Грузинское гостеприимство

Анатолий Шнаревич
   Моим соседом по номеру в гостинице оказался москвич постарше меня возрастом. Мужчина работал в Государственном Комитете СССР по  профессионально-техническому обучению и приехал в Нижний Новгород на конференцию работников этой системы, которая в те времена была довольно обширна и весьма эффективна.  Её различные училища действовали во многих больших и малых городах и даже сёлах Союза.
 
    Как всегда в гостиницах и поездах завязался дружественный разговор, из которого часто узнаёшь много интересного.

    Рассказывая о себе, Павел, так звали мужчину, говорил, что прежде чем попал на работу в Комитет, сменил несколько мест.

    -  Вы знаете, - рассказывал он, - однажды я работал даже главным инженером макаронной фабрики.

    -  А что, Вы специалист в этом деле?

    -  Да нет. Это дело простое. У нас шутили так: «Для того чтобы делать хорошие макароны нужны мука, вода и… совесть».

    -  Это как же?

    -  Очень просто. Если у работников фабрики совесть есть, то они добавляют в первые два ингредиента ещё сахар, масло и всё другое, что положено по технологии, а не растаскивают это себе любимым.

    -  Да, - заметил я, -  «таскуны» – это знакомая штука. Чтобы здесь навести порядок, Сталина не хватает.

    - А вот послушайте, что я Вам расскажу, - начал свой рассказ мужчина.
Было это в 1951,  или в 1952 году. Но Сталин ещё был жив. Я это точно помню.
В наш Комитет пришла жалоба на одного из директоров профессионально-технического училища Тбилиси, что он заставляет учеников работать на своей даче и даже на дачах своих друзей и, вообще, чужоё со своим путает.

    На проверку фактов послали меня.

    - Ты там поработай вместе не с Республиканским Комитетом, а с городским, - наставлял меня начальник. – Они там поближе к училищам.  Детальнее разберутся.
Встретят меня или нет, рассуждал я, подъезжая к Тбилиси. Телеграмму то я давал. Ведь города я совсем не знаю.
 
    Встречали меня трое.

    -  Приветствуем Вас на гостеприимной грузинской земле! – провозглашали они, представляясь и пожимая мне руку.

    Познакомившись, мы поехали. Я даже не стал спрашивать: куда меня везут – в гостиницу или сразу в Комитет. Ехали мы долго по улицам Тбилиси. Потом я заметил, что выехали мы уже за городскую черту.

    - Куда же вы меня везёте? – не выдержал я чтобы не спросить.

    - Как куда, дарагой? – удивился один из них, - отдыхать.

    - Ребята, да какой же отдых. У меня всего три дня. Работать надо.

    -  Ну что Вы, Павэль. Сегодня нужно отдохнуть с дороги, а потом успеем всё сделать.

    Мы ещё немного проехали по хорошей дороге, потом свернули на узкую грунтовую, ползущую ещё выше в горы. Наконец подъехали к большому двухэтажному дому с хорошо ухоженным садом.  Как я потом узнал, это была дача провинившегося директора. У больших железных ворот стояло несколько машин. Находящиеся в доме люди так же, как и на вокзале, приветствовали меня, желали здоровья и всяческих благ.

     В честь высокоуважаемого гостя в моём лице уже были накрыты столы, заставленные грузинскими блюдами с изобилием зелени и вина.

     Что же мне делать, лихорадочно соображал я: возмутиться и отказаться? Оказаться - значит остаться голодным до утра. Да и когда я завтра доберусь до какого-нибудь места, где можно покушать. Нет. Так не пойдёт. Раз уж я попался в ловушку, то напьюсь и наемся вволю. А завтра что-нибудь соображу.

    Ужин с возлиянием продолжался долго. При этом провозглашались тосты  в честь уважаемого гостя и процветания его семьи, за дружбу грузинского и русского народа, за прекрасную Грузию и Великого  Грузина – товарища Сталина.

    Как добрался я до отведённой мне постели, помню плохо, но спал я  крепко и долго и проснулся в пустом и тихом доме. Ринулся я сразу к окну, выходящему к воротам дачи, но ни одной машины  там не обнаружил. Но вдруг, как ниоткуда, появился молодой человек.

    - А где все? – с гневом и растерянностью спросил я у него.

    - Как где? На работе, -  спокойно ответил тот.

    - А я?

    – Вы очень крепко спали и Вас не захотели будить.  Да что Вы беспокоитесь. Позавтракайте, выпейте хорошего вина и отдыхайте. А вечером они приедут.

    Меня, как Вы понимаете, это совсем не устраивало.

    - Нет уж, я сам буду отсюда выбираться. Здесь есть какой-нибудь транспорт?

    - Да откуда? Нэт здесь никакого транспорта.

    - Тогда мне придётся идти пешком.

    - Ну что Вы. Это очень далеко.  Пешком вы доберётесь до города только ночью, - обрадовал меня молодой человек. – Успокойтесь, позавтракайте, выпейте хорошего вина  и отдыхайте.

    Судя по времени, которое мы затратили,  чтобы доехать сюда, он был прав. Но что мне делать?  Командировочное задание практически уже невыполнимо. Телеграмму дать в Москву неоткуда. Плюнуть на всё, отдыхать и ждать вечера?

    Но вечером никто не приехал. Что делать?  Я почувствовал себя кавказским пленником. Свой праведный гнев я обрушил на молодого человека, которого оставили при мне.

    - Да что Вы беспокоитесь?  Отдыхайте. Здесь прекрасный горный воздух. Есть что поесть и выпить. Если хотите жэнчину, то будет и жэнчина, - успокаивал меня тот.

    Хорошо покушав и изрядно выпив, я лёг спать. Но сон, конечно, не шёл ко мне. Я с большой тревогой думал о своём будущем. Что меня ждёт?  Служебное несоответствие?  И где я после этого буду искать работу?

    Наконец утром приехала машина с двумя мужчинами.

    Я, конечно, набросился на них с гневом, упрёками и  угрозами.

    - Ну что ты, Павэль, нервничаешь? Ведь всё в порядке, - прервали они меня.

    - Да как в порядке?  Мне уже сегодня нужно уезжать, а работа не сделана. Мне ведь нужно с работниками Городского Комитета проверить факты и составить акт.

    - Да не беспокойся. Всё уже сделано. Мы нэ хотели мешать твоему отдыху.  Акт уже составлен. Тэбе нужно будет его только подписать.

    - Ну, вы даёте. Мне сегодня уже нужно уезжать, а у меня нет даже билета.

    - Да нэ беспокойся, дарагой. Билет мы тоже уже купили. Сейчас едем прямо в Комитэт.

    В Комитете показали мне акт комиссии во главе с моей персоной и работниками Комитета по рассмотрению жалобы на товарища  (назовём его товарищем  Д).

    В акте  отмечались заслуги товарища Д  в деле профессионально-технического образования, но и указывались недочёты и нарушения в работе и даже объявлялось служебное порицание. Затем выражалась уверенность, что товарищ Д учтёт замечания комиссии  и впредь не допустит такого.
 
    Не долго думая, я подписал акт. Всё равно за свои действия  придётся отвечать.

    В машине, в которой мы поехали к поезду, мне передали билет. Я полез в карман, чтобы достать деньги.

    - Да что ты, Павэль, - остановили меня провожающие, - это в знак нашей дружбы.

    Провожающие зашли вместе со мной в купе. Купе было двухместное в мягком вагоне. Чтобы как-то начать разговор, я, посмотрев на часы, проговорил:

    - Время до отправления уже мало, а второго пассажира что-то ещё нет.

    - Павэль, зачем тэбе второй. Мы два билета взяли. Второй мы уже проводнику отдали. Отдохнёшь спокойно после успешной командировки.

    Провожающие явно чего-то ожидали и постоянно поглядывали в окно.  Наконец, глядя в окно, они обрадовано заулыбались. Я тоже не преминул посмотреть. К нашему вагону, прямо на перрон подъехала машина, из багажника которой двое мужчин взяли какие-то два ящика с бутылками и понесли к тамбуру вагона.

    - А это тоже в знак нашей дружбы. Угощайся, угощай своего начальника и нэ забывай прекрасный Тбилиси.

    В ящиках был армянский коньяк. Я не стал возражать. Всё равно отвечать. За большее или меньшее. Какая уж теперь разница.

    По приезду в Москву, переночевав дома и хорошо подумав, я пошёл к начальнику и честно, в деталях всё рассказал ему.

    - Д-а-а, - почесав затылок, проговорил начальник, - ситуация… А коньяка то два ящика дали?

    - Два.

    - Ну, дак тогда привози один.