Этот октябрь не задался буквально с первых дней. Сначала наш подъезд осчастливили новоселы, которые явно состояли в секте поклонников дрели и молотка. Каждое утро они начинали ударно трудиться, чтобы управиться к полудню. По-видимому, они были воспитаны чисто в совдеповской манере и свято чтили послеобеденный сон. Но к вечеру, когда люди возвращались с работы, они снова начинали «концерт по заявкам». Создавалось впечатление, что именно по утрам и ближе к ночи стены становятся мягче, чем и был обусловлен выбор этих неугомонных строителей светлого будущего и евроремонта. Но порою мне казалось, что мои соседи пробивают вход в Нарнию, а не делают простой ремонт в типовой квартире.
Потом у меня пропал интернет и сдохли обе скалярии в аквариуме. Через неделю у меня сломалось авто и на следующий день – стиралка. Полный фарш, как говорят в автосалоне – всё включено. Осталось дождаться бонуса. Я боялся даже загадывать, настолько чувствовал себя «счастливчиком». К концу второй недели меня осчастливили на работе, чтобы готовился ехать на стажировку. Причем не за границу, а в соседнюю область. Просто шик! Меня не страшили двадцать два дня отсутствия дома, ведь уже месяц как меня никто не ждет. Даже рыбки…
- Мужчина, чего застыли? Продвигайтесь! Тут вам не музей, - меня настойчиво толкали тележкой в бедро, заставляя продвинуться к кассе.
- Да-да, извините, - я сделал шаг и поравнялся со стеллажами «импульсивной покупки» на кассе. Рука сама потянулась к ровным рядочкам с контрацепцией. Взяв привычную, синюю пачку, я кинул ее на транспортировочную ленту и сразу же услышал женское хмыканье за спиной. Память услужливо преподнесла события месячной давности, и я снова вспомнил разрыв с «бывшим», следовательно, резиновые изделия номер раз теперь мне не нужны. Разве что надумаю водяные бомбочки с балкона бросать или от скуки на себя натяну, и буду ходить по пустой квартире. Я вздохнул, взял упаковку и поставил назад на полочку.
- Мужчина, подайте мне, пожалуйста, шоколадный батончик, - снова за спиной раздался голос женщины, легонько толкнувшей меня в очередной раз.
- Вам какой? – я перевел взгляд на неё и попытался улыбнуться. – Сникерс или…
- Да вы что? – тут же ужаснулась она, наигранно округлив глаза. Потом наклонилась ко мне поближе и голосом заговорщика продолжила: - Вы читали ЭТО название задом наперед? Это же ужас!
Я недоумённо уставился на упаковку и прочел справа налево. Но ничего ужасного я не увидел, поэтому снова повернулся к мадам и переспросил, что же ей подать.
- Ну, наверное, Пикник, - она жеманно улыбнулась и добавила, растягивая слова и подражая рекламе: - Двадцать три сантиметра удовольствия…
Я не посмел хохотнуть ей в лицо и просто потянулся за шоколадкой. Положив её на ленту, я отвернулся, сделал снова шаг к кассе и начал выкладывать продукты из тележки.
- Мужчина, а я бы еще хотела вас попросить райское наслаждение, - я застыл с пачкой спагетти в руке и медленно повернулся к неугомонной барышне.
- Чего я ещё вам должен, простите? – я был очень тактичен и просто поправил указательным пальцем очки на переносице, и наморщил в непонимании лоб, сведя брови в кучку.
- Ой, ну что вы, - засмеялась она противным высоким смехом. – Я имела в виду Баунти. Оно же так и зовется – райское наслаждение. А вы рекламу не смотрите?
- У меня нет телевизора, - я схватил очередной батончик, хлопнул им по ленте и на всякий случай переспросил: - Ещё что-то?
Она хмыкнула и углубилась в свою тележку, доставая оттуда продукты и выкладывая сразу за моим продуктовым набором. Последующие три минуты прошли спокойно: меня никто не толкал, ничего не просил, и даже кассирша смогла по-быстрому «пропикать» мой нехитрый комплект съестного на вечер. Сложив всё это скудное разнообразие в фирменный пакет супермаркета, я забрал сдачу и направился к выходу.
На улице уже вечерело и в воздухе пахло сыростью после дождя. Лужи не успевали за день высохнуть и сейчас поблёскивали на асфальте рваными зеркалами, отражая мохерово-пушистое закатное небо. Вечер был чем-то похож на готические арты любителей фотошопа, и это не могло не завораживать. Я с лёгкой улыбкой запрокинул голову, наслаждаясь картинкой. Небосвод было похож на слоёный пирог, облака, словно коржи, перемазанные вареньем из красной смородины, толстой полоской украшали горизонт и подсвечивались огненно-багровым солнцем…
Продолжить лексико-фразеологический ряд я не успел, меня остудили салютом брызг из лужи на весь мой фасад – от туфель до лба - и мощным плевком воды на брюки. Сучья маршрутка покатила себе дальше, увозя счастливчиков, сумевших втиснуться в «Газель» в пик вечернего времени и радостно ожидающих домашнего уюта после тяжелого трудового дня. Всё, что я успел, это втянуть живот, затаить дыхание и уже потом – выматериться вслед этой раздолбайке с ослом безрогим за рулём.
Сняв очки и протерев их пальцами, я надел их снова на нос и понял, что все равно ничего не вижу. Поставив пакет на тротуар, я опустил голову и попытался оценить ущерб моему внешнему виду, а соответственно, моему настроению и всему грёбаному вечеру. Если верх был в более-менее приличном состоянии, и со стороны могло сложиться впечатление, что я просто попал под дождь, то с моей нижней частью туловища была беда. Нет, вообще-то у меня с тем, что ниже пояса, всё в порядке, и от меня ушли не поэтому. Я абсолютно состоятелен во всех смыслах. Но внешний вид моего «низа» свидетельствовал о том, что я, мягко говоря, не совсем умею держать себя в руках. Ну, или в трусах. Короче, на лицо, или лучше сказать – на штанах был факт «как бы недержания». Это же надо было так проехать водиле, что мутная вода из лужи взметнулась так высоко и достала до паха. Исправить я ни черта уже не мог. Все, что мне оставалось – протереть всё же очки и побыстрее добраться домой. А нужно было всего-то перейти дорогу и пройти через парк. Это расстояние я обычно преодолевал минут за семь, так что минут через десять я мог рассчитывать на душ, а через двадцать – на ужин. Хотя когда-то мой душ мог длиться и полчаса, и час. Просто зачастую я приходил домой, когда ужин уже был готов, а в ванной меня ожидала не просто банальная помывка.
Устало улыбнувшись своим воспоминаниям, я сделал шаг на проезжую часть и тут же почувствовал удушение от шарфа, дважды обмотанного вокруг моей шеи. В следующий момент я услышал разрывающий ушные перепонки клаксон, и меня дёрнули назад. Я, зацепившись пяткой за бордюр, плюхнулся на тротуар, и с меня свалились мои злополучные очки. Перед моим носом прогрохотал раздолбанный Икарус, а над ухом раздался истерический крик:
- Да вы сдурели, мужчина! Зачем же среди бела дня под автобус кидаться! – меня трясли за плечо и продолжали что-то кричать.
- Может, он пьяный? – раздался голос какого-то деда.
- Или наркоман, - выдвинула гипотезу какая-то женщина.
- Да точно алкаш, - какой-то умник припечатал меня вердиктом, пока я поднимал очки и напяливал их на нос.
- Да сами вы придурки! Чего прикопались к нормальному человеку? Идите отсюда, шуруйте! Ишь, цирк-шапито устроили, – я поднял голову и увидел свою спасительницу. Это была та самая – «двадцать три сантиметра удовольствия». Она присела возле меня на корточки и участливо заглянула в глаза. – Как вы, мужчина? Идти сможете? Может, я вас провожу? А то, не ровен час, опять кидаться под машины вздумаете.
- Я не кидался, просто задумался, - поднявшись, я отряхнулся, хотя это никак не улучшило моего внешнего вида. – Спасибо, что дёрнули. Я, пожалуй, пойду. Спасибо ещё раз.
- Ну да, ну да, - как-то неубедительно пробормотала мадам.
Осмотревшись по сторонам, я все же рискнул ещё раз пересечь проезжую часть и добраться до следующего отрезка моей весёлой эстафеты под названием «Путь домой». Мне удалось без происшествий пройти всю длинную аллею, перейти декоративный мостик над тоненьким ручейком и уже на выходе из парка наткнуться глазами на лавочки влюблённых. Боже храни нашего мэра, который выделил к юбилею города кучу денег, и жители смогли получить новые городские «украшения» в виде тротуарной плитки вместо старого, потрескавшегося и местами вздыбившегося асфальта по правой стороне центральной улицы и двух новых трамваев родом из Швейцарии, где их списали после тридцати лет эксплуатации. Также нас осчастливили стелой из какой-то жестянки на камне со словами радости, что городу 650 лет, и вот этим оазисом любви в виде череды лавочек на парковой аллее с арматурными арками, покрашенным белой краской, видимо, для зеленой растительности.
Почему-то меня пробила ностальгия, и я вспомнил, как ещё весной мы с «бывшим» тут сидели и даже нацарапали свои имена. Ну, честное слово, как подростки. Мне захотелось проверить, сохранились они, или подрастающее поколение нас перечеркнуло, как, впрочем, и наша судьба, которая попросту вычеркнула одного из жизни другого. Я переложил пакет в другую руку и направился к третьей от входа лавочке, где и должен был сохраниться тот самый «тайный код». Дойдя, наклонился, но новый слой краски не давал возможности рассмотреть царапины, и я присел на скамейку. Потрогав пальцами доску, ощутил ту самую надпись. Склонившись к самой скамейке, я разглядел в вечернем мареве наши имена через значок плюс. Мы тогда хихикали, как подростки, выцарапывая буковки, причем нас не так констатация факта написания забавляла, как желание подурачиться и не быть пойманными.
Засунув руку в карман куртки, я вытянул небольшой швейцарский ножик с серебристым крестиком принадлежности к известной марке. Он мне служил увесистым брелком, который был, к тому же, и функциональным. Подняв его, я достал лезвие и собрался срезать своё имя. Не знаю, что бы это мне дало, но не хотелось быть рядом с тем человеком, которого и в реальности рядом нет. Тем более что расстались мы не очень хорошо.
Сверху было неудобно проделывать вандальную манипуляцию, и я, отодвинув свой пакет чуть в сторону, встал с лавочки, засучил оба рукава, чтобы не мешали, и присел на корточки. Устроившись, как школьник за партой, положив согнутую левую руку и приставив лезвие к доске, я склонился и сделал первую царапину. Вдруг за моей спиной раздался пронзительный женский голос, и я от неожиданности дернулся, царапнул себя по левому запястью и резко встал. Очень не хотелось, чтобы меня кто-то застал за порчей муниципального имущества, и я автоматически крутанулся спиной к лавке, а лицом к новоявленному «дружиннику», одновременно спрятав обе руки за спину.
- Ну, здрасьте, мужчина! А что это вы тут делаете? Не нужно вам это! Совсем не нужно. Это нехорошо, - передо мной стояла все та же мадам «двадцать три сантиметра удовольствия». – Не-не, дружочек, не нужно так, ты же взрослый. Зачем же поступать как непутёвый подросток? - она подошла ко мне почти вплотную и, чуть склонив голову набок, спросила: - А что у тебя в ручках?
- Слушай, ты кто? – меня явно стала напрягать эта нимфа, и я, несмотря на то, что она спасла меня из-под колёс автобуса, всё же начал раздражаться.
- Нина, - безапелляционно заявила она, словно это должно было прояснить абсолютно всю ситуацию.
- Послушай, Нина, чего тебе нужно? – меня действительно напрягал этот Джеймс Бонд в юбке. Я на автомате пробежался взглядом по всем двадцати трём… тьфу ты! Зараза. Прицепилось же. Короче, я бегло окинул взглядом полноватую девицу. Да, при ближайшем рассмотрении она оказалась не тёткой, а вполне себе моложавой девулей.
- Ничего, - пробубнила она и поправила берет на голове.
- Мы с тобой знакомы? – я попытался рассмотреть её лицо и найти там, на пухлых щёчках или в маленьких глазках с рыжеватой радужкой, хоть что-то смутно знакомое. - Может, учились вместе в первом классе? Или я пнул когда-то твою кошку? Или ты подруга моей мамы?
- Я так старо выгляжу? – вдруг её лицо вытянулось, и лоб расчертила вертикальная складочка. Казалось, что она сейчас или чихнёт, или расплачется.
- Нет, извини, сморозил глупость, - я пожал плечами. Никогда не умел правильно вести себя с девушками. Вечно у них неадекватная реакция на, казалось бы, обычные вещи. – Моей маме скоро на пенсию, а ты старше тридцати и не выглядишь, - попытался загладить вину я и улыбнулся ей.
- Ну вот и ты-ы-ы, - протянув, всхлипнула она. Чёрт! Так и знал, что любое слово они воспринимают как-то по-своему. Такое впечатление, что существует какой-то тайный женский словарь терминологии, о котором мужчинам и знать-то не положено. – Мне двадцать пять. Будет.
- Ну-у-у, я это и имел в виду, - неловко переступив с ноги на ногу, я попытался отвлечься от болезненной темы женского возраста. - Что, парень бросил?
- Хуже, - шмыгнув носом, она подняла на меня свои глаза. – У меня его и нет.
- А что же тогда? Поправилась на пять кило? - попытался пошутить я, чтобы разрядить обстановку, но в ответ почему-то получил тычок в живот.
- Утешил, гад,- она еще разок всхлипнула и снова толкнула меня, но на этот раз в плечо. Мне оставалось лишь изобразить боль, и я схватился ладонью за руку в месте «удара».
- Вот! Я так и знала! Ты что сделать с собой хотел? - Нина схватила меня за локоть и дернула.
Я не совсем понимал, что произошло, но, опустив взгляд, обнаружил, что на запястье запеклась тоненькая кровавая царапина. Видно, я чуть сильнее, чем думал поначалу, кольнул себя остриём ножика.
- Да я случайно поцарапался, - одернув рукав, я тут же незаметно щёлкнул ножом, сложив его и поспешно засунув в карман.
- Ага, как же, случайно, - Нина окинула меня недоверчивым взглядом и двумя руками посильнее натянула берет на уши. – То под машины кидаешься, то вены режешь. Так, глядишь, буду тебя с крыши дома в следующий раз снимать.
- Погоди, ты что, серьёзно? – я опешил от таких выводов и даже приоткрыл рот.
- Только не нужно мне заливать, что это случайности. Давай соберись, тряпка! Нельзя так относиться к жизни! – девушка припечатывала меня каждым словом, словно кнопками ватман. Я лишь в очередной раз подивился логике этих немыслимых созданий с кодовым названием «женщина». – Что стряслось, работу потерял или несчастная любовь? Мне можешь всё рассказать, я дипломированный психолог. Правда, всего два месяца назад диплом получила, но зато – красный!
Я стоял и обалдевал от курьёзности всей этой ситуации. Это нужно было так нагадить кому-то из ангелов, чтобы они захотели так поприкалываться надо мной! Весь сентябрь у меня были одни флешбэки, я всё старался понять, чего я такого натворил в этом году, что осень началась так насыщенно? Да в довершение всему какая-то непонятная Нина сочла меня суицидником. Неужели я так плохо выгляжу?
- Слушай, девочка Нина с красным дипломом, - я старался говорить серьезно и за потиранием кончика носа попытался скрыть ухмылку. – У меня все фельдиперсово, и я действительно не собирался сводить счеты со своей пусть и не безупречной, но единственной жизнью.
Глянув на морщины под кантиком смешного берета и пустые глаза, я понял, что «психолог» явно без практики, и мой сарказм она не в состоянии определить хоть под какое-то из изученных ею состояний личности или, в принципе, квалифицировать степень выраженности у меня наклонностей к суициду. Я пожалел Нину и сказал более приземленно: «Всё зашибись». Кажись, она поняла.
- Точно? А то мне показалось… - она снова поправила свою беретку, на этот раз приподняв ее со лба. – А то ты странный какой-то.
- А тебе идет беретик, - решил я отвлечь Нину от миссии спасателя и перейти на излюбленную тему любой девушку – её красоту. – Ты симпатичная, и зелёный цвет тебе к лицу.
Почему-то она, вместо того чтобы улыбнуться, снова сморщила лоб. Её странный зеленый берет опять пополз на брови, и она в очередной раз поддёрнула его вверх.
- Какие же вы все паразиты, - пробубнила девушка и опять толкнула меня в плечо. – Мало того, что и так без парня, так ещё и ты, самоубийца, норовишь меня обидеть.
Нина вздохнула, поправила сумку, болтающуюся у нее на боку, переложила пакет с продуктами в другую руку и, развернувшись, направилась по дорожке к выходу из парка. Я смутно догадывался, что чем-то её задел, и мне стало неловко. Она ведь не виновата, что я остолоп и не знаю, как правильно поддерживать разговор с девушками. Схватив со скамейки свой лёгенький пакет с провизией, я устремился за ней.
- Нина, ну, Нин! Не сердись, я не хотел тебя обидеть. Правда, - я в несколько шагов догнал пухленькую фигуру, затянутую в обычный кожаный плащик и перечёркнутую по диагонали ремешком коричневой сумки. – Давай я тебе помогу.
Взявшись за ручки её пакета, я несильно дёрнул, чтобы проявить учтивость и помочь девушке. Не рассчитав силы, я довольно резко потянул, и пакет распахнулся на две части, как кулисы в театре и оттуда стали выпадать пакетики, баночки, свёрточки, покатилась головка капусты и шмякнулась о землю вакуумная упаковка с селёдкой. Я, чертыхнувшись, стал собирать её провизию и совать в свой пакет.
- Слушай, а чего это ты такой непрушный? Может, тебе яйцами выкачаться? – съязвила девушка, но продолжала стоять и смотреть на мои потуги.
- Ага, своими, - пробубнил я и замер с длинным батоном в целлофановой упаковке в руке. – Слушай, как-то не помещается.
- Естественно, я же хозяйка, ёпт! Не то что ты, - Нина ухмыльнулась и присела, подбирая оставшиеся пакетики и запихивая их в свою объемную коричневую сумку.
- А чего я? Мне много и не нужно, я же сам живу, - пожав плечами, я поддел за ручки пакет и, придерживая его за дно, встал.
- Ну да, я уже поняла, - засмеялась девушка и поправила свою ношу на боку, с которой она теперь стала похожа на сельского почтальона с сумой, битком набитой газетами и письмами. – Раз передумал в магазе брать резинки.
- Блин, - я засмеялся и подкинул в руках довольно увесистый пакет. – А ты наблюдательная.
- Ага, я такая. Психолог! - довольно приподняв подбородок, Нина снова натянула свой берет на уши. – Я и размерчик заметила…
- Тьфу на тебя, извращенка, - хохотнул я и толкнул девушку плечом. – Ты всегда пристаешь к мужчинам, покупающим XL?
- Дурень, я ведь шучу, - у Нины явно улучшилось настроение, и мы пошагали к выходу из парка. – А вот провожать меня тебе точно придется, это уже не шутка. Свои продукты я тебе не отдам, мне ещё брата кормить, а твои - не возьму, ты все равно одну фигню купил.
- Но-но! Прилично я питаюсь, просто готовить некому.
- Ладно, жертва любви, пошли ко мне, где одному оглоеду есть пайка, там и для второго найдется.
- Оглоед – это брат твой? Он что – халявщик? – мы вышли из парка и направились по тротуару в противоположную от моего виднеющегося дома сторону.
- Да приехал погостить и сидит уже три недели, хочет тут обосноваться, пока присматривается, - Нина схватила меня за локоть и потащила через дорогу, заставляя перебежками от тротуара до островка безопасности, а потом до противоположной стороны проезжей части преодолеть дорогу. – Я его вообще-то люблю, он ведь младший братик, хоть и всего на год младше. Да и сложно ему с родаками, они совсем дремучие, не разделяют его увлечение.
- А что за увлечение? – я понимал, что в своём большинстве никто из родителей не разделяет восторга к хобби своих отпрысков, если это только не бальные танцы или игра на фортепиано. – Неужели растаман или эмо? – хохотнул я.
- Ай, лучше бы эмо, - отмахнулась Нина. - Это может хоть перерасти с возрастом. А так…
- Что, все так серьезно? – я, скорее из вежливости, спрашивал, ведь мне никакого дела не было до совершенно незнакомого крепыша, брата этой самой пухленькой девочки Нины.
- Ну, вряд ли это лечится, - ухмыльнулась она.
Мы прошли ещё пару сотен метров и свернули в арку. Оказалось, что мы живем в одном квартале. Войдя во двор, Нина махнула на крайний подъезд и показала на окна восьмого этажа.
- Там и обитаю, но квартира не моя, съёмная, - чуть запыхавшись, девушка поправила сумку, и мы пошли к подъезду. – Уже на последних курсах института ушла из общаги, вот и обитаю тут.
Зайдя в подъезд, мы потыкали в оплавленную кнопку вызова лифта, но ничего не произошло. Кабина не тронулась с места.
- Вот же засада, снова отключили, гады, - по-тихому возмутилась Нина и направилась вниз к дверям подъезда.
- Ты куда? А я? – мне пришлось приподнять увесистый пакет в руках и вопросительно взмахнуть разведёнными локтями.
- Поднимайся на восьмой, а я сгоняю в соседний подъезд, там наш ЖЭКовский лифтер живет, дам бамбулей, чтобы побыстрее отремонтировали, - и Нина довольно легко сбежала по ступенькам и выпорхнула на улицу.
Мне пришлось шумно вздохнуть и начать подъем. Очень оригинальные гости получаются, сначала я так тужился помочь, что порвал чужой пакет, потом ненавязчиво напросился на сопровождение непонятной девочки Нины, а теперь меня вроде как из благодарности пригласили на ужин, но мне приходится измерять шагами все лестничные пролёты до восьмого этажа и ещё волочь злополучный пакет. Так я и вышагивал по ступеням, временами пропуская то мамашу с детским велосипедом в одной руке и ребёнком – в другой, то старушку с облезлой собачонкой на поводке, то мужика с длинными наличниками на плече. Повернув на очередной лестничный марш, где на площадке не горела лампочка, я столкнулся с каким-то пацаном, который перепрыгивал через несколько ступеней и нёсся вниз. Он был почти моего роста и довольно ощутимо врезался в меня, отчего я взмахнул пакетом, выпустил одну ручку, и оттуда начали вываливаться упаковки, а кочан капусты шумно покатился вниз.
- Вот же зараза! – выругался я и, вместо того чтобы подбирать продукты, сгреб парня одной рукой за грудки. – Ты чего носишься как угорелый, пижон?
- Да иди ты, гопник! – мое запястье тут же скрутили, и я, непроизвольно ахнув, выронил пакет и прихватил второй рукой пацана.
- Из-за тебя я весь харч разметал по подъезду! – я схватил его за плечо и попытался придавить к стенке. – Вот сейчас заставлю на коленях сгребать всё назад в пакет.
В этот момент парень выкрутился, перехватил мою руку и завел мне её за спину, заставив матюгнуться и чуть наклониться вперёд, он же ловко прижал меня животом к перилам и нажал на спину, заставив согнуться.
- И кто тут на коленях чё делать будет? – хохотнули у меня за спиной и больно придавили бедром мою задницу. – Не будь придурком, я же не спецом, подумаешь – налетел, с ног ведь не сбил. Сам, что ли, никогда не спешил никуда?
- Тогда отпусти, - я злился не так оттого, что у меня продукты рассыпались, как оттого, что какой-то пацан смог скрутить меня и припечатать в позорной позе к перилам в подъезде.
- Снова за грудки хватать будешь? – его хватка ослабла, но отпускать меня он не спешил.
- Поможешь собрать – не буду, - сквозь зубы пообещал я, и тут же был отпущен.
Мы по-быстрому сгрузили продукты в пакет, парень спустился на один пролет вниз за кочаном капусты, и я смог его хоть немного рассмотреть в тусклом свечении от лампочки с верхнего этажа. Рост, вес, внешний вид были совершенно обычными, в глаза бросалась лишь серебристая ветровка, словно родом из 80-х, именно поэтому я и обозвал его пижоном. Но во всем остальном он был вполне современным, даже длинная стрижка светлых волос была стильной.
- На и больше не тормози, - хохотнул парень и протянул мне капусту.
- Давай и больше не летай, - в тон ему ответил я. Он стоял на несколько ступеней ниже, и его взгляд упирался куда-то пониже моего лица.
- Хм, не думал, что так напугал тебя, - он почесал затылок, и я вдруг сообразил, что он уставился мне прямо в пятно на брюках.
- Да это не … - я резко притянул капусту к своему паху и попытался пояснить: - Да это маршрутка меня обляпала! На улице! И вообще…
- Ну да, ну да, - улыбнулся парень и, развернувшись, махнул мне рукой: - Тогда не ходи возле луж и там, где плохо освещается. Осень ведь: частые дожди и темнеет рано, - я лишь молча проводил его взглядом, когда он, перепрыгивая через ступеньки, погнал снова вниз.
Я поднялся на восьмой и остановился у дверей, которые должны были принадлежать моей новой подруге Нинке. Привалившись спиной к обивке, я сполз и присел на корточки. Ждал я не очень долго, минут двадцать, и вскоре послышались шумные шаги по лестнице и негромкое сопение вперемешку с интеллигентной руганью. Это поднимались все «двадцать три сантиметра удовольствия» без парня для души, но с красным дипломом по психологии. Но для меня это было существо с другой планеты по имени Нина.
- Красота спасет мир, а пофигизм – нервы, - девушка поднялась на площадку и, обмахиваясь беретом, уставилась на меня: - Ты чего соседские двери попой греешь? Там нарик живет, сейчас как откатишься к нему, у него вечно кто-то шастает, могут двери в любой момент открыть.
Вот так и началось мое неожиданное знакомство в супермаркете с девушкой Ниной, которое продолжилось в её довольно-таки уютной съемной квартирке. В тот вечер я плотно поужинал настоящей хозяйской едой, наслушался всяко-разно, чем забиты обычно головы у девушек, и был собран как пионер, отъезжающий в летний лагерь: котлетки, блинчики и литровая банка супа на курином бульоне. Нинка оказалась очень заботливой подругой, причем абсолютно безобидной, ей, главное, было самой потрещать, а о моей жизни она лишь изредка узнавала, когда я сам хотел что-то поведать.