О депрессии

Сергей Станиловский
О депрессии

Мне кажется, что депрессия, меланхолия случаются, как правило, у людей суетных, ставящих внешние проявления своего величия превыше всего. Если он здесь и сейчас не видит немедленного подтверждения своей неординарности, если ему на шею не бросаются толпы девушек, с закружившимися от одного его появления головами, если поклонники, которым лестно его внимание, по-мужски сдержанно не жмут ему руки, на него нападает уныние. Если внешних знаков почитания нет, т.е. сегодняшнее положение честолюбца не отвечает его представлениям о непрекращающемся собственном триумфе, то, вот уже и готово дело – депресняк.
Проблема таких людей в том, что они постоянно хотят быть какими-то непростыми, непонятыми другими, будучи при этом, если отбросить в сторону амбиции, людьми очень простыми, домашними и даже, в минуты просветления, – милыми и обаятельными. И это является их достоинством, а вовсе не недостатком, как это видится им. Как сказал герой знаменитой киноленты «Покровские ворота» Костик своему соседу по коммунальной квартире автору-куплетисту Велюрову после свадьбы Маргариты Павловны: «После того, что вы натворили в торжественный день бракосочетания, всем стало ясно, что ваша сложность идет вам, как Соеву пенсне!». Велюров извинился, и Костик продолжил: «Нет, ну все выглядели людьми, и только вы проявили себя, как безусловный враг человечества!».  Именно эти слова можно отнести ко всем непризнанным гениям, которые, по выражению Сергея Довлатова, изнывают «под бременем гениальности», и часто ведут себя именно так, чтобы уже не вызывать у окружающих ничего, кроме отвращения.
Был такой великий слепой Гомер. Он был нищим, не имел своего угла, было, от чего впасть в депрессию! Но он, несмотря на это, оставил человечеству бессмертные шедевры и теперь 7 городов спорят за право называться его Родиной. Великий Моцарт был похоронен в яме для нищих и благодарные потомки теперь даже не знают, где его могила. Другой музыкальный гений Поганини 36 лет после смерти не мог найти упокоения, церковь не давала согласия на Христианское погребение великого маэстро, обвиняя его в связи с дьяволом, гроб с его телом колесил по Европе, и ни одна страна не хотела принять его в свою землю, тем не менее его имя известно сегодня даже ребенку.
Что я этим хочу сказать? То, что не всегда внешний триумф соответствует внутреннему содержанию. Первые стихи Рембо опубликовали только после его смерти, а за всю жизнь великого Гогена брат Тео смог продать всего лишь 1 его картину. Гоген умер в нищете. Толпа может носить на руках прославляемую всеми бездарность, которую забудут через год также прочно и основательно, как имена Египетских жрецов, живших несколько тысяч лет назад, и может безразлично проходить мимо гения, не замечая ни его, ни его творений, которым суждено жить в веках. Зато, когда тот, не выдержав бед и лишений, наконец, умрет, тут-то на него и обратят свое запоздалое внимание, потратив на его похороны, памятники и украшение могилы столько денег, сколько бы ему живому хватило на сотню лет безбедного, сытого существования. Но несправедлив мир, и вот уже новый нищий художник, о котором после смерти заговорят все, несет свой тяжкий жребий, продавая свои произведения, которые не будут востребованы, вплоть до самой его кончины.
Непризнанные гении, как правило, ничем не доказавшие своей гениальности, обосновывающие ее лишь собственным самомнением, частенько впадают в запои. Это происходит от того, что они сами не хотят быть простыми. Под воздействием винных паров даже самый заштатный журналист видит себя гением, ведь выпивши, человек становится не таким, какой он есть. Робкий становится наглым, хотя пьяному кажется, что он стал храбрым (сто грамм «для храбрости»), скупой – расточительным, чтобы протрезвев, стать еще более скупым, дисциплинированный – разнузданным.  И когда им уже кажется, что они все ближе  приближаются к своему сверкающему идеалу, тем дальше становятся от самих себя, т.е. от своей настоящей личности. Своеобразный зеркальный эффект – излюбленное орудие дьявола, всегда все представляющего в ненастоящем виде, дающего видимость предметов, противоположную их подлинной природе. И когда человек окончательно разделился с собой, он умирает.   
Такое происходит не только с людьми, но и со странами. Так произошло и в 1917 году с Россией, когда гражданская война, пройдя через каждый дом, разрезала страну на 2 непримиримых лагеря – красных и белых. А началось русское разделение с Петра I, который со своей маниакальной европеизацией заставил Россию быть не такой, какой она была до него, - национальной и самобытной, - а тянуться изо всех сил за Европой, чтобы перестать быть самой собой. Каких жертв это ей стоило, сейчас здесь не место и не время говорить. Но когда через 200 лет после смерти великого кормчего Россия, будучи переимчивой и послушной, двигаясь в направлении, которое он ей заложил, казалось, уже должна была подойти совсем вплотную к западному идеалу, вернее, к тому образу, в котором и видел ее Петр, она окончательно пришла в противоречие сама с собой, точнее, рухнула, т.е. пришла к величайшему в своей истории расколу, что и вылилось в 3 революции и гражданскую войну. Этим разделением с собой гении, живущие в России, повторяют ее судьбу. Так, Владимир Высоцкий, как пишет про него Марина Влади, был в постоянном разладе с самим собой. В СССР он мечтал о свободном Западе, но приехав на Запад, видел там лишь имитацию свободы, т.е. вольность, основанную на жесткой самодисциплине, которой он, как советский человек, был в корне лишен изначально. И пожив некоторое время на западе, его снова тянуло на Родину, побыв на которой он снова начинал тяготиться ограничениями тоталитаризма, будучи уже отравлен вольным воздухом запада, на котором тоже не умел приспособиться.
Традиции и обычаи Орды оказались для Руси более органичны, нежели прививка западничества, сделанная Петром, не поменявшим, но напротив, только усилившим ее деспотическую, рабскую основу. В своем западничестве Петр остается трагическим шутом русской истории: ради клоунских нововведений, являвшихся рабским подражательством чужим обычаям, он перевернул Россию, заставив ее идти несвойственным ей путем, закрыл для нее двери в будущее. «Окно, которое Петр прорубил в Европу» оказалось для нее входом в пустое помещение, где ее ничто не ждало, которое стало для нее со временем стенами склепа. Да и что это за странные движения  - входить куда-то не как все люди, через дверь, а через окно! Так ходят только форточники!
Судьба жалкая и совершенно - не для России, слишком она велика и богата, чтобы заимствовать что-то чужое. Так и люди, замещающие свою личность, данную Богом при рождении, на этиловую составляющую, выбирают  не свой путь, но тот, по которому их подталкивает тот, кого не хочется лишний раз к ночи поминать.