На снимках: 1942 год. Старший сержант Павлов, оборонявший в Сталинграде дом, названный его именем.
Дом Павлова стал символом мужества, стойкости и героизма.
Очередной приход в Росток научно-исследовательского судна совпал с серьёзным у нас праздником - Днём Победы. Для советского человека, чьи предки пережили кошмары войны, то воистину - «праздник со слезами на глазах». Таковым он стал и для старпома Павла Христича и радиста Гриши Кичина. Приняв на судне по рюмке креплёного напитка, моряки поехали в город выпить пивка.
В весёлом заведении в центре Ростока они подсели к толстому пожилому немцу, уплетавшему под пиво длинные жареные сардельки - братвурст. Немец был в хорошей кондиции, однако поначалу беседа складывалась мирно. Пили за здоровье родных, за тех, кто в море, и, конечно, - за дружбу народов!
Недоразумения начались, как только перешли к итогам второй мировой войны и празднику Победы. Поддержать тост моряков и выпить за наш Праздник и советского Солдата-освободителя, немец категорически отказался. Крепко обиделись мужики и напомнили соседу про миллионные жертвы и разорённые немцами города и сёла. Особенно возмутился Павел Христич, отец которого погиб в 1942 году при обороне Сталинграда.
Впоследствии, моряки утверждали, что немец принялся кричать, размахивать руками и произносить нехорошие слова в адрес русских. Но можно ли было стерпеть такую выходку, да ещё 9-го Мая?!
- Ах ты, фриц недобитый! - угрожающе произнёс Павел, поднимаясь со стула.
Кичин понял слова товарища, как сигнал к действию и треснул по столу огромной пивной кружкой, содержимое которой окропило упитанную физиономию «реваншиста».
Вытирая лицо, немец подскочил к бармену и они принялись судорожно названивать в полицию. Вошедшие в раж старпом и радист, отбросив стулья, ринулись из помещения! Пытавшиеся их задержать немцы были отброшены к стойке бара, словно налетевшим тайфуном, но погони не прекратили.
Применив тактику агрессивного отступления, моряки забежали в подъезд соседнего дома. Пожилого хозяина, который открыл дверь на первом этаже, они прогнали и ворвались в квартиру.
- Гриша, занимаем круговую оборону! – орал старпом, баррикадируя входную дверь мебелью хозяина.
Радист Кичин, обнаружив пылесос, включил аппарат в розетку и навёл его в окно, словно пулемёт Калашникова. Во дворе дома собиралась толпа любопытных, привлечённая криками и шумом пылесоса из открытого окна.
- Павел, вырубай сектор обстрела, - орал Кичин, имея в виду большие горшки с цветами, закрывавшие штурману обзор.
- Мы устроим здесь, мать вашу, второй Сталинград и второй Дом Павлова! – свирепел Христич, продолжая крушить мебель и складывая остатки у дверей.
Прибывшая полиция, справедливо оценив обстановку, обратилась в советскую военную комендатуру Ростока. Так посоветовал и хозяин квартиры – господин Шмульке, по удивительному совпадению – участник Сталинградского сражения. Он-то помнил и хорошо знал боевой дух и характер солдата-победителя. Четыре года Шмульке пробыл в плену, восстанавливая разрушенные немцами города.
Прибывший на джипах ГАЗ-69 патруль, пытался вразумить нервных защитников русской славы путём переговоров. Но моряки уже плохо соображали: где наши, а где немцы? Так что пришлось брать цитадель штурмом, а потрёпанные в сражении мужики, оказались в камерах военной комендатуры.
Много усилий приложил капитан судна, чтобы не возбуждали уголовное дело. Благодаря его хлопотам, да господину Шмульке, отказавшемуся от судебного преследования, моряки не оказались в местах не столь отдалённых. Потерпевший от вторжения русских, немец, потребовал лишь материального возмещения убытков. Несколько лет выплачивали моряки деньги по иску господина Шмульке. Причём, старпома Христича разжаловали в матросы. Что до «пулемётчика» Кичина – радист перешёл на работу к рыбакам.
Спустя годы мне довелось встретить Павла Христича на другом судне, куда штурман прибыл уже в должности - старпома. Это был всё тот же неунывающий судоводитель, правда, слегка заикался и с нервным тиком в правой части лица. Как-то на досуге, я спросил Христича:
- Павел Сергеевич, а не жалеешь о происшествии в Ростоке?
- Конечно, мы немножко погорячились. Но с другой стороны, я бы всю жизнь потом мучился, не ответив на оскорбление памяти отца. Тем паче, в святой для нас праздник, День Победы!