Фиалка в тигле
Или о трудностях перевода на примере одного из крымских сонетов Адама Мицкевича.
В нынешний год культуры, когда особое внимание уделяют культурному историческому наследию, хочется вспомнить великого сына польского народа А. Мицкевича. Его творчество оставило яркий след не только в польской, но и во всей мировой литературе.
Я много внимания уделяю переводам, потому столь трепетно отношусь к переводным материалам. Это особый, специфический род творческой деятельности. Но об этом чуть позже.
19 век на заре своей пережил борьбу одряхлевшего классицизма с победоносным романтизмом, который крушил устарелые взгляды на поэзию и сопутствующие предрассудки. Война между
«классиками» и романтиками смела ветхие аристократические узко сословные традиции.
Изданные в это время «Крымские сонеты» А. Мицкевича уже не были романтическим дебютом поэта. Еще до их написания в предисловии к изданию стихов 1822г. он провозгласил себя приверженцем романтической поэзии с идеями народности и историзма.
Для просветителей 18в. Восток был миром деспотизма, невежества и духовной расслабленности. Романтизм же выдвинул свою многообразную типологию культур.
Мицкевич воспринимал Восток отлично от Гете и Пушкина. Он отказался от вычурности восточной стилистики. В домусульманскую эпоху пейзаж в персидской поэзии почти не был представлен, если не считать фольклорные заимствования в лирике рубайат, как то: сравнения возлюбленной с луной, кипарисом и пр. Примерно с 9-10 веков этот запрет на пейзаж был снят, но сам пейзаж оставался в традициях « цветочных» и растительных трафаретов – символов.
Нечто противоположное мы находим в «Крымских сонетах» Мицкевича. Здесь полностью господствует стихия пейзажа – степи, горы, море преклонение перед которыми достигает апогея.
Мало кто знает, что еще до того как» Сонеты» были напечатаны, у Мицкевича возникло желание дополнить издание приложением одного из сонетов в переводе на персидский язык.
Это был сонет №5- « Вид гор из степей Козлова»
Пилигрим:
- Аллах ли твердь воздвиг из ледяных громад,
Иль трон из мерзлых туч поставил серафимам?
Иль четверть суши Див нагромоздил над Крымом,
Чтоб звездам путь пресечь с восхода на закат?
Какое зарево! Ужель горит Царьград?
Иль там, где сходит ночь и мгла клубится дымом,
Аллах, чтобы светить мирам неисчеслимым,
Украсил небосвод ярчайшей из лампад?
Мирза:
- Там был я. Там Зима сидит на льдистой круче.
Я лишь дохнул – и льдом покрылась борода.
Там клювы родников буравят наст колючий.
Там нет орлам пути, но я взошел туда.
И пусто было там. Лишь проплывали тучи,
И подо мной был мир, а надо мной звезда.
То Чатырдаг!
Пилигрим:
А –а!!
Перевод был сделан Мирзой Джафаром Топчи-Баши с помощью своего ученика и друга Мицкевича Александра Хоздки.
Но как писал Перси Биш Шелли (англ. поэт):
« Стремиться передать создания поэта с одного языка на другой, - это то же самое, как если бы мы бросили в тигель фиалку, с целью открыть основной принцип ее красок и запаха. Растение должно возникнуть вновь из собственного семени или оно не даст цветка, - в этом то и заключается тяжесть проклятия вавилонского смешения языков».
Топчи-Баши представитель традиционной восточной книжности, ориентированный в своих вкусах на классическую суфискую* поэзию, подверг романтическое стихотворение характерной деформации.
Лирический герой сонета утратил свой ореол. Пилигрим*, синоним скитальца в европейской поэзии, не мог найти себе аналог в восточном дервише*.
Вместо пилигрима в сонете появился реальный польский поэт, «мирза» же оказался крымским знакомым Мицкевича. Излишними стали бытовые детали восточного слога. Из речи исчезло обращение к дивам, чуждое мусульманским представлениям. Имя « Аллаха» оказалось неуместным в восточном лирическом стихотворении, и Топчи - Баши заменил его другими эпитетами бога. К тому же он был не лучшим поэтом того времени. Перевод более чем в два раза превысил оригинал. Предисловие к переводу по существу слилось с содержанием стихотворения. Приводить его полностью нет смысла. Вот последняя витиеватая цитата из него:
«Хотя сей бедный раб Мирза Джафар ибн Алимердан Бик Туси из рода Топчи Баши Оглы по причине отсутствия таланта и времени отказался от этого (желания прославиться), но во-первых, оказать любезность другу есть правило хорошего воспитания, и, во-вторых, что общим желанием моих друзей и людей близких было перевести стихи с языка чужеземного на персидский, что до сих пор не делалось.
Эти две причины ухватили за ворот желания сердца, и он, как мог, понемногу нанизал слова на нить рифмы. Я слишком растянул выражения, но, надеюсь, что этот недостаток мой будет покрыт полой прощения»
Обращу внимание читателя, что Хоздко, усиливая краски восточного колорита, своими вычурными построениями ввел в перевод «быстроходкого верблюда», « льва, царя быстоногих», а так же сооружение А. Македонским стены в борьбе с Иоджуджами и Маджуджами (Гог и Магог) взятой из Корана (сура 14).
Вот дословный перевод с персидского А. А. Яскеляйн
Я увидел высокую гору посреди степи.
Глава ее была покрыта льдом и снегом и вокруг был мороз.
Содрогнулся я, увидев ледяную гору,
Удивился, ахнул: «Не сон ли это?»
Не море ли это простерлось из ледяного источника
Совершенным искусством всемогущества божьего?
Или это лазурный престол
Для нисхождения ангелов неба с его голубых облаков?
Нет, это не гора видна,
А стена протянута Александром, чтобы заградит проход войску Йаджуджа.
На вершине ослепительный свет. Подобно молнии в туче,
Блеск его лучей каждый миг высоко в небесах.
Ты сказал бы, что с вершины, пронзившей небо,
Непрестанно видно пламя пожара городских стен Цареграда
Может быть, когда бог устраивал пир ночной темноты,
Это был светильник, подвешенный к небесному своду.
О крымском мирзе.
Мой спутник и проводник из крымских князей
Был благородным эмирзаде и любезный юноша.
О величии этой горы и об ее природе
Рассказал, как о лазурной небесной обители.
Он сказал: « Однажды я там был
Не было видно ни облаков, ни лица земли.
Со всех сторон потоки, волны их одна за другой, как горные цепи.
Текли, как живой дух по ожившей степи.
Я видел там пристанище хищной птицы,
Обитель снега и льда, и пристанище мороза.
Когда я дохнул, снег осыпался с уст моих
Из-за жестокой стужи, которая там была.
Об этой высоте и величии я думал,
Что путь мой, на той вершине, скребущей небо,
Непосилен быстроходному верблюду,
Недоступен быстролетной (птице) Онка.
Прошел я мимо тучи с грозой, Наконец пришел туда, где были Плеяды»
Как видим, перевод на персидский чуть ли не в два раза превысил размер самого сонета.
В. Брюсов в своих избранных сочинениях писал - «Внешность лирического стихотворения
его форма, образуется из целого ряда элементов, сочетание которых и воплощает более или менее полное чувство и поэтическую идею художника, - таковы стиль языка, образы, размер и рифма, движение стиха, игра слов и звуков. Воспроизвести при переводе стихотворения все эти элементы полно и точно – немыслимо».
Трудно не согласиться с мастером слова. Задача обычного перевода с одного языка на другой – донести смысл. Однако стихотворение это не бытовая речь. Переводчик, стараясь сохранить настроение, ритмику, размер и вид рифмы встречает непреодолимую преграду и получает убогое подобие стихотворения. Если же, поняв мысль и красоту произведения, начинает раскрывать их на своем родном языке и в присущем ему стиле, выходит разросшееся за рамки оригинала
(возможно красивое) вольное переложение.
Хотя я и не причисляю себя к профессиональным переводчикам, но стараюсь публиковать, на мой взгляд, наиболее удачные переводы.
Работа над переводом стихотворений абазинского поэта Керима Мцхе длится уже более полугода, хотя в работе всего 10 небольших произведений. Консультации с носителями абазинского языка, профессором Петром Чекалиным и Малиной Узденовой показали, что переводы почти удались, но тонкости, нюансы, своеобразность не совсем видны.
Возвращаясь к основной теме, можно сказать, что фиалка Мицкевича не превратилась в персидском переводе в прекрасный цветок чужих полей. Но желание разложить фиалку в тигле и вновь воссоздать ее на своем языке не угасает в лабораториях поэтов всех времен. Крымские сонеты А. Мицкевича переводили многие поэты:
М. Ю. Лермонтов, П. Вяземский, И. А. Бунин, А.А. Майков, А.А. Фет, В.Г. Бенедиктов, К.Д.Бальмонт, В. Ф. Ходасевич, А. Пиотровский и многие другие.
В заключение хочу представить основную мысль статьи заключенную мной в стихотворение:
Какое это трудное задание-
В звучании чужого языка
Почувствовать своим очарование
И аромат прекрасного цветка.
Как передать творение поэта,
Расшифровать прелестный этот код.
И тонкий аромат, и тайну цвета,
И написать приличный перевод?
Разбить на составные элементы
И воссоздать цветок чужих лугов,
Почувствовать нюансы и моменты,
Движенье звуков, образов и слов.
Вот, кажется, из пепла вырастает
Фиалка, в тигель брошенная мной…
Увы, увы! Меж строчек возникает
Цветок красивый, но совсем ной.
Не одолеть проклятья Вавилона;
Немыслимый, неисполнимый труд.
Чужих фиалок нежные бутоны,
Порой, лишь незабудками цветут.
И все ж в лабораториях поэты,
Стремясь богатством слова обладать,
Цветы чужих полей, любого цвета
На составные будут разлагать.
Ссылки на источники:
1) Издательство « Наука» 19776г. Адам Мицкевич « Сонеты» стр. 303 – 305.
2) Государственное издательство художественной литературы 1955г. В. Брюсов « Избранные сочинения»
3) Вильно 1822 – 1823гг. Поэзия Адама Мицкевича.
4) Никитина В.Б. кн. Иранская филология, там же стр. 102- 115 пейзаж в персидском четверостишии
*Суфизм – религиозное течение в исламе
*Пилигрим – странствующий богомолец, паломник
*Дервиш – Слово « дервиш» персидское означает – нищий, это же слово употребляется как арабское «факир». Собственно, если объединить эти два слова, они дают наиболее краткое определение самому понятию «дервиш».