Оккупантские дневники. Бородино

Владимирович86
                26 АВГУСТА. День большого сражения близ Москвы-реки. Русские называют его сражением при Бородино. Вестфальский корпус находился на стыке центра и правого фланга. С рассвета несколько французских корпусов атакуют укрепленные позиции русских. Безуспешно. Все поле покрыто трупами, обломками, изрыто ядрами. Наша участь лучше. Вестфальские войска до позднего утра стояли на опушке леса, не двигаясь вперед. Ядра не долетали до нас. Потерь не было. Все испортилось, когда корпус был направлен в подкрепление очередной атаки французов. Наступление по открытой местности в развернутом строю. Сильный огонь неприятеля. Много убитых и раненых. Достичь русских позиций не удалось. Из-за больших потерь, атака захлебнулась. Возвращаемся на прежнее место стоянки. Не радует то, что скоро нам идти вперед снова. Теперь не в лоб. Вестфальский корпус отправлен в обход, для удара русским во фланг. Маневр не удался. Нас атаковала вражеская тяжелая конница. Каре разбиты, солдаты беспорядочными массами бегут в лес. Многие порублены. Шеф батальона и капитан роты убиты. Корпус полностью рассеян. На сбор затрачено еще несколько часов. К тому времени, битва стала затихать. Больше мы в ней не участвовали. Вид местности совершенно адский. Потери огромные. У нас, кажется, выбыло до трети людей. Достигнут ли какой-то результат? Нет.

                Дневник немца               




               Вот так день, вот так свалка! Аж сабля затупилась, весь мундир порохом провонял. Валюсь с ног от усталости, но цел, ни единой царапины. Славный день! Хотя и трудный чертовски. Всем нашлось дело — коннице, пехоте, пушкам. Русские — отчаянный народ. И дерутся отчаянно. Сколько они людей сегодня положили, ума не приложу. Но и самих их осталось с половину от бывшего утром количества.
                С утра дело было так. Наша пехота не может добиться успеха, атакует, но отступает. Русские высылают в погоню драгун и кирасир. Тут нас труба зовет, бросаемся им навстречу, выручать своих. И так с десяток раз в течение всего дня.
                У меня тактика всегдашняя: в первого разряжаю карабин, затем уже берусь за саблю. Русские кирасиры имеют броню только спереди, поэтому, сподручнее всего их рубить, когда они отступают. А уж заставить отступить мы можем хоть самого черта! С нами два полка польских улан — львы, не люди! С нами 8-ой гусарский, вечный соперник нашего 7-го, и вот вам соревнование в храбрости и отчаянности.
                Сражения такого дикого я никогда не видал. Да и никто, наверное. Грохотало так, словно светопреставление наступило. Дымина — солнца не видно. Бились в полутьме, порой своего от чужого трудно отличить. И кругом — сущий ад. Резня невообразимая. Трупы кучами лежат, в несколько слоев. Артиллерия, зарядные ящики — скачем прямо по ним, как по мостовой. Крови — будто на бойне, ручьями течет. Дерутся все, как черти. У унтер-офицера Берсона русский лошадь убил, ударил палашом по голове. Запрещенный прием, против чести! Так нельзя! Вздернули на сабли этого мошенника. Поделом! 
                Держу пари, кавалерия и решила исход сражения в нашу пользу. Уже за полдень, после седьмой или восьмой атаки, кирасиры 2-го корпуса, сведенные в один кулак, продрали горло вражеской позиции прямо до большой батареи в центре. Заехали в тыл, оттуда ворвались на нее, и только тогда этот вулкан стих.
                Наши кирасиры — молодцы, а вот саксонских гвардейских я видел — рвань и голь. Даже кирас не было у гвардейцев этих, позор. Скатали скатками свои плащи и через плечо повесили, так защищаться думали. Ну, и побило их немерянно. Хотя дрались эти голодранцы, надо сказать, хорошо. В тыл к русским они пробились, смяв дивизию гренадеров, но там получили так, что едва спаслись, кому повезло.
                Прекраснейшим образом проявили себя два польских уланских полка нашей дивизии — 6-ой и 8-ой. Они отбили у русских кирасир несколько пушек, которые те захватили и хотели увезти. Затем, уже ближе к вечеру, уланы прорвались за овраг, находящийся в глубине вражеской позиции, чем вынудили русских отступить. Молодцы!
                Не видел нас император, а ведь был бы он доволен! С ног падаем от изнеможения.            Не ев, не пив, не разжигая костров, просто валимся под ноги своих лошадей, порой прямо на трупы. Ночью русские снимаются с позиции и отходят. Победа! Оставив за спиной поле сражения, наполненное убитыми и умирающими, мы уже считаем, сколько переходов осталось до Москвы.

                Капитан Деломмо 





                Дивизии Дельзона выпало открывать это грандиозное сражение. Перед тем, как нанести основной удар — по левому флангу русской армии, император решил провести отвлекающую атаку в центре, на деревню Бородино.
                106-ой линейный полк шел первым, 92-ой линейный — за ним. Удар был нанесен рано утром, еще почти затемно. Бородино занимали русские гвардейские егеря, и для них наша атака была совершеннейшей неожиданностью.   
                106-ой ворвался в деревню внезапно. Действовали врассыпную. Гренадерская рота нашего батальона устремилась к дому на возвышенности, откуда вела огонь группа русских егерей. Не помню как, одним прыжком я оказался возле одного вражеского солдата, стрелявшего из-за забора. От резкого движения его кивер сдвинулся, и я увидел круглое лицо крестьянина, который посмотрел на меня изумленно и с неподдельным ужасом. Я ударил его штыком, изо всей силы, в зеленого цвета ткань. Штык вонзился глубоко, и по инерции я завалился набок, не удержал ружье и валился вслед за ним, опустившись сверху на русского. Он делал руками попытки отбиться, потом схватился за мою перевязь и повис на мне. Его голова медленно склонялась все ниже; кивер сполз с головы, закрыл все лицо. Противник разжал руки и повалился наземь. Я выдернул штык, по которому стекала кровь, и скорее поспешил подальше от мертвеца.

                Фузер, 106-ой линейный полк





                Наступая по Старой Смоленской дороге, по которой в Москву приходили еще наши предки двести лет назад, мы действовали на правом фланге в этом сражении. Весь предыдущий день польские стрелки, рассыпавшись в цепь, занимались перестрелкой с москалями в лесу. Едва только стало светать, как весь корпус снялся с места и двинулся по указанному ему направлению для атаки. Все мы горели нетерпением скорее схватиться с противником и опрокинуть его. Наш пыл сдерживали обстоятельства. Движение сильно замедлялось пересеченной местностью. Корпус двигался через лес. Пехота шагала по пояс мокрая, от холодной росы, покрывавшей траву. Звуки сражения давно уже раздавались спереди и слева. Император неоднократно присылал ординарцев с приказом князю Понятовскому поторопиться. Но лишь к восьми утра мы смогли выбраться из леса и еще сколько-то времени потратили на то, чтобы построиться.

                День, разгар сражения. Наш полк входит в деревню Утица, только что взятую штурмом. Кругом валяются трупы — поляков и русских, все вперемешку. Полк пехоты, выбивший врага из деревни, стоит вдоль дороги, штыки наперевес. Барабанщик бьет дробь атаке, знамя с Белым орлом высоко поднято. Солдаты все молодые, с меня, восторженно приветствуют нас, словно призывая разделить успех.
                Вид поля сражения ужасен. Мы наткнулись на воронку от взрыва, достаточно большую, чтобы вместить человек пять. В ней была сплошная масса окровавленной одежды и разорванных тел. Несколько пушек нашей дивизии были вывезены вперед, чтобы вести артиллерийскую дуэль с русскими.  Я увидел, что одна из них была разбита вдребезги от прямого попадания. Уцелевшие канониры таскали боеприпасы от ней к соседней пушке. Зарядные ящики были забрызганы кровью.
                Весь остаток дня мы, вместе со всем корпусом князя Понятовского, провели в атаках и контратаках на левый фланг русских, которые отошли за Утицу и закрепились там. Заставить их отступить нам удалось лишь вечером. Сражение стоило польским войскам больших потерь. Я чудом не потерял своего приятеля по роте Курциуша. Русская граната взорвалась в каре рядом с ним, но ему сильно повезло. С него сорвало кивер и порезало подбородок. Это невероятное везение, потому что шедшего в паре метров солдата разорвало на части.

                сержант Чернецкий





               Корпус вице-короля выступил первым, еще затемно. Мы располагались на позициях как раз позади атакующих колонн, поэтому, все могли видеть достаточно хорошо. Пехота стремительной атакой выбила из села Бородино русских, которые, кажется, были застигнуты там спящими, либо пьяными, настолько хаотичным было их сопротивление. К несчастью, развивая успех, наши полки продвинулись дальше по мосту через ручей на другой берег, где опомнившийся неприятель поставил прорвавшихся храбрецов меж двух огней и уничтожил почти всех. Остатки 106-го полка отступили через ручей обратно, а русские сожгли мост. Деревня Бородино, правда, осталась в наших руках.
                Все это было осуществлено, по замыслу императора, в качестве отвелекающего маневра. И когда все внимание неприятеля было сфокусировано на центре, битва разразилась на его левом фланге.
                Итак, эпицентр событий переместился далеко в сторону от нас. Но трижды неправ тот, кто подумает, что мы легко отделались в тот день! Половину сражения наша дивизия стояла в боевых порядках на одном месте, причем находившемся на границе зоны обстрела из русских орудий. Часто неприятельские ядра, а особенно гранаты, рвавшиеся над головами и осыпавшие ряды осколками, причиняли нам урон. Какой болван выбрал такую позицию? Мало того, что выбрал, так еще и наотрез отказывался ее скорректировать, отвести полки назад, когда ошибка обнаружилась. Я охотно готов предположить, что это была идея самого генерала Груши, командира кавалерии на нашем левом фланге, ибо тремя годами спустя, приобретя маршальский жезл, но не приобретя новых полководческих способностей, он проиграл роковую битву при Ватерлоо. С упертостью баранов стояли мы на одном месте несколько часов, потеряв безо всякой пользы много людей и лошадей.
                С каким облегчением встретили мы наступательное движение войск вице-короля, явно направленное на взятие проклятой неприятельской батареи! Полки итальянской гвардии прошли мимо нас во всем своем великолепии, с музыкой и развернутыми знаменами. «Да здравствует император! Да здравствует Италия!» - раздавались крики из их рядов. Казалось , подготовлявшийся штурм обречен на успех. Но тут случилось непредвиденное.         
                С нашего левого фланга, откуда никто не ждал нападения, ибо он был крайне удален, из леса вдруг появилась русская кавалерия. С дикими криками эти казаки, эти скифы, татары, гунны (кто же упомнит все имена варваров?) бросились вперед и смяли итальянскую кавалерию, погнали ее на нас. Переполох, спешное перестроение. Никто не ожидал. Орда обрушивается на стоявшие в резерве части корпуса вице-короля, бьют пехотинцев пиками. Сам вице-король, укрывшись в каре 84-го линейного полка, отступает вместе с этим полком. Русские атакуют хорватов, отбирают их пушку и вынуждают их отступить. Уже близки обозы, где начинается паника. Обозники, маркитанты бегут в разные стороны, бросая свое добро.
                Мы появились вовремя. Наш полк, вместе с другими полками дивизии, спас положение, что, конечно, делает нам честь. Трубить сигнал к атаке — дело нашего трубача Марро. В своем розовом мундире он выскакивает вперед, совсем не боясь неприятеля и вызывая всех за собой. Под крики «Да здравствует император!» наши конные егеря схватываются с казаками. Куда там! Эти скифы любят нападать по-воровски, но от правильного сражения тут же бегут. Они рассыпаются по полю, как горох, стремительно удирая. Надо сказать, лошади у них проворнее и выносливее наших. Преследование не приносит особого успеха, кроме того, что мы их прогнали. Хвост варварской конницы ускользает в лесу, откуда они незадолго перед тем появились. В конце преследования пуля взвизгнула вблизи меня, так, что было явственно слышно. Не успел даже и испугаться.
                Отвоевав обратно наши позиции, мы выстраиваемся заново. Возвращается итальянская кавалерия. Побитая в начале сражения, она постаралась взять реванш. Больше на нас в этот день не нападали.

                Пиньоль





                Пятая атака на центр русской позиции была отбита, как и все предыдущие. Мы увидели жалкие остатки нашего батальона. Солдаты беспорядочно брели или сидели прямо на земле, там, где остановились. Люди были настолько измотаны боем, что едва могли ходить — это отнимало слишком много усилий. Шеф батальона Делитье пропал, никто не мог найти его. На заре, по вечернему холодку, приплелся лейтенант Болонини - грязный, как и все мы, в изодранных и забрызганных кровью штанах, без ружья и даже с обломанным тесаком. На наши расспросы он отвечал:
— Шеф батальона? Он убит. Я споткнулся о его тело по дороге сюда.
                Лейтенант ошибался — поздно ночью Делитье таки объявился. Он шел и на ходу ругался:
— Эти вестфальцы, дерьмо такое, трусливые собаки, не держатся на месте! Они бегут, как только ты повернулся к ним спиной, а они увидели первого русского!
                Вестфальский корпус генерала Жюно днем прикрывал наш фланг во время атак и проявил себя не лучшим образом.
                Потери были огромными. В частности, в нашем 12-ом линейном полку налицо была едва половина солдат, имевшихся перед битвой.

                Шателан 


               



                Что за восторженный дурак сказал о том, что «самая прекрасная смерть — смерть солдата»? Наверняка, он в жизни не бил никого, кроме мух. Посмотрел бы он на то, что довелось увидеть мне в сражении на Москве-реке.
                Перед корпусом вице-короля стояла задача овладения большой батареей в центре русской позиции. Одна атака была отбита яростно защищавшимися русскими. Пошла вторая. Дивизия Бруссье двинулась впереди остальных. 9-ый, 35-ый, 53-ий полки ворвались на батарею, и началась чудовищная резня.
                Я помню, вокруг было темно, как вечером, от порохового дыма. Мы столкнулись с неприятелем стенка на стенку, в тесноте. Солдат впереди и слева от меня обрушил яростный удар приклада на русского, его сосед вскинул ружье и выстрелил в кого-то. Мы ворвались в ретраншемент. Первое, что я увидел - огромный русский, навалившийся ружьем на какого-то солдата в синем мундире. Русский душит его, наш бедолага уже хрипит. Всаживаю врагу штык в спину коротким, хлестким ударом, откидываю враз обмякшее тело, освобождая товарища. Он, как рыба, выброшенная на берег, пытается отдышаться, держится рукой за горло. Судя по бляхе, кстати, он из 53-го полка — настолько все перемешалось.
                Ад вокруг продолжается. Я узнал потом, что пленных в этой схватке на батарее не брали ни с той, ни с другой стороны. Охотно верю. Было крайнее озверение. Вот рядом со мной носатый Майяр, из нашей роты, резким ударом вгоняет штык прямо в горло одному из русских. Гренадеры в меховых шапках подпирают нас сзади, подкрепляя, спеша на помощь. Один из них страшным ударом приклада чуть не сносит голову с плеч попавшегося на его пути русского. Тот тут же рухнул, как подкошенный. Умер прежде, чем свалился. Никогда убитые насмерть не оседают на землю медленно. Они сразу падают снопами.
                Батарея взята, наши атакующие полки уже видны впереди, далее от нее. Кажется, победа за нами... С бруствера спускается капитан роты, лицо перемотано грязно-кровавой тряпкой. Мол, штыком распорол один из этих чертей. Чуть глаза не лишил. Но капитан весел, рад победе.
                Вот такая она, смерть солдата, вопреки восторгам авторов всяких глупых, напыщенных строк. Сотни, если не тысячи трупов вокруг, наваленных друг на друга, в разных позах, оторванные части тел, обломки оружия, потоки крови.
                До вечера полк стоял на захваченной высоте, чтобы удержать ее, на случай контратак неприятеля. Потери в нашей роте были велики. Одного напрочь разорвало прямым попаданием ядра, другого напичкало картечью до неузнаваемости, третьему оторвало ногу, и он умер на месте от потери крови. Весь вечер я слушал и собирал эти жуткие рассказы.       

                Фюже