Пятнистая Олениха в рассветных лучах исполняла Песнь Одиночества среди поднимающихся трав и пробуждающихся деревьев. В движении лучей, едва заметных глазу, узоры на земле высвечивали то зелень новой молодой травы, то голубизну цветка, то старые пожухлые листья и светящийся мох у корней деревьев. Птицы пели на разные лады, как они это любят в утренние часы.
Пятнистой Оленихе не в радость была эта красота – она думала о Ветвисторогом Олене, древнем, как этот мир. О том, в чьих рогах уместились луна и солнце, о том, кого она ждала и кто не пришёл, видимо, забыв, что место встречи именно здесь, или не понимая, что она ждёт его именно в этот час, чтобы спеть с ним мелодию Новой Жизни. Конечно, она сама могла найти его, вернуться к нему в тёмную пещеру, лишённую цветов, но тогда ни он, ни она не увидели бы солнца, и было бы уже другое «здесь» и другое «сейчас».
Рыжая шерсть отливала медью в мягких солнечных лучах. Солнце, будто её жалея, просило не беспокоиться об Олене и не грустить, но Пятнистая Олениха не могла. И в одиночку не могла она исполнить Песнь Новой Жизни.
Ведь столько было прожито снов и спето столько песен об этом миге, где они вдвоём рассекают просторы леса, помогая ему проснуться! И, как корона, венчает рога Оленя солнечный диск. Ветвисторогий вечно юн, хоть он старше самого этого мира; Пятнистая Олениха вечно легка и юна, потому что она рождается из ветра и солнечного света каждое утро. И всегда вместе они, их бег нескончаем и синхронен, их песнь длится вечно, видоизменяясь каждый миг. Но это всё лишь грёзы, а здесь и сейчас Ветвисторогого нет рядом. Он предпочёл в часы живительного света бродить по каким-то другим мирам.
И Оленихе захотелось сбросить свою оболочку, стать землёй, а затем травой, а затем водой, и подняться к небу, охватив мир дождём, чтобы хотя бы пара серебристых капель заиграла на его тёмно-бурой шерсти древние мелодии. Или, чтобы он, склонившись над ручьём, однажды испил того утреннего света, который Олениха собирала в свои глаза каждый раз, когда он не приходил.
Солнце разгоралось всё ярче и ярче, гомон птиц смолкал. Олениха двинулась дальше, к поляне, где расступились ели. Там она спела ещё одну песнь – песнь прощания и прощения. Она прощалась с небом, прощалась с землёй, прощалась с этим оленьим телом, и она прощала себя за то, что надеялась и ждала. Она прощала Ветвисторогого за то, что он не пришёл. А затем уснула.
Но перед тем, как уснуть, она устремила полный любви взгляд на солнце. И из её глаз упала на землю крупная слеза, обратившись семенем. Семя стало ростком, который вскоре вырос и зацвёл, родив один-единственный плод цвета солнца. Пятнистая Олениха уснула, её тело слилось со стволом дуба, ноги стали корнями – так лес принял её в свои объятья.
В этот самый миг Ветвисторогий Олень вышел из туманного морока, где блуждал всё это время. Он увидел, что где-то там давно встало солнце. И горькое ощущение того, что он пропустил какой-то очень важный миг, погнало его вперёд. Влажная паутина, запутавшаяся в его рогах, поблескивала капельками радуг. Но Олень, будто забыв, кто он есть, примчался на поляну и увидел солнечный плод, который ждал именно его. Что-то потянуло его именно к этому плоду, он попробовал его на вкус… Плод разливался солнечным светом внутри, утренние краски рассыпались мириадами капель, и была во вкусе этого плода какая-то неземная нежность, от которой щемило в сердце.
И тогда он вспомнил всё; вспомнил, кем он был, и солнце вновь ярко вспыхнуло в его рогах, прогнав последние чары туманного морока. Олень был столь величествен, что всё живое склонялось перед ним в звенящем трепете, но он не мог вернуть ту, что была Оленихой до поры. Да, она продолжала ждать, но ни одна Песнь Побуждения, спетая в одиночку, не могла вернуть её прежнюю форму.
И тогда Ветвисторогий превратил своё оленье тело в этот самый дуб, и увидел, что другим его стволом была пятнистая берёза, впавшая в глубокий сон. Его сильные ноги стали корнями, а ветвистые рога стали толстыми ветвями, на которых распустились зелёные листочки.
И так стояли они много лет и зим, и вместе исполняли Песнь Тишины, которая казалась им вечностью. В их ветвях вили гнёзда птицы, каждое утро вставало солнце, и каждую ночь укрывала их серебристым светом луна. Так стояли они до тех пор, пока не пришёл срок, и берёза не умерла, сломавшись, но оставшись в объятиях дуба. Когда её душа устремилась к Солнцу, она уже никого не ждала и не искала.
Но там её нашёл Тот, кто был везде и всюду – он был луной и солнцем, оленем и дубом, и он пылал бесконечной любовью. И тогда они оба обратились рассветными птицами, чтобы каждое утро прилетать в лес с первыми лучами и петь Песнь Пробуждения. И их песнь вплеталась в жизнь каждого дерева и оставляла след на холсте времени, лёгкий и светящийся, как утренние лучи. И вечностью обращался каждый миг, наполненный любовью и смыслом – миг, проведённый вместе.