Чемпион по плаванию.
Однажды после войны на исходе золотого пионерского возраста я проводил летние каникулы у тетушки в Сталинграде. Тогда еще жил Сталин, и этот город на Волге назывался Сталинградом. Центр Сталинграда от набережной с памятником Хользунову до железнодорожного вокзала уже был отстроен, но вокруг него преобладали развалины. А Мамаев курган пребывал в полной неустроенности, там всю землю покрывал сплошной слой осколков и прочих мелких металлических отходов войны, в основном, стабилизаторов мин и обрывков пулеметных лент. Недалеко от Волги на моих глазах молодые девушки-штукатуры с веселыми возгласами штукатурили снаружи знаменитый дом Павлова, и под слоем штукатурки исчезали навсегда исторические надписи типа: «За Волгой для нас земли нет». Сейчас наивным туристам показывают совсем другой, декоративный, якобы разбитый снарядами «Дом Павлова».
Но я не о следах войны и не о фальсификации истории. Я – совсем о другом. Лето стояло жаркое, и я почти каждый день, когда удавалось выпросить у тетушки тридцать копеек, ходил на одну из водных станций, которые во множестве теснились на еще неустроенном берегу Волги. Чаще всего я выбирал станцию «Динамо», до нее было ближе всего.
И вот однажды я пришел на эту станцию, сдал в раздевалку штаны и рубашку, привязал номерок к руке и поскорее нырнул в прохладную воду. Под водой я проплыл все 25 метров до противоположной стенки и вынырнул. Первое впечатление оказалось очень сильным: номерка на моей руке больше не было!
Первое побуждение: нырнуть и поискать на дне, - я быстро преодолел. Искать маленький плоский номерок где-то в илистом дне площадью 25х25 метров на глубине четырех-пяти метров – дело абсолютно безнадежное. Я вылез из бассейна и побрел в раздевалку. Но дежурный даже не стал меня слушать.
- Ишь, шустрый! Стащить хочешь чужие штаны? Жди вечера, когда все разойдутся. Там видно будет.
Мне предстояло ждать всего-то часов десять. На открытой водной станции под палящим сталинградским солнцем, без малейшего намека на тень или другое укрытие от его безжалостных лучей. И я начал тянуть время.
Ох, как медленно оно тянулось! Я знал, что моя кожа чувствительна к ультрафиолету, и что через два-три часа она приобретет ярко красный цвет, потом ее начнет «тянуть», а потом она начнет облезать, как кожица с молодой картошки «в мундире». Потом придется довольно долго ждать, когда окрепнет новая нежная кожа. Это я проходил неоднократно каждое лето в своем селе на тихой, теплой речке. Лежать на досках настила и загорать мне никак нельзя. Я решил побольше находиться в воде, ведь вода задерживает ультрафиолетовые лучи, но это оказалось невыносимо скучно. Я заводил знакомства со случайными своими соседями, сталинградскими мальчишками, но они порезвившись в воде часа два, от силы три, уходили по домам, а я оставался опять один на один с невыносимо ярким солнцем.
Примерно в середине дня кожа моя все-таки стала обгорать, и когда я долго находился в воде, у меня начиналось что-то вроде легкого противного озноба. Но снова обращаться к наглому гардеробщику, который в каждом честном пионере видел жулика, я не стал бы ни за что. Приходилось терпеть.
После полудня, когда тени стали чуть увеличиваться, на станции появился спортивного вида мужчина и велел всем нам собраться около него. Мальчишки окружили его, и я постарался выбрать место в его тени, чтобы хоть немного отдохнуть от солнца. Спортивный мужчина оказался тренером юношеской команды «Динамо» по плаванию. Он объявил, что поведет отборочные соревнования по плаванию среди всех желающих, и первых трех победителей запишет в свою команду. Дистанция – сто метров, то есть, четыре заплыва, стиль – вольный. каждый плывет, как может, хоть по-лягушачьи.
Желающих набралось много, и соревнования затянулись. Мне пришлось плавать четыре раза. В каждом заплыве я оказывался в лучшей половине, и тренер записывал меня на новый тур. В последнем заплыве участвовали восемь человек, по числу дорожек. Яна своей речке с помощью умных пионерских книг освоил несколько спортивных видов плавания, вроде брасса, кроля, баттерфляя и т.д., знал, что самый быстрый стиль – кросс. И в последнем решающем заплыве я загребал руками с такой скоростью, что глаза мои ничего не видели от брызг. Я плыл практически вслепую, изо всех сил стремился вперед, касался рукой стенки, заносил ноги вперед, сильным толчком отталкивался от нее, - я не раз видел, что так делали взрослые спортсмены, и снова рвался вперед.
Когда я в четвертый раз коснулся руками стенки бассейна, открыл залитые водой глаза и вытряхнул воду из ушей, я услышал восторженный рев болельщиков. Оказывается, я опередил всех своих соперников! Я немного отдышался, вылез из воды и подошел к тренеру. Он одобрительно кивнул мне головой, поколдовал над своей книжечкой и назвал три фамилии победителей.
- Приходите сюда первого сентября в четыре часа дня. Начнем тренировки в секции. А ты, - обратился он вдруг ко мне, - сегодня поставил рекорд Сталинграда среди юношей! Жаль, что это не официальные соревнования. Молодец? Где ты занимался плаванием?
Я пробормотал что-то невнятное, тренер принял это за естественное смущение победителя, еще раз поздравил меня с отличным результатом и ушел. Мои поклонники и соперники тоже разошлись. Я опять остался один под неистовым солнцем. К счастью, солнце уже стало склоняться к западу, возле невысокой дощатой раздевалки образовалась узкая тень, и я поскорее улегся в ней на бок. Я лежал в тени, ребрами на голых, жестких досках, наслаждался передышкой и размышлял, что мне теперь делать с моим рекордом Сталинграда по плаванию. Ведь через недельку я уеду отсюда, и никто никогда не узнает о моем спортивном подвиге. Но в целом мне сейчас было хорошо, я отдыхал от жгучего солнца.
Но счастье никогда не бывает долгим. Водные станции устраивались таким образом, чтобы солнце никогда не скрывалось. Примерно через полчаса тень уползла за раздевалку, за ограждение, и я опять оказался в лучах солнца. Я снова пытался укрыться от ультрафиолета в воде, но кожа моя уже обгорела, и вода раздражала ее. Пришлось просто сгорать на солнце дальше и тупо терпеть какого-то конца.
Конец наступил в шесть вечера, - станция закончила свою работу. Я пробыл на открытом жарком солнце ровно десять часов, и меня уже откровенно знобило. Я снова вошел в раздевалку, там на вешалке оставались одни мои несчастные штаны и рубашка. Гардеробщик с бурчанием отдал мне одежду. Даже я догадался, что он хотел бы получить с меня что-то вроде взятки, но у меня не было ни копейки. Я оделся и поплелся домой.
Ни тренера; ни своих счастливых партнеров по плаванию я больше никогда не увидел. Оставшуюся неделю каникул я старался держаться от водных станций на предельном расстоянии.