Весенний бульвар утопал в белоснежных свечах цветущих каштанов. Казалось, что сам воздух наполнялся, пьянящим запахом весны и сирени. Редкие прохожие неспешно прогуливались тенистой аллеей.
- Это Монмартр? – спросила Надин.
-Слушай! – не унималась Принцесса, - а мы действительно в Париже. Я его представляла другим! А тут как то подозрительно тихо!
- Утренний Париж другим? - улыбнулся я? – Это чтобы Жанна Д,Арк на коне и стены Бастилии?
- Не вредничай, - фыркнула Принцесса, - но что-то здесь не так!
И как бы, в подтверждении ее слов, по брусчатой мостовой, под цокот копыт неспешно проехал фиакр. Кучер, чинно восседая на козлах, управлял послушной лошадью, а сидящий в открытой коляске седовласый пассажир, с интересом посмотрев в нашу сторону, приподнял свой цилиндр в знак приветствия.
- Да, - задумался я, надо было бы четче формировать намерения!
Оглядевшись по сторонам просторно – пустынной улицы и увидев веранду открытого кафе, я обратился к Надин.
- Давай присядем за столик, осмотримся, а там и решим, что же дальше то делать.
После этих слов и напряженного осмотра окрестных домов Принцессой, мы направились в сторону маленького Бистро.
Уютно расположившись на веранде кафе, в плетеном кресле, Надин, посмотрев на меня с лукавым прищуром, промолвила.
- Надо было в Мадрид ехать, там бы ты, в своей джинсе, по крайней мере, сошел бы за тореро.
- Ты тоже на Фиалку Монмартра мало походишь. – улыбнулся я.
- На Фиалку ладно, главное чтобы с Марией Антуанетой не спутали! – в тон мне, ответила Принцесса.
- Слушай, а как у тебя с французским, - не унималась Надин.
- На уровне "Cherche la femme…", - улыбнулся я.
- Да, - с грустью в голосе, промолвила Принцесса, - у меня тоже не очень!
- А вот насчет "Шерше…", тут у тебя все в порядке, - с сарказмом улыбнулась моя собеседница, внимательно посмотрев на полупустынную улочку.
Я обернулся. По неровной брусчатке тротуара, обгоняя неспешных прохожих, в сторону нашего кафе, торопливо бежала Аленушка. Она постоянно оглядывалась по сторонам, как бы боясь что - то пропустить, умудряясь при этом, одной рукой придерживать соломенную шляпку, съехавшую на бок, а другой, приподнимать шлейф своего платья. В тоже время, удерживая изящную сумочку из серой замши и небольшой летний зонтик, который, тем не менее, как бы живя своей, сугубо личной жизнью, все время пытался предательски раскрыться в ее руках…
- Ну,- обреченно улыбнулась Принцесса, - кто там скучал без Фиалок Монмартра? Получайте в оригинальной упаковке!
- Что, соскучились? - засмеялась Аленушка, не успев приземлиться в свободное кресло.
- А что это вы не по моде оделись, - не успев отдышаться, промолвила Мой Ангел.
- Сейчас начало двадцатого столетия. Но ни как не двадцать первого! Ну, ничего, я все быстро исправлю!
После этих слов, она внимательно посмотрела на меня, затем на Надин. Потом, неспешно – вальяжно, встряхнула своей непокорной косой.
Все пространство, на мгновение наполнилось сиреневым туманом и запахом лесных фиалок. Когда туман рассеялся, я с любопытством осмотрел свой светло-серый сюртук и фиолетовый галстук, заколотый изящной булавкой, украшенной благородным аквамарином.
Но королевой этого весеннего дня была Надин. Темно-синее платье, прикрытое изящно - легкой пелериной, безупречно гармонировало с ее миндалевидно - карими глазами, блеск которых подчеркивала тонкая нить жемчуга на ее груди. А вершиной мастерства была женская шляпка, обшитая фиолетовым шелком и украшенная страусовым пером.
- Ну как?- Затаив дыхание, спросила Аленушка.
Принцесса сидела как завороженная, молча созерцая на себе все это великолепие. И только ее глаза лучились радостью и благодарностью.
- Спасибо, Фея,- наконец тихо вымолвила она, – это царский подарок! А ты такая ангельски - нежная в своем голубом платье, – продолжила Принцесса, обращаясь к Аленушке.
–Да, я такая! радостно рассмеялась Аленушка. При этом, приветливо улыбнувшись лучезарными угольками своих глаз, а вся её фигура засветилась только одной мыслью: – Ну что делать, если я так невозможно – непростительно хороша! Примиритесь с этим, мужественно примите и простите!
– "Нежнее, чем польская панна" – процитировал я давно забытые стихи.
– "А значит нежнее всего!" – рассмеялась мой Ангел.
–Я так понимаю что с языком Бальзака и Гюго у нас не очень, – продолжила она, – а значит и функции переводчика на мне?
–Тогда приступаю к своим обязанностям. – Гарсон! – воскликнула Аленушка.
– Кофе и круасаны, ну там пирожное, мороженое, да, и клубнику со сливками не забудьте... Интересно, а шампанское по утрам в Париже пьют? – не унималась мой Ангел.
– Откуда такие познания в языках, – улыбнулся я.
–Чем по парижам, без меня разъезжать, лучше б у Звездного Принца пару уроков французского взяли, – назидательно – весело рассмеялась Фея.
Пока официант исполнял Аленушкин заказ, я осмотрелся по сторонам. Открытая веранда кафе пустовала. Две или три пары посетителей, беседуя за дальними столиками, пили свой утренний кофе. Но мое внимание привлекли не они, а мужчина, сидевший напротив нас. Надин, тоже смотрела в его сторону. У незнакомца были серьезно - ясные глаза, удачно подчеркивавшие явно европейский профиль, с широким и открытым лбом. Все это терпимо - удачно уживалось с бородкой эспаньолкой, острыми усиками и длинно - русыми волосами, с рыжеватым отливом, придававшими незнакомцу облик, столь характерный для писательской богемы Парижа начала прошлого столетия.
В то - же время, его безупречный темно - серый костюм из дорогого сукна и изысканная трость, подчеркивали независимость и достаток.
Поймав наши взгляды, незнакомец, улыбнувшись, поднялся со своего кресла и подошел к нашему столику.
– Прошу прощение за бестактность, но услышав родную речь, не смог отказать себе в удовольствии от знакомства с соотечественниками, – промолвил он с изящным поклоном. Здесь не так часто можно услышать родной язык, вот я и решил нарушить правила приличия…
- Нам тоже приятно слышать знакомый говор в центре Парижа, - ответил я - приглашая незнакомца присоединиться к нашей компании.
- Очень приятно, - ответил наш новый знакомый, - как видите, я тоже и русый, и русский. Позвольте представиться, я литератор и немного поэт,- сказал он, целуя руки обеим дамам.
- Бальмонт, Константин Бальмонт.
- Позвольте представить вам своих дам, - Надин, хоть и Индийская Принцесса, но живет в нашем отечестве. Ну а Аленушка - истинная Русачка.
После этих слов, воспользовавшись нашей любезностью, наш новый знакомый расположился в свободном кресле.
- Спасибо за "польскую панну," - улыбнулась, Аленушка.
- Что вы, что вы, это вам спасибо! За то, что знаете и помните мои стихи. Поверьте, для поэта это высшая награда, – улыбнулся наш собеседник.
- А легко ли быть поэтом, хорошим поэтом? - спросила Аленушка.
Бальмонт посмотрев на нее своими ясно-добрыми глазами и слегка усмехнувшись, ответил.
- Спасибо за хороший вопрос! Поэзия бывает исключительно страстью немногих, родившихся поэтами, она объемлет и поглощает все наблюдения, все усилия, все впечатления их жизни. И это не мое мнение, это вам Александр Сергеевич напоминает.
- Ну, с Пушкиным спорить не будем, - рассмеялся я.
Вместе с тем, Поэт продолжил.
- Написать красивое стихотворение, звучное и красочное, написать занимательный рассказ, изящный очерк, захватывающую повесть – это не так трудно, как кажется. Куда важнее, самому пережить красоту любви в своем сердце! И пережить именно в ту счастливую минуту, которая и послана тебе судьбой!
Официант, прервав нашу беседу, расставил на столике принесенный заказ. Потом виртуозно откупорив бутылку "Дом Периньон", неспешно разлил искрящийся напиток в бокалы.
- Как я вам завидую, - с грустью сказал Бальмонт, как только гарсон покинул наш столик.
- Самая горячая потребность человека, видеть зрелища, переселяясь из мира в мир, из души в душу, из времени в иное время. Узнавая иную речь, иные тайны, позабытые и вновь ставшие вечно новыми таинствами человеческого сердца. Это как чтение своего или чужого дневника. Ибо мое и твое сердце - одно человеческое сердце.
А знаете, - продолжил Поэт, - я сейчас подумал, ведь и наши человеческие глаза, потому так лучезарны и похожи на звезды, на далекие солнца, потонувшие в ночи, что когда то мы были крылатыми духами, были сильными птицами, умевшими летать и смотреть на солнце. Да, были! В той, другой, истинной жизни. В той истинной жизни, где мало места для осуждения и ненависти! В той истинной жизни, которая скорее нас учит самопознанию и самоуважению.
- Но мы то, навсегда остались крылатыми духами, - возразила Аленушка.
- Вы, но не я - усмехнулся поэт, - впрочем, во мне нет зависти. Просто я забегаю вперед, слово уводит и не всегда его нужно слушаться.
Сказав эти слова, он пригубил бокал с шампанским. Потом, немного помолчав, продолжил.
- Вы посланники вечности! Не спорьте, не спорьте, я вижу это по вашим лучезарным глазам и я рад нашей встрече. Нет, не завидую, а просто рад!
***
Ласковое солнышко, неспешно улыбалась, по весеннему раскрытым окнам соседних домов. Оживляя своими проказливыми лучиками, полусонную тишину пробуждающегося бульвара. И казалось, что вторя этой лучезарной музыке, только что пустынное кафе, уже начинало отзываться многоголосьем шумного города. Наполняясь светом и радостью наступившего дня.
Окинув быстрым взором, оживавшую улочку, наш новый знакомый, вновь, прервал уютно – тихое молчание.
- Наша жизнь, живет ожиданием перемен, - молвил Поэт, - впрочем, не только живет, но и стремиться к ним.
И стремиться к этому не только наша жизнь, но и искусство. И с особой силой ощущаешь это здесь, в Париже. Может быть и импрессионизм, как ожидание и предвосхищение красоты, обязан своим пробуждением и преображением Парижу. Но это сиюминутная красота, красота ускользающего мига. И поверьте, как она отлична от духовной красоты русских передвижников. А знаете почему, ей не хватает глубины душевной мудрости.
Вот так и в поэзии,порой блеск сегодня, затмевает мудрость вчера и красоту завтра. А ведь все сиюминутное уйдет, поверьте мне! Все это уйдет, а может быть, вместе с ним, уйду и я… - с грустью в голосе, закончил он свой искрометный монолог.
- А что же останется, - спросила Принцесса.
- А останется вековечная мудрость, восхищенная этой сиюминутной красотой и пышно - таинством красок. Так было, так есть и так будет всегда. Хотя, есть ценности, которые не подвластны веянию времени и одна из таких вечных тайн, это искусство вашей родины Принцесса.
- В чем же её отличие от западного совершенства? – улыбнулась Надин.
- Да нет, не отличие, а различие! И поверьте мне, Принцесса, различие - далеко не в худшую сторону.
Наше искусство, европейское искусство, как и искусство моей отчизны, подобно изречению Цезаря, - пришел, увидел, победил и оно создается соразмерно росту и красоте нашего общества, нашего социума. И, увы, порой подвластно ему! Да, это неизбежно, но не всегда совершенно!
Господь, Господь, я плачу и тоскую,
К Тебе молюсь в вечерней мгле.
Зачем ты даровал мне душу неземную,
И приковал меня к земле.
Велик ты Господи, но мир твой неприветен,
Как все великое он нем.
И тысячи веков, направлен безответен,
Мой скорбный вопль, зачем, зачем?
Неспешно продекламировал поэт, затем, после недолгого молчания, продолжил.
- От неосознанной тоски по смыслу и цели жизни, весь бесконечный поиск в искусстве. Но мы порой просто плывем по течению реки нашей жизни: - без смысла и цели, без царя в голове и без Бога в душе! И нам, хочешь - не хочешь, рано или поздно, но приходиться занимать какую - то позицию… Лапками перебирать, в этом "колесе Сансары", а иначе тебя и перемолоть могут!
Как порой бывает трудно понять свою миссию, определить стезю своей судьбы. Человек страдает, зачастую, от одного только отсутствия смысла и цели. Как в жизни, так и в искусстве. И попытка открыть их своими усилиями, очень редко венчается успехом. Тем более, что тоска о высокой цели, нами, так часто подменяется чем – то "более высоким", материально – меркантильным. И так круг за кругом, виток за витком! И так, до чувства полной бессмысленности жизни и абсурдности искусства. Согласитесь, что без обретения смысла – и жизнь, и искусство, - это сказка рассказанная идиотом…
А вот искусство Индии, даже проходя через века, оно не изменяется и не меняется! Не меняется, как красота вашей тропической природы, как красота ваших белоснежных гор, как красота вашего народа! Оно всегда совершенно и гармонично.
Бальмонт ненадолго замолчал. И только потом, обращаясь больше к Надин, чем к нам с Алёнушкой, с затаенной теплотой в голосе, промолвил.
–А теперь, если позволите, Принцесса, я расскажу, как я вижу особенность Индии, выраженную в ее искусстве, пусть даже отсюда, с холмов Монмартра. - усмехнувшись, продолжил поэт.
Ведь культура и история Востока, оказывает огромное влияние на мировую культуру! И мировая культура, была бы совершенно другой, обыденной, если бы не было бы такого влияния!
Да, тут важна не только идея переселения душ, Индийские мудрецы единодушны в отрицании отдельности человеческой личности, которая поглощается Единым Существом или мировой пустотой. Но от этого человеческая личность не теряется, как не теряется и духовная красота индийского искусства. Даже ваша кастовая система, способствует аристократизму искусства.
Поэтому индусский брамин, входя в жизнь, приносит с собой врожденную способность судить и чувствовать красоту, которая является следствием его прошлых изучений - воплощений. Вот тогда и он, и ваш поэт, не выражает, а внушает.
- Внушает? – переспросила Надин.
- Вот именно, внушает! И его внушение, это когда понимание слушателя охватывает тайный затуманенный смысл! И вкус его будет благодарен поэту, который избавил его от потребностей лишних вопросов.
Да! - задумался Поэт. - Нравственное благородство публики налагает на поэта нравственное обязательство. А знаете почему?
Искусство должно избегать чрезмерности впечатлений, которое могло бы нарушить законы души и унизить ее. Кстати, - обратился Бальмонт ко всем присутствующим, - а вы никогда не задумывались, что факты, сами по себе, лишены интереса и вкуса, они приобретают ценность только своим воздействием на человеческие души. У них нет другой заслуги, как вызывать впечатления, ощущения! Отсюда и импрессионизм.
Но заметьте, - продолжал Бальмонт, - менее терпимое, чем религия, искусство хочет добродетелей не запятнанных, оно не хочет сочувствия к порокам и слабостям. Это для него есть унижение души, поэтической души.
А вот Индия, по существу, есть страна идеального. Вся она, во всем своем объеме, во всей пышности растений, зверей и богов, красавиц и йогинов, мало походит на нашу Европу.
- Что делать, цветок может вынести тяжесть пчелы, но не птицы! – рассмеялась Принцесса.
- Как мудро сказано Принцесса! - улыбнулся Поэт. – Но позвольте, Я продолжу.
- Если я сверкаю драгоценным изречением, я в Боге, Я - Бог. И в индийском танце Я - Бог. И если Я пою, Я - Бог! И накладывая кистью краски на холст, Я тоже Бог.
А что может петь Бог, или… что может человек, когда он - почти как Бог?
Почитание Бога, – повторение Святых текстов и молитв? - да конечно!
Почитание природы – в уважительном отношении к ней? - несомненно!
Почитание предков – нашу память о них,- о, это наш святой долг!
Почитание всех существ, включая Духов и животных, - это подпитка их энергетической сущности, ибо они живы, пока живем и мы!
Почитание людей – это уважение и внимание к ним,- в этом и смысл, и цель бытия!
- Идеальная страна с идеальными законами, - улыбнулась Принцесса.
- Вот в такой стране, - продолжил поэт свои рассуждения, - где душа человека сплетается с душей природы, пожалуй, сам воздух учит нас тишине и мудрости. Там чувства высоки, там мысли возвышенны! Там благородны поступки и достижения. Как хорошо уйти туда хоть на минуту, от проклятых серых мест, где цепляется репейник и надменные люди создают тяжеловесность своего будущего бытия.
- Вы идеализируете Индию, - с грустинкой в голосе, улыбнулась Принцесса.
- Идеализирую? Возможно! Ведь я же Романтик! - весело усмехнулся Поэт. - А разве это плохо? Провести целую бурю к цели, не нарушая законов гармонии! Показать все человеческое сердце в его любви, ни разу не оскорбив все чувства чрезмерностью, явить отдельный замысел. Который весь окрашен цветами и светом, землею и небом данной страны, и в тоже время завоевать восторженные сердца иных стран и всех веков, не прибегая ни к единому атому темно- колдовских чар! Это ли, не наше счастье, счастье всей нашей жизни!
Надин и Аленушка, тихо - радостно вслушивались в эти слова поэта. Вместе с тем, Бальмонт продолжил.
- Кто любит, в том мысль есть действие. А любовь, любовь должна любить до конца, на то она и любовь. Сжигая своей силой все сумерки испытания...
Мне показалось, что Бальмонт говорил, обращаясь теперь не к Надин! Он, обращался ко всему мирозданию. При этом его глаза наполнялись и светились добро-нежным теплом.
- Можно смотреть на нашу жизнь, как на приятное время препровождения. Можно воспринимать эту жизнь как посещение храма…
Тихо – негромко звучали его слова.
- Если мы пойдем по жизни путем храмового причастия души, если основой наших мыслей сделаем поющую мечту! - Продолжил поэт.- Если мы поймем то, что понимали все древние: - что любое искусство, и музыка, и танец, и стихи - есть молитва… Если поймем, что наша воля:- это раскаленный метал, из которого можно выковать и золотые изваяния, и тончайшие струны, мы сумеем создать свой мир.
- Создать и понять, - улыбнулась Принцесса.
Бальмонт, обрадовался словам Принцессы, потом, посмотрев на лучезарную улыбку Аленушки, продолжил.
- Мир любви и красоты, это мир, где все наши мечты и чаяния будут вместе, как в пасхальную ночь, как в майское утро. И в радости всенародного праздника, и в обряде венчания, в окружении друзей и любящих, и в тех состояниях душевной вознесённости, когда можно желать и наши желания сбываются.
- Чтоб человек был Богу двойником! – воскликнула Аленушка.
- Именно так,- улыбнулся Поэт.
***
Весеннее тепло, разливалось по тихой улочке, нет, уже не тихой, а заполнявшейся делами и нуждами бойких горожан. Казалось, что только наш столик, оставался островком покоя, в пробуждавшихся потоках городской суеты, в этом суетно- счастливом городском море.
- "Любовь и жизнь в нем были близнецами, рожденными однажды". - Это ваш перевод из Шелли, - промолвила Надин.
Лицо Бальмонта, залилось легким румянцем...
- Приятно когда о тебе помнят и даже завтра.
- Поверьте мне, будут помнить не только завтра, но и послезавтра, - улыбнулась Принцесса.
- Вы меня обнадеживаете... - был радостный ответ.
- А знаете почему? - тут же, горделиво усмехнулся он.
- Я никогда не смотрел на мир холодным и пресыщенным взглядом. Да, мы порой оторваны от земли, а надо всегда принадлежать ей! – продолжил он свою мысль.- Мы не сознаем ничего кроме убегающих мгновений, заполненных будничными заботами, а надо чувствовать каждое мгновение и в тоже время помнить о нем, как об отдельной ноте в слитной симфонии своей жизни.
- Да, задумалась Аленушка, - вот так возьмешь одну фальшивую нотку и вся музыка коту под хвост!
- А чтобы этого не случалось, - продолжил Поэт, - надо и в отношении к близким тебе людям, и в отношении ко всем людям, и в отношении к женщине, и в отношении к природе... Всюду необходимо вносить элемент возвышенности и таинственности.
- Как это, - спросила Надин.
- А это, когда говоришь про горы - надо слышать непрерывный шум водопада, нисходящий с этих гор. Надо научиться дышать их вековым покоем. Но для этого нужна любовь! Любовь есть ключ к пониманию. Полюбив, мы проникаем в тайны бытия. Только полюбив мир, мы проникаем во все то, что живет, что умирает, что плачет, что ищет, что стремится, что изменяется. Соприкоснувшись силами своей любви, мы становимся способны довести до совершенства свою внутреннюю гармонию.
- Это как праздник сердца, - рассмеялась Аленушка, - это праздник, который всегда с тобой!
- Через много лет, один американский писатель, напишет роман о любви и о Париже. И знаете, как он его назовет? - "Праздник, который всегда с тобой", - сказал я, обращаясь к поэту.
- Я его прочту? - спросил Бальмонт.
- Не только прочтете, но и с автором познакомитесь,- опередила меня Аленушка.
- Вы в меня вселяете веру к жизни, - рассмеялся Поэт!
- А разве может быть иначе? – улыбнулась Принцесса .
- Праздник сердца, это радость кого - нибудь полюбить... - сказала Надин, прикасаясь своей рукой, к моей руке.
- Праздник сердца - найти клад неожиданно! – продолжила ее мысль Аленушка.
- Праздник сердца - найти себя, в другом человеке, увидеть лучшее своего сердца, в зеркале сердца иного! – присоединился я к этому искрометному спичу.
- И разбить стену разъединяющую, – это радость души алмазно - острая, это истинный праздник сердца! – закончил наши мысли Поэт.
- А знаете, что нас объединяет? – неожиданно спросил Бальмонт.
- Главенствующее свойство жителей загадочной Индии, твоих предков, Принцесса, - чувственная страстность и фатализм, а отсюда и судьбоносность.
- А в славянском лике, - обратился он к Аленушке, есть размеренность судьбы, тоска по воле...
-Да, - задумчиво продолжил Бальмонт.
- Но объединяет их главенствующее свойство Ариев, - всемирный взгляд, всебожие природы, все человечность!
И не надо это путать с «сумрачным германским гением», который также далек от берегов Инда и Ганга, как и от Днепровских просторов.
И в этом объединении, берет верх ощущение гармонии, которая правит нашими душами, как мудрый дирижер правит многоликим оркестром, не дозволяя ни флейте слишком громко рыдать, ни скрипкам, затопить всю музыку, в созданных волнах расплавленного алмаза.
Поэт ненадолго задумался, мне показалось, что он мысленно возвращался к своим истокам. Херсонским просторам имения своего деда, где прошли его детство и юность.
- Страны земли разделены природой и людьми. Но они и рядом, когда одна из них дарит миру красивый обычай или верную мысль. Слово песни или подвиг, пробуждающий душу.
- Вспомните Принцесса, - продолжил он, - что индусский поэт Калидаса, сказал, - "Великие умы, как горные вершины, горят издалека".
И такое далекое горение превращает даль в близь, связует одним восхищением - разные страны и разные души.
Каждый человек, в душе должен быть путником, ибо только в путях и странствиях завоевываешь мир и себя. Отталкиваешься от обычной черты, чтобы вступить в свежую тайну, в воздухе которой раскрываются новые цветы и поют и кличут необычные птицы. С иной окраской перьев, с иным размахом крыла.
И благодаря тому, что мечта всегда уводит романтиков в новые страны, они делаются такими, что поэтический и жизненный лик их уводит людей к новым достижениям.
- Да, - задумался я, - различными путями пытаются идти люди к своей цели.
- Но путь людей - суть строки в летописи нашего мира. Это писание, всего лишь аккорд из всемирной истории, – ответил Бальмонт.
- О если бы человек, - продолжил он, - понял внутреннюю музыку природы и имел чувства для внешней гармонии.
После этих слов, он замолчал. И не просто замолчал, а погрузился в цепь воспоминаний, о своем прошлом, а может и будущем...
А что в прошлом? - задумался я. - Эпатажный поэт, как запомнят его современники.. Добровольное изгнание за границу… А что дальше, в будущем, триумф возвращения, близость революции и опять эмиграция!
Да, трудно рассмотреть за облаком символизма, тонкого ценителя красоты, талантливого переводчика и изящного мастера русской речи. Наш мир велик и многогранен и вряд ли кто - то может заранее знать, как наше слово отзовется. И только Господь, и то, едва знает, что мы вместе надлежим одному и ни что, не может существовать без другого…
Как бы угадывая мои мысли, - Бальмонт продолжил.
- Настоящий разгадчик тайнописи природы, быть может, придет к тому, что заставит различные силы природы создать одновременно красивые и полезные явления, он будет фантазировать на природе, как на великом инструменте! И все же, он еще не поймет природу.
Это задача естествоиспытателя, чтеца времени. Чтобы понять природу, нужно внутренне заставить ее возникнуть во всей своей последовательности. И эту задачу может выполнить поэт, поэт провидец, жрец, человек совершенный…
Мы, молча внимали словам поэта, дивясь не только глубине и красоте его знаний, но, и искрометному водопаду метафор и поэтических сравнений, коими столь богата была речь, этого мастера российской словесности.
- Истинный поэт всезнающ, он - действительный мир в малом, – вместе с тем продолжал Бальмонт.
- Поэт понимает природу лучше, чем ученый! А знаете почему? Природа имеет инстинкт искусства: - это гармония и совершенство. Поэтов обвиняют в преувеличении, а мне кажется, что поэты далеко не достаточно преувеличивают, они лишь смутно предчувствуют чару своего языка и играют фантазией лишь так, как ребенок играет волшебным жезлом своего отца. Да и поэзия сама уже есть философия мысли.
-Философия, есть собственно тоска по отчизне, - улыбнулся я, - это скорее напряженное желание везде быть дома.
- И тем не менее, - продолжил наш собеседник, - поэтический философ, находится в состоянии абсолютного Творца. И для него, поэзия есть истинно – абсолютная реальность, и чем поэтичнее, тем вернее.
- Совершенный человек в совершенной природе, вот цель мироздания. Но это же и цель Творца, а мы со творцы, по крайней мере, стремимся ими быть! – рассмеялась Аленушка. - А значит, это и наша цель!
- Да, - задумалась Принцесса, - делаться Человеком, человеком с большой буквы, есть искусство. Совершенный человек - должен, как бы одновременно быть во многих местах и жить во многих людях.
- Человечество есть высшее звено, высшее чувство нашей планеты. - ответил Поэт. - Нерв, которым это звено связано с верховным миром. Глаз, который оно поднимает к небу….
- Мы в природе, и вне ее, - уже посерьезнев, задумалась Аленушка.
- А знаете почему? - улыбнулся Бальмонт, - мы с невидимым связаны ближе, чем с видимым.
- Мы дети Бога, мы Божеские ростки. Человек должен быть совершенным полноценным орудием самопознания! Мой мир, во всяком случае, есть следствие взаимодействия, между мною и божеством. Все, что есть и происходит, происходит от соприкосновения духов. И смерть есть основа жизни, через смерть жизнь усилена… - продолжил Поэт.
- Вот и выходит, что вся наша жизнь – богослужение! У нас одно предназначение: - мы призваны, создать, образовать и воссоздать землю. Человек есть солнце и его чувства, - его планеты. А Бог, - Бог есть любовь. А любовь, это высшая реальность, первопричина! Любовь есть конечная цель мировой истории, аминь вселенной!
Во внезапно наступившей тишине, мягко – негромко прозвучал Аленушкин голос:
Любовь не прах, не золото, не глина,
Делить ее не значит отнимать, -
Она как ум, кто хочет понимать,
Пред тем весь мир, знакомая картина…
Поэт с внимательной благодарностью посмотрел на Ангела – Фею, вслушиваясь в свои стихи, затем, в тон ей, звучно – тихо промолвил.
- Звуки золотого колокола, качающегося в голубой вечности, строки, обрызганные звездной росой любви, магнетизм лунного света, уводящего душу в тайну, серебряные бубенчики мечты, рассыпавшиеся по весенним лугам… Звук, как основа мира, звук, как основа человеческой души, через любовь познавшей все…
А отсюда, дорогой лучей и тропинками внушений. Разбег путей к лунному безумию музыки Шумана, к напевному шелесту колосьев и волн в созданьях Шопена, к слиянию поэзии музыки и любви, в могучих и нежных разливах Рахманинова…
А вы никогда не задумывались, в чем сила поэтической любви к четырем лицам - Прометею, Фаусту, Дон Жуану, Дон Кихоту?- продолжил Бальмонт, искрометно-неожиданно меняя ход своих мыслей.
- Прометей - порванная преграда между небом и землей;
- Фауст - жажда беспредельного знания;
- Дон Жуан - жажда беспреградной любви;
- Дон Кихот - рыцарь мечты и бесконечного стремления.
Но, каждый из них, воплощает одну черту, только одну грань бриллианта, грань совершенства, а надо уметь видеть вселенную под разными углами! А это значит, что надо научиться говорить с Создателем и как предсказатель, и как мудрец, и просто как Человек! А значит и самому засверкать всеми гранями и красоты, и совершенства.
Бальмонт посмотрел на меня, на Надин, на Аленушку и, лукаво усмехнувшись, продолжил.
- И может быть в далеком будущем, когда люди вполне овладеют землей, они поймут, что эта зеленная планета, данная нам для блаженства и будет принадлежать только нам, гармонично – властным Творцам Вечности! В человеческой душе два начала,- чувство меры и чувство всемерно - безмерного. И только в объединении этих двух начал, путь пересоздания всей земли в красоту и в силу, и в счастье.
После этих слов, он надолго замолчал, мне показалось, что на миг, он перенесся, в то неизбежно счастливое далеко. Далеко - счастья и красоты.
- А значит и гармонии, - тихо добавила Аленушка.
- Это вполне возможно, - улыбнулась Принцесса, - ибо человек есть солнце, а все чувства его планеты!
- Да это так, Принцесса! И подтверждение тому, ваша Восточная философия. Она постоянно напоминает нам, что чем больше мы концентрируемся на себе, - тем больше мы несчастливы, но стоит нам наполнить божественной любовью свою душу и мы погружаемся в блаженство!
Хотя, порой, это ох как трудно, но разве другим легче? Так давайте же поможем им и словом и делом!
Как поможем? – усмехнулся Поэт, – а очень просто, вместо уныния и обид, будем видеть во всем божественную волю, излучая радость и оптимизм. Проявляя к другим людям и теплоту, и сострадание, и любовь! Мы должны стать Солнцем, которое светит всем, независимо ни от чего, и тогда и атмосфера вокруг нас измениться!
- Будем как солнце! Оно молодое. В этом завет красоты! - Процитировала Аленушка стихи Поэта,
– Да, – улыбнулся Бальмонт, – истинное счастье приходит только тогда, когда мы отдаем. Так устроен Мир и ничто не способно нас лишить этого.
Если ты посылаешь другому человеку заряд любви, доброе слово, а возможно поделишься и своими знаниями, или научишь его чему нибудь! Если ты постоянно будешь идти этим путем, то и твое мироздание начнет меняться замечательным образом!
Ведь у нас всегда, есть выбор: – сделать, свою жизнь солнечно – лучистой или пасмурно – плаксивой. Каждую минуту, мы стоим перед выбором, радостно улыбнувшись – поблагодарить, или скорбно нахмурившись, – отвернуться. Ведь и слово радость, на древнеславянском языке, значило: давать Ра – солнце! Давать и дарить всем окружающим нас людям радость и свет, а значит - светить!
***
Майский ветер, неспешно разбрасывал лучики весеннего солнца в лица прохожих. Теплый весенний день, обволакивая соцветием радуги, крыши Монмартра, полновластно вступал в свои права.
– А почему бы нам не прогуляться по парижским бульварам, ведь теперь у нас есть такой мудро- добрый гид! – весело рассмеялась Аленушка.
Весенний день, улыбнулся переливом будущих приключений…