Глава 13 книга 3 Мейлах в октябре

Петров Сергей Петрович
                ЕЩЁ НЕ ВЕЧЕР… 

                Жизнь, она смехотворная
                И такая проказница…
                Сердце ищет романтики,
                С приключением на  задницу!

Миша с мамой стал встречаться всё меньше и меньше. Ребёнка легко оторвать от груди, но от денежной дотации – почти невозможно. В жизни так обычно происходит, что единственный ребёнок у мамы получает столько неумеренной заботы и ласки, что взрослея,  эти материнские заботы, кроме денежных, воспринимаются с раздражением.

Он не хочет оставаться вечным ребёнком, начинает отдаляться, а для мамы, одинокой и неустроенной в личном плане – это воспринимается как неблагодарная чёрствость.

  Хорошо, когда рядом в это время оказывается интересный, умный и понимающий женскую душу мужчина. Тогда все раны и обиды забываются и невостребованную материнскую нежность можно «обрушить» на любимого мужчину.

Рахиль Менделевна стала понимать, что она любила не столько Мейлаха, сколько себя, в нём. Её эгоистические претензии и собственнические повадки отбили у неё Мейлаха.

 Даже самые добрые и неприхотливые мужчины не терпят, когда из них делают козлов отпущения. Вечные обвинения, придирки и насилие над личностью - даже натуральным козлам не понравятся!
 
Со временем, мороз одиночества крепчал, а пригреться с возрастом становилось сложнее. Жди, когда на тебя кто-то глянет, надейся, что кто-то за тебя сможет зацепиться интересом. И опять же влияние вечной проблемы – мужиков мало, а женщин – море!

 В этом море, оставшимся на «свободе» мужчинам легко попасть в ловко расставленные женские сети, запутаться, захлебнуться, утонуть. А как сделать, чтобы мужчина попал именно в твои сети? Чтобы утонул именно в твоих объятиях?  Вот какой вопрос стал тревожить Рахиль Менделевну, и она нашла пути его решения:

- Нужно, поменять место работы, на коллектив, где есть мужчины.
Выход «в люди»,  без содействия райкома, исключался. У нас дефицит распределяют по талонам, а маломальские должности – по согласованию с райкомом.

 Она вспомнила, что на последнем партактиве говорили о кадрах. Ораторов готовили для таких мероприятий заранее. Инструктор писал текст, прорабатывал с выступающими, чтобы они случайно чего  ни будь не «саданули».

На этот раз выпустили ветерана партии,  подготовленного традиционным методом к выступлению, но тот, по старости, глупости и неожиданно, откуда взявшейся смелости отклонился от текста, как когда-то Хрущёв с ботинком в ООН и заговорил «сам по себе».

  Он начал издалека:
- Наша коммунистическая партия заботится о воспитании и продвижении кадров на руководящие посты. Вот, например: Ванька Кочкин, был обычный водитель в колхозе – возил председателя. Присматривался, к его работе, помогал ему красть, вывозить и сбывать. В общем, был таким же, как его начальник и когда председателя послали на повышение – начальником сельхоз управления, он его заменил.

 Теперь он председатель колхоза. А вот Сашка Мордатый, был простым учителем – плохо преподавал историю. Был пьяница, бабник, врунишка, а теперь секретарь райкома! Можно ещё привести примеры, за мою долгую жизнь видел всякое…

В это время очнулся от сладкой дрёмы, Карьеревич, теперь уже секретарь райкома и еле остановив оратора, с позором прогнал его с трибуны.
Рахиль Менделевна слышала выступление ветерана и решила, что она не хуже тех, кого выдвигают на руководящие посты и стала посещать все партийные мероприятия. Вскоре её приметили.

И вот, она на новой работе, в училище. Очередная жертва её любви, ещё не подозревала, что будет жертвой. Почти одновременно с ней на работу в качестве директора прислали бывшего партийного работника, который на этом поприще дослужился до инструктора райкома.

 Работал он успешно, потому как там вся его активность вела к возможности выпить на дармовщину и изображать из себя человека, для партии чего-то значащего. Эту значительность он нагнетал среди тех, кто уважал партийных работников за  их мнимое всемогущество.

 Но в последнее время, его весёлый нрав, когда он выпьет, и немотивированная агрессивность, когда он не выпьет, всем надоела. На него донесли так же, как он доносил на других. Относительно его решение приняли быстро и перевели  работать, как тогда называлось - в «советские органы» т. е. в исполком.

 Там штат был больше, да и посетителей хватало. Среди всех пьяному Октябрю Листопадовичу легче было затеряться от глаз начальства. Энергии у него хватало, наглости тоже. Он умел показать свою словесную деловитость. Но получилась просечка.

Из отдалённой деревни попала к нему на приём старенькая бабулька с жалобой на председателя колхоза обидевшего её. Октябрь Листопадович, не терпел когда жаловались на его друзей. С ними у него было столько приключений…,  что все известные в природе варианты безобразий, которые они  знали - непременно  свершались ими, в их совместном содружестве, правда, с переменным  успехом.

 Не удивительно, что с жалобщицей возник конфликт. Кроме должности, дающей ему право на победу в воспитательном разговоре, у него ещё были кулаки. Он хотел помахать ей ручкой, а махнул кулаком.

 Октябрь Листопадович, как истинный коммунист из сложного поединка вышел победителем, но дал возможность бабуле жаловаться уже на двух  обидчиков, чем она озадачивала тех, кто ими руководил.  В общем, «те»  постарались убрать Октября Листопадовича подальше.

 Решение о новой работе для него было приемлемым. Дураков всегда выгоняют с повышением. Учитывая наличие диплома о Высшем партийном образовании, ему присвоили самую высокую педагогическую квалификацию и назначили директором профтехучилища.

Октябрь Листопадович, из-за постоянного пьянства, был невыносим. Когда его привозили  домой, и он открывал рот для разговора, то мухи, отравленные парами спирта падали в обморок, а у жены начиналась аллергия.

 В принципе, он был добрый человек, только временами – сумасшедший. Понимая это, в целях сохранения здоровья жены, которого от «счастливой» семейной жизни осталось на пару скандалов, он постоянно пропадал на работе.

Для удобства в общении с коллегами - приучил своих заместителей к выпивке и в коллективе, было полное взаимное понимание, а главное – было кого уважать! Вот такой кавалер подкатился к Рахили Менделевне.

- А что поделаешь, когда товарный вид никакими покрасочными  мазюками не восстановишь до нужной кондиции. Что хорошего может приплыть к моему берегу? Ни дерьмо, так щепка! – по белорусским меркам подумала Рахиль Менделевна. Одна надежда, лишь на то, что хорошо выпившему мужчине - все женщины кажутся красивыми. Октябрь Листопадович выпивал хорошо, так, что красота дамы всегда в его глазах  была обеспечена.

В последнее время Рахили Менделевне так хотелось сказать мужчине - «Отвяжись!». Да некому было… При отсутствии такой возможности в действительности, она приняла  ухаживания того, кто подвернулся. Она и так долго держалась за Мейлаха, и всё без пользы, а здесь появилась  возможность как-то разнообразить свою жизнь новым мужчиной, полюбить его естественной, корыстной любовью.

 В любви, как в школе. Самое интересное – перемена. Он, Октябрь Листопадович, не подарок, конечно, но с учетом курева и спиртного – мужиком пахло! Да и к власти причастен…

Сближение произошло следующим образом:
Октябрь Листопадович, по старой партийной привычке умел изображать активную трудовую деятельность и беспрерывно дёргал без дела всех подряд. И вот, однажды, он обратил внимание на бодрую на язык Рахиль Менделевну.

 Сам он был невзрачный – маленький, юркий, горластый, а на постоянно гордо задранной головушке, по продолговатой лысине были беспорядочно разбросаны все два десятка серых волосиков, но до женщин был очень лютый. Однажды он, по какому-то пустяку вызвал Рахиль Менделевну и по первому пробному комплименту понял – клюёт.

 По габаритам – она была как раз нужного калибра, то есть  рядом с ней он не казался таким шибздиком, каким был, а выглядел немного крупнее дамы и это его устраивало. Остальные женщины в училище были здоровые, пышногрудые, как выездные кобылы племсовхоза.

Таких любил бывший директор и подобрал по своему вкусу. Этот директор к крупным дамам воздерживался подходить близко, чтобы не провоцировать желания сравнивать его хилые габариты с их великолепными данными.

 Октябрь  Листопадович, не на шутку заинтересовался именно малогабаритной женщиной.
- Сколько тебе лет, красавица ты наша? – обратился он к Рахили Менделевне.
- Уже исполнилось сорок!
- А в каком году? – решил уточнить хитрый Октябрь Листопадович.

- Неужели это так важно? – уплыв от конкретного вопроса, промолвила Рахиль Менделевна и подкупающе улыбнулась. Потом они долго разговаривали, до неприличия долго. До самого утра…

С этой бурно проведённой ночи у директора частенько стал закрываться на ключ служебный кабинет, а секретарь – машинистка в это время уходила срочно отправлять почтой директорские  донесения адресованные родителям учащихся, которые могли быть отличниками, а учились почему – то на двойки.

Между директором Октябрём Листопадовичем и парторгом Рахилью Менделевной сложились близкие отношения, как у большинства директоров и парторгов. Эти ответственные должности давали им полное право уединяться для решения вопросов, в которые простые смертные не посвящались.

- Наша цель – наносить пользу и причинять добро коллективу – высказывала мудрёные  желаемые намерения  заботливый парторг Рахиль Менделевна.
- А то, как же! - опрокидывая очередную стопку, директор подтверждал правильность слов парторга.
 
- Ах, ты, моя мудрая партия! – говорил он  придерживая «мудрую партию» за талию, подтягивая её к себе поближе и находил в ней привлекательные детали.

 Она не сопротивлялась, но иногда напоминала:
- Не дури, Октябрёнок. Нам вредно так часто издеваться над диваном… Отдохни! Мне к партсобранию нужно подготовиться, а потом уж… Ещё вечер впереди…

Но, к сожалению, работа имела не только приятные минуты общения двух симпатизирующих друг другу сотрудников. Директору и парторгу иногда приходилось заниматься  учебно–воспитательным процессом.

 Курсанты училища не были примерными ни в чём, тем более в учёбе. Отличников сюда не принимали – умные,  как и везде не нужны, а те, кто здесь учился – прилежанием не отличались и нуждались в индивидуальном подходе. С обычными бездельниками разбирались преподаватели.  Октябрь Листопадович подходил индивидуально к самым выдающимся.

 В тёмном коридоре, где прогуливая занятия, курили и занимались глупостями постояльцы он отлавливал их поодиночке и добросовестно давал оплеухи особо отличившимся.

 Физическое воздействие на учащихся был самый действенный воспитательный метод, взятый из опыта британских учебных заведений применявших розги к ленивым и хулиганистым. Здесь розги не подходили – их ещё нужно было найти, да подготовить, а кулак был всегда при себе.

 Рахиль Менделевна в отличие от директора курсантов воспитывала словом, не прибегая к рукоприкладству. Жалобы от родителей к руководству иногда поступали, но имели своеобразный оттенок.

 Некоторые, самые обеспокоенные за успешное воспитание своих отпрысков директора просили:
- Не жалейте наших оболтусов! Дайте так, чтобы ребёнок почувствовал ответственность, а то дома никто с ними справиться не может. Надежда только на вас!

Воспитание способом «по ушам» - приносило свои плоды. Молодые люди, увидев директора, бросали сигареты недокуренными, матерившиеся – находили слова, не пачкающие рот, а выпившие – бросались врассыпную.

 Старания директора заметили – стали награждать переходящими знамёнами и подходящими премиями: «За определённый вклад в воспитание молодёжи». Учитывая такие успехи в учебно – воспитательной работе, администрация решили подать документы для открытии при ПТУ аспирантуры.

 Рахиль Менделевна помогала руководителю - подсказывая каждый раз, куда и на кого направить воспитательный вклад, в виде оплеухи. Предложение об аспирантуре тоже поступило от неё.
 
Все эти труды праведные отнимали много сил и энергии у директора и парторга. Утомившись, они встречались в кабинете и Рахиль Менделевна заботливо спрашивала:
- Октябрёнок! Может кушать захотел?  Тибе  принести чего ни – будь вкусненького?

-  Конечно, неси быстрей! Только смотри, не разбей! – охотно соглашался «Октябрёнок», подразумевая своё, излюбленное и мечтательно смотрел на стакан.

 Рахиль Менделевна взяв сумочку, шла в «райком» сверить списки и тут же возвращалась с вкусненьким грузом.
- Пиши, дорогой, приказ о премировании миня за особо важное задание! – положив руки на плечи «Октябрёнка» ласково говорила Рахиль Менделевна.
 
- Я выполняю все твои желания, а тибе остаётся такая мелочь – премировать миня. Не жалей, не из твоего кармана! Выполняй, пока кассирша не ушла домой! Если не выполнишь – иди к своей жене- гергере. Иди, иди. Заждалась, пожалуй. Давно ты ей нервы не регулировал…

Директор не любил когда его шантажировали женой и старался не давать для этого повода ни одной из любовниц. Поэтому и Рахили Менделевне, в её просьбах  не отказывал, но на этот раз решил огрызнуться:
 
- Ну и кобра ты ненасытная! Никакой совести у тебя нет! Твоя наглость у тебя на лбу написана! – в сердцах сказал директор, на что Рахиль тут же отреагировала:

- Ничего у меня на лбу ни написано. Я его кремом мажу, так стирается всё. Чем гадости говорить, так лучше бы подписал расходный ордер!

                *  *  *

Миша знал, что у мамы появился «друг». Этот друг совершенно не нравился Мише, и он спросил при встрече:
- Мама! Что за крокодила ты  выбрала себе в друзья? У тебя есть голова на плечах?

- А как же. Голова, конечно есть. Откуда бы я язык высовывала? – с лёгкостью ответила она.

Миша всё же счёл нужным объяснить ей, что если сравнивать её любовника с кем – то, то у людей враги приятней, чем у неё друг. Но что поделаешь. Миша всё понимал, в то же время учитывал кризис женского возраста… В общем, мама на этот момент сама себя забавляла любовником и Мишу своей заботой не донимала.

Правда, частенько звонила из директорского кабинета Мише на работу:
- Алло! Миша! – кричала она в телефонную трубку.
- И тебе – «Алло!», мама! – отвечал Миша.
- Мама! Положи трубку. Ты так кричишь, что тебя без телефона можно услышать!

- Алло, Миша! Ты опять со своими шуточками? Когда ты уже шутить перестанешь? Ты слышишь моё «Алло?» или повторить?
- Мама! Поговорим теперь о серьёзном. Я уезжаю искать хорошей жизни. Меня ждёт Мейлах. Как устроюсь – сообщу подробности. А теперь слушаю твоё «Алло!» по этому поводу.

- Миша! Что ты такое удумал? После твоих слов у миня «Алло!» застряло в горле! Сейчас же вибрась такие мысли из галавы. В поисках харошей жизни, ты мине хочешь устроить весёленькую?

- Мама! Мне кажется, что весёленькую жизнь ты себе наладила сама.
- Миша, Миша. Что ты такое говоришь? Ты никогда не спросишь, как мама живёт. Тибя ничего не интересует!

- Мама, я знаю, что ты живёшь на «Х»!
- Ой, сынок. Как ты образно виражаешься, наверно в папу - "поетом будишь»!
-  А как поживает твой пропивашка Октябрь Революционерович, или как там его зовут?.. Привет ему от работников водочного завода, за успехи в потреблении их алкогольта!

- Сынок, ты не имеешь права так разговаривать с мамой! У миня нет выбора. На безрыбье и рак фигуристый! Тем более он, этот потребитель, мине не нужен насовсем, а пока подписывает премиальные, я иго буду любить.

 Иго жена просила миня не возвращать мужа обратно, но я, ни такая дура, чтобы ей подчиняться, тем более, это пьяное барахло долго не протянет!

Миша слушал рассуждения мамы и решил: не стоит вмешиваться в её дела. Её практичность была очевидной и из любой игры она выйдет победителем, поэтому за благополучие мамы он был спокоен.

 Своё решение  об отъезде Миша принял окончательно и даже по просьбе мамы не планировал от него отказываться,  но и спешить с отъездом не собирался.