,
Выпивал и ругался с женою - бывало и так,
Пел,
стихи сочинял,
курлесил,
чудил!
А бывало, в пургу мчал, как чёрт, босиком
На Кортелъю в ликёрку - стрелой!
- Ю о-кей?
- Я - о-кей, - отвечал он кивком,
И нырял в магазин опоздавшей пчелой!
А потом балагурил всю ночь до утра.
То гонял сериал, то жену, то соседей,
То на флейте играл - Цеппелин, Джетротал,
и все думали - он просто сбрендил!
Вызывали карету тогда доброхоты-друзья
Откачать от веселья угара!
Он - со смехом за нож - от чего же нельзя! -
И стращал от души санитара!
Мол, ты, сука, в чужое проникнул жильё,
Кто такой, отвечай по порядку!
Знаю, все вы пижоны, ворьё и жульё...
Санитар же неверной дрожащей рукой
набирал найн-илевэн украдкой.
Прилетали менты удальцы-молодцы,
Надевали браслеты, везли на убой...
Суд шемякин.
И тише овцы
он домой приходил, пропитавшись тюрьмой.
Я устал огорчаться, роптать и скулить:
Этих басен и сплетен ручей бесконечен,
Если честно: устал,
устал даже пить!
Или к старости меньше беспечен?
Я вокруг осмотрелся: не стало домов
Разбежался по норам народец...
Я топчусь по брусчатке из собственных снов.
Я на дне. Надо мною - колодец!
Далеко, на верху, неба бархатный барс
Да серьга серебреет ущербной Луны...
Над серпом - глаз циклопа, оранжевый Марс,
как предчувствие некой войны...
Рождество, Новый Год, и опять Рождество...
А в груди каменеет печаль.
Я пронзаю Бруклин насквозь:
Нью Кирк,
Дитмас,
Кортелъю -
иду по Аргаль!
8-е января 2015, Бруклин, Нью Йорк