Морозная ночь и яркие крупные звезды на черном небе, почти нет снега, и от этого перехватывает дыхание. Я иду вдоль нашего дома, перехожу дорогу, прохожу через гаражи, поднимаюсь на железнодорожную насыпь и мимо старой водонапорной башни выхожу на перрон небольшого вокзала маленького городка Нерехты. Четыре часа утра, на первом пути стоит электричка до Ярославля, к ней поодиночке и парами идут с разных сторон люди. В Калининграде, в Нижнем Новгороде, в Самаре – крупных городах, где я бывал, это время у таксистов считается «мертвым», но люди маленьких городов уже встают, чтобы ехать на работу в соседние областные центры. В Нерехте с населением двадцать тысяч человек в четыре часа утра на улицах больше людей, чем в миллионном Нижнем.
Поезд Хабаровск-Москва прибывает на второй путь – узенькую полоску асфальта, на которой его ждут обычно три-пять человек. Немного страшно, когда прямо перед твоим носом начинает останавливаться поезд, и тебе некуда отступить, потому что за спиной электричка на Ярославль. Проводница, не выходя из тамбура, проверяет мой билет, и поезд уже снова едет, а я прохожу в темный вагон. Везде спят люди, в коридоре тускло светят лампочки, за окном редкие фонари, очень тепло, и я сразу начинаю скидывать куртку, кофту, сапоги на меху.
Через три часа мы едем по Владимирской области, вагон просыпается, люди идут умываться и к кипятильнику, а за окном – зимняя сказка. Снега и здесь почти нет, но весь мир вокруг покрыт инеем, не только каждая травинка и веточка, но и сами стволы берез и сосен, опоры ЛЭП, железнодорожные цистерны и стены домов. Светло-серый, белый, бежевый мир освещается встающим красным солнцем.
Проезжаем, не останавливаясь, Александров – довольно крупный город, и уже чувствуется близость Москвы, а после Сергиева Посада дикой природы совсем не остается, дачные поселки сменяются коттеджными, коттеджные – кварталами высоток с магазинами на первых этажах, высотки – заправками и складами, а потом опять коттеджными поселками. Остановки электричек с десятками и сотнями людей на них, с палатками шаурмы и билетными кассами, с павильонами электронных лотерей, автобусы и микроавтобусы, стоящие на конечных остановках – Подмосковье.
Кусок пиццы с чаем на втором этаже Ярославского вокзала, очередь в кассу метро. Рядом стоит несколько автоматов по продаже карточек с надписями «не стой в очередях», и очереди к каждому из автоматов!..
Комсомольская Кольцевая, две остановки до Таганской, переход на фиолетовую линию. Жду поезда в сторону Выхино в конце перрона, из темноты туннеля дует легкий ветерок, а сама станция кажется маленькой и невзрачной после огромной и прекрасной Комсомольской Кольцевой. Подхожу к краю платформы и опять отхожу от края. Когда я был маленьким, тетя Таня жила на Международной улице около метро Площадь Ильича, и мы всегда пересаживались с Таганской Кольцевой на Марксистскую, поэтому так врезались в память барельефы «героям-танкистам», «героям-летчикам». А потом, когда построили первые станции зеленой линии, мы стали пересаживаться на Курской, и приезжать на Римскую. По этим же гранитным плитам пола ступала двадцать пять лет назад маленькая ножка мальчика Саши в летних босоножках, и мама держала его за руку, чтобы не подходил близко к краю платформы. А сегодня Саша вырос, и тетя Таня переехала, а мама умерла, но гранитные плиты и край платформы все те же сегодня, и вчера были теми же, и завтра будут, и не важно – ступаю я по ним или даже забыл о их существовании…
Проезжаю одну остановку до Пролетарской и выхожу в сторону Крутицкой улицы и Крутицких переулков. Другой выход привел бы меня на Волгоградский проспект и к кольцу трамваев, много раз я спускался через него в метро, когда вечером ехал от тети Тани, живущей тогда на Электрозаводской, в гостиницу в Кузьминки. Входил тогда и не видел второго выхода, а сегодня не увидел первого. Я так и остался в Москве гостем, который спускается под землю и поднимается из-под земли, который не знает, что находится за углом. Я пока не знаю, как мне дойти до Крутицкого Патриаршего подворья, но узнаю через десять минут. А несколько лет назад даже не подозревал, что оно где-то рядом, а знал про кольцо трамваев и казино «Кристалл». Может быть, еще через пару лет я приеду сюда еще за чем-нибудь, о существование чего сегодня даже не подозреваю. И это касается всей Москвы, каждой станции ее метро для меня – не москвича, а вечного гостя столицы.
Через десять минут звоню матушке Ольге, и она говорит, что опаздывает на полчаса. Но я даже рад этому, потому что на улице легкий морозец, падают редкие снежинки, в стороне проезжают десятки машин, и сюда доносится шум трассы, но я опять в Москве времен Империи. Величественный храм за чугунной оградой, несколько деревянных одно- и двухэтажных домиков, дом, у которого второй деревянный этаж стоит не первом кирпичном, таких много сохранилось в провинциальных Нерехте и Арзамасе, в десятках других городов. И здесь в Москве. Мне приятно смотреть на снег, на храм и на домики, вдалеке гуляет с коляской женщина, вот прошел по территории охранник. Подъехала иномарка и встала на небольшой стоянке рядом с десятком таких же авто, в сегодняшней Москве много хороших машин, а старых Жигулей почти не осталось.
Но я рад не только созерцать умиротворяющую картину исторического центра Москвы, я рад, что сегодняшний день, может быть впервые за несколько лет, выйдет у меня в Москве размеренным и осмысленным, обычно бывает иначе. Подъезжаешь в поезде и томишься бездействием, сидя на полке и глядя в окно, а через минуту ноги сами несут по перрону в темпе, в темпе, чтобы везде успеть. А еще я рад, что не взял с собой фотоаппарат, только без него я понимаю, что само его наличие держит в напряжении, занимаясь чем угодно, торопясь по улицам, постоянно находишься в напряжении, сам того не желая, почти подсознательно ищешь – что бы еще такого-эдакого снять.
Так хорошо, что его со мной нет, и не надо думать про удачные ракурсы. Как будто с фотоаппаратом на шее я приезжал в Москву не для себя, а для друзей в социальных сетях, куда выкладываю потом фото. А сегодня приехал для себя, и просто смотрю на тихий центр великого города. Падают снежинки, чугунная ограда, иномарки, храм. Москва. Тишина. Не надо торопиться!..
Звоню тете Тане и говорю, что приеду в гости. В поездку я собрался только вчера поздно вечером, как-то внезапно отец Виталий решил, что ему надо забирать мебель из Москвы, а мне как раз нужна пара десятков кроватей. Приходит матушка, и мы идем к черному входу храма, а потом и в палаты. Как красиво звучит – палаты, но сегодня эта анфилада комнат уступит удобством простому офисному центру. Мы собираем и сносим со второго этажа кровати и стулья, пересчитываем и упаковываем одеяла и наволочки, пьем чай с рыбным пирогом, и матушка рассказывает про отца Сергия. В четыре вечера выходим из палат, снег закончился, и солнышко уже спускается к горизонту, морозец стал на несколько градусов сильнее, и изо рта идет пар, а под ногами слегка поскрипывает. Идем к метро, и там прощаемся, мне надо будет вернуться сюда к половине одиннадцатого и загрузить все в ГАЗель.
Тетя Таня с моей двоюродной сестренкой Светой через час повезут Кристинку на танцы во Дворец Культуры «Искра», и я тоже еду туда, а не к ним домой. На метро до Выхино, а там сажусь не на привычный микроавтобус с номером 888, а на 722-ой автобус. Едем мимо девяти- и двенадцатиэтажных домов, мимо небольших магазинов, а на город опускается вечер, свет дня уступает место свету оранжевых фонарей. На небольшой улице стоит дорожный указатель с перечеркнутой надписью «Москва», но это официальный конец города, на самом деле и за ним такие же дома и магазины. Мы едем по неширокой улице, с одной стороны которой сплошные заборы частного сектора, а с другой ЖД пути, по которым вместе с нами уезжает из Москвы электричка, уже в этот час она полна людей, многие стоят.
Выхожу на остановке по требованию, возвращаюсь немного назад и поворачиваю направо. Как странно! Я совсем рядом с Москвой, но здесь редко проезжают машины, почти полностью стемнело, и вокруг меня только снег, редкие фонари и заборы. Перехожу небольшую дорогу на красный, потому что машин все равно нет, похоже, что я в деревне, но это не так, не только многомиллионная Москва совсем рядом, но и новые кварталы Люберец с огромными домами и десятками тысяч их жильцов.
Мы встречаемся с тетей Таней, Светланкой и Кристинкой в дверях Дворца Культуры и, пока идут занятия, гуляем вокруг с собакой. Дворец Культуры окружает березовая роща, а дальше идет стройка, слышна отрывистая нерусская речь, Рич загоняет кошку на дерево, а мы рассказываем друг другу свои последние новости. Потом Света везет нас всех домой, а сама едет забирать мужа Васю, чтобы вместе с ним заскочить в автосервис, где ремонтируют его внедорожник. Сначала я собирался поехать с ней, а потом решил остаться. В запасе у меня несколько часов, и мы идем с тетей Таней на кухню. Она греет суп и говорит, что наливать мне не будет. А я уже втиснулся на стул между подоконником и столом, удобно там расположился, и очень не хочется вставать, брать в руки половник!.. И тут я понимаю, что она не про суп, а про спиртные напитки. Но и про них мне хочется поспорить с тетей. Она сдается и приносит рюмки, бальзам.
Приходит Кристинка помогать бабушке. Она уже большая, на следующий год идти в школу, кормит старого кота Топку, собаку Ричарда, моет тарелки. Спрашивает, когда приедет к ней в гости сестренка Вера, обнимает меня, рассказывает про папу и маму.
Уже забылись годы, когда я приезжал к тете Тане в коммуналку на Международной. Забывается и их квартира на Госпитальном Валу, дорога к ней от метро, в какой двор надо входить и какие по дороге проходишь палатки. Десятки лет я жил в Калининграде, а в России бывал гостем, всего на несколько дней, и за эти дни хотел объять необъятное, все в них втиснуть, везде побывать, все сфотографировать. И только в вагоне поезда Москва – Калининград, только проехав Вязьму и Смоленск, спрашивал себя: «А что это было?»
Больше десяти лет прошло с тех пор, как я приезжал в Москву и в Россию на все лето – на школьные каникулы, и тогда никуда не торопился. А сегодня не поехал с сестрой к Васе, потому что три года назад переехал из Калининграда в Россию, и уже не надо все увидеть за несколько дней, можно не торопиться. Я дома! И не поехал никуда, а остался с тетей Таней.
Как пятнадцать лет назад мы никуда не торопились, ели суп и гречку с колбасой, пили бальзам и чай с блинами. Как пятнадцать лет назад, только тетя Таня постарела, и уже давно умерла бабушка, а у нас с сестрой семьи и дети. Такая спокойная добрая вышла у меня эта поездка в Москву, без фотоаппарата, без суеты. Созерцательная.
Мы переходим из кухни в комнату, и я показываю тете Тане наши фото в контакте, нашу новую квартиру, в которой только что сделан ремонт, наш Духовно-просветительский центр, наши храмы, наших беженцев, студентов и детские лагеря, Веру в музыкальной школе и Веру у реки. Возвращаются из сервиса Вася и Света, а мне приходит время прощаться.
Спускаюсь по лестнице, иду к остановке 888-х микроавтобусов. Десятый час вечера, мороз и немного снега, сотни окошек светятся в домах, а я стою на ветру и смотрю в конец улицы, откуда должна приехать маршрутка. Сажусь рядом с водителем, и мы едем по пустым к этому времени улицам, сначала мимо новых двадцатиэтажных домов, потом мимо пяти- и даже трехэтажек еще советской постройки. Мимо магазинов и частных домиков.
У окошка билетной кассы в метро никого нет, и на перроне всего несколько человек, в это время все едут из города, а не в город. Пустой вагон, несколько станций, пересадка. Ворота Крутицкого подворья закрыты, а храм и вся территория освещены оранжевыми фонарями. Вместе с охранником загружаем в ГАЗель подготовленное с матушкой днем имущество, жмем друг другу руки, и я сажусь в теплую кабину. Водитель с ювелирной точностью проезжает через древние ворота, справа и слева остается всего по два-три сантиметра до их толстенной кирпичной кладки. Едем по многополосной улице Москвы, я не знаю ее названия, сворачиваем с нее вправо, потом на Третье Транспортное Кольцо, через его километровые туннели, мимо ЖД путей и Рижского вокзала, вдали виден стройный силуэт Останкинской башни. Ночь и оранжевые фонари. Долго-долго едем по ночной зимней Москве, выезжаем на Ярославку.
Мой водитель изредка курит, совсем немного приоткрывая окошко, и кабина наполняется сигаретным дымом. Машина у него новая, и в ней полно разных ненужных электронных устройств: рация разговаривает голосами дальнобойщиков, навигатор советует повернуть через триста метров, регистратор записывает наш путь, а магнитола с подключенной к ней флэшкой играет шансон, все эти звуки сливаются и накладываются друг на друга. Но после выезда из города водитель выключает навигатор и рацию, а музыку делает гораздо громче. И мы едем с ним сквозь русскую зиму и ночь из Москвы в Ярославль и дальше в Нерехту в кабине, наполненной сигаретным дымом и песнями Бутырки и Вороваек. Как я ездил много-много лет назад с частником в Рязанской области к бабушке.
Давно остались в прошлом фонари мегаполиса, на небе мерцают звезды, остаются в стороне небольшие городки, и в кабине полумрак, а я вспоминаю этот долгий день, который рано утром начался в небольшом городке, и ровно через сутки, тоже в четыре часа утра, в нем же и закончится. Я думаю о том, что больше десяти лет не был в Москве без спешки, и уже забыл, как это бывает, а сегодня вот вспомнил. О том, что как-то незаметно для себя обрел новые родные места, о которых мечтал последние несколько лет, утратив все старые. И о том, что, наверное, главным новым родным местом для меня стал небольшой городок на Русском Севере, имя которого я впервые услышал год назад. Нерехта. Я думал о втором новом для себя родном месте – Нижнем Новгороде, где я купил этим летом квартиру. Свою первую в жизни квартиру рядом с метро. Помню, как в юности я мечтал о квартире рядом с метро, и вот мечта сбылась, правда метро не московское, но это и хорошо, потому что…
Потому что квартира тети Тани в Люберцах как-то незаметно стала третьим новым родным местом для меня, местом, куда мы все или я один приезжаем утром, а поздно вечером уезжаем по пустым уже улицам Люберец, потом на метро до Ярославского вокзала. А Нижний я успел полюбить пару лет назад, когда мы жили в Арзамасе. Полюбить, так и не узнав до конца и не запомнив названия его мостов. Их снова три, родных для меня места. Нижний Новгород заменил Калининград, а самое любимое из трех – деревеньку в Рязанской области заменила мне Нерехта, сама как большая деревня, небольшой городок. Из прошлого осталась только Москва, великая вечная Москва, откуда мы уехали несколько часов назад.
Я думал об этом, пока мы ехали сквозь ночь в кабине ГАЗели, наполненной дымом и музыкой про тюрьму, и это тоже Россия, как Москва великая и вечная!..
Эх, жизнь блатная,
Барак, столовка,
А я девчонка, а я воровка...
группа "Воровайки"