Ку-ку

Юрий Тарасов-Тим Пэ
( из цикла "О любви не только")

      
      
      И как раньше люди жили без мобильника? Через поле они кричали, чтобы спросить, не пора ли им с граблями уже домой возвращаться. Через гектары горло они напрягали. Говорили громко, как теперь только глухие говорят. Потому старые люди были все честные, скрывать плохие поступки было им нелегко, и последствий от их поведения было меньше. И пели они хорошо...
      Один нынешний человек интимно общался в течение года с подчинённым лицом, используя своё служебное положение, а после он попал в психушку, и – не он один попал. Общение проходило как вполне традиционное: подчинённое лицо являлось лицом противоположного пола – и ничего особенно предосудительного, из ряда вон выходящего, в тех нынешних производственных отношениях не наблюдалось, потому что с мобильниками давно мы к этому привыкли. Тем более что никто почти об этом не знал, а в телефоне противоположный пол значился под именем МС – то есть начальник Материального Склада, то есть женщина Марина Станиславовна, которая занимала этот пост, а начальные буквы управляемого ею объекта неудачно совпадали с её личными инициалами. А сам верхний руководящий чин в этой возлюбленной паре являлся начальником по коммерции с правами коммерческого директора. У сотрудницы он тоже был занесён в телефонную книгу и записан был там под особым именем маленькими буквами «мой лев»: женщина была незамужняя, опасаться ей было некого и нечего, раз дружила она тоже вполне традиционно с почти директором мужского пола. И вообще могла бы публично дружбою той гордиться, если бы он, Лев Иванович, злоупотребляя служебным положением, этого не запрещал.
      И вот однажды случилось. У Льва Ивановича в голове что-то зародилось, с этого всё и началось, как обычно бывает. Сел он как-то на диване и вдруг задумался. «А что, если, – подумал уставшей головой этот человек на диване, – кто-нибудь вдруг возьмёт мой мобильный телефон и вдруг увидит, что Лев Иванович, директор по коммерции, слишком часто звонит начальнику материального склада по мобильнику. Не по обычному телефону через секретаря, как было бы проще и дешевле. И в нерабочее время он тоже звонит чересчур часто. А начальник тот, которому он звонит, не просто начальник, ему подчинённый, а женщина разведённая. И по выходным дням она тоже ему звонит. А по ней мужики, и рядовые, и начальники, с ума все сходят. А жена Льва Ивановича про неё в этом роде кое-какие справки уже наводила».
      «А мало ли? – ещё подумал он грустно. – Когда-нибудь и он, Лев Иванович, тоже помрёт, потому что все мы не вечны, особенно коммерческие директора, и телефон жене по наследству вместе со всем прочим имуществом, стало быть, перейдёт, и она, кнопки понажимавши, всё вдруг досконально разведает. И вот тогда на его доброе имя упадёт пятно. Страшно сказать, как его имя будут порочить там, – он скосил глаза в сторону кухни, где жена ужин собирала, – будут проклинать, вместо того чтобы совершать заупокойную молитву. И ценную посуду будут бить, когда на небесах он будет устраиваться, чтобы тихо там жить, и не сможет без молитвы ближних свою испорченную репутацию уже никак починить, не сможет нравственную эту прореху ни подарками загладить, ни ласковыми словами хотя бы кое-как замазать. А если того хуже...
      Если живой и в полном здравии захочет он дома куда- нибудь без мобильника сходить: ванну принять, например, с похмелья захочет он, а телефон с собой не возьмёт по забывчивости, и в руки он, телефон с книжкою телефонной, жене тогда попадёт ещё при жизни Льва Ивановича. В туалет! – и то нельзя уйти без мобильника».
      Лев Иванович нарисовал мысленно себе скоропостижную картину: дескать, сидит он задумчивый, от семейных задач отрешённый, ещё в полном здравии, коммерческие вопросы решает с бумажкой в руке, в туалетной комнате солидно ещё так сидит; или в ванне уже весело и беззаботно купается, с мочалкой, пока ещё живой абсолютно. А жена в это время его живого разоблачает! – у него волосы на голове мокрые зашевелились.
      И сразу он поменял имя той женщины в телефоне. «Ага, – придумал он, – для конспирации напишу «гендир» вместо «МС», потому что записи «гендир» ещё нет, а номер настоящего генерального директора я и так цифрами наизусть помню».
      С этой минуты МС будет считаться генеральным директором, и один только человек на свете, только он, Лев Иванович, будет знать, что это никакой не генеральный директор, а начальник материального склада, женщина из всех женщин с прекрасными очертаниями и разведённая. Кому придёт в голову контролировать разговоры мужа с генеральным директором Тиграном Казановичем?
      О Тигране Казановиче, рассудил он здраво, жена плохо не подумает. Бывает, что на заводе и говорят: дескать, генеральный директор вызывал к себе на ковёр мелкого начальника и делал с ним что-то непотребное, матерным словом обозначаемое. Фигуральное то выражение обозначает всего-навсего устное дисциплинарное взыскание с размахиванием кулаками без сексуальной фактической подоплёки.
      От фигуральной расправы не застрахован у нас никто. Особенно если ты коммерческий директор, то жди на свою голову нахлобучку от самого верхнего руководителя в любую минуту. Лев Иванович, будучи в перманентном амурном состоянии, бдительность со временем потерял. Разомлел душою и к производственному акту воспитательного характера однажды был не готов.
      Когда его в главный кабинет позвали, он песенку весёлую, как обычно, про «Клён кудрявый» мурлыкал себе под нос. И только он на ковёр ступил, сразу его там огорошило, как током по голове садануло, сразу получил он фигуральное то взыскание.
      – И вообще, – сказал ему гендиректор Тигран Казанович, – всё, баста! Собирай манатки и гуляй! Я тебя увольняю по недоверию.
      Вызвали ему скорую помощь – за Львом Ивановичем благоразумные врачи реанимацию прислали. Он в прямом и фигуральном смысле на ковре валялся без чувств еле живой, когда зашли санитары с носилками его забирать. В областную больницу его отвезли, там переодели.
      Пиджак с галстуком пока что сняли. Брюки с трусами – тоже. На жёсткую кроватку, но под капельницу сначала с искусственным дыханием, его положили. Простынкой накрыли только до головы. А жене все ценные вещи сразу выдали, потому что в реанимации, как и на том свете, ценные вещи, и особенно мобильный уже держать не полагается.
      И долго он так без часов, без мобильника, в полураздетом виде, без трусов и без галстука, в носках пролежал. Когда под простынёй стал и сам-то кое-что соображать, да и жена, умная, когда ему линию поведения подсказала, в другие отделения его два-три раза, по просьбе жены и по желанию самого больного, переводили. И даже в дом сумасшедших на месяц переправили на последнее обследование. Фигуральное воздействие генерального директора повлияло разрушительно на весь организм с ног до головы.
      Жена, понятно, досконально, как она считала, всё разузнала, изучила вопрос: муж соскочил с катушек по той причине, что его увольняют с хлебного места, по той же причине и заболел он так тяжело и так продолжительно.
      Генеральный директор, конечно, истинную причину увольнения от народа утаил, никому не признался, что соперника устраняет и что сам втихомолку помирает по начальнице МС с красивыми ногами, и каким-то образом о шашнях Льва Ивановича он проведал.
      От самого Льва Ивановича он всё и узнал.
      Лев Иванович, находясь в привычном амурном состоянии, стал однажды звонить Марии Станиславовне, попутно о чём-то производственном ещё задумался, и как-то у него так получилось: набрал номер не по строчке «гендир», а набрал этого «гендира» цифрами по памяти. И первым делом, как только в трубочке гудки закончились, назвал любимую свою Мариночкой Станиславовной. Рассказал ей, милой и нежной, как было вчера всё хорошо и романтично, когда она его после всего гладила по голове, называя «мой лев». Тиграша это всё деликатно слушал, слова не проронил, а потом от разговора молча он отключился, потому что ему попытались назначить в субботу свидание в кафе «Аляска». Через пять минут он сам назначил свидание в своём кабинете.
      Но чтобы в подробности не вдаваться, Тигран Казанович сказал жене Льва Ивановича прямо:
      – Не доверяю ему больше! И – всё! Он – то в отпуске, то по завышенным ценам материалы завозит. С откатами работает! Теперь придуривается. В психбольнице! Не верю! – Тигран Казанович сказал, как отрезал.
      – Не-ет! – возопила женщина. – Муж одной работой жил только. Целыми днями на работе пропадал. Копейки сверх оклада домой не приносил. Год вообще жили без премии! Ночами на совещания вызывали. Человек здоровье всё через производство подорвал, еле живой в сумасшедшем доме теперь лежит. И – увольняют ещё теперь. Не-ет! Этого я так не оставлю! Я пойду прямо к президенту комбината! Что ж это такое?
      Записалась она к президенту. И пошла. Как полагается в нерабочее время, после пяти, губы себе накрасив.
      – Вот! – она сходу показала телефон. – Видите? Только «гендиру», только от «гендира»! Днём звонки! Ночью! Покоя не давал «гендир». А теперь обвиняет: дескать, Лев Иванович то прогуливает, а то в отпуск едет... В то время, как Лев Иванович из командировок не вылезает.. .И в Монголию, и в Магнитогорск, и на Кипр его посылали. И туда, и сюда! И на производство! По ночам тягали! И – доконали!
      – Так-так. Дайте-ка, дайте-ка, – Тамерлан Исаевич, президент комбината с 50-процентным пакетом, хозяин всего, можно сказать, за телефоном потянулся, – дайте-ка посмотрю. Ага. Точно. Ха! Звонок от «гендира», звонок «гендиру»... Действительно... И – ночью. Х-м!
      Кнопочки он понажимал. Очки одел.
      – И эсэмэски слали они друг дружке. Х-м. «Мур-мур», – гендир пишет. Это если смотреть входящие. А в отправленных? Так. Ага. «Мурр», – отвечает генеральному директору коммерческий директор Лев Иванович в отправленных, с двумя «р» почему-то пишет. «Мяу-мяу», – Тамерлан Исаевич рассмеялся. – Язык у них какой-то кошачий. Странно!
      Смеяться он вдруг перестал.
      «Ку-ку», «мур», – вычитывал Тамерлан Исаевич, сморщив лоб. – Опять «мяу». А это ведь директора друг дружке пишут. Интересно! Язык у них, прямо скажем, необычный. Я бы сказал. Как бы кодируют, как бы скрывают что-то. Надо бы разобраться. А вы не позволите? Телефончик на время я у себя оставлю. Разберусь – отдам.
       Пожалуйста. Возьмите. Надеюсь, вы рассудите по справедливости.
      – Ку-ку, ку-ку, – читал Тамерлан Исаевич, как читают вслух школьники, запоминая условие трудной задачи. – Интереснейшая загадка! – чесал он лысый затылок, размышляя после ухода жены заболевшего коммерсанта. – Тут призадумаешься! Да-а!
      Да! У нас бывает. У нас только ушами хлопни – кто- нибудь другой сразу твоё хозяйство приватизирует. Всё заберут, тапочки домашние тебе одни оставят... Тамерлан Исаевич эту науку давно прошёл: ещё в конце перестройки удачно и сам разжился – кто-то уже тогда, давным-давно, и тапочки и всё прочее ему прохлопал. Трудов, конечно, и сил впоследствии он положил в производство немало и вообще к имуществу своему привык. Понятно, что он сильно расстроился, почитав эсэмэски. За его спиной, скорее всего, совершался сговор – это ясно. А может, и рейдеры где-то за спиной уже орудуют, группы захвата, может быть, тренируют. Директор по коммерции – фигурант, конечно, из ключевых – из игры выбыл. Что-то не поделили, кто-то из них чего-то взял больше, чем ему полагалось. Теперь в психушке коммерческий директор лежит. А «гендир»? Этот паутину вьёт. Вьёт! – понятно. Один? Не потянет один, коню ясно, с кем-то ещё повязан. Как бы его прощупать? А никак! Человек осторожный и скрытный. Одна зацепочка – телефон коммерческого директора с эсэмэсками. Как бы всё это расшифровать? Ну, хоть бы одно словечко нормальное – не «мур-мур», не «фыр», не «ку-ку».
      «Куда ж спецслужба моя смотрела? Выходит, им тоже доверять нельзя», – у Тамерлана голова поехала. Не на почве любви – пока что на почве бизнеса.
      – Ку-ку, ку-ку, – опять повторял он вслух, когда вошла в кабинет кадровичка.
      Первым делом велел он приказ об увольнении генерального директора готовить. По недоверию.
      Генеральный директор заболел сразу – приказ ещё не успели напечатать. В дурдом, скорой не дожидаясь, своими ногами ушёл сразу – там были врачи знакомые, а в других больницах блата у него не было. В соседнюю палату, по соседству с коммерческим директором, его поселили. В специальную, предназначенную, как говорят теперь, для «вери импотент персон».
      Вторым делом Тамерлан Исаевич подыскал нужного специалиста – криптографа, бывшего военного с подводной лодки, капитана третьего ранга, для расшифровки секретной переписки. По трудовому соглашению нанял.
      – Не знаю, – сказал ему подводник, полдня сидевший за расшифровкой, – что обозначает вторая буква «р», никак не пойму. Всю голову поломал. Сходите-ка вы к автору эс- эмэсок. По-хорошему как-нибудь с ним поговорите. Всё понятно, кроме «р». Зачем два «р»? Даже три есть. Ясно, что как-то связано с большими деньгами. Но. Сходите в дурдом. Может, расскажет вам хоть что-то. Ну, проговорится как-нибудь... Мало ли! Может быть, совсем одурел – ляпнет не подумавши. С «мур» я уже разобрался, по «ку-ку» и «фыр» догадки есть конкретные. А зачем «мурррр» так пишут? В военную логику этот лямур не вписывается.
      – А конкретные «мур» и «фыр» что по-военному обозначают?
      – Ага! Сейчас. Так я вам и скажу. Я вас, бизнесменов, знаю. Вам только открой секрет без должного оформления прав интеллектуальной собственности – вы и не заплатите. Нет уж. Когда сам для себя всё расшифрую, тогда только одним пакетом всё аккуратно оформим. И договор на научную разработку, и акт выполненных работ подпишем. Я – вам отчёт, вы – деньги. Наличными! Как в кино «Мёртвый сезон», обмен произведём на нейтральной земле где-нибудь на мосту. А что ж вы думали? Я вас, господа бизнесмены, знаю.
      Тамерлан Исаевич, делать нечего, на гордость свою наступивши, потому что деньги большие, поехал в психбольницу на переговоры. К коммерческому директору. С ним он пока что не ругался, а даже и водился когда-то. На рыбалку один раз вместе ездили.
      Долго чтобы не крутить, о рыбалке и заговорил сразу.
      – На окуня, Лев Иванович, вчера ездили. Такой клёв, такой клёв!
      – Да-а! – вздохнул Лев Иванович. – А я вот здесь. До чего довёл меня Тиграша, Тигран Козанович, так сказать, наш уважаемый? Видите – вот!
      – Ну-ну, – поддержал разговор в нужном русле Тамерлан Исаевич. – За что ж он тебя?
      – Да ни за что.
      – Что ж вы не поделили?
      – А из-за женщины. Приревновал, сволочь. Я, понимаете, с завскладом, так сказать. А он, пень трухлявый, туда же.
      – Это с Мариной Станиславовной?
      – Ну да! А с кем же?
      Тамерлан Исаевич начал шарить у себя по карманам, нитрамин сердечный вдруг ему понадобился.
      – Мать честная! Совсем я забыл, – он как бы спохватился. – Зачем же я к тебе приходил-то? Ах, да! Почему в слове «мур» в твоей переписке по эсэмэс иногда бывает два «р», а иногда даже три.
      Коммерческий директор усмехнулся.
      – Жена-дура, значит, копает! И вам донесла. Ну-ну! Ну, я вам как мужчина мужчине всё скажу. Вы поймёте. Теперь мне уже всё равно. Одно «мур» - это сообщаю Марине Станиславовне, что я хочу с ней интимно встретиться вечером. Если, например, она отвечает «мурр», это уже означает, что она меня тоже хочет. Вечером! «Фыр» – не хочет.
      Тамерлан Исаевич хотел сказать что-то, но как бы слюной подавился. Отдышался немного и, сглотнув слюну, спросил вкрадчиво:
      – А причём здесь тогда «гендир» в этих, так сказать, диалогах?
      – Это не «гендир», это для конспирации была Марина Станиславовна в телефонную книгу так записана. Чтобы жена-дура, если бы что, не догадалась, что я с Мариной Станиславовной.
      – А если три «р» в слове «мур» – это зачем?! – вкрадчивый говорок подкрасился угрожающей ноткой, – это что значит?!
      Лев Иванович открыл было рот, чтобы ответить на заданный вопрос, как отвечают школьники у доски, и запнулся. Он ухмыльнулся, потому что всё понял. Ухмыльнулся нагло. Прямо в лицо. Вызывающим тоном, каким вызывают на дуэльное сражение, отчеканил:
      – Это когда она сразу хочет, терпеть уже не может. Прямо у меня на столе в кабинете. Сама требует. А когда четыре...
      – Ну, братец, ты мой! – Тамерлан Исаевич съехал на шёпот. – Лучше бы меня рейдеры сейчас ограбили. Чем твоё «муррр»! Отсюда ты уже не выйдешь. Обещаю!
      Льва Ивановича заело. Тут он припомнил и все унижения, которые претерпел от вышестоящего начальства за всю прошедшую жизнь, и обиду за то, что его не взяли в долю во время приватизации. Припомнил всё.
      – Ах, и вы туда же, пеньки трухлявые. А если четыре «р» – почему ж не спрашиваете? – язвил он всемирное начальство, произнося пылкую речь и уже не обращая внимания на частности, на осевшего Тамерлана Исаевича, возле которого суетились подоспевшие люди в белых халатах. – Вы бы видели, какая у неё грудь. без лифчика.
      Для всех топ-менеджеров, как бы собравшихся здесь, в сумасшедшем доме, со всего света и со всех времён, говорил он, чтоб завидовали, а также для прятавшегося за углом Тиграши, который во всё время свидания и разговора тихонько подслушивал и, робко из-за угла высовываясь, громко шипел: «Сволочь. Проныра. Бырыга! Ба-абник!»
      – Грудь бы вы её потрогали. А как она целуется! А как она стонет – слышал бы ты.. .Тигран Козлович!
      Дальше всё как бы оборвалось.
      «Вот тебе, морда масонская», – запомнил оратор последнее перед тем, как получил чем-то по голове и потерял сознание.
      Всех троих развезли по палатам в разные отделения и учреждения.
      Тамерлан поехал в реанимацию по кардиологии, Лев Иванович – тоже в реанимацию – по травматологии.
      Тиграшу одели в рубаху с длинными рукавами и перевели в другую палату, которая была совсем рядом. В обычную палату с обшарпанными стенами, предназначенную не для ВИП, а для ОБП, то есть для особо буйных персон, в палату без телевизора.
      Пока лечились – и Лев Иванович, и Тамерлан Исаевич – оба они лишились должностей, а Тамерлан Исаевич и собственность потерял: рейдеры в его отсутствие сучильноволочильный комбинат забрали.
      Вот так у нас в России устроено: ресурсов природных у нас, говорят, в преизбытке, а собственности на всех не хватает, приходится делить-переделивать. И женщин хороших, считается, что очень много.
      Тиграна Казановича лечили – подлечили немножко, но не вылечили. Буйную стадию заглушили полностью, но болезнь его перешла в тихое помешательство, которое совсем не вылечивается.
      Голос, оказывается, у него хороший. Песни Тиграша теперь поёт, гуляя по людным улицам. «Я встретил вас», «Клён кудрявый», «На заре ты её не буди». И «Кукушечка» – детская песенка такая – тоже в его репертуаре. Иногда по ошибке подают.
      Марина Станиславовна встретила хорошего человека моложе Льва Ивановича лет на десять. Друг дружку они полюбили, расписались и уехали в Германию. Говорят, Марина Станиславовна там родила...
      Из-за малюсенького мобильника столько событий произошло!