Метаморфозы

Анна-Мария Ситникова
     Metamorphosis

      К свету, к солнцу, теплу. Подальше от этих пахнущих сероводородом, пугающих глубин… Мощная волна, подняв песок и обрывки водорослей с мелководья, подхватывает флюоресцирующую студенистую массу из миллионов микроскопических существ и с яростью откидывает обратно, к зубастым пастям крутолобых чудовищ. Ещё секунду назад живые полупрозрачные тельца, превращенные мощью океана  в комки питательной смеси, вперемешку с разорванными на мелкие кусочки тушками каких-то рыб, исчезают в ненасытных утробах. Радостный свист сытой дельфиньей стаи затихает  на горизонте… Как и было задумано природой, положенное количество белков, жиров, углеводов попадает в кровь, пополняя энергией гладкие тела новых хозяев. Только что-то ещё, не подающееся рациональному объяснению, тонкой светящейся плёнкой обернув красные кровяные диски, несётся к мозговому центру. Там, в сером веществе, между глазом и дыхальцем, это нечто замирает. Через несколько дней и ночей (по законам ли природы?), блестящее шарообразное образование начинает пульсировать, направляя полностью послушные живые дельфиньи машины к свету, солнцу, теплу. Подальше от этих пахнущих сероводородом, пугающих глубин...

      О сколько пищи! Ещё дышащей, а значит свежей и вкусной! Хрустящие нежные ракушки с желейной начинкой, застрявшие в плавниках, личинки морских жуков под кожей мягких животов  этих огромных острозубых монстров, так вовремя  выброшенных на берег  в месяц великого голода. И попавшая в зоб вместе с горстью личинок кровь крутолобых вполне приятна на вкус, и сладок серебристо поблёскивающий мозг, вытекший из разбитого о прибрежные скалы черепа. Вот уже предсмертные крики обречённых морских обитателей почти не слышны за победными чаячьими песнями. Грязны белые перья на грудках пирующих, закрываются от сытости плёночные веки, слабеют лапки. Струятся к мозгу светящиеся сгустки - чужое хищническое стремление убивать мелких и слабых… Скинув дремоту, летят чайки, всё ещё повинуясь старому основному инстинкту, к своим гнёздам, несут в клювах добытую еду. Бросают переваренную жвачку доверчивым пушистым птенцам и, словно освободившись от природной власти, теряя плавность движений, начинают механически стучать крепкими клювами по головам своих накормленных досыта детей… О сколько пищи! Ещё дышащей, а значит свежей и вкусной!..

      Шевелит ветер кровавые перья. Покрываются по краям бурой коркой зияющие раны птичьих тел. Из прогретой кровью земли поднимаются к долгожданной манне тысячи белёсых червей-падальщиков. Жуткие копошащиеся пружинки сплошным ковром покрывают место побоища, с жадностью  буравят ходы в скрюченных предсмертной агонией мышцах, расплавляют едким личиночным соком крепкие сухожилия, сворачиваются клубками во влажных птичьих глазницах. Доев останки, хаотично копошащаяся масса вдруг прекращает движение, будто прислушиваясь к чему-то странному, происходящему в их маленьких булавочных головках. Затем зомбированная армия ровными колоннами  направляется к месту спячки: пустым грудным клеткам, с начисто обглоданными рёберными пластинкам. Тянутся тонкие шёлковые паутинки из каждой, даже самой мелкой особи, вязнет в липких нитях ворсистая оболочка, немеют растолстевшие сегменты. Шевелит ветер кровавые гроздья коконов. Зреет под оболочками  новая, неведанная ранее слепым червям сущность  чудесных белокрылых созданий, обладающих непомерной тягой к полёту…

       И раскрашивается калейдоскопическими узорами пасмурное северное небо. Шуршат над бесплодными скалами молодые крылья. Замирает от восторга случайно забредший на полуостров путник. Сбросив рюкзак, тяжело топая сапогами, он пытается поймать ускользающую красоту. Заскорузлыми пальцами человек срывает с плеч рыбацкую куртку, спустя минуту сидит над целой грудой агонизирующих бабочек. С удивлением отрывает бирюзовые, пурпурные, лимонно-оранжевые крылышки, подносит к глазам радужно раскрашенные  слюдяной пыльцой пальцы, проводит ими по серым плоским камням, рисуя своё имя. Капли мутного сока из смятых хитиновых оболочек втираются в мелкие порезы на коже, жгут и странно чешутся, проникая всё глубже, смешиваясь с горячей человеческой кровью. Ударяясь о стенки большого сердца, что-то непонятное и чужеродное струится к центру всех помыслов и мечтаний. Там, в сером веществе, растёт и крепнет, становясь главенствующей идеей прежнего носителя - червя. Медленно исчезает улыбка на заросшем щетиной лице путника. Останавливается взгляд на сотворённой наскальной картине. Грязные пальцы с обломанными ногтями рвут на груди ветхую тельняшку, царапают кожу на висках. Хрустят под сапогами сломанные ракушки. Из горла вырывается звериный вопль. Далеко внизу короткое эхо отражает одинокий всплеск упавшего в волны тела. Взмывают над безжизненной скалой оторванные крылышки. И раскрашивается калейдоскопическими узорами пасмурное северное небо…

        Это было  слишком необычно, чересчур ярко для серых предполярных широт… это была… красота… Человек, пришедший сюда смог бы оценить великолепие трепещущего красочного полотна, но разве кому-нибудь интересно мнение очередной жертвы великого и бесконечного бога-океана? Кровь упавшего бездыханного тела  смешивается с горько-солёной водой, проникает сквозь нежные мембраны удивительных микроскопических полупрозрачных существ, заставляя их покрытые ворсинками и чешуйками тельца забыть о мерном однообразном покачивании и механическом поглощении плавающих вокруг крупинок. Нечто (как и было задумано природой?), принесённое водой, застревает в нервных трубочках, растёт, просвечивая сквозь студенистые спинки, лапки и усики очередных хозяев  в темноте холодных волн, подражая  небесному магнитному сиянию. Куда-то зовёт…

        К свету, к солнцу, теплу. Подальше от этих пахнущих сероводородом, пугающих глубин…



Рисунок из Интернета
Metamorphosis - метаморфозы(греч.) -
Превращения, переход из одной формы в другую с приобретением нового внешнего вида и функций.