Золотые огоньки в горячих ладонях… Золотые искорки в смеющихся глазах… Искрящиеся листья – дети поздней осени, как хорошо они находят общий язык с искорками, спрятанными в нас! Но открываются только тогда, когда мы открыты им, когда маленький огонёк внутри превращается в бушующее пламя, живой источник, и тогда все они, искры осени, неба, воздуха и лучей, сливаются в одну большую световую реку, пронизывая всё вокруг.
Пьяра шла в ночи по густому лесу. Звонкий колокольчик звучал у неё внутри, и темнота наполнялась блеском ночных светлячков. Пьяра верила, что это глаза лесных фей, невидимых, но так ярко глядящих из тёмных кустов мерцающими огоньками. Она беззвучно поприветствовала их, обращаясь одновременно и к лесу, и к звёздам – огромному звёздному морю, простирающемуся над головой.
Пьяра знала, что она спит и видит сон. На ней был тёмный длинный плащ с капюшоном, а в руке – резной деревянный посох, на конце которого переливающимся перламутровым светом горел трепещущий огонёк. Это была искра, которую она зажгла, поместив посох между ладонями. Это была та искорка, которую когда-то, во времена глубокой печали, подарила ей сестра, вложив в её руку. Искра смогла озарить темноту её печали, и с тех пор горела в сердце неугасимой звездой, подсказывая путь. Пьяра была так благодарна сестре за эту маленькую драгоценную помощь! Она знала, что этот волшебный огонёк всегда держит связь с сестрой и с другими огоньками. Это представлялось ей огромной световой сетью - от маленьких огоньков вплоть до вселенских огней – звёзд.
Пьяра всё это время шла по лесу, не задумываясь о том, куда она идёт. Лес казался бесконечным, как и небо, и как множество других, невидимых небес над головой. Лес дремал. Но искра не спала, а мерцала на конце посоха, будто хотела поведать о чём-то очень важном. Пьяра заглянула внутрь себя и увидела бездонный колодец света: чем глубже она погружала свой взгляд, тем ярче становился этот свет, будто солнце горело на дне. Она подумала о сестре и её огоньке, попробовала увидеть, ощутить его, но почему-то это не удавалось. Огонёк на посохе затрепетал сильнее.
- Что случилось? Что с моей сестрой Ольхэ?
Она не могла её ни увидеть, ни представить. Огонёк говорил, что почти не слышит огонька сестры, будто он вот-вот погаснет. Пьяра теперь не просто шла по лесу. Она искала сестру, полностью доверившись путеводному огоньку, который вёл её в самую чащу.
Вскоре закрылось звёздное небо призрачной пеленой, и лес начал наполняться туманом. Через какое-то время Пьяра ничего не могла различить, кроме своего огонька. Но она не теряла надежды найти Ольхэ, даже заблудившись в этом тумане, чтобы хотя бы чуть-чуть побольше разжечь её огонёк. Она знала – если его нет, то люди гибнут, засыпая беспробудным сном, не видя красок и лучей, почти не чувствуя любви и её живительной силы. Как же могла она допустить, что это вдруг случится с её любимой сестрой?
Пьяра упорно шла через туман, продиралась сквозь бурелом, совершенно не разбирая дороги, пока, наконец, не вышла на маленькую поляну, на которой что-то неясное виднелось, выступая из тумана знакомыми очертаниями.
Там, на поляне, лежала Ольхэ, её сестра. Она спала. Казалось, она лишь на миг закрыла глаза, будто желая послушать тишину ночи; казалось, что если подойти чуть ближе, она услышит звук шагов и откроет глаза. Пьяра некоторое время стояла в смятении. Затем она опустилась на колени, положив руку на её ладонь, которая оказалась совсем холодной. Пьяра коснулась посохом её лба, но Ольхэ не просыпалась. Её искра была совсем слабой, и то появлялась, то гасла. Единственным путём теперь было проникнуть в её сон.
Не задумываясь, Пьяра, сама не зная как, шагнула туда и стала падать, проваливаясь куда-то, будто мир распался на множество слоёв, сквозь которые она летела, не задерживаясь ни в одном из них. Наконец, она оказалась среди каких-то обрывочных движущихся форм, которые люди в мире называли вещами, событий рутинной повседневности, которыми отмеряли свои жизни. Пьяре это казалось таким поверхностным, будто готовым растаять и разлететься под небольшим порывом ветра. Сестры нигде не было видно, но, вероятно Пьяра была в её сне, а значит, могла превращаться во что угодно. И тогда она превратилась в вездесущий ветер, который нёс в себе искру, и пролетела по всему пространству.
Вскоре она нашла Ольхэ и появилась перед ней в своем прежнем облике. Сестра была чем-то занята и не замечала её присутствия. Пьяре казалось, что она занята каким-то с виду бессмысленным делом. Ей виделось, что Ольхэ переставляет вещи с места на место, но, возможно, она делала что-то другое: Пьяра понимала, что находится в её сне, но при этом видит свой сон.
Она не знала, что делать, но вдруг заметила, что у Ольхэ внутри сияет маленький синий огонек. В то время огонёк на посохе загорелся ярче и стал посылать лучи к синему огоньку. Пьяра видела, что происходят вещи удивительной красоты: все другие огоньки на небе и на земле, в видимых и невидимых мирах стали помогать огоньку своим светом, и над посохом образовалась разноцветная корона из лучей, которые все устремились, преломившись, как через призму, к Ольхэ, незаметно питая её огонёк. «Странно, почему этого не произошло раньше?» - подумала Пьяра.
Ольхэ остановилась и, наконец, заметила сестру и узнала её.
- Здравствуй, Пьяра! – удивленно сказала она.
- Сестра, я как я рада, что нашла тебя!
Они обнялись, и огоньки внутри них будто слились во что-то единое.
- Почему ты здесь? Что это за место? – спросила Пьяра, понимая, что она говорит нечто бессмысленное. Ведь при чем здесь место как таковое? Ни время, ни пространство здесь уже не играли роли.
- Отчего ты так беспокоишься? Ведь вроде ничего не случилось!
- Да, ничего. В том-то и дело, что не случилось ничего, и в этом «ничего» очень трудно найти хотя бы что-нибудь.
Ольхэ в смущении смотрела на сестру.
- Мне кажется, ты беспокоишься зря. У меня просто накопилось очень много дел…
- Которые накрывают тебя с головой и не позволяют твоему огню гореть! – подхватила Пьяра, - но пожалуйста, пойми, что я пришла сюда не для того, чтобы оградить тебя от них. Можно заниматься делами, но не терять в себе искры.
- А ты считаешь, что я её теряю? Тебе не кажется, что это просто твой сон? – смутилась Ольхэ, отходя в сторону.
- Вполне возможно. Но вне всех снов есть нечто одно, незыблемое. И ты знаешь, о чем я говорю…
- Так зачем ты пришла?
- Вот за этим!
Пьяра быстро скинула плащ и приблизила посох к своему сердцу. Пламя на конце вспыхнуло, заискрилось и переместилось в её ладони.
- Возьми! Подставь ладони! Ты тогда сделала то же самое, помнишь? Ты вложила искру в мою руку!
- Он такой яркий, этот огонь…Ты хочешь отдать его весь? Но зачем?
- Именно оттого, что ты тогда подарила мне огонёк, а потом неустанно отдавала свет своего сердца, он до сих пор жив и горит в нас обеих. Смотри! Он преображается в твоих руках! Он становится зелёным!
В руках Ольхэ и Пьяры танцевало полупрозрачное живое пламя, в котором то и дело появлялись очертания фей, фениксов и других существ. Ольхэ пригляделась и увидела там ростки новых цветов, мелодии и образы, которые желали быть воплощёнными. Здесь рождались миры; здесь, в зелёном пламени на ладонях оживали мечты, снова чёткими и яркими становились чувства. Пламя танцевало в такт только ему ведомой музыке. И слышались строки, приходили из самой глубины и искрами разлетались вокруг, образуя слова и звуки.
Трепещет и вьётся в ладонях живой
И полупрозрачный зелёный огонь,
Зажгла я его, чтоб тебе подарить –
Ведущую в сказку незримую нить.
Танцуют в нем феи и духи ветров,
Свивают соцветья жемчужных цветов,
И прямо в руках оживают мечты:
Деревья, озёра, дворцы и сады.
Глубоких и чистых напевов венец
Питает зелёное пламя сердец.
Сколь многое можешь ты здесь сотворить,
В огне родники потайные открыть!
Прими же сей дар – изумрудный костёр,
Что искорки-руки к тебе распростёр,
В такт с ритмом твоим танцевать он готов
Трепещущим звоном изменчивых снов.
И светом зелёным в живой глубине
Он будет светить и в тебе, и во мне,
В земле, и в воде, и в огне, и в ветрах, -
Во всём, что живёт в бесконечных мирах.
Огонь мерцал в её ладонях, и она тихо любовалась его светом, а затем он стал мягко наполнять их обеих, и стало так тепло и легко, что сильнее забилось сердце. В удивительном пламени тихо раскрывался бутон цветка…
- Как хорошо, что ты пришла, - тихо сказала Ольхэ.
Пьяра будто очнулась, оглядевшись. Место, где они находились, напоминало ей обёртку от конфеты, такую же бессмысленную как то серое и тусклое, что очень многие называют жизнью. Пьяра понимала: здесь всем приходилось жить и как-то приспосабливаться, но сколь немногим удаётся сохранить свой огонь столь ярким и чистым, каким он был в начале пути! Ведь вместо огоньков у многих она видела лишь погасшие фитили…
- Ольхэ, что ты делаешь здесь? – спросила Пьяра.
- Живу…
- Живёшь?
- У каждого из нас свой мир. Конечно, у тебя, быть может, всё по-другому, - вздохнула она, отводя взгляд.
- Да, это может и так, но позволь… Пойдём, я покажу тебе!
Пьяру вдруг осенила одна мысль, один образ пробивался к ней с настойчивостью ветра, гонящего морские валы к берегу, сокрушающего все преграды на пути. Она подвела Ольхэ к окну и нарисовала взглядом солнечную дорогу.
- Пойдем же!
- Куда? Зачем?
- Ты обязательно доделаешь их, свои земные дела, и даже не заметишь этого, только пойми, это очень важно! Я хочу показать тебе её, лестницу миров! Пока я помню о ней сама…
Они стояли на широком подоконнике, но тут же как-то переместились на дорогу, по которой сновали люди, но вся эта суета была где-то вовне, и сёстры почти не замечали её. Пьяра подвела к глазам Ольхэ посох, на конце которого оказался прозрачный шар. В нём поблескивала маленькая синяя звезда. Потом они обе вошли внутрь этого шара, при этом оставаясь снаружи.
Вроде бы ничего не изменилось. Они стояли на ступени, где сновали и суетились люди, переставляя вещи с места на место, преображая формы, создавая и разрушая иллюзии. Но сквозь это проходил спокойный и прозрачный свет, лилась музыка. Свет был похож на мерцающую воду, на звёздную пыль. Казалось, он пронизывал всё в этом мире, и не будь его, всё бы рассыпалось, как труха.
Сзади тоже были миры. Сначала мир сна и вечного тумана, мир иллюзорной постоянности, затем мир беспросветной тоски; затем миры, где всем не хватает света, и его пытаются украсть, утянуть у других. Дальше тоже были миры, но они уходили в темноту, и было неприятно смотреть на них.
- Ты видишь это? Ведь мы не стоим, мы идём, даже сейчас, - прозвучал будто извне голос Пьяры, - и если мы не идём вперед, к свету, мы неизбежно движемся назад, во тьму. Здесь, в этом срединном мире, где соединяются свет и формы, мы можем идти совершенно разными путями. Люди здесь перемещают вещи с места на место, цепляются за них и друг за друга, пытаясь найти хоть какую-то иллюзию постоянства. Но за всем этим стоит древний и глубокий страх того, что всё это когда-нибудь кончится. Они верят в любовь и думают, что познали её, а в их сердцах незаметно для них гаснут огоньки – единственная связь с этим огромным светом, который рад подарить себя каждому, кто открыт для него. Они думают, что обрели под ногами почву, а незаметно для себя утопают в трясине ненужных дел. Те же, кто идёт к свету, не знают этого разделения, ибо всегда неустанно двигаются и ищут, и с каждым шагом любви в сердце их становится больше, она охватывает их целиком. Наконец, она становится сильной, как огромная птица, и своими расправленными крылами обнимает весь мир, и тогда сердце начинает сиять, подобно звёздам. И его теперь не всколыхнет ветер, чьего дуновения так боятся в этом мире.
- Ветер?
- Да, вот этот!
Пьяра подула на шар, и вдруг все вещи стали расплываться, исчезать, утекать.
- Что ты делаешь? Зачем сдула ты землю из-под ног? Мы же падаем!
- Нет, сестра. Посмотри внимательней – мы летим! Вот он, твой огонёк, горит путеводной звездой – тот, что ты подарила когда-то мне – он в тебе, он – ты сама, твоя суть, а она крылата!
У Ольхэ были красивые зелёные крылья, а у Пьяры – голубые, полупрозрачные. Свет переливался в них перламутровым сиянием. Они летели сквозь все призрачные миры, сквозь сны, свои и чужие, всё выше и выше – к свету.
В следующий миг Пьяра и Ольхэ плакали, обнимая друг друга. Было утро – они проснулись. Пьяра видела огонь, уже не мерцающий, а сияющий, у себя внутри и в глазах сестры. А через распахнутые окна из чистого неба вливалась в комнату река света, дарящая непрекращающийся праздник радости, неиссякаемый поток любви.