Жития Жоры Баянщикова

Юрий Тарасов-Тим Пэ
      
     (Из цикла «Про любовь и не только»)
      
     Жития Жоры Баянщикова
      (по устным рассказам С.Г.В.)
      
      
     Два дня
      
      Что такое любовь, а что страсть, где одно кончается, а другое рождается за его окончанием – учёные так и не решили, а потому путаница в умах рядовых граждан теперь определяет их неправильное поведение. Определённости нет никакой, у каждого свой промысел в любовных делах, и кто во что горазд, так и действуют, а при удобном случае, когда муж куда-нибудь, например, уехал, чтобы не ошибиться, все страстно занимаются любовью, с кем попало. И примерный муж тоже чем-то там занимается.
      И вообще никогда не знаешь: ни где ты чего найдёшь, ни где чего потеряешь, пока учёные не определились с терминологией.
      У моего знакомого (не у меня – и в этот раз мне опять не повезло), у Жоры Баянщикова была серьёзная любовная история: его жена Маша уехала якобы в командировку. Впервые она уехала за много лет. В Москву её направили, наконец- то, и человек получил шанс.
      На два дня и две ночи Маша уехала! То ли в командировку, то ли с целью проверить верность супруга куда-то она отправилась – определённо в подобных случаях ничего сразу не угадаешь, и всё надо заранее предусмотреть. Жора сам билет её посмотрел – и туда и обратно на Машу были билеты напечатаны. Билеты в дальнюю дорогу. В Москву! А раз далеко она уезжала, то, если бы и захотела приехать внезапно, чтобы поймать Жору с поличным, успела бы к девяти утра только, когда поезд её привезёт, и для поимки с поличным будет уже поздно.
      Наконец и у Жоры появилась возможность набраться опыта, начать изучение жизни с неизвестных ещё сторон, попробовать что-нибудь, что ещё не попробовал он до свадьбы.
      Не везло ему долго. В школе девушек он боялся, после школы опять боялся, пока в армию не забрали. В армии он служил в глухой тайге, за время службы стал уже посмелее, но не ко времени: в расположении их части были одни солдаты и офицеры, все мужики, а в те времена в однополых коллективах отношения в этом плане были сугубо служебные. Отношения порой, если и отклонялись от устава, но не в ту даль они заходили, в которую могли бы заехать теперь, в век Интернета. Тогда случались только или неуставной мордобой, или неуставные выпивки, для которых водку находили успешно и в тайге, и по этому случаю устав по двум упомянутым параметрам солдатики нарушали.
      В армии, конечно, мечтал Жора, чтоб скорее всё закончилось, чтобы как только, так сразу в ЗАГС ему отправиться, чтобы не надо было вот так вздыхать одному в холодной постели, дожидаясь утренней зарядки. С девушкой, одноклассницей, списался. Оказывается, она его ждала, а он в своё время при очных встречах главное пролопушил. Думал, что она, такая красивая и недоступная, будет ему не по карману – человек он и тогда был практичный и догадывался об истинных тонкостях женской души. Сама первая она ему написала! Без всякой экономической подоплёки.
      Как демобилизовался, приехал домой, сразу сходили они с красивой длинноногой Машей в ЗАГС, расписались и вошли под фанфары на музыку Мендельсона в супружескую жизнь.
      Вот так человек, ещё не всё в жизни испробовав, и попал сразу.
      Жизнь семейная захватила. В институт заочный поступил, с отличием закончил. Уже и ребёночка собирались планировать.
      И вдруг у него завязалась червоточинка в сердцевине его чистой души. Завздыхал он изредка по ночам, почему жена всё никак никуда не уедет, и его тоже по работе никуда не пошлют, а в отпуск она вместе с ним уходит, как привязанная. «Да-а-а!» – вздыхал Жора мечтательно, как всякий примерный семьянин.
      К первой поездке жены в командировку парень загодя приготовился. Купил Маше халат для комфортной жизни в гостинице. Зубную щётку в походном футляре для неё заготовил, журнал «Бурда» с картинками купил, чтобы вечером в гостинице жена одна не скучала.
      И девушку, свежую молоденькую разведёнку с приличными параметрами, из своего отдела тоже стал загодя готовить к Машиной командировке. Цветочек как бы невзначай на стол Г але подкинет, пока никто не видит. Чертежи, подсев к ней поближе, посмотрит и, лоб наморщив, ошибки проверит, немного за талию легонько её подержит да за коленку под столом тихонько потрогает, когда ошибку найдёт. И сам аккуратно, стерев неправильную линию, карандашом всё подправит, пока никто этого тоже не видит, а она уже трепетно дышит рядышком прямо ему в ухо в ожидании Машиной командировки.
      Удачно всё выходило: в день отъезда Маши на вечер был запланирован корпоративный сабантуй по поводу министерской премии.
      И жена вовремя уехала, и девушку Жора тоже заранее приготовил.
      Человек он практичный во всём, всё точно по плану у трезвого Жоры получалось, даже случайные события свершались в нужный час. Если Жора что-то придумал, можно с уверенностью сказать, план будет выполнен точно и в срок, никакие форс-мажоры реализацию не остановят. Единственно, что Жора не до конца проработал – не сходил на вокзал, Машу он не провёл до вагона, чтобы два дня жить без малейшей опаски.
      Жена в восемнадцать сорок уехала, а Жора в девятнадцать часов отправился в ресторан.
      Расселись они за большим столом на двадцать персон. Весь отдел за столом собрался в полном составе во главе с начальником и его женой Наташей, которую начальник и на работе, и дома при себе держал, опасаясь одну где-нибудь оставить, чтобы вдруг чего не задумала.
      Жену начальник посадил по левую руку, чтобы правой рукой брать рюмку ему никто не мешал. Галя расположилась рядом с Наташей.
      Жора сел, конечно, подальше, на противоположном краю. И чтобы Галю мог видеть, и чтобы никто ни в чём его не заподозрил, разумно он, как всегда, устроился. Опять всё точно он рассчитал.
      Сидит скромно с фужером в руке, тост выслушивает. И Галя тоже скромно сидит вся ещё загадочная для него и желанная. Вроде бы они и не думают друг о дружке. Но глазами невзначай как бы встречаются и ловят влюблённые обоюдные улыбки, когда этого никто не видит.
      Жора сидит-планирует: «Сейчас я с нею потанцую, а чтобы не заподозрили, один раз всего приглашу. Договоримся. А в девять, когда выпивка ещё не закончится, я тихонько отойду от коллектива, Галя тоже как-нибудь под шумок смоется, и будем у неё дома, где Галя живёт одна, счастливы до утра».
      И Жора ей подмигнул, и что-то рукой в воздухе сделал, чтобы дать знак, что пора бы и потанцевать.
      Рядом с Галей сидевшая Наташа, жена ревнивого начальника, подумала, что Жора ей активно подмигивает, и первая пригласила Жору на удачно объявленный белый танец. На полкорпуса опередила она Галю и повела Жору танцевать. Попросила его не стесняться, попросила забыть про то, что она жена начальника. И заведя Жору в толпу танцующих чужаков, пока никто из своих не увидел, поцеловала Жору в верхнюю губу. И на плече вдруг задышала. «Как ты на меня смотрел! У меня мурашки пошли по коже!» – прошептала Наташа тихо.
      Жора понял, что попал в незапланированную историю. Покрутил головой, чтобы узнать, кто это всё видел. Вроде бы никто не заметил, всё произошло тихо. Половина стола ещё поднимала рюмки вместе с начальником, а вторая половина снималась со стульев, чтобы двигаться на белый танец.
      Жоре страшный сон однажды приснился, после которого он себе строго сказал: «Не возжелай жены ближнего...»
      А приснилась, страшно сказать, Наташа. И, страшно опять сказать, она сама, пышногрудая, захотела, сама она его возжелала... Плохо будет, коню ясно, если начальник узнает. И опять коню ясно, хуже ещё будет, если пышногрудую не уважишь, тем более что вообще хочется..
      Такой вот сон двоякий приснился. Во сне было проще: проснулся и – к чертям собачьим все эти приключения. Погрустишь немного, и всё! А тут поехало всё живьём. Наяву- то что делать?
      А Жора ещё заметил, что Наташа уже немного пьяная и прямо на шею вешается. А пьяная женщина, всем известно, страшная сила. Как лавина, остановить её невозможно. И начальник Жорин уже почуял неладное, уже о международном положении за столом он не разговаривает, а застыл с рюмкой в руке и на танцующих серьёзно смотрит. И опять Жора вспомнил мудрое изречение: «Не возжелай жены ближнего». «Особенно если ближний – это твой начальник», – приделал Жора свою добавку к мудрому изречению.
      Все желания у него сразу пропали. И Галю ему расхотелось, а к Наташе чувства его остыли особенно. Если бы она ему опять приснилась, он нисколько бы во сне том не загорелся и, не раздумывая, запросто, послал бы её грубо на три буквы. А что делать наяву? Кто подскажет?
      Как отмотался Жора от Наташи, как из этой незапланированной истории выпутался – чтобы и перед ней лицом в грязь не ударить, и чтобы от начальника чего не получить помимо мордобоя – Господь бог Жоре, в тот вечер ещё безгрешному, скорее всего, помог. Всё довольно гладко получилось. Наташа споткнулась, слетела туфелька с высоким каблуком, Наташа упала на четвереньки. Жора вежливо помог ей подняться, подобрал туфельку и её, обутую на одну ногу, в руки начальнику сдал с туфелькой в придачу. Раскланялся и даже сказал Наташиному мужу зачем-то «спасибо». Говорил ещё какие-то извинительные слова: дескать, ничего страшного, что упала, со всеми бывает...
      А Галя всю некрасивую сцену и с горячим поцелуем, и с висящей на его шее Наташей, шепчущей горячие слова, воочию близко наблюдала и сзади слушала. И Жоре она в конце вечера отказала. Сказала, чтобы домой не провожал. Сказала, чтобы он подумал о своём поведении, а уж потом.
      А потом у Жоры оставался всего один свободный день, а он ещё ничего не попробовал. Немного он расстроился, обидно было, что удача из рук выскочила.
      Спланировал всё на завтра. К Гале подъехал утром, как ни в чём не бывало. Она сильно не обижалась. Покурили в курилке, похихикали над Наташей. А на вечер договорились, что «на фиг нужно, всякое там кино, пусть Жора прямо к ней домой и приходит. Дома у неё никого нет. Так что...»
      Как решили, так и сделали.
      Жора даже тапки домашние и зубную щётку захватил для полного комфорта. И отправился к десяти вечера, как договорились, чтобы потом на всю ночь остаться. До семи утра, а утром на работу, а поезд привезёт жену только в девять – всё Жора опять спланировал.
      Галя открыла дверь. В халатике она была тоже красивая. Ножки голые выше колен, педикюр на пальчиках... У Жоры дух захватило.
      Попили чаю, чтобы воздушные отношения к земле привязать. Жора квартиру для приличия всю ещё обошёл. В кухне краны открывал-закрывал – проверил их точную работу. В туалет по-хозяйски заглянул и обнаружил непорядок.
      – У тебя в бачке шаровой кран воду не держит. Слышишь, всё время шумит. Спать, наверно, мешает.
      – Да ничего. Не помешает. Пусть шумит. Ну и что!
      – Что-что? Надо поправить.
      – Приходи завтра, завтра поправишь, – говорила Галя очень ласково.
      Жора не стал объяснять, что завтра уже не сможет.
      – Сейчас всё сделаю, – сказал он. – Тут дело-то пустяковое. Минутное. Коромысло надо подогнуть на поплавке.
      Он нагнулся, крышку бачка снял, взялся обеими руками за коромысло и напрягся.
      – Тут пустяки – делов-то! – сказал он, и вдруг брызнула вода фонтаном.
      – Кран! – заорал Жора. – Где у вас вентиль, воду надо перекрыть. Шаровой отломился! – кричал он что есть мочи.
      Галя туда-сюда забегала. О вентиле она вообще ничего не знала.
      Нашёлся вентиль за бачком, но завернуть его было невозможно.
      – Заржавел! – трагично произнёс Жора, затыкая струю пальцем. – Не хватало, чтоб и здесь ещё отломалось.
      Затычки – ни пальцем, ни тряпкой – делу не помогали, вода летела на стену то струёй, а то веером.
      Всю ночь – кто служил на подводной лодке, тот знает, что это такое – была «борьба за живучесть корабля». Струю заглушить нечем, перекрыть воду не удалось. Была только одна возможность – это подставлять вёдра и выливать воду в унитаз. Пока не приехала аварийка, всю ночь так и работали без перекуров. До пяти утра был этот «секс»!
      Опять у Жоры не получилось. К восьми часам разными дорогами Галя и Жора после бессонной ночи усталые пришли на работу. Успели до Машиного приезда.
      А Маша вообще не приехала.
      Вечером Жора нашёл в почтовом ящике записку, в которой Маша писала, что она уехала в Москву совсем. Уехала она с человеком, которого давно полюбила, а теперь они решили жить вместе в Москве. Её новому другу предложили в Москве хорошо оплачиваемую работу и обещали дать квартиру, как только он женится или заведёт перспективную подругу. Она также сообщила, что, уезжая, не хотела портить Жоре праздник, к которому он так тщательно готовился, билеты купила туда и обратно для отвода глаз, чтобы шума не подымать раньше времени, потому что было не всё ясно. Ещё она написала, что бракоразводными делами теперь займётся адвокат – теперь это можно, адвоката нанял её новый друг, так что её участие в сутяжных делах, которые она так не любит, не понадобится.
      Умный был Жора до армии: ещё тогда знал, что по экономическому параметру Маше, красивой и длинноногой, он не подойдёт.
      Пережить предательства долго не мог. Забыл он о Гале. Полюбил он сбежавшую Машу, как никогда, потому что в чужих руках всегда остаётся самое лучшее.
      К женщинам прочим вроде бы и охладел совсем. И Галя Жору быстро позабыла.
      Такая у человека была жизненная неудача. На первый день – ничего из-за Наташи с Галей не получилось, на второй день произошёл облом шарового клапана, а на третий день его глобально судьба ударила лицом о батарею.
      Планировать поступки Жора перестал.
      
      
     Первая чужая
      
      После развода Жора стал выпивать, но запойным не сделался. Снизошло на него философское спокойствие: всё пройдёт, и это тоже – струилась с его лица великая мысль в виде добродушной лукавой улыбки. Его можно было чаще видеть весёлым, чем грустным.
      Однажды ему предложили повышение с довольно приличной прибавкой в зарплате.
      Он сам весело рассказывал, как пришлось выкручиваться, чтобы не «захомутали»:
      – Из столовки иду в хорошем настроении, а навстречу Анатолий Викторович шагает. И заметил, наверно, что настроение у меня радостное, и решил как-нибудь счастье моё испортить. «Жора, – говорит он мне, – я сегодня пишу приказ. Хочу тебя назначить начальником седьмого цеха. Если ты согласен, приказ выйдет сегодня». Еле я отмотался. «Нет, Анатолий Викторович, говорю, мне в цеху работать нельзя. Там повышенный шум. 80 децибел. У меня проблемы со слухом. Наверно, это наследственное. Нельзя мне». Пришлось справку доставать. Ходил в поликлинику. Придуривался, что ничего вообще не слышу, когда врач возле уха цифры нашёптывал. Медкомиссию для ГАИ как бы проходил. Написали, что ездить можно, но со специальным знаком. А у меня машины нет и не будет. Зачем она мне нужна вместе с их знаком? Анатолию Викторовичу показал справку. Там чуть ли не глухонемой – записали, но – но ездить можно. Анатолий Викторович отстал. А то – или в цех или за ворота! Оставил в конструкторах.
      Ни о чём серьёзном Жора вроде бы не задумывался. В модной одежде не щеголял. С удовольствием играл в шахматы. И пил пиво. В отношениях с чужими женщинами без частных детективов его вряд ли могли бы уличить. Вряд ли они ему были интересны. Маша, сбежавшая его жена, заполнила его обиженную душу и посторонних баб в душу не допускала.
      Стали посылать Жору в командировки, чтобы человек мог хоть как-то развеяться. То в Москву, а то в Питер. Как раньше он об этом мечтал! Теперь особого желания к поездкам не испытывал. Не ко времени это уже всё было.
      Выпишут Жоре командировку, а он соберёт пожитки, тапки возьмёт, щётку и – на поезд, как на работу. День промотается, после обеда пива попьёт. Вечером – домой. Бутылку вина возьмёт в поезд. А до женщин. До чужих женщин вроде бы охота отпала. Грезилась ему, наверно, бросившая его Маша.
      Два года он так жил: то работа, а то пиво с водкой с шахматами вперемешку.
      В холодный январь 91 года так же, как обычно, был он направлен в Питер – и пива попил, и бутылку портвейна на обратный путь прикупил. Взял билет в прицепной вагон до Пскова. Прицепной вагон был похуже, зато станцию свою после бутылки портвейна в нём не проспишь, в Пскове его всё равно отцепят.
      И поехал. В дороге под стук колёс выпил. Потом добавить решил – в холодную погоду мало ему показалось – двинулся в вагон-ресторан.
      Как в песне: «Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь» Не дойдя на обратном пути до своего вагона, «зацепился» Жора за проводницу. Слово за слово: «Вы такая красивая, как вас звать, а я Петя, из командировки в Печоры возвращаюсь», – и всю ночь в служебном купе Жора прозанимался любовью с чужой женщиной, о чём когда-то так страстно мечтал.
      Проводница потом на дежурство заступила. А Жора остался у неё в купе досыпать, нисколько не опасаясь проспать свою станцию. Потому что его вагон, если что, всё равно отцепят. А совсем он забыл, что перешёл по ходу любовного дела в другой вагон, обычный, не прицепной.
      – Вставай, надо готовиться к выходу, – разбудила его проводница.
      – Да, пора, – сказал Жора. – А то однажды проспал, так в Пскове, когда отцепили, загнали в чёртову забегу, еле дорогу домой нашёл.
      – Его уже отцепили.
      – А куда ж мы в нём едем. Мне же во Псков! – сказал озабоченный Жора, в окошко выглядывая.
      – Вот те на! В Печоры мы едем. Тебе ж в Печоры! Вчера сам заправлял, что в Печоры едешь. И звать, наверно, не Петя! Ну, мужики!
      Все Жорины документы остались в Пскове, и деньги там же. И пальто, и шапка-ушанка. А он в одном костюмчике да с галстуком. И в тапочках! Когда на улице минус двадцать пять. Как теперь без денег добраться из Печор обратно во Псков? – проблема.
      Проводница выручила, дала три рубля на автобус. Сапоги старенькие примерили – на два размера не подошли, ногу втиснуть не удалось. Куртки и шапки в хозяйстве проводников вообще не числились.
      На прощание проводница его перекрестила, поцеловала в губы. Жоре это было уже не в кайф. Настроение утром по многочисленным причинам откровенно бывает не амурное. Голова после выпитой водки с вином вперемешку утром всегда тяжёлая, а после служебного купе, в котором тестостерон весь растрачен, не хочется смотреть на мир вообще и на проводницу в частности. Валя или Надя на дальнейшее его не вдохновляла, была так себе, трезвый бы – не позарился.
      И никак Жора не хотел поверить, что вагон его отцепили. Больная голова плохо работала, дёргался, как сумасшедший. Несколько раз ноги в тапках сами шли в тамбур, чтобы перейти в прицепной, и всякий раз Жора обнаруживал за стеклом два рельса с убегающими вдаль шпалами, понимал обречённо, что перейти надо бы часом раньше, и что время вспять не ходит, тоже он понимал.
      «Все деньги и документы, – переживал Жора, – теперь в Пскове! А я в Печоры еду! И ботинки зимние в Пскове, и щётка зубная там в портфеле. И пальто на крючке висит. А я теперь в одном пиджачке – в костюмчике! Двадцать пять градусов – мать честная!»
      Сошёл Жора в Печорах. Хорошо, рядом была автостанция. Нахохлился, как воробей в стужу, и быстренько, сгорбленный буквой «г», прошаркал в домашних тапках в зал ожидания. Там народ в шубах, в зимних пальто – все кутаются. Один Жора бодро гуляет в пиджачке и в тапочках.
      – Ага, – рассказывал Жора, – в одном пиджачке гу-ляю! На улице двадцать пять! В зале ожидания – минус два – жить можно. Воротник пиджака поднял, чтобы теплее было, и хожу взад-вперёд, чтобы не замёрзнуть. Люди жалостливо поглядывают. Делаю вид, что я здесь у печки истопником работаю... А проводница, Валя или Надя, как женщина в постели. Женщина настоящая! Как мы с ней! Кайф неведомый. Да, о чём это я? Ага. Если бы не печка на автовокзале, не знаю, что бы и было. Стою и делаю вид, что тут работаю. Люди, глядя на меня, в шубы кутаются. Автобус подали тёплый. Львовский... Красота! Ага. Да уж! Да и длинные ноги – не самое главное. Главное в женщине что-то другое, – с загадочной улыбкой Джоконды Жора рассказ закончил.
      Тестостерон, вероятно, он опять нагулял – о первой чужой женщине в конце своего рассказа вспоминал уже с удовольствием.
      После поездки из Питера до Пскова через Печоры он изменился. И галстуки модные появились, и рубашки свежие. Не прибегая к услугам частных детективов, можно было с уверенностью сказать, что Маша с длинными ногами выписалась из Жориной души, куда-то ушла навсегда и оставила за собой дверь открытой.
      В середине девяностых Жора уехал в Питер. Совсем. Долго мы его здесь не видели, долго не слышали в курилке его рассказов. Ходили слухи, что он женился второй раз и, может быть, не последний.
      
      
     Серьёзная болезнь двадцать лет спустя
      
      Его предупреждали, ему говорили: «Вам надо лечить сердце, Георгий Васильевич». Он только отмахивался. Дескать, пошли вы «на», у меня своих болезней хватает, вы ещё с сердцем лезете! Ещё и сердце ваше лечить! И диабет ещё? Как-нибудь помру и без вашей помощи...
      И вот однажды – будь проклят этот интернет – Жора прочитал: ухудшение эрекции может быть серьёзным признаком болезни сердца.
      Значит, сердце пора лечить. Он задумался.
      Купил Виагру.
      Съел одну таблетку. Не помогло. Ещё одну принял. Потрогал – опять не помогло. Сердце не заработало, как полагалось ему работать. Посмотрел картинки в интернете. Что-то жалкое шевельнулось там и упало.
      Доктор после УЗИ малого таза сказал:
      – С УЗИ, Георгий Васильевич, у вас всё в порядке. ПСА тоже в норме. Есть приличное увеличение железы. Но – всё согласно возрасту. Возраст! Всё нормально.
      – Ну, это с какой стороны посмотреть! Любви все возрасты покорны, – возразил Жора.
      – Ну да, это так! Есть ведь жена, наверно.
      – С женой не хочется. Совсем не могу. Вместе давно не спим.
      – Любовницы? – доктор посмотрел хитро исподлобья.
      – Одна есть. Карина! – зачем-то Георгий Васильевич Ба- янщиков произнёс дорогое ему имя с гордостью – На двадцать лет моложе.
      – О-о! В вашем возрасте, – доктор усмехнулся, – молодая любовница! Имя красивое, славянское. Позавидуешь. Конечно, вы не выглядите ветераном, я бы и пятьдесят вам не дал. Вполне с виду крепкий мужчина. Не юноша, конечно. Не юноша... Детство-то вспомните, – он подмигнул, – когда можно было, простите за грубость, в любое место из любопытства вставлять. Теперь вам нужен, конечно, особый случай. Вы должны крепко влюбиться. И чтобы вас полюбили. А в вашем возрасте это сочетание редко достигается. Требования к партнёру у вас ещё высокие, и даже выше, чем были, а вы уже, сами понимаете, хотя и крепкий... Но у вас всё хорошо. Молодая женщина. Имя красивое, славянское... Или армянское. Ну, не важно. Вижу, что любите.
      – Люблю. Только вот дело в чём: она стала не такая. Не знаю точно, что у неё вообще было: влечение, увлечение, страсть или даже любовь ко мне? – но теперь стала ко мне остывать. И на мне это отражается. Я от этого в постели чувствую себя не очень уверенно. Или наоборот, потому что у меня не очень всё здорово, с ней что-то происходит... Конечно, могу... Боязнь появилась. Тороплюсь. Боюсь неудачи, всё боюсь, что не успею.
      Жора ещё рассказал историю с Виагрой. Доктор мило заулыбался, сказал, что только в России сперва осваивают технологии, а уж потом читают инструкции, когда уже все стеклянные предметы себе поломали, и что препарат работает лишь, когда есть партнёр, и этот партнёр, точнее сказать, партнёрша, активными действиями вдохновляет.
      – Ну не знаю, – закончил Семён Моисеевич консультацию, – с этим делом, думаю, у вас должно быть всё в порядке. Виагра вам не нужна. А вот сердце. Во время УЗИ наблюдались ненужные сердечные пульсации. Я бы посоветовал сходить к кардиологу.
      А началось всё с Загорска в год всеобщего кризиса и длилось уже полгода. Съездила Карина в турне по Золотому кольцу летом, побывала в Свято-Троицком монастыре и сильно вдруг изменилась. Пропали ласковые слова, и нежные интонации в телефонной трубке попрятались за холодный убийственный официоз. Почти исчезла прежняя теплота общения. И в постели она уже не стонала, как прежде это всегда было. «Господи! Мне, кажется, я теряю сознание», – с тех пор она больше Жоре не говорила.
      Сказала, что была в монастыре, и что-то в ней переменилось.
      «Явилась Богородица! Чушь! – думал Жора. – И светлые, и тёмные силы – всё выдумки. Особенно, когда в них верят вперемешку. Нумерология, гороскопы, камни, прочая дребедень и вдруг – «Богородица»! Есть реальные причины, которые для маскировки гадостей люди стараются прикрыть мистическими чудесами».
      Чушь! Это опять общение с подругой – вот реальная причина! Что-то ей рыжая Машка наплела. За время езды по Золотому кольцу можно рассказать многое. И есть что! Неделю вместе болтались. И вот – пожалуйста! Совпадение? Нет! Не первое это совпадение. И раньше что-то происходило. Когда после работы вчетвером бабьей закадычной компанией и особенно когда вдвоём с Машкой заходили в «Пушистую кошку», чтобы посидеть там под тихую музыку и выпить по бокалу вина, всегда с Кариной случалось после Машки что-то странное.
      В последний раз у Жоры было в день Святого Валентина, когда жена уезжала на Урал к брату на юбилей. Если можно назвать «было». Правильнее сказать «уже не было».
      Карина, казалось, обрадовалась благоприятному случаю. Пригласила его в субботу, чтобы провести вместе вечер и ночь, и весь следующий день – день влюблённых. А Жора задержался, на ужин к назначенному времени опоздал. Объяснил, что проговорил с тестем по телефону о болячках – с этого, наверно, всё и началось, или на том закончилось. Брякнул так сдуру, не подумав о последствиях – ни с кем по телефону он не разговаривал, а просто прокопался, прособирался. Слово не воробей – и опять он почувствовал лютую ревность ко всему, что с женой связано. Когда легли спать, она милая и хорошая сказала, что устала, что «засыпает», «давай утром». Всю ночь он её целовал в плечо, тихонько так целовал, едва прикасаясь губами, чтобы не разбудить, обнимал нежно, но она освобождалась от желанных когда-то объятий, дёргала плечиком, ссылаясь на жару и тёплое одеяло. А он млел, как и прежде, не хотел спать и не хотел верить тревожному предчувствию, что это конец. Утром наговорил много нежных слов, она вроде бы растаяла, но попросила всё сделать лёжа на боку и с готовностью повернулась к нему спиной – как будто для исполнения долга всё это делала, Жоре так показалось. Так было уже не первый раз после Золотого кольца. Было ещё и другое: «Ты не терпи, – говорила она теперь чаще и чаще, – это даже хорошо, что так сразу. Это признак того, что у тебя, дорогой, никого долго не было. Давай на боку, мой хороший», – говорила она. «Прости, – сказал он в этот раз, – на боку я тебя не чувствую». «Это всё равно, что с резиновой женщиной, наверное», – мог бы он добавить, но не добавил. А развернул её к себе лицом и сделал всё быстро, опасаясь, что эрекция в условиях дискуссии не доживёт до развязки. И ему вдруг показалось... Показалось, что он её заставил подчиниться, если не говорить хуже.
      А после стало ясно, что не слишком он ошибался.
      Когда ехали в Павловск, чтобы погулять по парку – поездку с вечера планировали – она сказала, что уже никуда не хочет и вообще ничего не хочет. Жора увидел холодный взгляд, направленный в никуда, и понял: всё кончено! Вот и погуляли! Вернулись они с полпути.
      Теперь уже без намёков, а прямо, прощаясь, у входа в метро она сказала, что он ей давно надоел, что её измучил и вообще вампир. И лучшее, что он может сделать, это исчезнуть из её жизни. Навсегда!
      Такой выдался Валентинов день. Как будто в тот день и Жоре что-то главное отрубили.
      Сразу на следующий день решил уволиться с работы, на которую попал, используя блат и связи, чтобы латать финансовые прорехи от ведения двойной жизни. Работа скучная, бабья и в женском коллективе. Чисто было там, аккуратно, как в Норвежской тюрьме, где сидел убийца Брейвик, на потолке висела следящая камера, она раздражала, и Жора обозвал рабочий офис тюрьмой «абу-грейд». Теперь ему было ни к чему это наказание. Подал заявление и в течение двух недель отбывал повинность согласно закону. И чуть меньше, дней десять, Карине он не звонил, пытаясь её забыть, пытаясь от неё отвыкнуть. Было похоже на попытку завязать с куревом. Первые два дня всегда очень тяжело бывает. На третий чувствуешь себя героем: радуешься, потому что одолел в себе вредную привычку. На шестой день тоже хорошо. С седьмого дня гордость за героический поступок куда-то вдруг улетучивается. Хочется опять закурить.
      Он протерпел ещё два дня. На девятый появилось неукротимое желание позвонить.
      Не хотелось ему услышать её холодный официальный ответ как приговор. Если так будет, то хоть топись – опять надо будет бросать то «курево», надо будет начинать всё сначала.
      Придумал.
      Сделал он короткий звонок, чтобы не успела взять трубку, но чтобы звонок отметился в её телефоне. Если ещё есть желание говорить, она позвонит сама.
      Полтора часа звонка не было. Жора сидел как на иголках.
      И вдруг зазвонило. Он схватил трубку и услышал её голос, и что здорово его вдохновило – голос у неё был радостный. Счастливый Жора назвал её птичкой на ветвях своей души, шутку она приняла. Стал горячо и торопливо рассказывать о своих производственных планах, о том, что всё-таки будет работать, о том, что решения все приняты и по этому поводу предлагал отметиться в кафе – пригласил поужинать. И вдруг Жора услышал: «Маша заходи, – сказала Карина, вероятно, вошедшей в кабинет рыжей Машке, а Жоре, перейдя на сухой официоз, холодно сообщила, – я вам перезвоню».
      Перезвонила. Разговора того приятного, что был до Машкиного прихода, уже не получилось. Пообещала: «В конце недели ещё созвонимся и решим».
      «Опять Машка влезла!» – вздохнул Жора, а надежда ещё оставалась.
      В четверг перед уходом домой, сделал звонок. Чтобы договориться о кафе. Она трубку не взяла или не услышала. Звонить больше не стал. В пятницу он забрал заявление.
      Сидел и по-прежнему работал. Думал о газовой промышленности под следящими видеокамерами. «Да, – думал он, – больное сердце надо лечить. Это её игра такая – чтобы поиздеваться и обострить мои чувства! А если не игра, это хуже. Это как смерть».
      И если бы только секс! Жора теперь его воспринимал и как необходимый атрибут для поддержания отношений, чтобы Карина его не бросила. Ему нужна была эта женщина вообще. «Ты явилась и с цветком ромашки желтоватым солнечный мне подарила атом. И открыла при весеннем громе луг зелёный. Принимаю чтение такое», – вспоминались чужие слова. «А ушла – осталась голая пустыня. Как после напалма, – вздыхал Жора, – когда от волчьей тоски хочется завыть на луну». Он готов рядом с ней просто сидеть и сзади волочиться, лишь бы видеть её, слышать голос и чтобы она однажды его по голове погладила и сказала: «Котик мой». Первая женщина, от которой после секса не хотелось скорее уходить, а хотелось нежно обнять и держать так не отпуская. Хотелось просто быть рядом.
      «Георгий Васильевич! Ку-ку! Очнись, голубчик! – Жора вздрогнул. Незримый кто-то вмешался в его размышления, словно бы голос Семёна Моисеевича из урологии заговорил в голове у Жоры, опустил с небес к деловым реалиям. – Снимите-ка с хмурого лица постное выражение, уберите замыленный взгляд! – учил жизни виртуальный доктор. – Рядом-то хотя бы посмотрите. Сотрудницы – это кто? Это женщины!»
      Жора хмыкнул. А лукавый Семён Моисеевич и дальше чертил спасительную линию поведения: «Да, конечно, они уже не девушки. Конечно. А это, Георгий Васильевич, даже и хорошо. Мороки меньше, и вообще лучше, чем девушки... Вы же не юноша, вы понимаете. Приглядитесь... Какие все славные! Ещё не обабились, ещё бальзаковские. Немножко они, конечно, все толстожопые. Зато разведённые! Что нюни- то вы распускаете, как мальчик?».
      Жора нервно перелистал европейский стандарт. Посопел и широко улыбнулся.
      – Девушки, – спрятав улыбку, сооружая опять серьёзное лицо, обратился он к подчинённому женскому коллективу. – Надо мне бросить курить.
      – Да что вы, Георгий Васильевич, вы ж не курите!
      – Не в этом смысле. Надо мне бросить женщину и забыть. Навсегда! – сказал он с нарочито сердитым выражением.
      Сотрудницы юмор его оценили.
      Галя-технолог из-за фикуса весело защебетала:
      – Ну, в этом деле, Георгий Васильевич, мы вам с удовольствием поможем. Можете на нас положиться. Да, девки?
      Девки дружно все согласились.
      – Жду активных действий, – с наигранной готовностью принимал Георгий Васильевич их весёлое предложение.
      Он постучал пальчиками по столу. Набрал текст эсэмэ- ски, послал какую-то глупость. Обвёл взглядом сотрудниц, переживая за промышленность: «Машка, зараза, манипулирует. Зачем? Затем! Лесбиянка!» – Жору душила злость. Наугад открыл страницу в интернете и точно попал. «Первые ласточки – привет от содомитов – ласточки полетели, – писал какой-то учёный, – вот вам недавняя скандальная история о том, как школьный психолог, оказавшаяся на поверку лесбиянкой, пыталась лишить дочку совершенно нормального отца, оклеветала его в растлении девочки, – возмущался интернетовский учёный. «Причина – ненависть лесбиянок к любому контакту мужчины и женщины», – вычитывал взбодрившийся Баянщиков.
      Быстро набрал заветный номер.
      – Она тобой манипулирует, – орал он в трубку, выйдя в коридор.
      – Не надо мне навязывать своё мнение. Никто мною не манипулирует! – кричала в трубку любимая. – Я сама так решила. Я! Я не хочу быть с тобой. Или ты думал, что так будет продолжаться всю жизнь?
      – Да, это будет всю жизнь! И тебе будет хорошо.
      – Откуда ты знаешь, что мне хорошо?
      Он хотел сказать, что разведётся, что у них будет обязательно ребёнок, что ради того и скачет он по заводам, а если бы не так, то работал бы он спокойно в шумной кузнице, денег бы ему хватило и что у него ещё полно сил на всё.
      Она этого уже не слышала, она отключилась и трубку не брала. Послал эсэмэску. Назначил свидание на восемнадцать двадцать.
      Едва дождавшись пяти часов, он побежал на выход.
      Мчался, наезжая на лужи и ухабы, обрызгивая пешеходов, нёсся на придуманную им встречу, не обращая внимания на дорожные знаки, летел, чтобы спасти всё, спасти жизнь, которая теряла всякий смысл, если не успеет в восемнадцать двадцать – так ему казалось.
      Не спас...
      Лежал он на холодном столе. Вокруг суетились какие- то люди. Седой старичок бормотал, качая головой: «Если бы не сердце, то бы и ничего.. Надо было лечить сердце. Я ж говорил. Теперь что ж! Теперь конец! Всё. Несите в покойницкую. Уже остыл».
      «И навек умолкла птичка на ветвях моей души, – последнее, что подумал, наконец, уже спокойный Жора. И ещё он вдруг подумал самое последнее: «Как же она умолкла, если я ещё думаю? Тут что-то не так». «Эй, вы, – крикнул он, – куда вы меня прёте? Я ещё думаю. Значит, кора головного мозга ещё не умерла. Стойте! Вы что, оху.»
      – Ты чего орёшь? Чего материшься? – тормошила жена бредившего во сне Жору.
      – Да пошла ты! – отмахнулся потрясённый кошмаром Баянщиков, скидывая с себя одеяло.
      – В последнее время ты стал очень грубым. Что с тобой происходит?
      – Если грубый. Если не нравится. Подавай на развод! Я всё сказал!
      Был понедельник. Пять утра. Выходные закончились. Предстояло ехать в «абу-грейд» на отсидку.
      В восемь двадцать Баянщиков томился за рабочим столом под видеокамерой и опять жалел, что ушёл из кузницы. В кузнице было бы легче отвыкать. Там российский бардак, там весело время пролетает, там не уснёшь. А здесь сиди – вымарщивай себе умное лицо. Как тут дожить до конца дня? «Со стула бы не свалиться. В отключке!» – он усмехнулся. Покосился на фикус. За фикусом, упорно работала на компьютере Галя-технолог.
      И не толстожопая, и вообще не толстая, а даже и – ничего, даже довольно стройная. Но. Жора тяжко вздохнул. Опять ему померещился уролог Семён Моисеевич.
      «А сердце надо лечить! Это правильно, – одобрительно кивал мнимый Семён Моисеевич, – хотя с Галей не получится. Кто сказал, что Гале от вас понадобится что-то интимное? А вдруг и вы, Георгий Васильевич, сами не сможете. Карина у вас на уме. Не боитесь опозориться? В трудовом коллективе. В женском! Вы не мальчик, когда можно было.
      Нужен вам случай особый, проводница сердобольная уже вас не выручит. С таблетками попробуйте, конечно, если боитесь осрамиться».
      «Да, всё может быть, – Жора тихонько подсматривал через листы фикуса. – Но если сердце лечить правильно, – неслись в голове уже конкретные соображения, – и если проконсультироваться с врачами, чтобы правильно лечиться. В инструкции, как учил доктор, сказано: партнёр нужен. Таблетки, может быть, не понадобятся, с партнёром надо сперва так попробовать.
      Клин клином! Первую жену этим способом и вытурил из ветвей души навсегда. Навсегда! А теперь всё сложнее. Потому что любовь последняя. И первая по-настоящему. По- настоящему! Когда итогом могли бы стать желанные дети. От любимой женщины! Поздновато всё так случилось. Жаль. У Жоры детей с ней не будет. Вообще не будет! Вначале жена не хотела. Потом Жора на диване лежал в депрессии и долго ещё активно жил в счастливом запое по причине безработицы. Потом стало поздно. И зачем тогда всё это было? У Карины, конечно, будут дети. Ей нужен здоровый муж. Она сможет ещё родить. Сейчас всё возможно. Были бы деньги – теперь и в сорок, и в пятьдесят рожают. Нужен крепкий сорокалетний самец, который бы с удовольствием работал на бабьей работе по европейским стандартам за приличные деньги»...
      «Навсегда! Без её лица и без её горячих губ, – Жоре стало невыносимо жутко от этого «навсегда» и оттого, что она будет с кем-то ложиться. Отдышался, посмотрел на Галю, что была за фикусом. – К таблеткам надо будет водки ещё взять. Будем сердце лечить комплексно»...
      Достал из кармана телефон, открыл «набранные номера».
      Это была последняя любовная история, рассказанная Жорой в пивном ресторане, рассказанная, конечно, вкратце, без интимных подробностей, и дополненная завистливым соавтором в период разбушевавшегося литературного воображения. Да-а...
      В какой стадии теперь серьёзная болезнь протекает, нам пока не известно. Траурных сообщений из Питера пока что не поступало. Кто-то из наших земляков весной видел одухотворённого поэзией Жору, гулявшего с молодой женщиной в обнимку в Шарм-эль-Шейхе.


               Последняя, может быть

Из серии «Жития Жоры Баянщикова», новый рассказ, тоже последний, быть может …


       «I see trees of green, red roses too», – мурлыкал Жора, выруливая к городскому Центру изучения языков. Настроение у него было… Он парил где-то в небесных сферах, неподалёку от рая и даже чуть повыше,  предвкушая романтическую встречу после занятий... С ней! С Евой. С прекрасной Евой, которая… Которая на полжизни его моложе! «Хорошо, – радовался он, сладко улыбаясь, – что ей уже тридцать. Встретилась вовремя. Если бы, – он посчитал в уме, –  пятнадцать лет назад, посадили бы». Пересчитав и свои годы, горько вздохнул, но через мгновение милейшая улыбка  расплылась на лице.
      «Быть может, последняя такая… – оценил опять свой возраст,  вздохнул ещё  не слишком уже трагически. Какая «такая», – даже мысленно не стал уточнять.
      Такая! И всё! Чужая, сладкая… Это не жена, вдоль и поперёк...исследованная. Очередная манящая загадка, которую предстоит разгадать сегодня, узнать очень близко. Очень!…
      Жена в Костроме, приедет завтра в десять. Всё удачно сложилось. И Ева… «Сегодня соглашается» – мелькнула в голове строчка из Высоцкого. А главное, что решать ничего не надо. Как муж ей не нужен. У неё самой... что-нибудь вроде любопытства. Блажь какая-нибудь женская...  Не было в её коллекции что ли приличного мужика, который старше её папы? А в нём, в этом  мужике, ещё есть то самое, что включает сладкие фантазии у молодых женщин. Хотя бы на одну ночь…  Или ещё интерес какой-то особенный? Как в кунсткамере... Может быть! И пусть! Жоре плевать.
      Новая жена ему не нужна. Их было? Если отвечать сходу без подготовки,  Жора будет путаться, как в школе у доски.... Сколько?! Пять, шесть...Гражданских, законных... Каких больше? Этим голову ещё забивать, а?!... Марина – гражданская… Последняя, может быть...
      Жора въезжал на парковку.
      «I see skies of blue, clouds of white, – напевал он душевно, соскакивая в «I see trees of green» всякий раз, как испорченная пластинка
      Учебные принадлежности, разложенные на сиденье,  засунул в сумку, закрыл автомобиль, и, хрипло мурлыкнув а-ля Армстронг в финале, прошёл вестибюль,  на второй этаж поднялся резво, как молодой. Свою группу в кабинете 27 второго этажа не нашёл. В кабинетах третьего этажа «однокашников» тоже не было.
      Где-то в учебных пособиях был записан номер телефона преподавателя. Жора достал из сумки стопку листов, распустил листы на подоконнике, нашёл нужную запись, позвонил.
      Сегодня занимались в кабинете 11 на первом этаже – выяснил он. Сгрёб с подоконника в охапку всё, что было разложено, и шустро захломотал ботинками по лестнице, спускаясь вниз – он опаздывал.
      Занятия шли как обычно, не считая того, что Жора поминутно посматривал на часы, ожидая скорейшего окончания. Кое-что по-испански он уже освоил: мог бы даже спросить коренного испанца, как попасть, например, в нужный кабак в Мадриде или на корриду в Толедо. И про футбол в Барселоне мог бы сформулировать вопрос очень грамотно.  Но поймёт ли он, что ему ответят тамошние улыбчивые каталонцы, если ответят не письменно? Если ответят устно, Жора будет им дружелюбно улыбаться – даже если испанцы пошлют его на наши родимые три буквы в испанском варианте без перевода – не поймёт!
      В общем  и целом  знаний уже хватило бы для поездки в Испанию, тем более с человеком, который испанский язык знает – с женой гражданской... С последней, быть может...
      А сейчас – «What the wonderful world»…
      Полтора часа, наконец, закончились.
      Напевая почти по-английски про синее небо и зелёные деревья, он сунул руку в карман, чтобы достать  ключи от машины. Пошарил в другом кармане, в третьем, … Ключей не было.
      Вытряхнул содержимое из сумки на асфальт. Всё перетряс. Обшарил всё: карманы в сумке, в брюках, проверил и в куртке – достал ворох старых чеков... Вернулся в кабинет, где занимались языком. Заглянул под стол, поползал на коленках под столами, прошёлся по коридорам первого и второго этажей, исследовал асфальт и прилегающий газон по дороге к машине…
      Темнело. Романтическое свидание назначено Евой на девять вечера, а уже полдевятого! Ключей от машины нет!
          
      «Ну, ничего! – решил Жора. – Ничего. Запасные ключи есть дома. Сейчас возьму такси, съезжу, заберу второй комплект, время, конечно, потеряю. Но в половине десятого к Еве приеду… А утром к прибытию поезда, на вокзал к Марине успею. На своей машине.  С потерянными ключами завтра разберусь»…
      Уже и любимая мелодия в сладких мыслях  опять поплыла, в глубину души нежно пробираясь, как вдруг в голове что-то грохнуло опять страшное и пугающее.
      – Ключи от дома лежат в машине! В ма-шине!– Жора завыл в отчаянии.
      Такой оплеухи судьбы из-за угла Жора давно не получал. Однажды было: заехал легковой Жорин «вездеход» в лужу, с виду неглубокую. Застрял насмерть.  На дороге в дремучем лесу! А в той округе на десяток километров ни живой души, но есть бездушные медведи! И время к полуночи приближалось.
      Тогда бог спас. Или кто-то. Мужик случайный, или не случайный, богом или ещё кем-то посланный, ехал на гусеничном тракторе по непролазной той дороге из своей деревни в другую за самогоном…
      А здесь что делать?
      Что делать, что делать, что делать?..
      Есть служба по вскрытию замков!
      Жора позвонил Еве, чтобы она узнала в интернете, например,  телефонный номер.
      – 777666 , –сказала она сходу, – давай скорей, дорогой, я ещё жду. Время…
      Позвонил.
      Вариант вскрытия квартиры, когда дверь железная с двумя замками по 10 тысяч рублей каждый, которые оба, возможно, будут сломаны, исполнитель и заказчик солидарно  отвергли, посчитав неоправданно рискованным и дорогим.
      – Автомобиль мы откроем и закроем, ничего не сломаем, возьмёте из машины ключи квартирные, съездите домой за автомобильными, вернётесь и на своих колёсах поедете. Это вам обойдётся дешевле на двадцать тысяч, т.е. всего полторы возьмём… Ждите у машины.
      Приехал на «лачетти» долговязый молодой человек. Он походил вокруг Жориного автомобиля, побормотал что-то, спросил про сигнализацию…
      – Открыть машину не проблема. Откроем!  – сказал он, почёсывая затылок. – Но ваша сигнализация будет гавкать.
      – Возбуждать ближайших жильцов?
      – Ну да… Кирпич кинут, возможно...
      – А если клемму с аккумулятора снять, а потом…
       – Со снятой клеммой не загавкает. Наденете – загавкает.  Со снятой клеммой дверь на замок не закроете...
      – Почему?
      – У вас нет кнопки, чтобы закрывать. Конструкция такая…Можно ключом, а ключа от машины нет...Квартирные , смотрите, на сиденье лежат. Откроем –эти возьмёте. Сбегаете домой за теми, которые "на рояле"... Пока машина будет открытая…
      – На другой конец города?! Сбегаю. Ага… А вы тут побудете... Посторожите.
      – Ну, да! Мне больше делать нечего!
      – Ведь если угонят, пока я еду … Угонщики умней вас. Тихо угонят … Без ключа. Сигнализация  не вякнет.
      –  Да, угонят тихо. У них есть опыт. Тогда вам опять не повезёт…
      – И при этом, – свежие траурные нотки добавились и в без того похоронную историю, – с одним комплектом ключей у меня будут проблемы ещё и со страховкой…Так вы здесь побудете? – спросил он твёрдо. – Денег дам.
      – Нет. Мне надо срочно… Могу открыть. Останьтесь здесь до утра, если боитесь, – парень достал приспособление, похожее на прибор для измерения давления у людей. – До утра тут посидите. В машине. Утро вечера мудренее…
      – Утро мудренее, – согласился расстроенный Жора. – Утром приедет жена, у неё есть ключи от квартиры, где лежит ключ от машины. На рояле….
      – Ну, вот и ладненько... Открывать?
      – А смысл? Мёрзнуть тут всю ночь? – возбудился нервный Жора. – Закрытая постоит. А я поеду, – он не стал уточнять, куда поедет, потому что дело это секретное и место приятное, где и постель мягкая, и женщина горячая – «чужая» и, может быть, последняя в его жизни такая!
      Мастер уехал. Жора повздыхал. И перекрестив несчастное авто, пошёл прочь. Взял такси.
      – Куда? – спросил таксист.
      Жора назвал адрес Евы.
      И вдруг на полпути его опять словно по голове чем-то ударили.
      «Утром приедет жена, я приду домой за вторым комплектом ключей, она спросит, что да как… Я отвечу, так и так, не мог я в квартиру попасть, потому что потерял ключи от машины, а ключи от квартиры лежали в машине. Как в сказке про Кащея… Она спросит: «А где ж ты всю ночь болтался? У какой бабы-яги в постели ночевал?»
      «Надо алиби! – скрёб затылок  мрачный человек, бывший добрый молодец,  озабоченный очередной загадкой от чуды-юды. – Какое!? Лучше бы я в открытой машине сидел… Или рискнул бы, оставив её в тёмном дворе, сгонял бы на автобусе домой за ключами... К тёще!  Алиби у меня может быть одно, – он истерически рассмеялся.
      – Стоп! Едем по-другому!
      Таксист резко тормознул. Глянул на пассажира неласково.
      – За ваши деньги, любой каприз…
      Жора назвал адрес тёщи, быть может, тоже последней.
      Тёща встретила радушно. Уложила его на мягком диване.
      Он уже засыпал, когда вспомнил: ключи надо было искать на подоконнике или возле подоконника, где он раскладывал содержимое сумки и потом засуетился, опаздывая, когда спешно собирал листки и, видимо, уронил там ключи. Но…
      – Уже поздно – шептал в подушку, привыкая к обстоятельствам, как все мы привыкаем к наступлению неотвратимой глубокой осени.
      Он горько вздохнул, вспомнив о «последней чужой», и уже почти спокойный хотя бы за судьбу ключей, буркнул в ту же подушку, засыпая:
      – Значит найдутся.
      Утром приехала жена, выдала ему второй комплект. Первый комплект, как и ожидалось, не пропал: его подобрала уборщица на полу третьего этажа возле подоконника.
      Одарил уборщицу сладкими улыбками, добрыми словами и шоколадкой.
      Радостный он сел в машину. Включил радио. По случайному или неслучайному стечению обстоятельств по радио пел сам Луи Армстронг. Любимую Жорину песню  пел с правильным на зависть произношением….
      Всё было опять прекрасно, всё хорошо. И небеса, и деревья в золотых листьях – всё радовало. И со страховкой будут полные лады, если машину вдруг угонят – оба комплекта ключей у него целы – вот они! С Евой не обломилось... И фиг с ней. Жаль, конечно. Подвернётся ли ещё такой удобный и желанный романтический случай?! И фиг с ним! Зато вовремя развернул он такси – бог за шиворот  придержал – и теперь  полный порядок у него с Мариной.
      «Последняя чужая – пронеслось в голове. – Кефир, клистир…Чужие для меня закончились… А жаль! – Жора ухмыльнулся. – В нашем микрорайоне…»