Смотрю я на твои фотографии, а от них веет чем-то психбольничным.
Я не во всеуслышание об этом говорю, а лишь для тебя лично.
Заранее знаю, что никогда и ни за что не смогу тебя полюбить.
Чем больше я смотрю на эти безумные, невнятные изображения, тем больше мне хочется волком выть.
Будто ты живешь в другом измерении, которое совсем не такое, как у простых, обыденных людей.
В нём будто вырезанные из бумаги вещи и люди – и все они носители несуразных и несусветных идей.
Меня ужасает мысль о том, что мне когда-нибудь пришлось бы любить тебя, но и при этом мне невыразимо стыдно.
Если задуматься, то, наверное, твой мир – это культура, искусство, богема, а мой мир – это серенький снежок за окном и напивающееся пивом быдло.
Ладно, о тебе забуду ненадолго. Вспомню Марину. Голубые глаза, каштановые волосы, ты просто эталон красоты.
Ты не моя и тебя ублажает другой. А стала бы моей, наскучила бы так скоро, что и не успела бы заполнить моей внутренней пустоты.
Я мечусь между миром творчества, который, едва я погружусь в него, кажется мне ужасно поддельным и убогим…
И миром реальным, в котором я настолько несостоятелен, что практически во всём уступаю многим.
Мне плевать на всё и всех, я хочу лишь удовлетворять свою похоть и жадность, осуществлять свои самые извращенные желания.
Нескончаемый поток денег и власть, которые оградят меня от этого скучного и жестокого мира, вот моя сокровенная мания.
Но ничего не меняется, я болтаюсь в канаве, суча ножками и царапая по скользкому дну не стрижеными ноготками.
Город веселится, все пьют в темноте и шарят друг у друга между ног, а фейерверки сверкают вдали негромкими хлопками.
В который раз я скорее проиграл, чем выиграл, хотя никто со мной и не соревновался.
Я вернулся домой унылыми шажочками. Я в тишине и нигде. Я опять не сумел, я опять не сорвался.