Всё-таки замечательный у меня дедуля. И трудолюбивый ещё. Каждый день, как не придёшь, сидит за громадным дубовым столом, ухмыляясь в седые усы и бороду. Без устали письма разгребает, да в ответ подарки собирает, заворачивает, пакует. И на штемпель почтовый, что обязательно на посылку поставить надо, обязательно со смаком дохнёт, прежде чем пришлёпнуть.
На его месте я давным-давно уже плюнула бы на такую работу: ни продыху, ни удовольствия нет. А ещё брака сколько приходит от отправителей! То Санте пишут, то Йоулупукки. Конечно, те известные жители Великого Устюга, как же.
Но дед даже не матерится на ошибшихся. Он создан, чтобы приносить добро и радость. Он не может ругаться.
Да, иногда выполняет, казалось бы, чужую работу. Но и он, и я понимаем, что письмо, на самом деле, адресовалось не на Северный Полюс или в Лапландию. Не могут свои предавать, обращаться к чудищам чужеземным, которые под духов Колядок и Нового Коло только рядятся.
Вот и сегодня пришла, обед ему принесла. Думаю, сейчас, как обычно, пробурчит ласково сквозь бороду: привет, внученька. А он сидит пригорюнившись. Голову повесил, лоб наморщил, думу думную думает.
- Чего приключилось, дедусь? – спрашиваю. А сама из пакета шустро эскимо достаю, да клубничкой мороженой украшаю. Дедуля такое любит. Хладокомбинаты знают на кого ориентироваться при изготовлении продукции.
- Да… - дед делает неопределённый жест рукой. С ходу и не разберёшь, что же стряслось, - Так…
Смотрю на его задумчивое лицо. Редко такое с ним бывает. Очень редко.
- Серьёзное что-то? – сама суровею, щёки краснеют как от мороза. Если мне кто деда обидел, шиш вам, а не подарков. Скорее сама на санях долечу, да холодом до простуды отоварю, чтоб неповадно было старика огорчать.
- Накось, глянь, - дед вздыхает и перебрасывает мне через стол письмо. Обычный такой конверт. С корявым почерком (а какой же ещё ждать, коли привыкли все по клавиатуре щёлкать, да в дисплей стилусом тыкаться).
Парень молодой пишет. Леонид Ельцов.
«Ни о чём не прошу тебя, дедушка Мороз. Лишь хочу в Новом Году простого человеческого о счастья».
Понятно, о чём дед задумался. Не Небесной же Пряхой он служить нанимался, чтоб судьбы ткать. Не может лезть не в свою юрисдикцию.
Хотя, чего я лукавлю. Может. И не раз уже бывало втихомолку.
- Чего делать будем? – двигаю деду торт-мороженое с клубникой под нос. Да ложку деревянную в руку сую.
- Что-что… - дед загребает полный рот сладкого холода. Сосредоточенно жуёт. И морщины на его лбу разглаживаются. – Работать будем!
.. Дед по обыкновению на штемпель разок дохнул для порядка. А потом ещё разок. Обратный адрес со штемпеля как вьюгой сдуло.
- Дедуль? – удивлённо приподнимаю бровь. Один раз в день нарушить должностную инструкцию – это одно. Но второй!
- Понимаешь, внучка… Счастье – не посылка. Его нельзя вернуть отправителю. Либо ты его обретёшь, либо оно до тебя так и не дойдёт. Ну, а мы с тобой на «почту России» полагаться не будем, - дед хитро подмигнул мне. – Давай-ка, садись в сани, да езжай…
… Типичная хрущёвка. Стою на пороге, а в руках коробка счастья без обратного адреса. И трясутся руки. С чего бы!
Звонок ещё этот. Звук такой противный, что хоть заморозь и выбрось.
- Входите! – слышится за дверью. Щёлкает замок.
И с порога на меня таким весенним теплом веет. Такой любовью ландышевой.
Голова опьянённая кружится, что я сначала даже не понимаю, что принял подарок Л(еонид)ЕЛЬ(цов). А лишь в глаза его влюблённые гляжу, да объятия жаркие…
Лель, паскуда!
… И счастье наутро кажется таким человеческим. Таким родным, близким и тёплым, что я таю.
Но от счастья, а не на самом деле.