Встреча на бульваре

Евгений Парушин
      Утро началось со звонка телефона. Стас страшно не любил просыпаться по звонку телефона или будильника. Но телефон отчаянно звенел и Стас с омерзением снял трубку с аппарата двумя пальцами.

      - Да, - проворчал он, не проснувшись ещё до конца.

      - Привет соня, - заорала трубка - это я, Влад! Вставай, ты сегодня нужен.

      - Какого чёрта, вчера не мог сообщить? - медленно приходя в себя, спросил Стас.

      - Не мог, сам не знал, что инструктора разбегутся по своим делам, а у нас уличная тренировка запланирована, отменять никак нельзя. Зачётное задание, однако, - спокойно продолжал Влад, понимая, что Стас уже не открутится. Он с самого начала занятий включил Стаса в команду запасным тренером, притом с приличным гонораром, чтобы иметь под рукой профессионала.

      - Когда начало? - с тоской осведомился Стас. Мысль о спешке с утра казалась ему верхом безобразия и явным признаком несовершенства мира.

      - К двум часам подходи, будешь контролировать выполнение задания, задачу я сам поставлю. По два человека на тренера получается, не утомишься - пропела трубка.

      - Эх, зачем в девять звонить, если работа в два часа, ты псих, Влад - с грустью сказал Стас и медленно опустил трубку на рычаг.

      Сон ушёл, и Стас, ворча, пошёл приводить себя в порядок. Посмотрев на себя в зеркало, он отметил, что пока ещё вполне прилично выглядит, несмотря на то, что ему было за тридцать. Его академическая борода была идеально подстрижена. А как ещё может выглядеть борода у практикующего психотерапевта? Осмотрев себя как следует, он не нашёл изъянов и с чувством удовлетворения пошёл на кухню пить свой любимый утренний кофе с бутербродом. Взглянув в зеркало напоследок, он почувствовал всем нутром - сегодня произойдёт нечто, что изменит его жизнь всерьёз и надолго. Будучи неверующим и противником всяких откровений, Стас почему-то, счёл это ощущение весьма ценным и требующим анализа, но не сию секунду, конечно, а потом, вечером, за чашечкой кофе или чая.

      Следует сказать несколько слов о главном герое. Стас выглядел прекрасно - высокий, хорошо сложенный и красивый мужчина. Его гардероб не отличался большим разнообразием, но хороший вкус позволял ему выглядеть стильно и аккуратно в любую погоду. На лице почти всегда лёгкая добрая располагающая улыбка. Очень цепкие умные карие глаза спокойно смотрели на собеседника. Спокойные выверенные жесты. Было бы странно ожидать иного от профессионала, закончившего психфак МГУ, а потом ещё ММА по специальности психиатрия. В придачу у Стаса был диплом тренера НЛП. И, как не странно, кормило его именно НЛП, а не работа психотерапевта в престижном медицинском центре, располагавшемся недалеко от метро Парк Культуры.

      Перекусив и одевшись, Стас понял, что он явно поспешил и уселся в любимом кресле перед окном. Из окна был вид на лес, что нечасто встречается в Москве. Квартира, которую он снимал, была тесной, по-идиотски спланированной однокомнатной хрущёвкой, на окраине города, в четверти часа ходьбы от метро. Ничего в комнате, где он проводил много времени за чтением и писаниной, без которой было невозможно обойтись, не говорило о его профессии или склонностях. Девушек, которые у него бывали, это обстоятельство очень удивляло, но Стаса такое жильё устраивало и единственное, что было для него по настоящему значимым - царившая в квартире чистота, которой он добивался как-то естественно и легко, почти не прикладывая усилий. Стас был совершенно одинок, так уж сложилась жизнь, которая началась в небольшом пыльном городке южнее Урала. Родителей он не помнил, так как потерял их очень рано. Вырос он в семье дяди, вместе с двоюродными братьями, с которыми расстался без тени сожаления, и, получив школьный аттестат, уехал из города поступать в Университет. Больше он в тех местах не бывал, потому как ворошить воспоминания детства считал бесполезным делом.

      Когда Стас посмотрел на часы, они показывали полдень, что позволило ему сделать вывод, что он замечательно продремал пару часов. Встряхнувшись, он оделся так, как и положено выглядеть тренеру, а не маститому психиатру. Он влез в джинсы средней потёртости, надел клетчатую рубашку и серенькую невзрачную кепочку, которая по жаре на улице была, просто необходима - голову он берёг. На шею он повесил изрядно потёртый ксивник, вышитый давно забытой подружкой, предварительно сунув в него план занятий, который ему собственно и не был нужен, шариковую ручку и несколько мелких купюр - не носить же его пустым. Придирчиво осмотрев себя в зеркале у входной двери, Стас остался доволен уведённым и, решительно открыв дверь, отправился навстречу новым приключениям, а именно так он рассматривал все эти семинары.

      Через час он уже был на Трехпрудном переулке, где для проведения семинаров и прочих тусовок снималась огромная квартира, которую официально они называли модным словом офис, а между собой - Муравейником. В большой комнате располагался класс для групповых занятий, самая маленькая комнатушка отводилась для администрации, а в остальных проходили индивидуальные занятия. Основные клиенты таких контор были либо скучающая молодёжь, отдельные представители которой рассчитывали, обучившись НЛП, изменить свой социальный статус, либо организованные группы менеджеров и консультантов по направлениям от разных торгующих фирм. Это был приличный заработок для команды, потому как, за одного обучаемого мастерству работы с клиентом сотрудника платили до трёх тысяч баксов. Правда и пахали инструктора с такими группами основательно. Занятия проводились с девяти утра до восьми вечера, горячие и очень вкусные обеды готовила и приносила бабушка, жившая этажом выше. Время обеда также использовали для обучения различным фишкам. Руководителем всего этого Муравейника был Влад, точнее, Владислав Иванович. Ему было всего тридцать пять, но выглядел он заметно старше и солиднее своих лет. Влад руководил группой тренеров, которые сами по себе были весьма яркими и самобытными людьми, с кучей странностей и, в основном, дурными характерами. Ведь не случайно говорят, что в психиатрии и психологии случайных людей не бывает. Помимо этого, Влад решал все вопросы жизнеобеспечения, аренды, общался с представителями власти, которые никак не могли уразуметь, чем это молодые люди занимаются целыми днями и почему не вывозят пустые бутылки грузовиками. Ему же приходилось обеспечивать питание и чистоту помещений. Без энергии Влада их логово - Муравейник, умерло бы за пару недель.

      Войдя в Муравейник, Стас поприветствовал всех попавшихся на глаза коллег и осторожно попытался вызнать тему уличного занятия. Как обычно, задача выглядела так: обучаемый должен самостоятельно выбрать в толпе человека и выклянчить у него стольник, причём не больше и не меньше, а именно стольник. Во время инструктажа чётко оговаривалось, на что именно следует просить деньги. Легенда гласила, что самым суровым это было испытание для группы манагеров из офиса какой-то иноземной фирмы, торгующей абсолютным барахлом, которым необходимо было выпросить недостающие 100 рублей исключительно на золотой унитаз. В этот раз задание было проще, слушатели должны были выклянчить означенную сумму, которой по легенде не хватало на поход с подружкой или приятелем в ресторан. Обычно, занятие занимало около двух часов, тренерам было жалко себя, ведь всё это время они должны были контролировать поведение своих подопечных, и фиксировать их ошибки и недочёты для последующего анализа. На каждого тренера приходилось по два слушателя, но и это было весьма хлопотно, поскольку несмотря на чёткий инструктаж, они умудрялись забредать далеко за пределы выделенной им территории.

      Групповое занятие закончилось, и каждый тренер получил свою пару учеников. Стасу достались два молодых парня, которых он уже знал по предыдущих занятиям. Они были удивительно подобраны - абсолютные антиподы. Один был высокий, шустрый, худой и очень говорливый, а второй невысокого роста, пухленький, спокойный и молчаливый. Ну, Влад постарался, отметил для себя Стас, посмеиваясь в душе. Кроме пары нелетающих орлов, Стасу выдали схему Тверского бульвара, на которой была прорисована зона, выход за которую, грозил испытуемому начислением штрафных баллов, при определении общей оценки за тест. Весь Муравейник потянулся к выходу с весёлым гомоном и шутками по поводу задания.

      - Ага, смейтесь, веселитесь, - думал Стас, - оно ведь только кажется простым, посмотрим, что будет на деле.

      На улице толпа разбилась на тройки. Стас с интересом наблюдал за своей парой. Ребята шли, с энтузиазмом обсуждая задание и желанием выполнить его за 15 минут. Однако, по мере приближения к месту работы, в словах и движениях стало проявляться беспокойство и неуверенность. Стас остановился, остановились и его подопечные.

      - Ребята, не суетитесь, помните, первый этап выбор жертвы, он самый ответственный, второй - начало разговора, а вот дальше импровизируйте, подстраивайтесь, в общем, делайте всё, чему вас тут учили две недели - назидательно, но с улыбкой сказал им Стас и продолжил движение, как ни в чём не бывало. Подопечные пошли за ним, но пыл уже угас, они обдумывали своё поведение, вспоминали установки, полученные на занятиях, но было видно, что они начали паниковать. Стас прибавил ходу и через пару минут они были в зоне, выделенной на карте.

      - Ваш восточный сектор, - распорядился Стас, обращаясь к высокому, - а Вам остался запад - улыбнувшись, сообщил он пухленькому, - начинайте.

      Стас отошёл в сторону под дерево и расслабился. Вероятность возникновения проблем была мизерной, ну пошлёт его подопечного выбранная им жертва к чёрту, ну будет он искать новую. От Стаса это уже не зависело, поэтому, поглядывая за действиями своей пары, он расслабился и ушёл в мысли и думы. Ему очень нравилось бывать здесь, наблюдать за сидящими на лавочках пенсионерами, ведущими неспешные беседы, за спешащими неизвестно куда и зачем молодыми людьми, за детьми, которые ищут, как бы ещё нашкодить и тётушками, напряжённо следящими за ними. Дух бульвара к нему благоволил и как бы говорил, что он здесь найдёт что-то очень важное и нужное. Анализируя свои ощущения, Стас думал, конечно, только о девушках, а что ещё может быть важным в его жизни. Но в поле зрения не попадалось объектов, достойных внимания и он продолжал стоять под деревом, наблюдая за действиями своих подопечных. Время шло, пухленький делал уже третью попытку, и было видно, что она пройдёт успешно. Стас не утруждал себя анализом, почему он уверен в успехе, он просто видел происходящее и знал результат.

      - Итак, этому - зачёт, - зафиксировал он для себя, переводя внимание на высокого. Тот уже более получаса беседовал с пожилой супружеской четой. Им было явно за семьдесят, выглядели они благообразно и вели себя с достоинством, доброжелательно улыбались и никуда не спешили.

      Стас почувствовал, что не получается у парня выпросить у старичков сто рублей, но вместо того, чтобы отпустить их с богом и искать новую жертву, тот с удивительным упорством что-то рассказывал, распаляясь на глазах. Подозревая, что придётся спасать пожилых людей, которые ему сразу приглянулись, он оттолкнулся от ствола дерева и медленно направился к беседующим. Дальше всё произошло как-то слишком быстро и неестественно. Его подшефный протянул руку старику, подержал того за руку и отпустил, после чего, как бы специально для Стаса, показал полученную у собеседника сторублёвку, которую затем аккуратно убрал в карман брюк.

      - Придётся разобраться, - подумал Стас, а ноги уже несли его в сторону отпущенных с богом старичков. Обогнав их, Стас развернулся и, широко разведя руки, с обаятельной улыбкой на лице остановил пару. Они с интересом смотрели на него, не выражая беспокойства.

      - Молодой человек, сегодня что-то случилось? - улыбаясь в ответ, спросила бабушка.

      - Нет, всё в порядке, я просто хочу поблагодарить Вас за участие в эксперименте. Нам очень важно было убедиться в том, что, несмотря на трудные годы, у нас в городе остались чуткие и душевные люди. И Стас протянул им сторублёвую бумажку со словами, - возьмите, пожалуйста, назад - огромное вам спасибо.

      Они переглянулись и рассмеялись.

      - Не надо денег, мы ведь ничего не давали, ваш сотрудник сам дал нам деньги и попросил, чтобы мы ему их вручили так, чтобы все видели - сказал дедушка и широко улыбнулся, - он нам понравился, ну очень симпатичный и стеснительный молодой человек.

      Стас, несмотря на великолепное самообладание и умение вести себя по собственному усмотрению в любой ситуации, чуть не сорвался в гомерический хохот. Старички, кажется, тоже поняли, что произошло и они втроём весело рассмеялись.

      Тут Стас краем глаза засёк идущего по дорожке Влада. Они переглянулись, и Стас короткими и невидимыми для окружающих жестами показал, что первому слушателю зачёт, а второго следует вообще закопать за жульничество. Влад всё понял, почесал голову, что означало, что информация принята и пошёл своим путём. Судьба слушателей была решена. Стас был больше не нужен до завтрашнего дня.

      Он подумал, что пора идти и тут же поймал себя на мысли, что ему сегодня вообще никуда не надо, и никто его не ждёт. Разве что, перекусить в маленькой кафешке или зайти в Муравейник, там всегда найдётся съестное. Старички с интересом смотрели на него и как будто чего-то ждали.

      Неожиданно для себя, Стас представился и спросил, а как их величать.

      - Сергей Петрович, - представился дедушка, - а это моя жёнушка больше чем полвека, Анна Семёновна - и приветливо поклонился.

      Стас с изумлением обнаружил, что это его растрогало, а такого ощущения он не испытывал очень давно. Свои эмоции и мысли Стас контролировал неусыпно в любой ситуации, это было его профессиональное качество, доведённое до совершенства. Старички тоже как-то насторожились и несколько минут они втроём обсуждали погоду, нравы и дорожки бульвара, соблюдая дистанцию.

      Наконец, Анна Семёновна заметила, что они несут какой-то вздор и предложила Стасу зайти к ним на стаканчик чая, а живут они совсем рядом в переулках за Большой Бронной. Стас на автопилоте прикинул, что старики, конечно, одиноки, делать им нечего и найти жертву, которая провела бы с ними вечер, было бы неплохо. Но было ещё что-то, чего он не мог сразу понять, ему самому вдруг захотелось пойти к ним в гости. Это показалось вообще невозможным, что ему там делать? Зевать, говорить дежурные фразы, делать умное лицо? Он не понимал, но отказаться уже не мог.

      - Анна Семёновна, - осторожно сказал он, - я сегодня занят, могу я Вам позвонить и подъехать на неделе?

      - Да, конечно, запишите, Стас, наш телефон - и Анна Семёновна быстро, чётко, с удовольствием продиктовала номер, который Стас записал на обратной стороне программы занятий.

      Сергей Петрович стоял и улыбался, не встревая в разговор.

      - С меня торт, - весело добавил Стас и с удовольствием пожал руку Сергею Петровичу, а потом и Анне Семёновне отметив, что это были сильные руки, уверенных в себе людей.

      Так они попрощались, и каждый пошёл своей дорогой, которые были в никуда, никто их не ждал и не торопил. Стас поплёлся к метро, он чувствовал себя выжатым как никогда. Его новые знакомые побрели под ручку к переходу через бульвар в сторону своего дома, они явно очень устали от впечатлений и им нужно было побыть в тишине.

      Прошла неделя и Стас почувствовал, что есть нечто, забытое им, но требующее внимания. С этим ощущением он провёл, работая над материалами к диссертации, наедине весь день и вечером. Наконец он понял причину своей озабоченности, когда увидел на столе ксивник, из которого торчал листок с программой занятий и телефоном своих новых знакомых, встреченных на бульваре. Взглянув на часы и убедившись, что время для звонка вполне подходящее, он решительно набрал номер. На том конце после нескольких гудков ответил уже знакомый голос Анны Семёновны,

      - Алло, я Вас слушаю.

      - Здравствуйте, это звонит Стас, вы меня ещё помните? - весело представился Стас и продолжил - неделю назад на бульваре вы пригласили меня на чай.

      - О! - радостно воскликнула Анна Семёновна и тут же, отодвинув от себя трубку, закричала - Серёженька! Это Стас, помнишь на бульваре шутников со сторублёвками? - и тут же снова Стасу - помним, помним, приходите.

      - Сегодня уже поздно, - запротестовал Стас, - я далеко от Вас, на другом конце города, - можно мне прийти к Вам завтра вечером?

      - Конечно и непременно. Только не делайте глупостей, не тащите всякой всячины, мы на строгой диете - проговорила на одном дыхании Анна Семёновна и засмеялась лёгким искренним смехом, который совершенно не вязался с её преклонным возрастом.

      - Ну, а тортик - то можно? - поинтересовался Стас.

      - Можно, но только старорежимный - вафельный, Вы же не хотите навещать нас в больнице, - весело ответила бабушка.

      - А как я вас найду? - поинтересовался Стас - дайте адресок, пожалуйста.

      - Не беспокойтесь, Вам не придётся искать, мы встретим вас у метро и покажем короткую дорогу, просто позвоните и скажите, когда будете.

      - Если к семи часам, Вам удобно? - поинтересовался Стас.

      - Договорились - ответила собеседница и решительно положила трубку, будто бы опасаясь, что Стас передумает.

      Стас положил трубку и, сев в кресло, никак не мог понять, почему он так волнуется. Ну, за стариков всё ясно, они скучают и готовы общаться с любым встречным, а вот он чего завёлся? Они ему очень понравились там, на бульваре, своей открытостью, душевностью и простотой в общении. При этом в их поведении, осанке, жестах и в том, как они смотрели на него, проступало то, чему нельзя научиться - порода, внутреннее благородство, что ли. Такие люди не нуждаются в помощи психолога, почему-то подумалось ему, сами десятерых в норму привести могут.

      Кто же они были до пенсии, - размышлял Стас и никак не мог ничего путного придумать. И, вдруг, его осенило, они наверняка его коллеги и были тесно связаны с медициной. Такой взгляд, как у дедушки, он видел только у одного человека в своей жизни, а именно, у заведующего кафедрой, на которой он проходил практику в ММА.

      На следующий день Стас с утра крутился в Муравейнике, вёл занятия, общался с друзьями. Всё было как обычно, но Влад, человек крайне чувствительный, что-то учуял.

      - Что-то сегодня озабоченный, собранный какой-то, на часы смотришь. Свиданьице вечером запланировал? Как девочка? Что-то невообразимое откопал? - с улыбкой и абсолютно спокойными глазами проговорил Влад.

      - Неееее, - проворчал в ответ Стас, - не девочка, стал бы я из-за тётки суетиться. К старичкам, ну очень забавным, на вечер приглашён, необычно как-то всё произошло...

      Влад изумился, но показал это только движением бровей и, как бы выключив диалог одному ему доступным тумблером, вышел в соседнюю комнату.

      Завершив дела и немного поболтав с коллегами, Стас вышел из Муравейника и в "придворной" булочной купил шоколадно-вафельный торт, который ему эффектно обмотали ленточкой длиной метра три, а может и больше. Продавщица, умильно закатив глаза, сообщила Стасу - "Ей понравится", от чего Стас начал икать, так как пришлось сдерживать смех, чтобы не обидеть человека, который из простенькой ленточки создал произведение искусства. На предложение стукнуть по спине он отреагировал мгновенно, выскочив из булочной, как ошпаренный, ибо продавщица была женщиной весьма крупной и явно сильной.

      Как всё идёт странно, очередной раз подумал Стас и разозлился на себя за всякие потусторонние мысли типа руки провидения. Встряхнув головой, как бы отгоняя наваждение, он пошёл быстрым шагом к метро, ибо очень не любил опаздывать. На углу Сытинского переулка, по которому он спешил к метро, и Большой Бронной он почти столкнулся с шедшими под ручку в сторону Пушкинской площади старичками.

      - Ага, вот Вы где, - проговорила Анна Семёновна и, подхватив Стаса под руку, развернула троицу назад по Бронной.

      Идти было недалеко, старики жили на втором этаже большого старого дома, построенного задолго до революции. Стаса приятно удивило, что они поднялись на высокий второй этаж не запыхавшись и при этом весело болтая.

      Когда они вошли в квартиру, Стас обомлел, она была по размерам и планировке очень похожа на Муравейник, из которого он только что вышел. Лишь потолки и окна были чуть повыше.

      - Ух ты, как у Вас тут здорово, - проговорил Стас, стоя в прихожей и озираясь вокруг.

      - Проходите, проходите, не стойте столбиком - засуетилась Анна Семёновна, заметив нерешительность Стаса.

      - Смотри, Серёжа, какой замечательный торт, а главное, как оформлен! - обратилась она к мужу, который усмехаясь, стоял в проходе памятником самому себе.

      - Точно, - согласился он, - даже жалко такую красоту резать.

      - А мы и не будем, - сказал Стас, - мы добудем торт сбоку, а коробочка с бантиком пусть постоит, пока мы будем радоваться жизни.

      Так болтая, они прошли в большой зал, который потряс Стаса своим спокойствием. Ничего антикварного или дорогого в зале не было, разве что великолепные двойные двери с матовыми стёклами, которые сразу бросались в глаза. Вдоль одной стены вписалась большая стенка 60-х годов с книгами и телевизором, посередине большой обеденный стол с несколькими гнутыми стульями, сбоку диван и пара глубоких мягких велюровых кресел. Два огромных окна занимали почти всю противоположную стену. Свет был ярким, но не резким - большая люстра висела высоко и давала равномерный свет по всему залу. Чтобы скрыть восторг, Стас погладил кресло и сказал, что всю жизнь мечтал в таком посидеть.

      Сергей Петрович рассмеялся и отправил его мыть руки с дороги, а хозяйку - ставить чайник. По всему чувствовалось, что здесь он старший, в отличие от улицы, где он беспрекословно подчинялся командам Анны Семёновны.

      Через несколько минут комната преобразилась. На столе стоял чайник, в чашки с ароматным чаем на блюдечках стояли перед довольными хозяевами и Стасом, посередине ваза с разношёрстными конфетами и свирепо растерзанный тортик на большом блюде.

      - Ну а теперь, Стас, расскажите нам о себе, - с дружелюбной улыбкой потребовал Сергей Петрович и, показывая готовность слушать часами, откинулся на спинку стула.

      Стас смутился, хотя до этого искренне считал, что такое с ним не может вообще произойти и немного сбивчиво рассказал свою биографию, на чём был тут же пойман Анной Петровной. Она рассмеялась и заметила - годится для милицейского протокола, а теперь расскажи о себе.

      Стас задумался, а что, собственно говоря, кроме сказанного, он может рассказать о себе? Удивительно, но действительно ничего. Прожил почти полжизни, а собственно ничего в памяти не осталось. Обычный поток стандартных событий, эмоциональные всплески с подружками на первой и последней встречах, работа, которая была настолько будничной, что вспомнить нечего. Нет, конечно, материала для диссертации по практической психиатрии много, но это не волновало его, не затрагивало никаких внутренних струн, что ли. Те проблемы, которые на него выливали клиенты часами, совершенно не волновали Стаса и не оставляли царапин на его крепкой внутренней защите. Почесав в затылке, Стас неуверенно посмотрел на хозяев и грустно улыбнулся.

      - Понятно, - сказал Сергей Петрович, - Стас ещё слишком молод и не успел даже понять, что с ним произошло в жизни. Давай, Анечка, расскажем мы о себе, что ли, если Вам интересно, конечно - и вопросительно посмотрел на Стаса.

      Стас подумал, - странно, а ведь интересно, - хотя за пять лет практики столько наслушался, особенно от немолодых истеричек, приходящих на приём, чтобы за деньги излить все свои обиды на окружающих их людей, бывших мужей и Вселенную в целом. Поэтому, устроившись на стуле поудобнее, Стас взял в руку чашку, пригубил и, улыбнувшись, сказал - очень интересно, честное слово.

      Сергей Петрович откинулся на стуле, посмотрел на Стаса, как бы убеждаясь, что он ещё тут, а потом ушёл взглядом в прошлое и начал рассказ.

      Они оба родились в Москве, с той разницей, что он до революции, а Аня после. Разница в возрасте пять лет, по его мнению, была идеальной. Его родной дом Стас имеет возможность рассматривать в данный момент, а Аня родилась в соседнем переулке. Его родители, их дядюшки и тётушки пытались уехать после революции из страны, но, увы, никому не удалось это сделать по причинам, которые не хочется вспоминать, такое уж тогда было время. Осталась в Москве только тётя Сергея, которая сказала, что она тут родилась и никуда не поедет, будь что будет. Новые власти отнеслись к ней равнодушно, разрешили занять одну из комнат родного дома после его перестройки. Перестройка заключалась в возведении перегородок и установке новых плохоньких дверей, в результате чего получилось жильё с кучей коммуналок. Сергей, уехавший с родителями, которые в дороге заболели какой-то инфекционной болезнью и очень быстро умерли, был чудом не отправлен в дом для беспризорников. Однако его подобрали и привезли в Москву добрые люди. Тётя Таня, приютившая Сергея, заменяла ему родителей до самой смерти, которая осталась для страны незамеченной на фоне траура по Отцу всех народов. Тётя выправила ему документы, прописала в своей комнате и заботилась как о родном сыне. Работала она в школе, благо образование, полученное ещё при батюшке царе в дворянской семье, позволяло ей преподавать практически все дисциплины средней школы, кроме физкультуры. Сергей окончил школу с медалью и тут же поступил в медицинский институт. Там он был на хорошем счету, вокруг него был хоровод из девушек, которые ему нравились, но все сразу. На этом месте он запнулся, а Анна Семёновна сурово погрозила ему пальцем, типа ври, да не завирайся. Тихую девочку Аню Сергей привёл в дом, оканчивая последний курс института, и представил тёте как свою жену. Тётя Таня, будучи в душе старорежимным человеком, такое дело не приветствовала, но выбора у неё не было и Аня со своими вещичками, которые легко поместились в большой ободранный чемодан, на следующий день перебралась к ним. Однако довольно быстро женщины нашли общий язык. Аня закончила школу и собиралась поступать в тот же институт, который кончал Сергей. Семья Ани ничем не могла помочь дочери, поскольку она была третьим ребёнком, а зарабатывали её родители очень скромно. Год они втроём прожили благодаря тёте Тане и её заначке, а потом Сергея распределили, как женатого человека и коренного москвича, в большой военный госпиталь. Хирурги были очень нужны стране, которая готовилась к большой войне. Жизнь в семье наладилась, и до войны у них в доме появилось два ребёнка, мальчик и девочка. Когда Аня закончила институт, она также была направлена в госпиталь, где уже работал Сергей. Казалось, что всё хорошо, но война, которую долго ждали, началась. Серей и Аня были откомандированы в составе группы врачей и младшего персонала для укомплектовки санитарного поезда, которых тогда в стране были сотни. Дети остались на руках уже немолодой тёти Тани, а Сергей с Аней, собрав свои вещи, ушли на сборный пункт. Так начался новый этап их жизни.

      Тут Сергей Петрович остановился, почувствовав, что собеседники начали уставать, каждый по своей причине. Придирчиво осмотрев Стаса, он удивлённо заметил, что тот даже не задремал под звуки его неторопливой и ритмичной речи. Стас, в свою очередь, всегда умел внимательного слушать, замечать нюансы в речи собеседника, обнаружил, что в речи деда не была ни тени фальши или самолюбования, но при этом рассказчик явно гордился тем, что может о себе так говорить. Когда все сидевшие за столом вернулись в настоящее, они бодро продолжили чаепитие и быстро съели половину тортика. Сергей Петрович встал из-за стола, чтобы размять ноги и подошёл к окну, за которым было уже темно. Лишь яркий фонарь маленьким солнцем освещал двор. Стасу хотелось задать вопросы о том, как же сложилась жизнь у детей, оставленных в военное время на старую тётю Таню, как они прошли войну и что было с ними дальше, но не решался открыть рот.

      Анна Семёновна, посмотрела на мужа вопросительно, тот слегка покивал в ответ. Стас удивился такому взаимопониманию, но вида не показал. А бабушка быстро прошла к стенке, открыла один из множества шкафчиков и достала оттуда небольшой серебряный подсвечник с двумя слегка сгоревшими свечами и поставила его на середину стола. Стас увидел её взгляд и развёл руками - не курю, дескать, нет спичек. Быстро встав, он принёс с кухни коробок со спичками, который лежал в жестяной коробочке рядом с газовой плитой. Увидев лёгкий кивок Анны Семёновны в сторону свечей, он зажёг их и с чувством выполненного долга, гордо посмотрел на хозяев.

      - Хороший канделябр, - сказал Стас, рассматривая подсвечник, - похоже, серебряный.

      - Точно, мои предки любили серебро, причём намного больше, чем золото - подтвердил Сергей Петрович, - это, пожалуй, единственное, что осталось с дореволюционных времён у нас в доме.

      - Давай уж, доставай заначку, - с усмешкой обратилась Анна Сергеевна к Сергею Петровичу, который легко передвигаясь по комнате, открыл шкафчик в стенке и достал оттуда почти полную пол-литровую бутылку Hennessy и поставил её на стол вместе с малюсенькими стаканчиками. Стас взял один из них в руки и понял, что это настоящая ручная работа. Серебряный стаканчик был внутри отполирован, а снаружи покрыт вязью, которая хоть и потемнела от времени, но была отлично видна.

      - Ух ты, - сказал он, - красивый.

      - Да, - ответил в унисон Сергей Петрович, - они все у нас разные и стоят в шкафчике уже целую вечность, нам подарил их врач родом из Дагестана, с которым мы прошли вместе всю войну на нашем поезде. Он сказал, что их делал ещё его дед в прошлом веке. Мы пытались отказаться, но он так обижался, что пришлось взять.

      - Да, да - подтвердила Анна Семёновна - изумительный был человек, хирург от бога.

      - Был? - как-то нечаянно спросил Стас.

      - Да, умер лет пятнадцать назад, он ведь был намного старше нас с Серёжей, - ответила Анна Семёновна и задумалась.

      После небольшой паузы Сергей Петрович открыл бутылку и налил по тридцать грамм в стаканчики, а Анна Семёновна ещё раз налила всем крепкого ароматного чая, который хорошо настоялся в заварнике. Свою порцию напитка она вылила в чай, по комнате поплыл терпкий запах коньяка. Покивав головой, Сергей Петрович, поднял свой стаканчик и предложил просто выпить глоток коньяка с удовольствием, а поводом считать сегодняшнюю встречу. Стас кивнул головой и с удовольствием приложился к стопке губами. Пока он держал стаканчик в руке, коньяк согрелся и его запах был крепок и приятен.

      Допив чай, они перешли на диван, где Анна Семёновна, развернув на коленях Стаса большой альбом с фотографиями, повторила со своей позиции рассказ о довоенном периоде их жизни, иллюстрируя его старыми, пожелтевшими или очень сильно выцветшими фотографиями. Стас поразился альбому, в таком небольшом объёме были все основные этапы их семьи и близких за полвека. Рассматривая фотографии и слушая краткие и притом весьма ёмкие характеристики на людей, которые на них изображены, Стас осознавал, что почти всех уже давно нет в живых, и воспринимал слова Анны Семёновны как некрологи. Дойдя до фото, на котором они с Сергеем Петровичем были в военной форме, она остановилась.

      - Это в другой раз, - решительно сказала она - нельзя всё валить в кучу. Если Стас ещё соберётся к нам на чай, мы продолжим наше повествование - тут она засмеялась, но глаза были абсолютно спокойными и серьёзными.

      Стас понял, надо уходить и почувствовал невероятную усталость, которую и сравнить то было не с чем в прошлой жизни. Посмотрев на часы, он был потрясён, стрелки показывали три часа ночи. Анна Семёновна отследила его взгляд и сказала, что это не страшно, и он спокойно поспит в отдельной комнате, а утром, когда сочтёт нужным, поедет по своим делам. Она пошла на кухню помыть посуду, а когда собралась накрыть Стасу постель, обнаружила его спящим сном праведника в кресле. Подумав немного, она махнула рукой и сама пошла спать.

      Проснувшись утром в кресле, Стас обнаружил себя одним в квартире. На столе была записка - "Мы ушли в поликлинику. Еда в холодильнике, чайник на плите, кофе на кухонном столе. Если не дождёшься, уходи и захлопни за собой дверь" и подпись СП. Такой доверчивости от стариков Стас не ожидал, поэтому быстро попил кофе с бутербродом и почти бегом покинул гостеприимную квартиру, ему было почему-то ужасно стыдно за себя, хотя ничего дурного он не только не совершил, но даже и не подумал.

      Несколько дней он ходил на работу, принимал клиентов, которых ему никак не хотелось называть больными, писал очередную главу диссертации. При этом в голове постоянно прокручивался вечер, проведённой в той огромной стариковской квартире, где был покой и уют, а люди понимали друг друга с полуслова, а то и вообще без слов.

      Прошла неделя и Стас почувствовал, что соскучился по своим новым знакомым. Выпив ритуальное утреннее кофе, он сел за стол и, собравшись с мыслями, набрал номер, не заглядывая в бумажку. Анна Семёновна ответила не сразу, из-за чего Стас начал волноваться и постукивать пальцами по столешнице, как бы торопя собеседника на том конце провода.

      - Алло, я Вас слушаю.

      - Алло, доброе утро, это Стас, у Вас всё в порядке? - неожиданно для себя спросил Стас.

      - Конечно, а что у нас могло случиться? - удивилась Анна Семёновна, - как у Вас дела?

      - У меня всё нормально, сегодня буду в вашем районе, какие у Вас планы на вечер? - на одном дыхании выпалил Стас, потом осмотрелся вокруг и постучал себя по лбу, убеждаясь, что он вроде не совсем ещё сошёл с ума.

      - Отлично, мы Вас ждём как обычно к семи вечера. Помните куда идти или надо встретить? - ровным голосом проговорила трубка.

      Ух ты, "как обычно" подумал Стас и, усмехнувшись, ответил - Спасибо, я знаю район и прекрасно помню Ваш дом, не беспокойтесь.

      Около семи вечера Стас в приличном костюме вышел из метро. Осмотревшись вокруг, он решительно направился к цветочному киоску и купил одну большую белую астру. Именно с таким цветком была на последнем довоенном фото их тётя Таня, а Анна Семёновна обратила его внимание на астру, которая для неё символизировала дух семьи Сергея Петровича. Рассматривая цветок, он добрёл до знакомого угла Бронной и Сытинского переулка и повернул в сторону Муравейника, а точнее в булочную, где в прошлый раз покупал тортик. Продавщица его узнала и, не говоря ни слова, достала точно такой же торт и торжественно опутала его ленточкой. На этот раз ленточка напоминала что-то из военных времён. Стас поблагодарил продавщицу, которая всё ещё любовалась своей работой, положил на столешницу денежку с запасом и жестом показал, что сдачи не надо. Продавщица улыбнулась и вежливо спросила, - по спине стукнуть? - от чего Стас вылетел из магазина, хохоча от души. Вечер начинался хорошо.

      Быстрым упругим шагом Стас дошёл до уже знакомого дома, поднялся по лестнице и нажал на кнопку звонка. Издалека он услышал команду - входите, открыто! - и, войдя, очутился в знакомой обстановке. Однако было одно отличие, в воздухе висел густой аромат домашних пирожков. В прихожую вышла Анна Петровна и, увидев в руке Стаса астру, всплеснула руками, - неужто запомнили наш любимый семейный цветок? - и потянула Стаса в зал. В зале его ждал немного огорчённый на вид Сергей Петрович, который протянул Стасу руку, не вставая с кресла. Пожав руку, Стас спросил, - нездоровится Сергей Петрович? Могу помочь чем-нибудь?

      - Нет, что ты, просто в спину вступило, возраст даёт знать, это пройдёт скоро, может даже очень скоро, после ста грамм наркомовских.

      - Ага, сто грамм, как же - вступила в разговор Анна Семёновна, - вполне 30 грамм коньяка хватит. И то не сразу, а с чаем и тортиком - улыбнулась она, показывая на торт в руках Стаса.

      - Гм, интересно, где так их оформляют, ну явно выглядит, как будто ко Дню победы готовились - заметил Сергей Петрович.

      - О! Я тоже так подумал, когда покупал, - сказал Стас, - а пакуют так тут совсем рядом в крохотной булочной.

      - Знаю, знаю - воскликнула Анна Семёновна, - я туда часто хожу, продавщица там замечательная.

      - Мир тесен - добавил Сергей Петрович и предложил всем усесться и посидеть спокойно, ибо суета в доме его утомила.

      Анна Семёновна отняла астру у Стаса, и через минуту цветок стоял в узком глиняном кувшинчике посередине стола.

      Этот вечер был посвящён годам войны, которую старики прошли с начала до конца. Стас понимал, что они не брали в руки оружие, не участвовали в боях, но без таких людей вряд ли удалось бы выиграть ту страшную войну. Это утверждение казалось банальным, к тому же Стас много читал и смотрел кино про те годы, но те несколько часов, которые были проведены им с мирными и добродушными старичками, сильно изменили его видение прошлого.

      Итак, если Вы позволите - обращаясь к Стасу, сказал Сергей Петрович - я расскажу о том времени, которое для нас было не просто четырьмя годами войны, а частью жизни, прожитой на одном дыхании. Надеюсь, это не слишком Вас утомит.

      - Я готов слушать до утра, - бодро ответил Стас, понимая, что это ему почему-то очень надо.

      - Так вот, откашлявшись, - начал Сергей Петрович, - мы с Анечкой были откомандированы по собственному желанию в бригаду врачей санитарного поезда.

      - Ага, - добавила Анна Семёновна, - пришлось переругаться с начальством госпиталя, потому как оно сопротивлялось нашему отъезду неимоверно. Ему тоже очень нужны были хирурги.

      - Не перебивай старших - проворчал Сергей Петрович и продолжил - итак, получив добро, мы думали, что завтра уже будем работать на фронте, но всё было намного прозаичнее, мы уехали аж под Куйбышев, там формировались наш поезд. Две недели ушло на комплектацию людьми, запасами перевязочных материалов, пайками НЗ, инструментами, лекарствами и ещё бог знает чем. За это время рабочие на вагоноремонтном заводе доводили вагоны под наши требования. Удивительно много работы пришлось сделать, прежде чем мы смогли пройтись по чистеньким вагонам, предназначенным для операций и выхаживания раненых бойцов. В качестве санитаров в основном были негодные к армии совсем молодые ребята и мужики возрастом за пятьдесят, не желавшие сидеть, сложа руки, когда их дети были на фронте.

      - А ты, вспомни, как инструменты добывал в больнице, посмотрев на то, что было в комплекте? - опять вставила Анна Семёновна.

      - Ну да, не зря ведь, всё пригодилось, - продолжил рассказ Сергей Петрович, - и, наконец, настал момент, весь медицинский состав поезда построили на платформе. Пожилой полковник медслужбы сказал короткое, но очень хорошей напутствие. Он сказал - "Спасайте солдат, и они спасут вас и ваших детей. Будьте готовы увидеть такое, от чего будет стыть кровь, но работайте трезво без ошибок и спешки. И всем вернуться домой!". После чего, повернулся и пошёл к выходу, оставив нас на моментально опустевшей платформе. Паровоз дал несколько гудков, и мы поспешили в поезд, мы ехали на войну.

      Тут вмешалась Анна Семёновна - Серёженька, остановись, пошли чайку попьём, свечки поставим на стол, коньячок твой отведаем, да и мои пирожки с капустой остыли совсем.

      Стас обнаружил, что мир снова стал цветным, хотя во время рассказа Сергея Петровича он казался черно-белым. Опять со мной творится что-то неладное в этом доме, отметил Стас и, потянувшись, встал с дивана.

      Поскольку Сергей Петрович был временно неходячим, Стас быстро подвинул его с креслом к столу, нашёл коньяк и стаканчики. Тем временем Анна Семёновна достала подсвечник, в котором были уже заранее вставлены две новых свечки, которые тут же были зажжены, а люстра погашена.

      Усевшись за стол, они с аппетитом перекусили и, поднимая стаканчик с ароматным напитком, Сергей Петрович не удержался и произнёс - ну надо же, приятная штука, только вот зараза дорогая, четверть пенсии отдал за бутылку, и ведь не жалко.

      - Зато не сопьёшься, - с усмешкой прокомментировала слова мужа Анна Семёновна.

      - Это как мы можем спиться сейчас, если не спились тогда, когда спали в обнимку с пятидесятилитровыми флягами со спиртом - развеселился Сергей Петрович и предложил помянуть тех, кто не вернулся. Мужчины молча выпили, а Анна Семёновна, как обычно, вылила коньяк в чай. Та, давнишняя война опять вернулась и цвета вокруг снова исчезли.

      - Стас, ты наверно думаешь, что мы просто старички, которым очень хочется поговорить с кем-нибудь? - спокойно проговорила Анна Семёновна и пристально посмотрела на Стаса.

      Стас смутился, хотя раньше ему это не удавалось сделать, даже насилуя себя.

      - Анна Семёновна, вы можете мне не верить, но я понимаю, что должен именно так думать, но совсем так не думаю, а думаю, что нам всем это почему-то нужно - выдавил из себя Стас и добавил, - ничего себе, что же это я говорю, господи.

      Хозяева переглянулись и рассмеялись. Анна Семёновна принесла фотоальбом и открыла его на том месте, где начинался их путь на войну. На фотографии с обломанными углами были видны несколько десятков человек на фоне поезда. Они с мужем помнили всех по именам, которые пролетали мимо Стаса, но одно он понял - почти треть из тех, кто был на том старом фото, не вернулись домой с войны. Кто-то попал под обстрел, кто-то заболел, у кого-то не выдержало сердце.

      Ещё больше часа старички, поправляя и дополняя друг друга, рассказывали о жизни и работе в поезде. Они говорили о том, как было страшно увидеть первых раненых, но не тех, что прошли медсанбат, а просто привезённых с поля боя на разбитых грузовичках. В крови и грязи, которую невозможно было отмыть, поскольку запаса чистой воды часто не хватало. Искалеченные люди, кричащие по ночам, обезболивающих средств было катастрофически мало. Операции делались порой без наркоза, если не считать наркозом гранёный стакан спирта, полагавшийся раненому перед операцией. Спали медики урывками, особенно критично это было для хирургов, от состояния которых напрямую зависел результат операции. Картинка получилась жуткая, и Стасу стало бесконечно тоскливо.

      Сергей Петрович заметил его состояние и замолчал.

      - Мы, кажется, Вас перегрузили воспоминаниями - после паузы сказал он, - но так было и мы через это прошли. Извини, мы не хотели никого так напрягать своими воспоминаниями.

      - Нет, нет, - опомнившись, ответил Стас, - огромное спасибо за Ваш рассказ. Я ведь это представлял только по фильмам и книжкам.

      - Аааа, это Вы, Стас, про кино "На всю оставшуюся жизнь" говорите - рассмеялся Сергей Петрович, ну так там и десятой части того, что было в действительности не показано, не хотели, наверное, людей пугать. А песню оттуда мы любим слушать. Анечка, может поставишь - обратился он к жене.

      Та встала, подошла к стенке, достала пластинку и поставила на древний проигрыватель. В динамике сначала злобно зашипело, но когда пошла песня, звук её был чистым и приятным. Когда снова раздалось шипение, Анна Петровна, стоявшая рядом с проигрывателем сложив на груди руки, решительно сняла иглу с пластинки и выключила агрегат. Обнаружив на столе холодный чайник, она поспешила на кухню греть новую порцию кипятка для чаепития.

      В её отсутствие Сергей Петрович налил себе и Стасу по двадцать граммов коньяка, и они быстро выпили, озираясь на дверь. Закусили лимончиком, заботливо порезанным хозяйкой и мир снова стал для Стаса цветным.

      - Сергей Петрович, а Вам стрелять приходилось? - спросил Стас и испугался своей бесцеремонности.

      - В тире, на стрельбище много стреляли, я хорошо стрелял, даже значок получил, а вот по людям не пришлось, бог миловал - ответил, не смутившись, Сергей Петрович.

      - Стрелял, не обманывай - неожиданно сказала Анна Семёновна, незаметно вернувшись в комнату - вспомни, по самолёту, который в клочья из пулемёта расстрелял по диагонали вагон с ранеными, которых мы перед этим трое суток подряд оперировали. Ты же тогда отнял винтовку у солдатика охранения и раза три пальнул в самолёт, который заходил на второй круг. Я думала, всё, конец, все кто мог, выбежали из поезда и спрятались в лесу, а ты стоял на насыпи и стрелял в идущий прямо на тебя самолёт.

      - Но ведь он отвернул, я его напугал - бодро ответил Сергей Петрович и глаза его загорелись.

      - Угу, напугал ежа голым задом - поддразнила Анна Семёновна, - у него, небось, патроны кончились.

      Стас понял, что этот диалог повторялся регулярно и доставлял им обоим удовольствие и немного расслабился.

      Осмотрев стол, Анна Семёновна фыркнула, - ну вот на пять минут оставить нельзя, сразу за стакан хватаются, ну все мужики одинаковые.

      - Ну что ты ворчишь, наркомовские нам что, не положены? - ответил, нахально ухмыляясь, Сергей Петрович.

      - Сергей Петрович, кстати, про наркомовские, неужели правда, что после такой маленькой порции спиртного было легче идти в бой? - неожиданно спросил Стас.

      - Конечно нет, для большинства это было как слону дробина - уверенно ответил Сергей Петрович, но смысл в них был и при том немалый. Мы это тоже замечали у себя. Солдатики легче переносили ранения после приёма наркомовских - это уж точно. Ну, правду сказать, были орлы, которые выпрашивали тройную и больше порции и, остекленев, шли в бой и крушили всё на своём пути, но таких бойцов было очень мало.

      Попив чаю, они снова погрузились в черно-белый мир прошлого. Анна Семёновна показывала фотографии и кратко и точно их комментировала, а Сергей Петрович дополнял её рассказ своими воспоминаниями.

      Напоследок он, как бы подводя итог, сказал, - Стас, знаете, нельзя всё пересказать, это совершенно другая жизнь, другие правила и законы. Не верьте в романтику войны, нет там никакой романтики и никогда не было. Была тяжелейшая работа, а самое страшное для нас было не эта работа, нет, она воспринималась как что-то нормальное. Самое страшное было выбирать из партии раненых, кого в каком порядке оперировать. Вроде всё ясно, тех, кто больше нуждается, обрабатывать первыми. Была на этот счёт чёткая инструкция, её обычно соблюдали, но ведь было ясно, не все доживут до прихода своей очереди. И вот этот выбор забирал бездну душевных сил. Все решения принимались мгновенно, никто не рассуждал и не страдал, некогда было, работали на конвейере, лишь где-то на сердце оставались зарубки, которые уже не заживали никогда. Всё было отработано до мелочей, санитары помыли и принесли раненого, сёстры подготовили, подошёл хирург, начал работу. Если получилось - помощник и сёстры работали, завершая операцию, штопали, бинтовали, санитары относили в вагон для оперированных, а хирург шёл ко второму своему столу, где уже всё было готово к следующей операции. И так работали по 6-7 часов, потом перекус, час-два сон и снова к столу, пока не обработана вся поступившая партия раненных. Без отдыха нельзя, руки не работают, спина не гнётся - только людей губить. Вот так и прошли 4 года, а показалось, что все сто лет пролетели над нами.

      Откинувшись в кресле, Сергей Петрович замолчал, казалось, был он там, в том времени и не мог сразу вернуться.

      - Неужели не было окошек, пауз, постоянная гонка? - спросил Стас - так ведь четыре года не проработаешь на одном дыхании.

      - Ну, так мы жили всё время в поезде. На восток едем - в хлопотах о подопечных, то что-то не так пошло, то осложнения, то повторные операции. На стоянке вообще сумасшедший дом, пока железнодорожники латали состав, мы запасали медикаменты, перевязочные материалы, пайки, доставали новые, точили и правили у местных умельцев старые инструменты. Самое страшное занятие было - это написание отчётов. Начальство требовало по максимуму, хоть умри. Наверно тонны нашей писанины лежат в архивах Минобороны и сейчас. К отправке поезд был набит под завязку коробками, ящиками, мешками, флягами, казалось, что нам самим места в нём не будет. Ан нет, пока шли к фронту на запад, всё распределялось по местам и мы снова были готовы к приёму раненых. Были окошки, даже пару раз домой каждый из нас ездил на недельку в Москву, детей повидать и тётю Таню - грустно ответил Сергей Петрович и добавил, - только не было радостно в доме. Мальчик наш умер в сорок первом от пневмонии. Хорошо хоть дочь красавица росла на глазах, в каждый приезд было видно, как она взрослеет. Пошла в школу к тёте Тане в класс, совпало, повезло ей.

      - Да, ну Вы извините, я не знал, - ответил Стас и, чтобы молчание не затянулось, задал наобум очередной, по его мнению, дурацкий вопрос - а как молодёжь то, ведь молодые девочки совсем в санитарки и сестрички попадали, они как-то свою жизнь устраивали или ждали окончания войны?

      - Ну, дело было по-разному. Сколько ребят из их поколения выбило войной - не посчитаешь. Так что девочки себе мужей из раненых находили, даже сильно искалеченные ценились, если сохраняли оптимизм и чего-то хотели добиться в мирной жизни. Выходивших замуж беременных девчонок списывали с поезда, они оставались со своими мужьями там, где тех передавали в стационарные госпитали и медсанчасти для долечивания. С опытом работы в поезде их охотно забирали к себе главврачи тыловых госпиталей и шутили, привозите девочек ещё. Потом письма от наших девчонок получали, читали всем составом. Время такое тяжёлое было, все радовались, если кому-то хорошо.

      Анна Семёновна сидела всё это время рядом со Стасом и переворачивала страницы в альбоме, иллюстрируя слова Сергея Петровича фотографиями. Хотя свет в комнате давно включили, свечи продолжали гореть, создавая уют и подчёркивая покой. Мир Стаса опять стал цветным. Все дружно посмотрели на часы и рассмеялись. На них было опять три часа ночи.

      - Стас, Вам постелить или как обычно - улыбаясь, спросила Анна Семёновна, но было видно, что она страшно устала.

      - Как обычно - решительно ответил Стас и вскочил, чтобы прибрать на столе.

      - Не надо, не суетись, мы завтра утром дома, всё приберём, давай спать - мягко сказал Сергей Петрович, но пробку в бутылку всё же аккуратно вставил - чтоб не выдыхалось, - пояснил он.

      Утром Стас проснулся довольно рано, старики ещё спали. Он тихо попил чаю, благо заварник был на половину полон и, стараясь не разбудить хозяев, выскользнул за дверь.

      По дороге к метро Стас думал, что всё идёт как будто по написанному кем-то свыше плану. Шаг за шагом его вводят в мир этих двух замечательных, но уже очень старых и практически беспомощных людей.

      С момента второго визита ситуация развивалась как по нотам. Проходила неделя и Стас чувствовал просто физическую потребность позвонить и приехать на вечер к старикам. Они тоже привыкли к Стасу, Анна Семёновна называла его ласково Стасик и Стас, который даже любимым девушкам не позволял называть его уменьшительными именами, жмурился как большой холёный кот и совсем не возражал. С какого-то момента он начал чувствовать себя как дома в огромной квартире стариков. Руки у Стаса были хорошие, поэтому довольно быстро он отремонтировал всё, что рассыпалось, сломалось или обветшало в жилище старичков. В ответ он слышал только тёплые добрые слова, за которыми никогда не чувствовалось двойного смысла. Так прошло больше полугода. Вечерние чаепития были по-прежнему частью ритуала, который все стороны соблюдали строжайше. Только разговоры стали не упорядоченные, а спонтанные, они обсуждали прошлое, настоящее и будущее, смотрели по телевизору старые военные фильмы. Но ближе к полуночи Анна Семёновна доставала альбом и положив его на стол, не открывая рассказывала и жизни в послевоенное время и обязательно добавляла несколько фраз о внучке, которая живёт в Сербии.

      Об этом пришло время рассказать поподробнее. Картина жизни после их возвращения в родной дом была обычной для того времени. За время войны и нескольких лет после её окончания, в квартире не осталось никого из прошлых жильцов и тётя Таня, будучи человеком грамотным и последовательным, несмотря на преклонный возраст, постепенно оформила на себя и молодое поколение все комнаты. Это было очень сложно, но она сама была ветераном труда, а Сергей Петрович и Анна Семёновна участниками войны с целым иконостасом медалей. Поскольку они продолжали работать в госпитале, принадлежавшем Минобороны, то всё в результате сложилось в их пользу. В начале 50-х они стали полноправными хозяевами кусочка родового гнёздышка. Зарабатывали они прилично и смогли привести жилище в очень хорошее по тем временам состояние. Практически всё, что осталось с дореволюционных времён, было продано и позволило выжить тёте Тане и малышке Леночке в тяжёлые годы войны.

      Тётя Таня до последнего вздоха была лёгкой на подъём и не могла сидеть на месте вообще. Так на ходу и умерла она на лестнице от остановки сердца, неся сумку с продуктами на второй этаж. Произошло это практически одновременно со смертью вождя народов, и поминали теперь тётю Таню вместе со Сталиным. Поскольку их семью никак не затронули репрессии, то отношение к нему было спокойное и даже положительное, что немного удивляло Стаса.

      Леночка росла слабенькой девочкой, чудом выжившей в военное время. Однако, заканчивая школу, она резко похорошела, и быстро вышла замуж. Как-то быстро стали Сергей Петрович и Анна Семёновна дедушкой и бабушкой. Внучку назвали в честь тёти - Танечкой. Беременность и роды в совокупности со слабым здоровьем подкосили совсем ещё молодую женщину. В довершении бед муж нашёл себе другую и развёлся с Леной. В результате Леночка окончательно зачахла и у неё нашли рак. А это в те времена был приговор, который был исполнен судьбой очень быстро. Вот так на руках у дедушки с бабушкой оказалась внучка и они прошли с ней то, что не позволила им война пройти со своими детьми. Они работали, растили крошку и, казалось, что так будет вечно.

      Но пришло время, крошка подросла, окончила школу и по семейной традиции поступила в медицинский институт, только она предпочла факультет педиатрии хирургии. Там она познакомилась с роскошным парнем, сербом по национальности и происхождению. Они поженились и после окончания института, несмотря на уговоры стариков, решили поехать пожить и поработать в Сербии, там было очень неспокойно, но это их не только не пугало, но даже как бы возбуждало.

      Только вернувшись из аэропорта домой, старики поняли, что они остались окончательно одни и надолго, а может быть и навсегда. Обещание, которые им дали молодые, что как только появится ребёнок - его тут же отправят на воспитание в Москву, было единственный маячком. Жизнь опять стала однообразной, а это значило, что для них наступил очередной период вечности.

      Слушая рассказы стариков, в которых они каждый раз повторяли даты, события, характеристики людей, причём всегда немного по-разному, Стас видел всю их жизнь как на ладони, что его удивляло. Такого ощущения у него не возникало даже с клиентами, которые были гораздо моложе и изо всех сил старались вывалить на Стаса всё свою историю жизни, не упуская ни одного «важного» момента, но всегда оставляли что-то "в уме"...

      Однако одно место в их рассказах с самого начала вызывало у Стаса внутреннее напряжение и дискомфорт. Это чувство возникало всегда, когда Анна Семёновна рассказывала о нынешней жизни внучки. Было что-то странное в её словах, какая-то неконкретность, расплывчатость формулировок, к тому взгляд показывал, что Анна Семёновна скорее воображает рассказываемое, нежели действительно знает о нём. И это при том, что события и описания жизни даже 20-х годов были чёткими и яркими. Ещё, что заметил Стас, так это то, что Сергей Петрович отворачивался и отходил от них, когда речь заходила о Сербии, где по рассказам Анны Семёновны молодёжь ведёт активную жизнь, муж почти олигарх, а детей просто нет никакой возможности пока заводить. Сначала Стас полагал, что Сергей Петрович стесняется такого родства и образа жизни молодых, но потом заметил, что эти разговоры явно причиняют ему боль.

      Собравшись с духом, Стас подсел как-то в отсутствии Анны Семёновны к Сергею Петровичу и спросил

      - Сергей Петрович, скажите, с Таней что-то случилось?

      - Как Вы догадались, Стас, - ответил вопросом Сергей Петрович и опустил голову.

      - Я вижу Вашу реакцию на разговор о Тане, к тому же Анна Семёновна говорит, что Танечка часто звонит и всегда попадает именно на Вас, и ни разу за последний год им не удалось поговорить между собой - ответил Стас.

      - Да, Вы правы, - постарев на глазах, сказал Сергей Петрович и, с трудом поднявшись с дивана, подошёл к стеллажу с книгами - Достаньте-ка вон ту книжку, Стас, если Вас не затруднит.

      Стас достал нужную книжку и передал её Сергею Петровичу, который раскрыл обложку и достал оттуда скреплённые стиплером два листочка бумаги.

      - Вот смотрите, только аккуратно - сказал он и сделал шаг назад, нервно озираясь вокруг, - не дай бог Аня увидит.

      Стас тупо смотрел на документ, который был перед ним и ничего не мог понять. Сербского языка он, конечно не знал. Сергей Петрович показал жестом, что надо читать вторую страничку, там был машинописный перевод. Из него следовало, что Минобороны Сербии сообщает, что во время движения колонны бронетехники произошло ЧП, в результате которого БТР выехал на обочину и раздавил припарковавшийся там автомобиль, в котором находились Татьяна и её муж, которые погибли на месте. Родным и близким выражались соболезнования. Сообщалось, что они похоронены с соблюдением всех христианских традиций, указывалось место и время, а также предлагалось родным и близким погибших представить документы о родстве с целью получения компенсации. Дочитав документ, Стас обратил внимание на дату - прошло больше года.

      - И Вы столько времени скрываете от Анны Семёновны это письмо, - изумлённо спросил Стас.

      - И буду скрывать, пока она жива, такую новость она может не вынести, у неё слабое сердце, - решительно ответил Сергей Петрович, вкладывая письмо в книгу, которую Стас немедленно поставил на место.

      - Стас, Вы меня просчитали, а мы знакомы всего полгода, как мне не провалиться с Анечкой, ведь она меня знает как облупленного, - с просящими интонациями проговорил Сергей Петрович.

      - Сергей Петрович, Вам надо каждый раз давать какие-то детали, новые события из её жизни, но только не забыть потом сказанного. Ложь страшна не сама по себе, а лишь тогда, когда человек забывает, кому и что наврал - насколько мог мягко ответил Стас.

      - Я постараюсь не забывать, - проворчал Сергей Петрович и осёкся, потому как в комнату вошла Анна Семёновна с чайником в одной руке и тарелкой с блинами в другой.

      Вот так Стас стал соучастником обмана, который был во благо, что весьма редко случается в нашем мире.

      Был вечер пятницы, спешить было некуда и незачем. Стас находился в хорошем настроении, у него в гостях была его подружка, с которой он был знаком уже больше двух месяцев и они ещё не успели надоесть друг другу. Они пили кофе с ромом, закусывали шоколадным килограммовым зайцем и непринуждённо болтали. И тут зазвонил телефон, что вообще было крайней редкостью в доме Стаса, а уж тем более в такое время. Стас сначала подумал, что кто-то ошибся, но телефон настойчиво звенел и Стас снял трубку. Ещё больше он удивился, услышав в трубке бодрый голос Анны Семёновны.

      - Стасик, здравствуйте! Я Вас не отвлекаю?

      - Нет, нет, что Вы, слушаю, что-то случилось, Анна Семёновна, - спросил Стас, назвав собеседницу по имени исключительно для того, чтобы успокоить напрягшуюся девушку.

      - Случилось, Стасик, правда очень давно - со смехом ответила Анна Семёновна - мы Вас завтра ждём, у моего Серёженьки день рождения.

      - Ох! И Вы только сейчас об этом мне сказали? У меня же нет подарка, я не подготовился - неуверенно проговорил Стас и сам удивился своему поведению.

      - Именно поэтому и не говорили, чтобы Вы, Стасик, не суетились, не беспокоились, а просто пришли к нам и посидели среди наших друзей, которых, увы, становится всё меньше и меньше. Ну, мы договорились, - подвела черту Анна Семёновна, ждём завтра к полудню, все друзья у нас старенькие, рано придут и к шести - семи часам вечера начнут расползаться по домам.

      - Да, конечно, - ошеломлённо пробормотал Стас и положил трубку, зная способность Анны Семёновны решительно заканчивать любой разговор по телефону.

      Наутро, Стас вскочил в восемь утра, умылся, с грустью посмотрел на безмятежно спавшую подружку, попил кофе, написал покаянную записку, положил у изголовья кровати на столик рядом с очками девушки и тихо смылся из дома, представляя её изумление, когда выяснится, что она в квартире одна.

      По пути к метро Стас сосредоточился и стал обдумывать подарок. Вот ведь хитрые старики, не оставили ему времени на подготовку, ну ничего, погодите, усмехался он кровожадно. После раздумий Стас направился в небольшой антикварный магазин на тихой улочке недалеко от хорошо знакомого ему места - ГНЦ Сербского, главного дурдома страны, как его иногда называли коллеги.

      Когда он подошёл к магазину, на часах было десять утра и дверь была заперта, а на табличке для непонятливых было написано "с 11 до 19 без обеда". В витрине были всякие забавные вещички с ценами, от которых внутри холодело. Стас вздохнул, но решил, что раз уж приехал - надо ждать и пристроился на высокий приступок у витрины. Спать хотелось невероятно, и он моментально задремал в очень неудобной позе. Из дремоты его вывело слабое прикосновение к плечу.

      - Молодой человек, Вы к нам? - услышал Стас и, открыв глаза, увидел перед собой невероятно старого еврея, который смотрел на него совершенно ясными молодыми глазами. Национальность говорившего была во всём, от одежды до интонаций в голосе, не говоря уже о внешнем виде.

      - Да, наверное, Вы ведь хозяин этого магазина? - откликнулся Стас, не понимая, почему он назвал деда хозяином.

      - Точно, именно я, - рассмеялся дед, доставая из кармана связку ключей. - Ну, раз пришли, нечего ждать, заходите, хотя я подозреваю, молодой человек, что у Вас может не хватить средств на задуманное.

      - Не знаю, может что-нибудь и удастся подобрать, денежки у меня кое-какие всё же есть, - подстраиваясь под интонации и тембр голоса деда, проговорил Стас.

      - А вот передразнивать старого еврея нехорошо, - заворчал хозяин, мучая замок и нажимая какие-то кнопки на панели управления сигнализацией рядом с дверью.

      - Я и не думал, просто так вышло, - стал оправдываться Стас, понимая, что промахнулся, дед был в идеальной форме, хотя выглядел на 90 лет.

      - Ха-ха, ещё бы, Вы не первый, так почему-то со многими происходит, наверно память предков работает, - пропуская Стаса в магазин, проговорил хозяин.

      Войдя внутрь, дед быстро запер дверь на ключ изнутри, оставив ключ в замке. На удивлённый взгляд Стаса, он пояснил, - время трудное, всяко бывает, пока не придёт мой помощник и по совместительству охранник, пусть дверь будет на замке.

      - А я? - изумлённо проговорил Стас, - а вдруг я грабитель.

      - Ничего подобного, - услышал он в ответ, - я очень старый еврей, я в людях хорошо понимаю, Вы молодой человек не грабитель, Вы хотите купить то, не знаю что в подарок человеку, который намного старше Вас и к тому же глубоко интеллигентный. Кстати, как Вас величать?

      - Ого, как Вы догадались, неужели по мне это видно? А зовут меня Стас - ответил Стас и вопросительно посмотрел на старика.

      - Видно, видно, насквозь видно. А меня Семён Ильич величать можно.

      - Семён Ильич, - повторил Стас, - извините, но мне кажется, что это не Ваше настоящее имя, - ему тоже захотелось выглядеть всевидящим.

      - Ага, Станислав, действительно не Семён, а Шимон, Вы верно догадались, а вот отчество настоящее - улыбаясь, проговорил хозяин, - а теперь скажите - что бы Вы хотели найти в подарок своему знакомому и опишите человека, я может и смогу помочь. Я всё-таки потомственный антиквар, мой дед был антикваром, мой отец был антикваром, мои дети и внуки - тоже антиквары.

      Стас кратко описал Сергея Петровича, его происхождение, возраст, чем тот занимался до пенсии и только после этого начал осматриваться в полутёмном магазине. Вещей было много, разных, явно дорогих и старых и каких-то невнятных, неизвестных и непонятных. Хозяин лавочки отошёл в сторонку и наблюдал за Стасом с неподдельным интересом. Стас понял, что это выглядит как тест, но отогнал от себя эту мысль, как нелепую. Скользя взглядом по выставленным предметам, он вдруг почувствовал, что ему хочется подойти поближе к вазе, явно старой и очень хорошо сделанной. На бронзе были выбит орнамент, с чётким ритмом, говорящим, что это не далеко первое, что делал в жизни настоящий мастер. Стас не удержался и провёл рукой по боку вазы, рисунок был на ощупь очень однородный, удар был великолепно поставлен. Взглянув на ценник, Стас поперхнулся, а Шимон Ильич рассмеялся и сказал, - потрясающе, Вы с первой попытки подошли к самой ценной вещи в салоне. У Вас какое образование, Станислав? - и, узнав, что Стас окончил МГУ, довольно покачал головой.

      Поняв, что Стас потрясён ценой вазы, он сказал, что она является украшением его магазина, и он очень не хочет, чтобы её купили, поэтому напечатал на ценнике тройную цену, а уж если кому захочется её купить за такие деньги - значит она того стоит и не надо мешать вещи найти своего хозяина.

      - Ну, Вы походите, посмотрите, может чего и найдёте, по цене попробуем сторговаться, - подтолкнул Стаса вглубь салона Шимон Ильич.

      Стас бродил, смотрел на вещи, которые когда-то имели своих хозяев, занимали важное место на полках, стеллажах, столах и ещё бог знает где, а теперь сгрудились в куче в маленьком тесном мире магазина, ожидая продолжения своей истории. Ещё одну вазу, теперь уже из тончайшего фарфора, он увидел в глубине стола у самой стены. Он посмотрел на деда, а тот улыбнулся и подтвердил, что это замечательная ваза, которой за полтыщи лет и сделана она в Корее. Стас попросил разрешения и подержал в руках сокровище. Цена была фантастической для Стаса и он, с горечью вздохнув, поставил вазу на место в коробку из толстенного стекла похожую на аквариум и накрыл стеклянной крышкой.

      - Ну, Вы молодец, Станислав, у Вас нюх на настоящие вещи, - проговорил Шимон Ильич, - ну ещё походите, может всё-таки что-то подходящее подберёте, поторгуемся, я очень хочу, чтобы Ваш знакомой получил достойный подарок. Побудьте в сказке, не часто такое случается в жизни.

      Стас сделал ещё несколько шагов и оторопел. В самом углу, уже покрывшаяся слоем пыли, стояла бронзовая чаша Гигеи со змеёй, разинувшей пасть с ядовитыми зубами. Высотой она была сантиметров 80, не меньше. Она была литая, причём явно в прошлом веке. Стас замер, созерцая чашу, а тихо подошедший сзади хитрый еврей спросил, - ну как, подходит?

      - Да, кажется то, что надо, - тихо ответил Стас, и осторожно спросил - а сколько стоит?

      - Хе-хе, а сколько дадите? - в унисон ответил Шимон Ильич и уставился на Стаса, почёсываю крохотную бородку.

      - Тысячу, - ляпнул Стас и сам удивился своей щедрости, тысячу долларов, а именно в них, а не в рублях были цены в магазинчике, он получал в месяц, а иногда и меньше получалось.

      - Нет, так не пойдёт, надо поторговаться, она мне самому в тысячу обошлась, пришлось сразу деньги отдать, а то эти молодые идиоты отнесли бы её на пункт приёма цветмета, - тихо ответил Шимон Ильич и улыбнулся, - давайте две тысячи.

      Стас вздохнул и вместе с дедом они подошли к столику с кассой. Стас, расстегнул рубашку и вытащил на свет божий ксивник, невероятно удивив этим Шимона Ильича, который аж присвистнул, рассматривая диковину. Сняв ксивник, Стас вытряхнул его содержимое на стол, там явно было меньше двух тысяч долларов, если считать по курсу на конец недели, и выжидательно посмотрел на хозяина. Тот хмыкнул, вытащил две самых чистеньких тысячных купюры, пододвинул их к себе и сказал, - вот видишь, а ты торговаться не хотел. Только есть два условия. Первое - Вы сами, молодой человек достаёте эту вещицу из угла и, если хочется, пакуете в бумагу, которой можно взять сколько угодно, - сказал Шимон Ильич, - показывая на рулон в углу зала. Второе - Вы очень бережно ставите остальные вещи на места, где они раньше стояли. По рукам?

      Стас вытаращил глаза и закивал головой. Старик сгрёб со стола негнущимися пальцами отобранные купюры и демонстративно отвернулся к окну. Положив оставшиеся деньги в ксивник, Стас решительно подошёл к чаше, ухватился за неё и не смог даже сдвинуть с места. Весила она килограммов шестьдесят, не меньше. За спиной он услышал сдержанный смешок и дипломатичное покашливание, но отступать было поздно. Стас методично перенёс предметы, мешавшие подойти ему к подарку вплотную, в центр зала, ухватился за чашу и со словами, - Вы её что, к полу привинтили? - вытащил покупку поближе к двери.

      - Станислав, пожалуйста, не забудьте уговор, поставьте остальное на место, мне никак нельзя ничего тяжелее денег поднимать, - проворковал Шимон Ильич, явно умышленно усиливая акцент.

      Стас, аккуратно поставил всё назад, полюбовался результатом и спросил у Шимона Ильича - принимает ли он работу или надо ещё что-нибудь подвигать. Тот придирчиво осмотрел угол зала, преобразившийся после исчезновения чаши, одобрительно покачал головой и молча пошёл к двери. Открыв замок, он толкнул от себя дверь и вышел на улицу. Стас обнял покупку и вышел вслед за ним.

      - Как быстро летит время, опять весна - проговорил старик и, пожелав Стасу удачи, исчез в темноте магазина, куда вместе с ним проскользнула тень, которая видимо и была тем охранником, который должен был появиться к одиннадцати часам.

      Поймав частника, Стас с огромным трудом запихнул покупку в салон. Около полудня они подъехали к дому юбиляра, благо это было совсем рядом. Водитель предложил за очень скромную доплату помочь затащить сувенирчик до квартиры, на что Стас с радостью согласился.

      - Уф, - сказал в пустоту лестничного пролёта Стас, - я всё-таки нашёл подарок и приехал к сроку не с пустыми руками.

      Ключи от квартиры старичков у Стаса оказались уже после четвёртого визита. Анна Семёновна настояла, чтобы он обязательно их имел, на всякий случай. На входной двери было два замка, один тривиальный, с английским ключом и защёлкой, на который Стас в первый визит и закрыл квартиру, и серьёзный огромный врезной сувальдный замок с четырьмя ригелями. Как рассказал Сергей Петрович, этот замок ему подарил молодой лейтенант, которого пришлось ему чинить уже после победы. Тот нашёл его на развалинах дома, который брали два дня с применением противотанковой пушки.

      - Почему именно противотанковой? - поинтересовался тогда Стас.

      - А что было, то применяли - в тон ответил Сергей Петрович.

      - Так вот дом был до кирпичика разнесён, дверь в щепки, а замок лежал сверху всего это кошмара и как будто смеялся над людьми, - пересказал Сергей Петрович слова лейтенанта, который не смог удержаться от соблазна, и взял его с собой как сувенир. Но вскоре офицер сам нарвался на мину и попал медсанчасть, а потом на стол к хирургу, то есть ко мне.

      Замок смотрелся великолепно на солидной двери в квартиру ещё и потому, что сосед умелец выпилил из гильз от снарядов накладки на дверь и ответную часть для ригелей. Открывался замок бесшумно, несмотря на устрашающие размеры. Стас знал, что когда хозяева дома, то надо открывать только английский замок и решительно вставил в личинку ключ, но тот отказался поворачиваться. Сердце ёкнуло, Стас понял, что дверь не заперта и, решительно взявшись за резную дубовую ручку, потянул её на себя.

      В квартире было тихо, и Стас осторожно прошёл через прихожую сразу на кухню. Там в мягком халате и фартуке в облаках пара от кастрюль колдовала Анна Семёновна, которая радостно замахала руками и закричала - Серёженька! Стасик приехал!

      У Стаса стало легко на душе, он обнял хозяйку, поздравил её с днём рождения мужа, а потом прошёл в зал, где Сергей Петрович занимался сервировкой стола.

      - Ага, пришёл, великолепно, - как бы сам с собой разговаривал Сергей Петрович, - послушай, Стас, а не мог бы ты помочь на кухне Ане, а то её подружка, Анна Сергеевна, наша соседка, обещала прийти, а вчера слегла с сердцем, и ей пришлось вызывать скорую.

      Стас, согласился, но сказал, что сначала он должен преподнести подарок, который ждёт их в прихожей. Сергей Петрович изрядно удивился, бросил возню у стола и позвал жену в прихожую.

      Увидев подарок, они некоторое время стояли потрясённые и молчали. Переглянувшись, они в один голос спросили - а куда мы ЭТО поставим? - и весело рассмеялись.

      Походив вокруг подарка, погладив тусклую бронзу, и обнаружив что-то, ведомое ему одному, Сергей Петрович вдруг как-то напрягся и проговорил, - я, кажется, знаю, кто был раньше хозяином этой Гипократовской чаши - посмотрел на супругу, которая утвердительно покивала головой.

      - Что-то не так, - спросил оторопевший Стас, вглядываясь в лица своих стариков.

      - Нет, Стасик, всё так, очень даже так, мы и не знаем, как Вас благодарить за то, что Вы принесли в наш дом именно эту чашу, она принадлежала отцу нашего хорошего друга, но их обоих уже нет на этом свете - успокоила она Стаса.

      Под руководством Сергея Петровича Стас перетащил чашу в зал и поставил её на пол в простенок между окнами под портретом хозяев и фронтовыми фотографиями. Она, казалось, стояла тут много лет. Подошла Анна Семёновна и утащила Стаса на кухню, она не успевала, а гости уже должны были начать собираться.

      На кухне они погрузились в работу, хотя бОльшая часть угощений была готова ещё накануне. Стас обнаружил две здоровенные жирные селёдки, которые ждали своей участи среди разной снеди на самом краю кухонного стола. С благословения Анны Семёновны он быстро и аккуратно разделал их и разложил на блюде с кружочками лука. Хозяйка зааплодировала и поинтересовалась, - где же он так научился разделываться с рыбой? Стас рассмеялся, - ну ведь городок, на речке был, там много рыбы разной, как же не научиться ловить и разделывать рыбу. А селёдку вообще очень легко - она ведь морская и костей в ней почти нет. Пока они шуршали на кухне, начали собираться гости, которых встречал Сергей Петрович и провожал в зал. На кухню заходили благообразные старушки и старички, обнимали и поздравляли Анну Семёновну и потихоньку перетаскали на стол всё приготовленное к торжеству. Пришёл Сергей Петрович и, решительно отняв у Анны Семёновны фартук, кинул его в угол и потребовал, чтобы она явилась к столу в форме жены именинника не позже, чем через десять минут. Она эффектно щёлкнула каблуками тапочек и отправилась выполнять команду, а Стас с хозяином направились к гостям. Однако, на пороге, Сергей Петрович остановился и сказал, - Стас, среди приглашённых мой старый друг, умница, профессор и председатель учёного совета медицинского института. Я Вас с ним познакомлю. Профиль не совсем твой, но ведь ты говорил, что диссертация у тебя скучная, академическая, а у него столько интересного материала, и по твоей специальности найдётся. Я вас познакомлю. Имя, кстати, у него абсолютно русское, попробуй угадай?

      - Ну, Иван Иванович - осторожно предположил Стас.

      - Фу, как примитивно, на самом деле человека зовут Михаил Потапович - подытожил Сергей Петрович и потащил Стаса за собой в зал, где неорганизованные гости бродили и жужжали как мухи в огромной банке.

      Михаил Потапович оказался обыкновенным на вид дедушкой с небольшой аккуратно подстриженной бородкой и живыми глазами. После нескольких дежурных фраз он продиктовал Стасу телефон и предложил появиться на следующей неделе, а то всё отложенное более чем на неделю откладывается в результате в вечность.

      Дальше были тосты, воспоминания, поедание разнообразных салатиков и горячего, испитие разных соков, чаепитие с тортом. Около семи часов, гости дружно засуетились и начали собираться. Стас провожал их партиями до бульвара и метро, кому то он ловил такси, и так до тех пор, пока вернувшись за очередной партией гостей, не обнаружил, что в квартире остались одни хозяева, да и те полуживые от усталости, но очень довольные и счастливые. Понимая их почти обморочное состояние, Стас быстро перетаскал остатки пиршества на кухню, запихал, всё что поместилось, в холодильник и, испытывая острую неприязнь к мытью посуды, решительно набросился на огромную кучу тарелок, блюдечек, чашек, ложечек, вилочек, ножичков и прочего испачканного столового и кухонного инвентаря. Победа далась ему с огромным трудом и отняла больше часа. Голова разболелась, спина перестала гнуться и самое ужасное, захотелось есть, как будто голодал добрый месяц.

      Переборов возникшее и наполнившее его до краёв чувство голода, Стас вернулся в зал. Сергей Петрович и Анна Семёновна тихо сидели рядышком на диване и мирно дремали. Он хотел тихо исчезнуть, но был обнаружен и, разведя руками, как бы извиняясь за вторжение, уселся напротив них в обожаемое им кресло.

      - Правда замечательные люди? - спросила Анна Семёновна - и, не ожидая ответа, продолжила - только маловато их осталось, раньше в три смены приходили на именины, а сейчас Вы сами видели.

      - Да, мне ваши друзья очень понравились, - без тени лукавства сказал Стас, - а Михаил Потапович даже телефон оставил, пригласил к себе на аудиенцию.

      - Это хорошо, - отозвался Сергей Петрович, - значит, Вы ему понравились, у него просто так телефон не выпросишь.

      - Так-так, вы на часы смотрели? - засуетилась Анна Семёновна, - уже полночь, надо хоть чайку попить, Стасик вон явно голоден, по глазам вижу. Пошли на кухню, таскать туда-сюда уже невмоготу.

      Все поднялись и направились строем за Анной Семёновной на кухню. Чай быстро вскипел, холодильник выпотрошен, но привычка сделала своё дело и, не договариваясь, они дружно поставили чашки и тарелочки со сладким на поднос, который Стас торжественно отнёс в зал. Анна Семёновна зажгла свечи, и они продолжили праздновать втроём. Наконец голод был побеждён, и Анна Семёновна, как бы мурлыкая, поинтересовалась

      - Стасик, а у Вас есть девушка? - и внимательно посмотрела на Стаса.

      Тот поперхнулся от неожиданности, раньше никогда такие вопросы за этим столом не задавались, и спокойно ответил, - конечно, как же иначе может быть.

      - А Вы в следующий раз приходите с ней к нам, - предложила Анна Семёновна и пристально посмотрела на Стаса.

      Стас задумался, а ведь интересно, могу ли я привести в этот уютный мирный дом хоть одну из своих женщин за последние десять лет. Ответ пришёл быстро, из самой глубины подсознания - нет, никого нельзя, они будут тут чужими. Он почувствовал пустоту и тоску, значит вот как получается, а почему, интересно, он раньше об этом не размышлял вообще. Пауза затянулась, и Сергей Петрович предложил завершить день и немного отдохнуть, поспать, вроде утро вечера мудренее.

      Прошло почти два года, приближалось лето, и Сергей Петрович с Анной Семёновной начали готовиться к выезду на дачу под Фаустово. Это был очень ответственный процесс, все необходимые вещи упаковывались, укладывались в коробочки, которые подписывались и складывались в маленькой комнате. Стас посмеивался и как-то сказал, что процесс сборов напоминает ему прочитанное не так давно описание медитации в карма-йоге. Сергей Петрович согласился, но дополнил, что аккуратность спасает их от ненужных затрат сил на разъезды, поиск забытого и вообще от лишних в их возрасте стрессов. Стас был согласен, понимая, что сам он никогда не будет способен на такую педантичность. Желая помочь старикам, Стас договорился с приятелем, у которого был здоровенный джип, безумно старый, но честно служивший своему хозяину. Тарахтел он как КрАЗ и дымил как паровоз, зато вещей в нём могло поместиться невероятное количество.

      Утром в день выезда, Стас, ворвавшись в квартиру старичков, пригласил их на выход. Надо было видеть изумление и даже ужас на их лицах, когда они увидели в окно, на чём им предстоит ехать почти сотню километров. Стас с приятелем быстро вынесли к машине идеально упакованные вещи из квартиры. Волнение у стариков быстро прошло и уже через четверть часа они деловито распределяли вещи, коробочки и ящики по салону и багажнику машины. Когда всё уложилось, стало ясно, что машина почти пустая. Анна Семёновна помялась и осторожно спросила у хозяина четырёхколёсного мастодонта, а нельзя ли, раз так много места свободного, забрать на дачу ещё пару стульев и тумбочку. Тот, естественно, согласился и, заперев машину, они вчетвером пошли наверх попить на дорогу чаю и забрать всё, что попадётся под руку, помимо вышеуказанной тумбочки с собой. Потом была дорога, занявшая более двух часов и разгрузка с размещением вещичек по дому.

      Когда процесс завершился победой, как это было оценено старичками, все сели за старый растрескавшийся дубовый стол, чтобы выпить чаю, заваренного на воде из источника, куда успела сходить Анна Семёновна. Чай был хорош, уезжать не хотелось и все дружно решили - надо торжественно поспать, и обязательно прогуляться по окрестностям. А потом ребята спокойно поедут домой, а старшее поколение будет тихонько копошиться и обустраивать свой быт. Так и поступили, но только после обстоятельной экскурсии по дому и участку. Дом был старый, построенный больше 20 лет назад, но добротный, по сравнению с лачугами соседей, которые выглядели трущобами Буэнос-Айреса. Вода и свет были от посёлка, остальное как получится. Огромную часть дома занимала печь, сложенная каким-то местным умельцем. Эта самая печь пожирала дрова тоннами, как заметил Сергей Петрович, и грела не только их, но и все соседние дома тоже. Зато на ней можно было готовить еду и печь пирожки, которые получалось вкуснее, чем на плитке или примусе, сиротливо стоявшем на тумбочке в углу кухоньки.

      Участок стандартного размера 6 соток был огорожен дохленьким забором из штакетника, вдоль которого по периметру идеально ровно росли кусты малины, как будто приготовившиеся к военному параду. Несколько старых яблонь и стеллаж для дров, больше ничего на участке не помещалось. Домик был сделан со вкусом, большой навес сбоку от входа позволял обедать на свежем воздухе при любой погоде. Именно там и провёл вторую половину своей жизни тот любимый хозяевами дубовый стол.

      Летом Стас часто приезжал к своим старичкам на дачу, стараясь делать это в будние дни, поскольку в выходные во всей округе собирались соседи, пили водку, пели песни и били друг другу морды, а потом снова пили водку и снова пели песни. Быть на улице и общаться в такой обстановке было препротивно, потому Сергей Петрович и Анна Семёновна старались в выходные дни уходить гулять по окрестностям или закрывались в доме.

      Когда лето кончилось, Сергей Петрович и Анна Семёновна сами вернулись в московскую квартиру, не беспокоя Стаса. Им удалось упросить соседей подкинуть их по дороге домой, благо вещей у них почти не было, за исключением нескольких упаковок с коробками, аккуратно сложенными для использования в будущем году.

      Потом снова была осень, зима, весна, лето и снова осень, зима, весна, лето. Стас с удивительной для него регулярностью появлялся в доме и на даче у старичков, принося с собой шоколадно-вафельный тортик и одну белую астру. Они пили чай, обсуждали события в мире, книги и кино. Время остановилось, у Стаса появилось ощущение, что так будет вечно.

Финал

      То сумасшедшее утро началось со звонка телефона. Стас, по-прежнему, ненавидел телефон по утрам. Но телефон продолжал звенеть, и Стас снял трубку.

      - Алло... - тоскливо сказал он.

      - Здравствуйте, Вы Станислав? - незнакомый голос, принадлежащей явно пожилой женщине, очень напугал Стаса.

      - Да, - сказал он, - кто Вы, что случилось?

      - Я Анна Сергеевна, соседка Анны Семёновны и Сергея Петровича, приезжайте Стас, пожалуйста - и, всхлипнув, положила трубку.

      Стас понял, произошло что-то непоправимое, быстро умылся, оделся, схватил сумку с документами и всеми наличными деньгами и выскочил на улицу. Тут же подвернулся частник, который на удивление быстро довёз Стаса до Бронной. Бегом вбежал в знакомый до боли подъезд и через минуту стоял у открытой двери в квартиру. Он прекрасно понимал, что в дом пришла беда, но ещё не понимал её масштаба. Вздохнув, он вошёл в переднюю. Там не было никого, и он быстро прошёл в зал. На диване сидела старенькая худая женщина с телефонной книжкой Сергея Петровича в одной руке и платком в другой. Стас понял, что это и есть та самая Анна Сергеевна, о которой часто рассказывала Анна Семёновна и которой всегда оставлялись ключи от квартиры на время отсутствия хозяев.

      Стас подошёл и присел рядом.

      - Что произошло? - тихо спросил он.

      - Утром позвонили из Фаустово. Наших стариков увезли в морг. Он угорели. Что-то случилось с печкой. Надо что-то делать - Анна Сергеевна всхлипывала после каждой фразы и промокала красные больные глаза мокрым носовым платком - Они вместе жили столько лет. Вместе умерли. Какое горе.

      Стас сидел не в состоянии вымолвить слово, боль, которую он ещё никогда в жизни не испытывал, скрутила его и не давала даже пошевелиться. Анна Сергеевна замолчала и также тихо сидела на диване и бесшумно плакала.

      - Что же делать будем? Надо ведь похоронить по-человечески. Анна Сергеевна, я не знаю, как мы это будем делать - с отчаяньем не свойственным его деятельной натуре сказал Стас.

      Анна Сергеевна пришла в себя, её жизненный опыт подсказывал, что и в какой последовательности надо делать. Она понимала, что на поминках будет выть белухой, а сейчас надо собраться и спрятаться от беды за суматохой и решениями текущих проблем. Так уж принято в наших краях.

      - Значит так, - сказала она отстранённо, - пока Вы ехали, я обзвонила знакомых и друзей умерших, это было легко, их осталось в живых совсем мало, а те, кто остался на этом свете, уже не смогут самостоятельно даже приехать на похороны - все старые и больные. Так что все проблемы только наши, рассчитывать не на кого.

      - Что надо делать, Анна Сергеевна? Скажите, всё сделаю - тихо спросил Стас, - деньги у меня есть, похороним нормально, обойдёмся без собесов.

      - Это не нужно, - они оставили похоронные, и показала на конверт, лежащий на столе, - наше поколение не любит, чтобы после смерти были проблемы у родни и друзей.

      - Когда? - изумился Стас, для него это было непонятно.

      - Да уж лет пять назад, - грустно сказала Анна Сергеевна и опять тихо заплакала - они же понимали, что не будут жить вечно.

      Дальше, как во сне, Стас обсуждал с Анной Сергеевной, что ему предстоит сделать на кладбище, в Фаустово, какие документы получить, что сказать агенту "Ритуала", что и как купить на похороны и последующие поминки. Стас запоминал всё в автоматическом режиме, не вникая в суть, а в голове крутилось, - ну как же это случилось, ничего ведь не предвещало беды, а гигантскую чёртову печь из шамотного кирпича он только в прошлом году отремонтировал.

      Когда всё было оговорено, по всем телефонам отзвонено, они подошли к стене между огромными окнами, где в большой старой послевоенной рамке висел хорошо знакомый Стасу портрет, сделанный отличным художником по свадебной фотографии 30-х годов, а рядом в скромной рамке увеличенная и отретушированная фронтовая фотография на фоне санитарного поезда. Анна Сергеевна вздохнула, неловко перекрестилась и отвернулась. Говорить было уже нечего, никаких важных дел тоже не осталось. Хотя портрет и фотографию Стас видел давно и знал их историю от стариков во всех деталях, сейчас они смотрелись совершенно иначе, чем при жизни изображённых на них людей.

      Тут Стас вспомнил о серванте и подошёл к нему. Он вспомнил, как Сергей Петрович посмеивался, убирая в него бутылку Hennessy после чаепития, и приговаривал - на поминки осталось, можно не покупать новую. Стас достал початую бутылку, четыре уже родные для него, серебряные стопки и налил во все по чуть-чуть коньяка. Анна Сергеевна всё поняла и, сходив на кухню, принесла пару ломтиков чёрного хлеба, которыми она накрыла две стопки. После этого она взяла одну из стопок, подняла её, посмотрела на фотографии и, не чокаясь, тихо выпила. Стас сделал также и они, как очень давно знакомые люди, отошли от стола и снова уселись на диване.

      Стас вдруг почувствовал какое-то напряжение, Анна Сергеевна хотела что-то сказать, не могла начать, это чувствовалось в её нервно теребящих платок пальцах, взгляде, метавшемся по комнате.

      - Анна Сергеевна, вы что-то хотите сказать, - осторожно осведомился Стас.

      - Да, Стас, извините, что так Вас называю, Вы были им как сын, они очень много хорошего говорили, но я не пойму одной вещи - она сделала паузу, а поскольку Стас молчал, продолжила, - почему Сергей Петрович так несправедливо отнёсся к внучке.

      - Я не понимаю Вас, - сказал Стас - совсем не понимаю.

      Анна Сергеевна удивлённо посмотрела на него, поднялась с дивана и медленно пошла к стеллажу с книгами. Стас последовал за ней.

      - Достань книжку, - сказала она и показала пальцем на полку.

      Стас подошёл к стеллажу и протянул руку за книгой, которую ему показывал Сергей Петрович несколько лет назад с письмом из Сербии, но услышал за спиной голос Анны Сергеевны, - не там, ниже и левее. Он обернулся к бабуле и увидел, что она показывает совершенно в другом направлении. Выполнив команду, он отдал старушке книжку и сделал шаг назад, как бы предлагая ей совершать действия по собственному разумению. Анна Сергеевна, раскрыла книжку и достала из неё конверт и молча передала его Стасу. Стас бережно вскрыл конверт и, достав из него лист бумаги, быстро прочёл его. Это было завещание Сергея Петровича, заверенное нотариусом. По нему всё имущество стариков после смерти последнего из них отходило Стасу.

      Стас вспотел, появилась с трудом преодолеваемая тошнота. Внутренний контролёр только и успел спросить, - откуда они узнали его адрес, паспортные данные, да и фамилию, чёрт возьми, он ведь никогда не сообщал им о себе ничего.

      - Я этого не понимаю, - только и смог сказать он, глядя в глаза Анны Сергеевны.

      - Так и я этого не понимаю, - в тон ответила Анна Сергеевна - у них ведь ещё осталась внучка, хотя и хорошо обеспеченная, но всё же родной человек. Не понимаю, простите Стас...

      Теперь уже Стас всё понял. Он решительно подошёл к стеллажу и достал книгу, которую Сергей Петрович берёг как зеницу ока от Анны Семёновны. Достав из неё письмо, он молча передал его Анне Сергеевне, которая удивлённо рассматривала непонятный текст, пока Стас не показал ей, что надо читать второй лист с переводом, как в своё время это сделал Сергей Петрович. Анна Сергеевна мгновенно, почти не читая, поняла смысл документа и стояла потрясённая, переводя невидящий взгляд с письма на Стаса, с него на стенку с портретами и опять на письмо.

      - Пять лет он молчал и скрывал это от Ани, боже мой, как же он её любил и берёг, даже завещание хранил, так что она и не знала о его решении - на одном вздохе выговорила Анна Сергеевна и у неё подкосились ноги. Стас едва успел подхватить её и донести до дивана. После того, как он положил ей мокрое полотенце на лоб, старушка открыла глаза, горько улыбнулась Стасу и уставилась в какую-то, только ей ведомую точку на потолке.

      Стас сидел на старом пуфике рядом с диваном, держал в руке кисть Анны Сергеевны, осторожно слушая пульс, который был очень слаб и иногда пропадал вообще и соображал, как такое вообще могло сложиться в его жизни. Он мучительно думал, а смог бы он сам так беречь свою спутницу, как Сергей Петрович, хранить такую мрачную тайну годами. Рассудок и опыт говорил ему, - соберись, возьми себя в руки, ты получил уникальный подарок судьбы, встретившись с этими удивительными людьми, которые даже после смерти смогли тебе дать урок доброты. Целые пласты никчёмной суеты вымывались из подсознания и исчезали, оставляя пустоту, которую было нечем заполнить. Стас перестал ощущать себе тем, кем был день назад, что-то изменилось, причём безвозвратно. Он понял, потребуется много времени и душевных сил, чтобы понять и принять самого себя после происшедшего. Но всё это будет завтра.

      Москва 2014