Веня
Когда я только-только совсем молодым ещё офицером пришёл служить на Тихий океан в морскую пехоту, то, в первые же дни службы, познакомился со старшим лейтенантом Веней Лазаревым. Веня был командиром взвода и нештатным помощником начальника воздушно-десантной подготовки дивизии. Вскоре я узнал, что у него более трёх тысяч парашютных прыжков и что он – инструктор-парашютист и мастер парашютного спорта. Уже одно это вызывало к нему особый интерес и уважение. Это и понятно. Кто хотя бы раз окунался в свободном падении в воздушный океан, тот знает, что это такое. А тут – более трёх тысяч раз.
Вскоре, в начале осени, меня избрали секретарём комитета ВЛКСМ (или попросту комсомольцем) полка и я начал наводить порядок в должностной документации, знакомиться со своими подопечными комсомольцами. Среди карточек учёта я нашёл и Венину. Правда, в ней он почему-то назывался – Сергеем. Что бы понять, в чём дело – я обратился к начфину полка – капитану Шуре Бойко. Его кабинет был рядом и он в полку всех хорошо знал.
- А это всё оч-чень просто, - сказал Шура. Начфин слегка заикался. – Когда-то командир п-полка поймал Веню в сильно н-не трезвом виде. И н-на следующий день н-на разводе сказал, что Лазарев был как в-веник пьяный, и что д-даже его н-не узнал и, ч-что теперь н-надо н-назвыать его н-не С-сергеем, а Веней. В-веня - значит - как в-веник! В-вот с тех пор и его В-веней и зовут.
Вот оказывается почему Сергей Лазарев всякий раз как-то странно и застенчиво улыбался, когда я называл его Веней.
Он был широкой души человеком. Невысокий, сухопарый, шустрый – он везде успевал, весело разговаривал с матросами на их родном доходчивом языке. Он, как никто другой нёс ответственность за их жизни при десантировании. Он отвечал за их небесную жизнь.
Мы с ним подружились. И хотя парашютных прыжков у меня было гораздо меньше, чем у него, но всё равно в общении с ним всегда ощущалось воздушно-десантное братство.
А потом, через год, меня перевели в другой полк и на другую должность. С Веней мы стали видеться реже. Однажды я провожал на вокзале, приезжавшую ко мне в гости, маму. И там же я встретил Веню. Он ехал на парашютные сборы в Хабаровск на том же поезде, на котором уезжала и моя мама. И потом, мама рассказывала мне о той какой-то особой заботе, которой окружил её в пути Веня. И его теплоту, и сердечность она много раз вспоминала.
А ещё через несколько лет пришло известие, что Веня разбился. Причём разбился нелепо. С утра в учебном центре должны были быть тренировочные прыжки с парашютной вышки. Для этого к специальному замку на тросике надо было прикрепить тренировочный парашютный купол. Цеплялся он на земле, а замок находился на вышке. Вот за этим замком Веня и прыгнул, что бы на тросике спуститься вниз. Но чуток не допрыгнул – сорвались руки. Ночью шёл дождь, висела морось – чилима. Вот он, возможно, и поскользнулся. Понятно, что надо было багром подцепить тот замок, что бы прикрепить к нему подвесную систему, и уж только тогда…
Идут и идут годы. Иногда я вспоминаю Веню. Его лихую, устремлённую в небо жизнь. И, особенно, его добрую и застенчивую улыбку.