Живет моя отрада в высоком терему,
А в терем тот высокий нет хода никому.
Я знаю, у красотки есть сторож у крыльца -
Никто не остановит дороги молодца.
Войду я в этот терем и брошусь в ноги к ней -
Была бы только ночка, да ночка потемней...
Во второй половине дня в Алунту приехал полковник Зарубин для инспекции личного состава и координации действий подразделений МГБ в предстоящих операциях. Он прикатил на легковой машине «Победа» с личным шофером и адъютантом, лейтенантом Петрушевским, а с ним для укрепления алунтского гарнизона прибыли на грузовой машине и двадцать молодых боевых солдат. Будрин с Вагонисом, встречая их, стояли на тротуаре, возле «Универмага». Но, кроме того, с Зарубиным приехал еще один человек – капитан Алешкин - артист музыкального ансамбля, баянист-виртуоз, исполнитель народных и эстрадных песен, чтобы дать несколько концертных выступлений для поддержания боевого духа и хорошего настроения советских солдат.
Посмотреть на вновь прибывшее начальство в шикарной, тогда еще только появившейся, в обтекаемой форме в виде жука «Победе», вышли многие жители центрального квартала местечка, в том числе и красавица Валька Ковалевская. Пришли юные девушки, а также дородные, но с прекрасными формами, дамы: жена Жигунова – Капитолина со своей подругой, супругой Михаила Попова и жены других защитников. Полковник, обрадованный таким ярким и роскошным приемом, был доволен и весел.
- Товарищ полковник, старший уполномоченный государственной безопасности, капитан Будрин, - представился капитан, вскинув ладонь к козырьку.
- Начальник алунтского взвода народной защиты, капитан Вагонис, - представился за Будриным и Вагонис.
- Здравствуйте товарищи офицеры, рад такому приему, - пошутил Зарубин.
- Тут у вас такие красавицы ходят, - кивнул он на Вальку и жен защитников. - А я вам как раз привез музыканта – концертмейстера. Вот и организуем встречу советских военных с местным населением. Но в первую очередь дела. Товарищи офицеры, ведите, показывайте свои апартаменты и расквартируйте в казарму прибывших со мной солдат…
Капитан Будрин приказал командиру подразделения Алунтского гарнизона заняться устройством солдат, а сам с Вагонисом повел полковника в здание госбезопасности, и в кабинете Вагониса стал знакомить его с последними разведданными, полученными им из допросов связного и других источников. Он также сообщил полковнику о приготовленных им опережающих контрударах при попытке банд Лютаса и Карвялиса захватить местечко, и расправиться с местными коммунистами. Докладом капитана полковник остался доволен, лишь сказал, что завтра же должен, в связи со сложившимися обстоятельствами, побывать в соседних с Алунтой гарнизонах. Вагонис, как сторожил этих мест и хозяин алунтских защитников, предложил полковнику обед в ресторане, и намекнул:
- С участием местных красавиц.
Полковник глянул на Вагониса и сказал:
- Ну что ж, дорога была длинная, отдохнуть и отобедать нам, конечно, не помешает.
Но в Алунте был человек, для которого приезд Зарубина был как удар «обухом по голове». Иван Яковлевич, отец Валентина Жигунова, увидев издали Зарубина, удивился: «Никак Ванька Зарубин… опять наши пути пересеклись, теперь уже здесь, в Литве, через тридцать лет. Помнит ли он меня и Александру, держит ли ту злость на меня? Эх, неужто и отсюда уезжать придется. А, может, не заметит, побудет в Алунте и уедет? Надо только ему на глаза не попадаться», - думал Жигунов.
Судьба связала их тонкою ниточкой еще с семнадцатого года, когда Иван Жигунов посватался в деревеньке Калиничи к Александре Никифоровне, своей будущей жене, к которой был неравнодушен Иван Зарубин.
А потом уже Александра вышла замуж и уехала жить к мужу, в другое село. В том же году Жигунова Ивана Яковлевича забрали в армию вместе с Зарубиным.
После ранения Иван демобилизовался с фронта, жил вместе с Александрой в Екатеринбурге и работал на машиностроительном заводе. Зарубин, конвоируя пленных чехов, тоже попал в Екатеринбург, где в начале восемнадцатого года присоединился к большевикам и стал служить им «верой и правдой» в отряде особого назначения.
Времена были смутные. Везде шли митинги. Большевики собирали отряды добровольцев и Жигунов, поверив им и поддавшись иллюзорным мечтам о всеобщем благополучии, «райской жизни» и равенстве при коммунизме, вступил в ряды большевистской партии и был назначен в охрану Ипатьевского дома – тюрьмы царя Николая и его семьи. Вот тогда и встретились вместе два Ивана в том нехорошем тайном деле расстрельной бурной ночью, после которого вся жизнь у Ивана Жигунова пошла колесом… И вообще, личность Ивана Зарубина, как «домоклов меч», всегда висела над жизнью и судьбой Ивана Жигунова, как явного свидетеля его участия в… уничтожении семьи бывшего императора Николая ІІ в подвале Ипатьевского дома, в Екатеринбурге.
Придя домой расстроенным, Жигунов сразу же бросился рассказывать об увиденном своей жене Александре:
- Шура, ты знаешь, кто сегодня приехал в Алунту? – крикнул он, войдя в дом.
- Кто? – остановилась она.
- Твой бывший ухажер, Зарубин. Опять судьба сводит нас с ним.
- Ой, Боже, да что это ты говоришь. Не шути так.
- Я не шучу, мать, - это он и есть. Правда, на глаза я ему не показывался. Смотри, чтоб и тебя он, ненароком, не встретил. Может, пронесет эту напасть мимо нас…
Вечером Будрин с Вагонисом заказали ужин в алунстком ресторане на четырнадцать персон. За столом в ресторане было шумно и весело. Присутствие баяниста делало этот вечер особенно запоминающимся. До этого в таком захудалом ресторанчике никто никогда не играл. Сюда лишь приходили поесть и закусить заезжие деревенские мужики, которые иногда бывали в Алунте по каким-нибудь делам. Шестеро женщин и восемь мужчин: Валентин Жигунов с Капитолиной, Вагонис с Амилькой, его верной подругой, начальник местной милиции с супругой, помощник Валентина Мишка Попов с женой Тамарой, капитан Будрин, полковник Зарубин, его адъютант, лейтенант Петрушевский, Валентина Ковалевская с подругой Вандой и музыкальный исполнитель, баянист Алешкин.
Двери ресторана на вечер для посторонних были закрыты. Заведующий рестораном, дядька Капитолины, рыжеватый Терентий, постарался на славу, сделав вечер достойным такого высокого гостя. Так как штат ресторанчика был небольшой: два повара и официантка, то прислуживала в тот день и подавала блюда к столу Анька Шершова, старшая из сестер, соседей Жигуновых. Она работала с Александрой в ресторане.
«Слава Богу, - молилась Александра, мать Жигуновых, - что я сегодня не готовлю, и не встречусь с Зарубиным». Хотя ее и тянуло увидеть через столько лет «гонца своей молодости», Ваньку Зарубина, мечтавшего о ней когда-то в восемнадцать лет еще там, далеко-далеко, на Урале.
Столы сдвинули в одну сторону ресторана, чтобы освободить пространство для импровизированной сцены и танцев. Возле Зарубина сидела Валька Ковалевская - красавица, которую Зарубин приметил еще при въезде в Алунту, на улице. Он уделял ей максимум внимания и по всему было видно, что она своей молодостью и красотой разожгла его чувства. Пока еще были трезвыми, Валентина и Ванда вели себя сдержанно и были немного скованны в разговорах и поступках. Но, выпив и потеряв обычный контроль, они развеселились, стали петь, шутить и смеяться, как и все вокруг сидящие. Валентина уже с интересом присматривалась к сорокадевятилетнему подвыпившему «папаше» - полковнику, надеясь: «А, может, повезет и я лет через пять стану генеральшей…».
Зарубин, встав и подняв рюмку с водкой, перекрывая шум застолья, провозгласил:
- Товарищи, тише. Когда я ехал сюда, в Алунту, думал, ну и послали меня. В такую даль, в такую глушь… думал, хоть бы скорее отсюда вырваться. Но когда прибыл и увидел, какие здесь прекрасные места, какие девушки и, особенно, как вы меня встречаете, понял, что только в глубинке еще можно найти то, о чем мечтаешь всю жизнь: хороших друзей, любовь и счастье. Так поднимем же бокалы и выпьем, товарищи офицеры, за наших прекрасных дам!
Поднялся шум, все выпивали и закусывали. Зарубин махнул музыканту:
- Алешка, брат, давай, сыграй что-нибудь веселое!
Алешкин развернул баян и по залу пронеслась веселая, задорная, светлая, как солнечный день, музыка. Все изумленно смотрели и слушали его виртуозные переливы и вариации народных мелодий. Когда он закончил, все стали усердно хлопать. Анька Шершова подбежала к Алешкину:
- Голубчик, товарищ музыкант, а знаете песню «Живет моя отрада…»?
- Конечно, - ответил тот.
- Так, давайте исполним ее вместе, - обрадовалась она.
- Давайте, сейчас я объявлю, – сказал он.
- Русская народная песня «Живет моя отрада…». Исполняет самодеятельная алунтская артистка Анна Шершова.
И полился широкий и звонкий Анькин голос, в сопровождении баяна, по всему залу ресторанчика, да так, что зазвенели стеклянные рюмки на столах: «Живет моя отрада в высоком терему, а в терем тот высокий нет хода никому…».
Было что-то прекрасное, тревожное и волнующее душу в ее голосе, в словах и мелодии песни. Она неслась вдаль и звала, не смотря ни на что, любить и совершать ради любви все прекрасные человеческие поступки.
После последнего аккорда все кинулись обнимать друг друга и поздравлять Аньку с великолепным выступлением…. Затащили и посадили ее к столу. Захмелевший Зарубин, сидя напротив и, наливая ей в рюмку вино, говорил:
- Ну, душа моя, Анна, угодила нам, сердце растревожила. Спасибо тебе, милая!
Чокнулся и выпил вместе с ней. Он так прилип с вопросами к Аньке, что Валька начала уже ревновать его к ней. Потом нашла хитрый выход из положения.
- Что мы все разговариваем, да разговариваем. Давайте-ка потанцуем немного, – обратилась она к Зарубину.
- Если милые дамы просят – это закон для меня, - заверил ее пьяным голосом полковник и рявкнул, - Алешка, давай танцы! Дамы хотят танцевать!
Начались танцы. Зарубин и другие офицеры пригласили своих дам танцевать. Так как Валентин с Капитолиной танцевать не умели, то они, да и Мишка Попов, остались сидеть за столом. Все же остальные, в том числе Будрин и Вагонис, увлекаемые молодыми девушками, кружились под баянную музыку Алешкина в зале маленького ресторанчика.
Зарубин танцевал с Валькой и договаривался с ней о встрече:
- Валюша, вы мне очень нравитесь, я хочу с вами познакомиться. Давайте я сегодня провожу вас домой? – уговаривал он ее.
- Хорошо, если уж вы такой смелый, можете и проводить меня, - усмехнулась Валентина, - а то ведь здесь места опасные, бандитские.
- А у меня здесь войск много, как-нибудь отобьюсь, - прижимая ее к себе, заметил он, - главное взять в плен ваше сердце.
- Товарищ полковник, - чуть отклонилась она от него, - вы слишком рано начали штурм этой крепости. Может, оставим немного на завтра.
- Не могу. Мне завтра надо уезжать и сейчас у меня в запасе только одна ночь. Поэтому, сегодня или никогда…
Только глубокой ночью закончился этот заказной обед, и после танцев все начали понемногу расходиться по домам.
Полковник Зарубин пошел провожать Вальку, а лейтенант Петрушевский, махнув рукой, повел домой Ванду. Будрин успокоил его:
- Мы все знаем, все контролируем.
Вагонис приказал Валентину:
- Поставь патруль из двух человек возле дома Ковалевской.
А утром Будрин с Вагонисом забрали не выспавшегося Зарубина к себе, в апартаменты госбезопасности.
А Анна Шершова на следующее утро рассказывала Александре о том, что происходило вчера вечером в их ресторанчике.
- Ты знаешь, он мне даже приглянулся, - шутила Анна, - а когда я спела свою коронную песню, он так расчувствовался, что захотел выпить со мной «на брудершафт», - засмеялась она, - чуть было не проводил меня домой.
- Ну, еще чего не хватало, привела бы к нам в дом нашу беду, - разнервничалась Александра Никифоровна.
Потом, немного остыв, рассказала Аньке, кто такой этот Зарубин и что они от него скрываются.
- Ведь мы же с ним росли в одном селе. И он за мной бегал в молодости и бывало с гулянок провожал. А потом, когда Иван приехал и посватал меня, Зарубин чуть было его не угробил. Правда, они потом помирились, служили вместе и в Екатеринбурге встречались, когда Ивана забрали в армию, в восемнадцатом. Иван охранял тот дом, где держали царя и его семью. Так вот, Зарубин был в той расстрельной команде, которая была внутри дома, а мой Иван Яковлевич так испугался, что после расстрела потерял партбилет, и его за это исключили из компартии. А мы потом уже уехали подальше от тех мест.
- Но он ведь не просто так проявлял к вам интерес. И не из-за того, что Иван Яковлевич увел невесту у него из-под носа. Наверно, у вас есть какая-то тайна, которая интересует его, - спросила Анна.
- Да, есть одна вещь, которую мы все время возим с собой. Иван говорит, что подобрал ее у ворот того подвала, где расстреляли самого императора и его семью. Это небольшая шелковая подушечка со стула, на котором сидела перед казнью жена императора Александра Федоровна. А что в ней особенного или ценного есть, не знаю? Для нас она как память о царе и его загубленных детях. Ведь дети-то его были невинны, за что же их? Да и слуг его, и доктора Боткина за что расстреляли?
- Ух ты, - удивилась Анька, - Никифоровна, ну покажи, пожалуйста, мне ту самую подушку, на которой сидела супруга императора. Ведь так интересно взглянуть на вещь когда-то касавшуюся тела августейшей особы.
- Да Иван об этом никому не рассказывает и закрывает ее в своем старинном сундучке, - сказала Александра, - но тебе я ее все-таки покажу.
Она повела Аньку в свою комнату и, открыв ключом небольшой белый деревянный сундучок, вынула из него небольшую, желтого цвета тугую шелковую подушечку, и подала ее Анне. Та взяла ее в руки, повертела, помяла в руках и воскликнула:
- Вот это да! Я держу вещь, на которой сидела сама царица!
- Ань, давай-ка положим ее поскорее назад, а то, если Иван увидит, то мне несдобровать… - заспешила Александра, пряча в сундук подушечку, боясь, что кто-то еще захочет потрогать эту необычную вещь.
Женька с Райкой в этот момент тоже были дома, в соседней комнате, и, услышав их разговор о таинственной подушке, переглянулись. И Женька предложил Райке:
- Давай и мы с тобой посмотрим, что это за подушечка?
- Давай, - согласилась Райка, - а как мы это сделаем?
- Я знаю, куда родители прячут этот ключик от сундука, - сказал Женька.
- Давай сейчас и посмотрим, пока они там на кухне готовят. Мы незаметно залезем, как разведчики, в комнату и откроем их тайный сейф – сундук, в котором они прячут от нас свои секреты, - хихикали уже вполне взрослые дети, представляя себя в роли великих разведчиков.
Они тихо прошмыгнули в комнату родителей, и Женька полез в шкаф, пошарил в нем, и вытащил ключик от сундучка. Затем они открыли сундук и вытащили из нее эту маленькую шелковую подушечку, в которой перья и пух уже в некоторых местах образовали твердые, как кочки, комки. Райка заговорщически шепнула Женьке:
- А может там что-то есть? – и, взяв длинную иголку, она начала колоть ею в эти комочки.
И вдруг, игла уперлась в твердый камушек, который, как видно, был зашит в подушке. Сильно заинтригованные, посовещавшись, они решили подрезать нитки в углу подушки и посмотреть, что же там спрятано внутри, в этих перьях. Ножиком распоров кончик подушки, они кое-как продвинули этот комочек из перьев к углу и извлекли его. И каково же было их изумление, когда, раскопав перья, они нашли брошь с прозрачным камнем горного хрусталя. На ободке обрамления камня, с обратной стороны стояла надпись: «Маме от Григория Распутина. Вглядись в него, и ты увидишь прошлое и будущее».
Изумленные, Райка с Женькой стояли с разинутыми ртами, рассматривая камень и надпись на оправе. Потом, очнувшись, Райка кинулась зашивать угол на подушке. Брошь с камнем они забрали себе, а подушку положили назад, в ящик, подумав: «Ведь никто не узнает, что там было внутри».