Учитель

Любовь Аширова
Май, 2005 год

Напряжённая тишина в классе. За приоткрытыми окнами в крашеных деревянных рамах слышны детские крики и стук мяча – на школьном стадионе среди младших классов проводили урок физкультуры. Свисток престарелого учителя не умолкал ни на минуту и разносился по всему стадиону, вливался в душный кабинет на втором этаже 105-й школы через окна и разрезал царящую в нём напряжённую тишину, словно горячим ножом кусок сливочного масла. Двенадцать пар любопытных глаз смотрели на меня. Тринадцатая пара органов зрения, которые я охотно бы проткнула вязальными спицами, принадлежали учительнице русского языка и литературы – Бояркиной Надежде Васильевне. Вот уже половину урока я стояла у зелёной классной доски и вертела в пальцах правой руки белый и длинный кусок мела.

Двадцать минут унижения.

Двадцать минут ада.

Двадцать минут тишины.

«Не реветь!» – приказала я себе и, сглотнув скопившуюся во рту слюну, с трудом сдержалась от того, чтобы не плюнуть в толстое ехидное лицо учительницы и с гордо поднятой головой удалиться из класса. Я перевела свой нарочито равнодушный взгляд на первую парту в третьем ряду у стены. Даже наша зубрила Сапина выражала крайнюю степень недоумения, листая учебник русского языка для 11-го класса. Она заметила мой пустой взгляд и нервно дёрнула плечом. Данный жест означал: «Я не знаю, что она от тебя хочет, но я-то тут явно ни при чём». Да, милая Маша, то, что она заставила меня писать на доске, нет в школьной программе, и никогда не будет.

Бояркина театрально закатила глаза и вздохнула, разведя руки в стороны:

– Вот видите, ребята, нельзя знать больше, чем ваш учитель, – пропела она елейным голоском и склонилась над раскрытым журналом. – Садись на место, Мортель, два. 

Я выдохнула и положила мел на прибитую к доске полочку. Окинула взглядом исписанную вдоль и поперёк доску. В тексте не было ни единой ошибки, если не считать пропущенную запятую в самом последнем предложении. Я отряхнула с пальцев белую пыль от мела и медленно пошла на своё место – последнюю парту в среднем ряду.

Бояркина прошипела вслед:

– Учись усерднее, деточка.

– Да пошла ты, – бросила я ей через плечо.

Судя по тому, с какой силой она захлопнула классный журнал, она всё услышала, но сдержалась от крика в адрес моей удаляющейся спины. Плевать. Я с грохотом выдвинула стул и развалилась на нём, вытянув вперёд ноги и засунув руки в карманы толстовки. Алексей Дикарецкий, мой сосед по парте и друг по жизни, ободряюще похлопал меня по спине. Я кивнула ему головой и победно выставила вперёд кулак: «Ничего, Дик, я сильная, я всё выдержу».

– Мортель, Дикарецкий, прекратите.

Я с ненавистью уставилась в эти треугольные голубые глаза дохлой рыбы, на белые волосы, закрученные вокруг головы и огромную задницу под длинным чёрным платьем.
 
«Один – ноль в мою пользу, тварь».
 
Учительница с трудом выбралась из-за стола и своим фирменным жестом – выбросив вперёд руку и щёлкнув пальцами – указала на меня:

– Скажите спасибо этой особе, что помешала вам пройти новую тему. Напоминаю: скоро выпускные экзамены, и я не знаю, как вы будете их сдавать…

Судя по напряжённым спинам одноклассников в одинаковых синих пиджаках, им было плевать с высокой колокольни и на экзамены, и на новую тему, и на школу тоже. На улице безбожно палило майское солнце, и им не терпелось убежать из этого душного кабинета, чтобы вдохнуть свежего воздуха и глотнуть прохладной воды у киоска.  И не видеть эту двинутую бабу, которая считала себя самой умной на свете.

– Что, Саш, опять толстозадая шлюха мучила?

Я скосила глаза вправо и увидела семенящую мелкими шажками девочку из седьмого класса. В зубах она держала незажжённую сигарету с фильтром толщиной с мою ногу, в одной руке тащила битком набитый портфель с учебниками, другой шарила по карманам своего школьного пиджака.

Соня Рыжкова.
 
Я вытащила из кармана зажигалку и помогла ей закурить. Она благодарно кивнула своей маленькой рыжеватой головкой и выпустила изо рта клубы белого дыма. Шагающий слева от меня Дик закашлялся и замахал руками, отгоняя от себя дымовую завесу.

– Мучила – не то слово, – наконец, ответила я и уставилась в безоблачно синее небо. Пели птицы, зеленела новая листва на городских тополях, на стадионе опять бегали и кричали младшеклассники. Всё было бы просто прекрасно, если бы не эта ненависть со стороны учителя.
 
– Ты же победитель межшкольной и областной олимпиады, – хриплым голосом произнесла Соня и изящным движением мизинца стряхнула на асфальт серый пепел. – Какой смысл сворачивать тебе кровь перед экзаменами?

– Завидует, – встрял в разговор Дикарецкий. – Она же говорит, что кроме неё самой никого умнее нет. Саня если не умнее её, то хотя бы адекватнее и не носится со своими мозгами, как чёрт с писаной торбой.
 
– Да не гони, – я благодарно шлёпнула друга по затылку, он улыбнулся в ответ. Если бы не школьная форма с мешковатыми брюками, его можно было принять за симпатичную девчушку, которая по недоразумению напялила на себя форму своего старшего брата. – Но спасибо на добром слове.

– Он прав, – сказала Соня, и Дик просиял. – Хорошо, что тебе осталось учиться меньше месяца.  Потом сдашь экзамены, и пошлёшь эту грёбаную школу с Бояркиной во главе ко всем чертям.

– Да уж, – согласилась я. – Спасибо, Сонь.

– Всегда пожалуйста, – невозмутимо ответила подруга.

– О, кого я вижу! Привет всем!

Мы одновременно оглянулись назад и увидели запыхавшегося молодого человека в трещащей по швам школьной форме на его крупном теле. Бычья шея, высокий рост и короткая стрижка на большой голове. Подмышкой он держал папку с тетрадями. Егор Камынин из девятого класса. Я приветственно подняла руку, и он с громким шлепком опустил на неё свою огромную ладонь. Дик и Соня также подняли свои правые руки, таким образом, поздоровавшись со вновь прибывшим членом нашей компании. Егор пошарил в кармане и вытащил на свет четыре подтаявших шоколадных батончика. Мы разобрали угощение и медленно пошли по Центральной улице нашего провинциального городка под Н-ском. Курящая семиклассница с телом ребёнка и глазами взрослой женщины, девятиклассник с телом взрослого мужчины и непосредственностью мальчишки, светловолосый паренёк, похожий на девушку, и девушка, похожая на парня в велюровом спортивном костюме с капюшоном. Мы были разными, но нас объединяло одно – мы отличались неординарным умом и нас называли «надеждой 105-й школы» провинциального городка Б. в пригороде Н-ска.

– Куда идём? – поинтересовался Егор, с грацией молодого буйвола забегая вперёд и заглядывая нам по очереди в глаза.

– Пошли ко мне, – предложила я и закинула за спину сумку на длинном ремне.
 
– Мы никому не помешаем? – наморщила гладкий лоб Соня и выкинула окурок в мусорный бак у частного дома.

– А еда у тебя есть? – с надеждой спросил Камынин.

– Разрешишь причесать тебя? – умоляюще сложил тонкие ручки Дикарецкий.

– Да, всё у меня есть, – ворчливо ответила я и направилась в сторону дома, скрытого за разросшимися кустами дикого ранета.


Сентябрь, 2014 год

– Санечка, привет!

На пороге салона красоты «Кассандра» меня снёс белобрысый ураган в длинном чёрном фартуке и сжал в стальных объятиях мои рёбра. Я едва не задохнулась, уловив в воздухе резкий запах одеколона. Я с трудом вырвалась из крепких рук мастера и внимательно всмотрелась в бледное мужское лицо с тонкими изящными чертами.

– Дик! – я подняла руку вверх, и его узкая ладонь с громким шлепком опустилась на мою.

– Добро пожаловать в мой салон! Твоя постоянность поражает – раз в год я вижу тебя на пороге с хаосом на твоей милой головушке!

– Да ладно тебе сочинять, не всё так плохо.

– Я бы не был так в этом уверен…

Не переставая болтать ни на минуту, Дикарецкий усадил меня в чёрное крутящееся кресло возле зеркала, прикрепил к моей шее ослепительно белую ленту и накинул шуршащую лиловую накидку, в тон аксессуарам в своём модном салоне. Я наблюдала за отлаженными до автоматизма движениями друга, и поражалась его способности даже из такого чучела, как я, сделать конфету. Я не пожалела, что пришла сегодня к нему перед автограф-сессией в торговом центре «Версаль», где я буду представлять свою новую книгу «Психопат». После года вынужденного затворничества в своей полупустой квартире-студии на окраине Н-ска, я с чистой душой сдала рукопись своей будущей книги «Паучий яд» в издательство, и решила расслабиться, валяясь перед телевизором и поедая горы вредного фастфуда. Я играла в онлайн-игры, читала гороскопы и смотрела корейские дорамы, лёжа под клетчатым пледом на своём надувном матрасе, пока не приехала старшая сестра и не дала мне основательную взбучку за овощной образ жизни. Чуть ли не за волосы вытащив меня из моего убежища, Марина вымыла квартиру, выбросила кучу мусора, собранного в коридоре в зловонных пакетах, выстирала бельё и сварила суп с лапшой. Подперев руками квадратный, совсем как у меня, подбородок, она с жалостью и отвращением смотрела на меня, а после записала в салон красоты «Кассандра», зная, что я больше никому, кроме Дика, не доверю свою голову.

«У тебя встреча с поклонниками через неделю, – распекала она меня. – Всё бы ничего, но в таком виде ты на людях не покажешься. Только через мой труп!».

– Я читал твою новую книгу, – сообщил друг, щёлкая ножницами над моим правым ухом.

– Я рада, – пробормотала я, наклонив вперёд голову и видя перед собой только свои волосы. – И как тебе?

– Чудовищно, – честно ответил Дик. – Я сразу понял, кого ты решила убить в первой главе.

– Ой-ёй-ёй, какой ты догадливый.

– Не дёргайся, а то ухо отрежу.

– И кого я убила?

– Прототип нашей «любимой» учительницы, я прав?

– Садись, два, – проскрипела я из-под шапки волос и щёлкнула пальцами под шуршащей накидкой.

Дик расхохотался и продолжил колдовать над моей неухоженной головой. В салоне играла ненавязчивая музыка, пахло каким-то неизвестным мне средством для волос. Справа от себя я услышала приглушённый шёпот. Я скосила глаза и сквозь пелену волос увидела двух молоденьких девушек в длинных, как у Дикарецкого, фартуках. Прикрыв рты маленькими ручками, они перешёптывались и смотрели на меня. Наконец, одна из них робко двинулась ко мне и встала рядом, сложив за спиной руки.

– Извините, – пролепетала она. – Я могу ошибаться, но вы – Александра Мортель?
 
– Мм, да, это я, – промычала я, до сих пор закрытая зачёсанными на лицо волосами.

– Пожалуйста, подпишите вашу книгу, – осмелела сотрудница салона и протянула мне томик в чёрном переплёте с кроваво-красным названием «Чёрное кружево смерти». Моя первая книга, после написания которой я загремела в больницу с нервным истощением. 

Я только протянула руки из-под шуршащей накидки, как Дик недовольно укрыл меня вновь.

– После того, как я закончу, – резко сказал мой белобрысый друг, свирепо щёлкая ножницами над моей головой. – Не мешайтесь под ногами!

– Да, мастер, – хором ответили девчонки и скрылись в подсобном помещении, утащив с собой книгу.

– Да ты прям суровый начальник, – съехидничала я. – Научишь дрессуре подчинённых?

– Тебе-то это зачем? – удивился Дик. – Сколько тебя помню, ты всегда была вне коллектива. И работу подходящую себе выбрала.

– Исключение – наша маленькая компания, - вздохнула я и в задумчивости посмотрела на своё взлохмаченное отражение в зеркале. Дик наклонил мою голову назад и зачесал волосы на затылок.

– Ну, да, – поддакнул друг. – Помнишь, как мы познакомились?

– Ещё бы не помню, – усмехнулась я. – Такое разве забудешь.


Октябрь, 2004 год

…Утром восьмого октября 2004 года я вышла из автобуса № 3. Перед моими глазами раскинулась нелепая десятая школа – светло-жёлтое здание из пяти этажей, с какими-то таинственными переходами и лестницами, будто бы составленное из нескольких помещений различного назначения. Меня отправили на олимпиаду по русскому языку от своей школы, и вот я приехала, заставив себя встать в семь утра. Участие в этом мероприятии освобождало от занятий в школе на целый день и обеспечивало отличную отметку за четверть, поэтому я не без энтузиазма взялась за это дело.

У жёлтой стены уже толпились школьники со всех учебных заведений нашего городка при Н-ске. Чтобы проще ориентироваться в людской толпе, все торжественно вырядились в школьные формы, и по цвету пиджаков можно было без труда определить, кто из какой школы явился на олимпиаду. Я заметила небольшую кучку школьников в мешковатых тёмно-синих пиджаках с чёрными галстуками и не торопясь пошла в их сторону. Над ними возвышалась учительница рисования, Инна Валерьевна, громогласная женщина с высокой взбитой причёской и в строгом брючном костюме приятного кофейного цвета. Увидев меня, она затряслась от возмущения и ткнула длинным указательным пальцем в мой велюровый спортивный костюм с капюшоном:

– Мортель, что за вид?! Ты на рынок пришла?!

– И вам здравствуйте, – ответила я. – Не знала, что уровень знаний измеряется внешним видом.

– Ты позоришь нашу школу! – заорала учительница и за локоть выдернула из толпы притихших школьников худенького парнишку с длинной светлой чёлкой. – Вот пример для подражания! Почему Лёша одевается как человек, а ты ходишь в пижаме?!

Я собралась было сказать, что с таким же успехом могу развернуться и уехать на третьем автобусе обратно, но, вспомнив, что сегодня три урока геометрии, промолчала и воззрилась на смущённого мальчишку в уродливом синем пиджаке и блестящих ботиночках. Он покраснел и поспешил скрыться в толпе. На мне же были белые носки и домашние резиновые шлёпанцы, которые я забыла переобуть в кроссовки, когда собиралась на автобусную остановку.

– Уже поздно возвращаться за формой, – резонно заметила я. – Через пятнадцать минут начало олимпиады.

– Ну, и шут с тобой, – рассердилась Инна Валерьевна и, широко шагая, направилась к крыльцу десятой школы. – Только попробуй теперь не занять первое место!
 
– Вас поняла, – равнодушно ответила я и поймала робкий взгляд белобрысого мальчишки из толпы. – Первое так первое…

В вестибюле нам выдали списки учеников и кабинетов, где они должны были сидеть. Мне достался триста пятый класс и я, оторвавшись от своей компании во главе с громогласной Инной Валерьевной, пошаркала на третий этаж по широкой мраморной лестнице с коваными железными перилами.

Меня усадили за последнюю парту у окна и выдали два листа чистой бумаги с круглой синей печатью в левом верхнем углу. Я пошарила в кармане толстовки и извлекла оттуда три синие ручки Stabilo и простой карандаш с облезлым ластиком. Больше ничего брать с собой не полагалось, поэтому я даже сумку с собой брать не стала. Кабинет постепенно наполнялся учениками других школ, а я с любопытством рассматривала портреты русских писателей над зелёной классной доской, забавные двуместные парты с бледно-зелёной гладкой поверхностью и окна с чистым белым тюлем. В нашей школе № 105 в то время были одноместные парты с незапамятных времён с потрескавшимися крышками и полуразрушенные стены кабинетов.
 
– О, нет! – кто-то жалобно простонал слева от меня.

Я нехотя повернула голову и увидела того тощенького белобрысого парнишку, больше похожего на девчонку в мужской школьной форме. Он со слезами на глазах шарил в своей сумке и, судя по всему, был готов разрыдаться на весь кабинет.

– Ты чего потерял? – спросила я у него.

Его взгляд испуганно метнулся вверх и задержался на моём велюровом костюме.

– Ручку забыл, – дрожащим голосом ответил мальчишка.

– Эка невидаль – ручка, – сказала я и протянула одну из своих синих красавиц растерявшемуся ученику. – Возьми мою и не плачь.

– Спасибо, Саша, – просиял мальчишка и двумя руками принял моё подаяние.

– Откуда ты знаешь моё имя? – удивилась я.

– Мы же с начала этого года в одном классе учимся, – в свою очередь удивился белобрысый. – И вообще, тебя вся школа знает.

– Вот как, – ответила я. – Какой конфуз. А тебя как зовут?

– Алексей Дикарецкий, – мальчишка вежливо протянул мне тонкую ручку, и я небрежно шлёпнула её сжатым кулаком. – Будем знакомы.

– Теперь-то да, – согласилась я и повернулась лицом к доске, так как в кабинет вошла местная учительница и принялась раздавать задания из большого коричневого пакета с круглой печатью синего цвета.

В классе сидело по одному человеку за партой в шахматном порядке. Тихо скрипели ручки и сопели ученики десятых и одиннадцатых классов. За нами зорко следила комиссия из пяти человек – учителя из других школ, ни одного из которых я не знала, и не горела желанием знать. За три часа, отведённых на задания, я потратила только час, проголодалась и, положив подписанный листок на стол комиссии, собралась уходить.

– Уже всё? – удивилась молоденькая учительница с заплетённой косой чёрного цвета. – Проверить не хотите?

– А смысл? – вопросом на вопрос ответила я и направилась к выходу. – До свидания.

– До свидания, – растерянно пробормотала учительница и положила мой исписанный листок в отдельную папку для бумаг.

Октябрь 2004 года выдался на удивление тёплым, и я не мёрзла в спортивном костюме и резиновых шлёпанцах с носками. Прогулявшись по пустым коридорам незнакомой школы, я вышла на крыльцо и вдохнула подогретый поздним солнцем осенний воздух. Разгребая ногами опавшие жёлтые листья на дорожке у ворот школы, я только свернула в сторону автобусной остановки, как услышала сзади топот лёгких ног и нетерпеливый крик:

– Саша, стой!

Я неохотно обернулась и увидела Дикарецкого с сумкой через плечо и разметавшейся на красивом гладком лбу чёлкой. Он протянул мне синюю ручку Stabilo.

– Спасибо, – сказал он и робко улыбнулся.

– Да не за что, – ответила я и сунула ручку в карман. – Всё написал, что ли?

– Да, всё, – закивал головой мальчишка. – Там не очень сложно было.

– Молодец, – снисходительно похвалила его я. – Ты у нас в какой стороне живёшь?

– Возле нашей школы, в тридцатом доме, – смущённо ответил Дикарецкий. – Можно с тобой пойти?

– Ну, пошли, – пожала я плечами и первой покинула двор десятой школы. Дик пошёл следом.

По дороге домой мы купили по вафельному стаканчику мороженого и забрели в Городской центральный парк. Дикарецкий поведал мне, что в наш провинциальный город со своей семьёй он переехал только в августе этого года, и он толком здесь ничего не знает. Отец его открыл ювелирный салон на Центральной улице, мать – домохозяйка. Они занимали трёхкомнатную квартиру на седьмом этаже тридцатого дома по Кировскому проспекту. Дика отправили в нашу школу по месту жительства, чтобы закончить одиннадцатый класс.

– Не самый лучший выбор учебного заведения, – скептически заметила я и проглотила остатки вафельного стаканчика с подтаявшим мороженым. – А поступать куда собрался? Есть какие-нибудь идеи?

– Я не хочу в универ, – насупился Дик. – Хочу на курсы парикмахеров.

– Вот те на, - удивилась я. – Тогда и нашей школы тебе достаточно будет. Хорошо стрижёшь?

– Да! – посветлел лицом мальчишка и более внимательно рассмотрел мои немытые волосы, небрежным пучком скрученные на макушке. – Тебе бы подошла причёска каре, удлинённая спереди.

– Ну, круто, – без энтузиазма отреагировала я и облизала испачканный в мороженом большой палец. – Пошли уже по домам, цирюльник. Что такое?

Я недовольно уставилась на вцепившегося в мою руку мальчишку. Голубые глаза вытаращились от страха, нижняя губа выпятилась вперёд и дрожала, будто он вот-вот заплачет. Я проследила за его взглядом и заметила, как на горизонте у входа в парк замаячили фигуры местных гопников. Три ПТУшника в потрёпанных спортивных костюмах отжимали у малолеток деньги и украшали их хилые тела отборными цветными синяками. Главарь этой тёплой компании был сыном местного прокурора, и ему всё сходило с рук. Откуда я всё знала? Одно время я часто бывала у отца на работе в УВД и грела уши, когда он разговаривал со своими сотрудниками.

– Пошли отсюда! – в панике зашептал Дик и потянул меня за рукав спортивного костюма в сторону, противоположную от надвигающейся опасности.

– Отвали от меня! – рассердилась я и выдернула рукав из цепких тонких пальцев одноклассника. – Парк общественный, где хочу, там и хожу!

– У тебя отберут деньги!

– А у меня их нет, – парировала я и положила ногу на ногу. Шлёпанец заболтался у меня на большом пальце. – Сиди и не дёргайся.

Дик замолчал и затравленно уставился в землю. Худые плечи дрожали под уродливым школьным пиджаком. Тем временем троица гопарей приближалась к нам с космической скоростью, горланя на весь парк, щёлкая семечки из одного пакета и смачно сплёвывая на землю. Я как можно равнодушнее скользнула взглядом по трём одутловатым рожам и повернулась к напуганному и бледному, как полотно, Дику.

– Вот люди, а? Обеда ещё не было, а они уже себе все шары залили.

– Саша, тише! – шикнул мальчишка. – Они же услышат!

– Да плевать я на них хотела, – спокойно ответила я и безмятежно развалилась на скамейке. – Не паникуй раньше времени.

В поле моего зрения попали три пары лакированных туфель и брюки от спортивных костюмов с тремя полосками по бокам. Теперь они стояли напротив нас, и шелуха от сжираемых ими семечек падала нам под ноги.

– Эй, красавицы! Мелочь есть?

Дик жалобно пискнул и прижался к моей руке. Я подняла голову вверх. Боже, да они на ногах еле стоят!

– Что, простите? – переспросила я.

– Мелочь давай! – рявкнул один из них и пнул с ноги мой болтающийся шлёпанец. Он откатился в сторону. – Живее, уродина!

– На вас не угодишь, – протянула я, медленно надевая резиновый тапок на ногу. – То красавица, то уродина. Вы бы уже определились, а?

Один из них замахнулся на меня, но я, вскочив со скамьи, схватила его за эту руку и, подставив ножку, повалила на землю, локтем ударив его по шее. Там что-то громко хрустнуло, и он потерял сознание. Вокруг отчётливо пахло спиртным. Громко взвизгнув, Дик перепрыгнул скамью и спрятался за её высокой спинкой. Двое других, шатаясь, бросились на меня. «Твоё счастье, что они были пьяны», – прозвучал в голове голос отца после моего очередного привода в милицию. – «Иначе бы тебе не поздоровилось».  Через две минуты сливки нашего городского общества лежали кучей друг на друге и видели десятый сон. Скривившись от отвращения, я стянула с них спортивные брюки, оголив сверкающие в лучах октябрьского солнца белые и рыхлые ягодицы. Дик в ужасе выглядывал из-за парковой скамьи.

– Саня, ты что делаешь?! Бежим отсюда!

– Да погоди ты! – махнула рукой я и отряхнула руки от мерзких пьяных тел. – Не мешай! У тебя телефон есть? Сотовый?

– Нет, – прохныкал одноклассник. – Из-за олимпиады я его оставил дома…

– Вот разиня, – я повернулась в сторону дома и зашагала, ворча себе под нос.

– Саня! – чуть не плакал Дик и бежал следом за мной. – А с ними что? Так и оставим? Нас же выследят и убьют!

– Хватит ныть! – рявкнула я. – Ты мужик или кто?! Что лучше – быть убитым или униженным?!

На следующей неделе вышел новый выпуск Н-ского вестника, где на главной полосе был освещён скандал с участием сына нашего местного прокурора. Якобы он, будучи в нетрезвом состоянии, совершил противоправные деяния в отношении своих двух товарищей прямо в Центральном парке. Что касается нас с Диком, то нас никто не запомнил, и нас не стали разыскивать.


Сентябрь, 2014 год

– Благодаря тебе я узнал, что постоять за себя даже таким способом – неплохо, – смеясь, сказал Дик и, выключив фен, повесил его на крючок возле стола. – Готово!

Я покрутила головой, рассматривая в зеркале свою обновлённую причёску. Да, удлинённое спереди каре. С того 2004 года я не меняла эту причёску, позволяя прикасаться к своей голове только другу. Сияющий Дик стянул с меня накидку и стал подметать мои космы, валяющиеся на светлом полу из ламината.

– Красота! Спасибо, Лёш.

– Не булькает, – рассмеялся Дик и крикнул прячущимся в подсобке девушкам. – Тащите сюда свою книжку!

Марина и Алина, как сёстры – близнецы с одинаково пухлыми губами и чёрными бровями изогнутой формы, впорхнули в зал и протянули мне по томику «Чёрного кружева смерти, тараторя без остановки.

– Мне так понравилось!

– Так захватывающе и страшно!

– А долго вы писали эту книгу?

– Она основана на реальных событиях? Круууть!

Я рассеянно отвечала на вопросы и старательно выводила свои инициалы на форзацах книг своей любимой ручкой с чёрным масляным стержнем. Радостно щебечущие девушки отнесли в подсобку подписанные книги и бросились навстречу новому посетителю – полноватому мужчине в деловом костюме. Я, держась одной рукой за столик, выбралась из удобного кожаного кресла и более внимательно рассмотрела себя в зеркале. Чёрный велюровый спортивный костюм с капюшоном, нездоровый зеленоватый цвет лица и аккуратное каре из каштановых волос, обрамляющее моё узкое лицо с высокими скулами. Также на лице краснели отметины от чрезмерного употребления шоколада и гамбургеров.

– Дик, а кто меня может накрасить? – неохотно спросила я, накручивая на палец прядь волос. – Или хотя бы замазать эти пятна?

– Я сам тебя накрашу, – он снова усадил меня в кресло. – Только сиди и не дёргайся.

В три часа дня я сидела на первом этаже торгового центра «Версаль» и на автомате подписывала книги, подсовываемые мне приходящими людьми, натянуто улыбалась в объективы фотокамер и благодарила восторженных читателей за проявленный интерес к моему творчеству.

В половине шестого вечера последний посетитель скрылся за раздвижными стеклянными дверьми, прижимая к груди новенький томик «Психопата» с моей размашистой подписью на форзаце, а я почувствовала настоящую усталость. Сестра заехала за мной ещё полчаса назад и терпеливо ждала на парковке в своём синем Пежо. Я ответила на несколько вопросов журналиста из Н-ского вестника и, попрощавшись с организаторами этого мероприятия, побрела к выходу, засунув руки в карманы велюровой толстовки, когда меня остановила какая-то женщина в зелёном платье до пола.

– Подпишите мне книгу, пожалуйста, – попросила она, открывая пахнущий типографской краской том «Психопата».

– Да, конечно, – я вытащила из кармана ручку с чёрным масляным стержнем. – Как вас зовут?

– Наталья Васильевна, – проворковала женщина. – Бояркина.

Я подняла голову и непонимающе уставилась в располневшее лицо своей бывшей учительницы. Она заискивающе улыбнулась и прежним ехидным голосом пропела:

– Так загордилась, что не узнаёшь никого?

– Так почти десять лет прошло, – равнодушно ответила я и вернула подписанную книгу. – Тут и чёрта не признаешь.

– Такая же дерзкая, – прищурила глаз Бояркина.

– Какая есть, – я натянула капюшон и вышла к прилегающей к торговому центру парковке.

– Долго же ты, – заворчала сестра, впуская меня в тёплый салон автомобиля и протягивая мне бургер в шуршащей обёртке и банку колы. – На, ешь, а то сейчас свалишься от голода.

– Спасибо, Марин, – я пристегнулась ремнём безопасности и вгрызлась в мягкую булку с котлетой. – Что бы я без тебя делала.

– На маршрутке бы ехала, – ответила сестра, выруливая на оживлённую трассу. – Какие у тебя планы на завтра?

– Спать буду и есть, – ответила я, запивая холодную булку с котлетой не менее холодной газировкой. – Устала я сегодня.

– Ты же до этого две недели дрыхла.

– Я никогда не устану спать.

Мы молчали до самого подъезда моего многоэтажного дома. Сестра высадила меня и, вручив бумажный пакет с едой, уехала домой к родителям.

В пустой и необыкновенно чистой квартире-студии царил полумрак осеннего вечера. Огромное окно с чёрными жалюзи, красные стены с нарисованными чёрными маками. Надувной матрас в углу, накрытый клетчатым покрывалом, встроенный высокий платяной шкаф с зеркалом во весь рост, рядом – холодильник стального цвета. Письменный стол со стопкой рукописных текстов и закрытым ноутбуком. Я, вытащив из кармана толстовки свои любимые масляные ручки и положив их на тумбочку в прихожей, побрела в ванную. Эта комната у меня была выдержана в чёрно-белом цвете.

После горячего душа я почувствовала себя лучше. Обернувшись в большой махровый халат яблочного оттенка, я улеглась поверх покрывала на надувной матрас и поджала под себя ноги. После годового затворничества, – а именно так я могу писать книги, – я и подумать не могла, что так отвыкну от человеческого общества. Пребывая в радужном тумане своих фантазий, я теряла кончик нити, соединяющей меня с внешним миром, и с трудом возвращалась обратно. Пройдёт как минимум три недели, когда я возьмусь за новую рукопись. Я закрыла глаза и погрузилась в загадочный и манящий мир чёрных магов, некромантов и говорящих животных.

Но громкий звонок домашнего телефона заставил меня подскочить на своём лежбище и разбросать подушки в разные стороны. Тихо ругаясь, я вскочила на ноги, но запнулась и упала на пол, запутавшись в полах длинного халата. В итоге, я подползла к телефону и схватила трубку, чуть не свалив по дороге кадку с пальмой – подарок родителей на новоселье.

– Да! – прокричала я в трубку.

– О, Господи, что же ты так орёшь, – ответил мне женский голос с хрипотцой. – Привет, Саня!

– Соня! – обрадовалась я, сжимая трубку телефона вспотевшими от волнения руками. – Привет, дорогая! Рада тебя слышать!

– Конечно же, рада, – съехидничала подруга. – Я только сегодня прилетела с конференции, так что предлагаю завтра встретиться. Ты будешь свободна?

– Я теперь недели две-три свободна буду, – усмехнулась я.

– А что такое? – удивилась Соня Рыжкова.

– Сдала рукопись, – пояснила я, накручивая пружинистый провод от телефона на палец. – У меня типа отпуск.

– Вот как, – помолчав, ответила подруга. – Я слышала, что сегодня в «Версале» у тебя была автограф-сессия. Жалко, что я не успела…

– Да не беда, - ответила я. – Я тебе и так всё что угодно подпишу. Завтра во сколько встречаемся и где?

– Ресторан суши на Красной улице, – безапелляционным тоном сказала Соня и зашуршала каким-то бумагами. – Я знала, что ты согласишься, поэтому заранее забронировала столик.

– Ты вообще не изменилась, – невольно восхитилась я и услышала, как она по ту сторону трубки щёлкает зажигалкой. – Кто из наших завтра будет?

– Дик придёт, это точно. Насчёт Егорки – не знаю. Он на соревнованиях.

– Понятно, – протянула я. – Тогда до завтра.

– Да, я тебе наберу с утра, – бросила Соня и, не попрощавшись, первой положила трубку.

Рыжкова только в прошлом году окончила Н-ский университет с отличием и поступила в магистратуру, а теперь ездит на конференции по всему миру, и к тому же преподаёт физику первым курсам своего университета. Она – единственная из нашей подающей надежды четвёрки, кто пошёл по научному пути и почти реализовал себя на этом поприще.

Я положила пикающую телефонную трубку на рычаг и прислонилась горячим лбом к прохладной стенке платяного шкафа. Ну вот, опять температура как результат повышенного общения с людьми. Надо поесть и сделать пару заметок для будущей книги. Я пошла в свой кухонный угол и положила в микроволновую печь два бургера, оставшихся после трапезы в машине. В пакете я обнаружила ещё пирог с яблоками и пакет ананасового сока, купленный моей доброй сестрой. Жуя подогретую пищу, я села за письменный стол с выключенным ноутбуком и вновь погрузилась в воспоминания.


Декабрь, 2004 год

Будучи в выпускном классе, я практически забила на учёбу, зная, что моих знаний хватит на выпускные экзамены, золотую медаль и поступление в университет. Поэтому мы с Диком день за днём лазали по нашему небольшому городку, бродили по улицам Н-ска и возвращались домой на последней электричке, рубились в видеоигры и изредка появлялись в школе.

Перед новогодними праздниками на втором этаже в школе было проведено торжественное собрание возле кабинета биологии, где объявляли победителей городских олимпиад и вручали им почётные грамоты. Я видела с утра, что в коридор тащили столы и стулья, кто-то даже поставил трибуну, а на неё – графин с водой. «Если кому-то поплохеет, то он может попить», – пояснил Дик, и я рассеянно закивала головой.

Вся школа с трудом вместилась в коридоре второго этажа, разделённая на ровные шеренги классов. Мы с Диком устроились позади всех на подоконнике и играли в игру «камень-ножницы-бумага», исход которой решал, кто кого после школы будет угощать пиццей в местном кафе. Увлечённые резким выставлением рук вперёд, мы не заметили, как директор Крамольцева произнесла речь и под жидкие аплодисменты присутствующих начала выдачу грамот учащимся. Поэтому я вздрогнула от неожиданности, услышав свою фамилию, прозвучавшую на весь этаж, как раскат грома.

Я неохотно слезла с подоконника и сквозь людскую толчею прошла к трибуне получать грамоту. Крамольцева с явным неодобрением окинула мою фигуру в лиловом плюшевом костюме с капюшоном, энергично встряхнула мою протянутую правую руку и поздравила с завоеванием первого места на олимпиаде по русскому языку среди школ города.

– Спасибо, – сказала я. – Надеюсь, что договорённость в виде отличной четвертной оценки в силе.

– Разумеется, – заверила директриса. – А также сегодня после уроков всех победителей олимпиады будет ждать дополнительная награда в учительской!

Зажав грамоту с круглой синей печатью и подписями неизвестных мне учителей подмышкой, я пробралась к подоконнику и шлёпнула правой рукой по поднятой вверх ладошке друга.

– Сань, поздравляю! – с горящими глазами воскликнул друг. – Я так и знал, что ты победишь!

– Спасибо, - поблагодарила я его. – Но вот в кафе пойдём немного позже, мне надо будет зайти в учительскую.

– Без проблем, – согласился Дикарецкий. – Я подожду тебя в гардеробе.

Но ждать ему меня не пришлось, так как Дик занял второе место на той же олимпиаде по русскому языку, и мы после уроков вместе отворили тяжёлые двери учительской комнаты. Увиденное внутри заставило нас вытаращить глаза от удивления. Письменные столы были сдвинуты торцом друг к другу и накрыты белыми бумажными скатертями с голубыми васильками, собранными в букеты алыми лентами, по периметру.

В прозрачных одноразовых тарелках сверкали тщательно вымытые яблоки и груши, три нарезанных на кусочки торта возвышались над столами, рядом стояли три двухлитровые бутылки с лимонадом. У меня рот тут же наполнился голодной слюной. Директор, учительница по рисованию и завуч радостно усадили нас за столы и налили в одноразовые стаканы бурлящий газированный напиток.

Позднее к нам присоединились четыре одиннадцатиклассника из параллельных классов, пара учеников из седьмого класса и три девятиклассника. Я съела всего помногу, так как любила сладкое, и как раз разламывала вилкой очередной кусочек шоколадной «Праги» от нашего местного хлебокомбината, как в учительскую ввалилась премерзкая на вид женщина с белыми волосами, подвёрнутыми полумесяцем над толстой шеей, и в чёрном платье до пят, которое обтягивало её непропорционально огромную задницу. Холодные треугольники голубых глаз цепко охватили всё помещение, не упустив ни одной детали: ни моего перемазанного кремом рта, ни тощего Дика с надкусанным яблоком в руке, ни весело болтающих учеников за столами. 

– Так, так, уже начали, – пропела толстозадая женщина и уселась за стол рядом с директрисой.

– А чего ждать-то? – удивилась завуч и подлила маленькой семикласснице ещё лимонада. – Ты лучше посмотри на наших героев!

– Где же у нас герой по русскому языку? – учительница опять пробежалась глазами по сидящим за столами ученикам.

– Тут, – с набитым ртом ответила я и подняла вверх вилку с остатками торта.

– Вот как, – взгляд толстозадой учительницы скользнул по моему лиловому костюму и остановился на лице. – Не знала, что неруси так хорошо знают русский язык, – еле слышно процедила она и демонстративно вышла из учительской.
 
Я вскинула брови вверх и продолжила невозмутимо поедать торт. Дик покраснел от возмущения и бросил недоеденное яблоко на свою пустую тарелку.

– Спасибо за угощение, – зазвенел его голос в этом небольшом помещении. – Саня, пошли домой, нам пора.

– Эй, эй, я же ещё не доела! – возмутилась я, но друг схватил меня за локоть и выдернул из-за стола.

– Я куплю тебе столько тортов, сколько ты захочешь, только пошли отсюда, – чуть не плача, Дик силком вытолкал меня из учительской.

Среди притихших ребят маленькая семиклассница аккуратно вытерла рот салфеткой и встала из-за стола.

– Спасибо, всё было очень вкусно, – неожиданно хриплым голосом сказала девочка и, подхватив с пола свой портфель, направилась к двери.

Мы молча оделись в гардеробе, и вышли на морозный свежий воздух. С неба летели крупные белые снежинки, оседали на мех капюшона моего пуховика, на элегантное чёрное пальто Дика. Мы медленно шли в сторону моего дома и вдыхали декабрьский предновогодний воздух, как сзади послышался грубый девичий голосок:

– Извините, пожалуйста, вы забыли свой пропуск.

Обернувшись на голос сзади, мы увидели ту хрупкую семиклассницу с учительского чаепития. Она была в голубом пуховике, в белой шапке с большим помпоном, с красным портфелем в руке. К нашему всеобщему ужасу, девочка держала в зубах зажжённую сигарету с фильтром, а в левой руке – мой школьный пропуск. Я выразительно постучала по своей голове сжатым кулаком и приняла из тонких пальцев девочки пластиковую карту со своим фото.

– Вот спасибо!

– Пожалуйста, – отозвалась девочка и выпустила из маленького ротика чудовищно большие клубы дыма. – Должна будешь.

– Что ты хочешь? – напряглась я. Деловой тон такой маленькой девочки не предвещал ничего хорошего, и я стала прикидывать в уме, сколько же я ей уже задолжала.

– Две пачки Pall Mall, – не моргнув и глазом, ответила семиклассница и, обогнав нас, направилась к киоску на Кировском проспекте.

– Во молодёжь пошла! – восхитился Дик.

Дурное настроение как рукой сняло. В благодарность за принесённый школьный пропуск я купила девочке сигареты и, стоя возле подъезда дома Дикарецкого, мы невольно разговорились, осыпаемые белоснежными хлопьями снега.

– Софья Рыжкова, – представилась семиклассница и важно, по очереди, пожала нам руки. Мы старались не расхохотаться над серьёзностью этой девчушки, и кашляли в кулак, прикрываясь простудой и морозным воздухом. – Ты на неё не злись, – неожиданно сказала она мне. – Бояркина уже давно не в себе, а умалишённых жалеть нужно.

У Дика покраснели кончики ушей, – от возмущения, а не от мороза, – а я лишь махнула рукой.

– А, ты про это. Забей. Я жалею только о том, что торт не доела, а так со мной всё в порядке.

– Эта тварь, – продолжила Соня, стряхивая пепел в сугроб у подъезда. – В третьей четверти берёт себе все одиннадцатые классы, так что берегись, ты ей давно уже не нравишься.

– Вот это новости, – удивилась я. – Да я её вообще впервые сегодня увидела.

– Одна из способнейших учениц в школе, которая игнорирует школьную форму и перечит учителям, – отчеканила девочка. – Это взбесит кого угодно, не только Бояркину.

– Да, Сашка такая, – встрял Дик и раздулся от гордости, словно был мне отцом, а не другом. – Кстати, откуда ты всё про всех знаешь?

– Я староста в своём классе, – коротко ответила Соня. – Они, как правило, должны знать всё.

– А у нас кто староста? – задумался Дик.

– Без понятия, – равнодушно пожала плечами я и подняла голову вверх, навстречу белому крупному снегу, что обжигающими хлопьями падал на моё лицо.


Сентябрь, 2014 год

Остаток дня я провела в горизонтальном положении, глотая горячий чай с мёдом и таращась в телевизор, где шла очередная новостная лента Н-ска: там ежедневно оповещали население, кто кого убил, кто кого ограбил, и кто кого изнасиловал. Увидев в новостях культуры своё лицо, я поперхнулась чаем и, оглушительно кашляя на всю квартиру, пропустила первую половину репортажа. Я сидела на автограф-сессии и, слащаво улыбаясь, подписывала своё изданное в твёрдой обложке творчество на девственно-белых форзацах книг. Моя благодарная публика – подростки в чёрных одеждах и с густо подведёнными глазами – оглушительно кричали, жали мне руку и фотографировались. Хотя среди народа в «Версале» я видела и несколько людей почтенного возраста и женщину с годовалым ребёнком, основная масса поклонников моих книг из года в год была одной и той же. Любители тайн и бунта, яркие, как чёрный огонь и взрывные, как порох, дети, понимающие мою душу лучше, чем кто-либо в этом мире. Может, я сама и есть тот самый «вечный подросток»?

Тем временем журналистка брала у меня интервью, а я тупо таращилась в камеру с дежурной улыбочкой на лице с красивым макияжем – творением моего лучшего друга.

– Что служит вдохновением в вашем творчестве?

– Жизнь, – гнусавила я по ту сторону экрана. – Это большой муравейник, а люди – это муравьи. А я просто натуралист, обожающий наблюдать за муравьями и периодически тыкать в их дом сучковатой палкой. Это же так интересно!

– В новой книге «Психопат» вы описали жизнь серийного убийцы, убивающего учителей. Почему же именно этих людей с такой благородной профессией?

– Потому что это люди, на которых мы по идее должны равняться и ими восхищаться. Но часто бывает, что проще сдавить глотку стальной проволокой, чем добиться у них признания, – проворковала я, и журналистка поспешила закончить интервью и попрощаться с «популярной писательницей Александрой Мортель».

Не дожидаясь прогноза погоды на завтра, я выключила телевизор и повернулась лицом к стене, подложив под голову руку. В мыслях всплыла Бояркина, сумевшая испоганить мне настроение после такой душевной встречи с поклонниками. «Она даже после смерти не признает тебя», – прозвучал хриплый голос Сони в моей голове.

– Ну и пусть, – пробормотала я и уснула, прижавшись разболевшейся головой к надувному матрасу.

Соня заехала за мной на следующий день в два часа, разбудив резким звонком домофона. Я очнулась от глубокого сна и, добравшись до двери, впустила ей. Подруга, никогда не отличавшаяся эмоциональностью, сдержанно приобняла меня в тесном коридоре и критическим взглядом окинула мои взъерошенные волосы и мятый халат.

– У тебя десять минут, чтобы привести себя в порядок, – сказала Соня и, сняв сапоги на высоком каблуке, прошла в комнату. – Пошевеливайся.

Пока я собиралась, мыла голову и по настоянию Сони натягивала на своё заметно пополневшее тело синее платье в китайском стиле с высоким воротом, я исподтишка разглядывала подругу. Из маленькой девочки с хриплым голоском и не по годам взрослыми глазами она превратилась в миниатюрную рыжеволосую девушку с изящными руками и не по-женски прямым мышлением. В свои двадцать два года Соня добилась всего, что планировала ещё в школе. Она поражала своей холодностью и расчётливым умом, но меня всегда удивляла её почти детская привязанность к нашей компании.
«Вы для меня как старшая сестра и братья», – сообщила она нам в прошлом году, когда мы отмечали её степень бакалавра в местном баре.

«Скорее всего, наоборот», – заметила тогда я. – «По твоей рассудительности не скажешь, что ты намного младше нас».

– Что встала? – недовольно спросила Соня и подтолкнула меня к двери. – Идём уже, нас ждут.

Я отвлеклась от нахлынувших воспоминаний, положила в сумку три экземпляра своего «Психопата» и надела своё давнишнее чёрное пальто с капюшоном и сапоги на высокой платформе. Соня осмотрела меня и, одобрительно кивнув головой, тоже стала одеваться.

На крыльце подъезда я задохнулась и ослепла от ярко светившего сентябрьского солнца и свежего воздуха. Пока я протирала слезящиеся глаза, меня кто-то подхватил, как ребёнка, поднял в воздух и закружил вокруг своей оси. Я завизжала, но, привыкнув к свету, стала истошно кричать:

– С ума сошёл? Отпусти!

– Вот сюрприз, – с кислым видом сказала Соня. – А мы-то думали, что он на соревнованиях, а он тут околачивается.

Егор отпустил меня, и я без сил опустилась на скамейку у подъезда. Друзья уселись по разным сторонам от меня. Соня, игнорируя закон о курении в общественных местах, задымила своей неизменной сигаретой с фильтром, стараясь не дышать в нашу сторону. Во дворе дома было пусто, только у соседнего дома гуляла какая-то молодая мамаша с коляской. Всё-таки начало сентября, и все послушные и непослушные дети сейчас находились в школе. Я более внимательно посмотрела на Егора. Из рослого не по годам девятиклассника, участвующего во всех спортивных мероприятиях, он превратился в огромного спортсмена, посвятившего всю свою жизнь вольной борьбе. Видимо, он только приехал, так как был в спортивном костюме с названием страны во всю спину и с большущей спортивной сумкой.

– И надолго ты в городе? – спросила его Соня, стряхивая пепел в урну возле лавки.

– На неделю-то точно, - беззаботно ответил Камынин и в шутку двинул мне локтем под рёбра. У меня перехватило дыхание, и я в отместку тоже пырнула его в бок своей костлявой рукой. Но он только засмеялся.

– Давно же у нас так выходные не совпадали, – заметила Соня. – Предлагаю съездить в наш городок.

– Я там бываю каждую неделю, – мрачно ответила я. – У родственников.

– А кто сказал, что мы только к родственникам поедем? – удивился Егор. – А как же места былой славы?

– Неплохо, – одобрила Соня и встала со скамьи, выкинув окурок в урну. – Всё, поехали, такси ждёт. Дик, как всегда, опаздывает.

– Неудивительно, – рассмеялся Егор. – Он дольше любой девушки собирается.

– Да ты его однажды с девушкой и спутал, – фыркнула я. – Забыл, что ли?

– Разве такое забудешь, – ещё громче расхохотался Камынин, и мы втроём направились к припаркованной у подъезда машине.



Декабрь, 2004 год

Я проигнорировала новогоднюю вечеринку в одиннадцатом классе и решила остаться дома, просто валяясь на диване с альбомом для рисования. Тем более, глупые пляски под не менее глупые песни меня никогда не привлекали. Да что там, само присутствие в оживлённых людных местах вызывало тошноту и непреодолимое желание убежать подальше и куда-нибудь спрятаться. Я спала до обеда, поедала в огромном количестве мандарины и рисовала сцены наступившего Апокалипсиса, пока в моё мирное существование не ворвался Дикарецкий. Вежливо поздоровавшись с моими родителями, он по-хозяйски уселся на диван и подвинул моё неподвижное туловище к стене.

– С чем пожаловал? – поинтересовалась я, закрывая альбом и выбрасывая кожуру от мандаринов в мусорное ведро.

– Сань, у тебя есть ненужное платье? – собравшись с духом, спросил мой друг.

– Ты с дуба рухнул? – осведомилась я, окончательно выйдя из транса предновогоднего безделья. – Зачем тебе?

– Хочу померить, – не моргнув глазом, честно ответил Дик.

Я молча встала с дивана и распахнула дверцы лакированного советского платяного шкафа. Надо сказать, что это чудовище до сих пор стоит в доме у родителей и продолжает хранить ненужные, но очень дорогие сердцу вещи. И, надо отдать ему должное, шкаф с годами стал только крепче, что ни в какое сравнение не идёт с современными шифоньерами.  В тот момент на меня повалилась гора скомканной одежды. Затолкав ногой несвежее бельё под комод, я двумя пальцами выудила клетчатое платье свободного кроя с длинным рукавом и воротником-стойкой. Это чёрно-серо-белое великолепие купила на прошлый мой день рождения мама, в надежде воспитать во мне чувство прекрасного, и, видимо, ей просто надоело видеть меня в спортивных костюмах. Я оценила её благородный порыв, но платье так и не надела, похоронив его на нижней полке шкафа, где лежит меховой жилет на случай холодов и прочие, не совсем нужные мне вещи.

– На, держи, – протянула я платье Дику. – Не знаю, что ты там собрался с ним делать, но рекомендую его не резать и не сжигать.

– Да что ты, – обречённо вздохнул друг и с благодарностью принял из моих рук клетчатое подаяние. – Я Соньке проспорил.

– Ну и дурак, – сразу отреагировала я. – Я же тебе говорила, что спорят только двое…

– Дурак и идиот, – продолжил за меня Дик. – Да, я знаю это, но уж очень эта девка хитра, обвела меня вокруг своего маленького пальца.

– И что ты должен сделать?

– Пойти с ней на праздник шахматного клуба, – с несчастным видом оповестил меня Дик и скрылся за открытой дверцей шкафа. – В платье.

– Да ты смертник, – я села на диван и вновь открыла альбом для рисования. – Хорошо вам повеселиться.

– Как это нам? – удивлённая голова друга высунулась из-за лакированной дверцы. – Ты идёшь с нами.

– С какой такой радости?! – возмутилась я. – Сам заварил кашу, сам и расхлёбывай. Я тут при чём?! Я со всякими умниками не спорила, и на дурацкие условия не соглашалась!

– Ну, Санечка…

С минуту прослушав его жалобы и стенания, я смилостивилась. Оценив Дика в платье, я притащила косметичку из комнаты старшей сестры и её же старые сапоги на высоком каблуке.

– Не благодари, – сказала я, оценивая результат своих трудов. – Пошли уже на праздник, красотуля.

– Я больше с ней никогда не буду спорить, – чуть не плакал Дик, в считанные минуты превратившийся в высокую симпатичную блондинку.

Шахматный клуб располагался в старом здании рядом со спортивной школой. В вестибюле нас уже ждала Соня в строгом синем шерстяном платье с белым воротником. Свои рыжеватые волосы она заплела в тугую косу и перевязала белым бантом. Ах, какой бы милый был этот ребёнок, если бы не его коварность и изворотливый ум!

– Могла бы тоже приодеться, – упрекнуло меня это маленькое чудовище, но тут же переключило внимание на красного, как помидор, Дика. – А ты держишь своё слово, молодец! Можешь переодеваться обратно.

– Как, уже всё? – опешил друг и потянул подол платья вниз, закрывая худые колени.

– А я не говорила, что ты будешь весь вечер так разгуливать, – резонно заметила Соня. – Так что переодевайся и сотри косметику с лица, тебе не идёт.

– Ах, ты! – Дик побагровел от злости и сжал кулаки, но я схватила его за худые девчачьи плечи и развернула лицом к двери.

– Стоп, стоп, стоп! Сейчас идём ко мне и переодеваемся, благо, идти недалеко. А ты, – повернулась я к Соне. – Могла бы просто попросить нас составить тебе компанию. Без этих фокусов, мисс зазнайка и псих-одиночка.

В глазах Рыжковой мелькнул ранее не виданный мной испуг, сменившийся знакомым презрением и разочарованием. Круто развернувшись, она молча убежала в зал, где вовсю гремела музыка и болтали дети.

Одевшись, мы с Диком вышли на улицу. Он мёрз в платье и своём чёрном пальто, еле ковылял на каблучищах моей сестры и громко жаловался на Соню. Я держала его за локоть, чтобы он не растянулся на ледяной корке, покрывшей асфальт по всему городу.

– Забудь, – наконец, произнесла я, когда мы шли мимо спортивной школы. – Она уже признала свою вину. Через три дня извинится, и всё будет по-прежнему.

– Неееет, – всхлипнул Дик. – Видеть её больше не хочу!

– Девушки!

Мы замолчали. К нам бежал высокий, плотного телосложения паренёк неопределённого возраста в спортивном костюме и в синей фирменной шапке. В руках он держал чёрные кожаные перчатки. Я машинально залезла в карманы пуховика. Мои перчатки были на месте. Тем временем парень, не замечая меня, протягивал Дику перчатки и лучезарно улыбался:

– Это не Вы потеряли?

– Ах, – Дик кончиками указательных пальцев вытер слёзы и улыбнулся в ответ. – Да, это моё. Большое спасибо!

Он натянул перчатки, больше похожие на женские и собрался было идти дальше, как незнакомец схватил его за руку и воскликнул:

– Разрешите вас проводить!

– Зачем? – удивился друг, не видя моих отчаянных гримас за спиной незнакомого громилы. – Мы и сами дойдём.

– Тогда напишите ваш номер телефона, пожалуйста, – не сдавался парень и полез в карман спортивной куртки за бумагой.

Брови Дикарецкого поползли вверх с риском затеряться под его светлой длинной чёлкой. Гневно сверкнув глазами, он выхватил свою руку из лап незнакомца и рявкнул своим привычным басом:

– Свали в туман, придурок!!!

И, хромая на обе ноги, побежал прочь. Оцепеневший спортсмен смотрел ему вслед и постепенно заливался краской.

– Дошло до утки на третьи сутки, – пробормотала я и, извинившись перед статуей в синей фирменной шапке, бросилась догонять своего лучшего друга в моём клетчатом платье…



Сентябрь, 2014 год

– Ахахахахаха! – раскатился Камынин и в приступе смеха застучал ладонью по столу. – Вот это кора!

– Стол сломаешь, – предупредила Соня, но на уголках её губ играла лёгкая и почти незаметная усмешка. – Он же не виноват, что Лёша был таким милашкой в школе.

– Хватит ржать, – простонал Дикарецкий и закрыл лицо руками. – Когда это было-то…

– В следующем году уже десять лет, – заметила я и отхлебнула из высокого бокала холодное пиво. – Давайте уже есть, а то у меня уже живот от голода сводит.

– Тебе бы только пожрать!

– Я много работала, могу и поесть!

– Егор, тебе пива налить?

– Нет, спасибо, у меня режим!

– Да какой режим, раз в году видимся!

– Вот сама сиди и пей, рыжуха!

– А ты перекаченный клоун!

Уже второй час кряду сидели мы в японском ресторане, сотрясая стены VIP-комнаты громогласным смехом и воспоминаниями, которые на большой скорости пролетали мимо нас и касались наших плеч своим тёплым дыханием прошлого. У меня от выпитого шумела голова, но я радостно поглощала суши, запивала их пивом и понимала, что уже давно так себя хорошо не чувствовала. Они стали старше. Но стоит только на минуту прикрыть глаза, и я вновь, как и десять лет назад, видела перед собой тощего белобрысого паренька с чёлкой, маленькую девочку с сигаретой в руке и с хрипотцой в детском голосе, и добродушного борца, переведённого в нашу сто пятую школу во втором полугодии, сразу после новогодних каникул.

– Ребят, что я вам сейчас расскажу, – начала я загадочным голосом и отставила в сторону бокал с пивом. – Угадайте, кого я вчера видела на автограф-сессии?

– Крамольцеву? – предположила Соня.

– Дроздову с параллели? – спросил Дик.

– Сатану? – фыркнул Егор.

– Ну, почти, – рассмеялась я. – Бояркину! Принесла подписать книжку, а сама настроение испортила. Никакого покоя от этой женщины!

Друзья разом замолчали и уставились на меня, как на душевнобольную. Я растерялась и оглянулась посмотреть, не увидели ли они за моей спиной что-то странное. Даже улыбчивый Егор нахмурился и мял в сильных пальцах бумажную салфетку.

– Сань, с тобой всё в порядке? – осторожно поинтересовалась Соня и пощупала мне лоб. – Температуры вроде бы нет.

– Ещё раз, кого ты видела? – переспросил озадаченный Дикарецкий.

– Говорю же, Бояркину, – рассердилась я и сбросила со своей головы Сонину руку. – Да что с вами такое?

– Ты не могла её видеть, – тихо произнёс Егор. – Она же погибла в марте этого года…

Он ещё что-то говорил, но я его не слышала и во все глаза смотрела на своих друзей, как будто видела их в первый раз. В голове раздался противный звон, и я сползла по спинке стула вниз. Последнее, что увидела перед потерей сознания – это край стола и бежевую бахрому на скатерти.
 
– Саня! Саня! Очнись!

– Тебе плохо?!

– Может, скорую вызвать?!

– Ну так звони, чего встал!

– Да голову ей поднимите!

Голоса моих дорогих друзей и милой официантки смешались в один сплошной крик, терзающий душу и мой замутнённый разум. Не знаю, сколько я пролежал6а на бордовом ковровом покрытии ресторана, но очнулась сразу же от ударившего в нос резкого запаха нашатырного спирта. Побледневший администратор, юноша в белой рубашке и чёрном жилете, хлопал меня по щекам. Соня держала мне голову и водила перед носом ватой, смоченной в нашатырном спирте.

– Воняет, – прохрипела я и попыталась встать, но, услышав звон в ушах, тут же рухнула обратно на пол, временно потеряв способность видеть.

– Я вызвала скорую помощь, – боязливо прошептала официантка. – Скоро приедут.
– Спасибо, – поблагодарил её дрожащий голос Дика, и я почувствовала, как он своими ледяными ладонями стиснул мне руки.

С помощью Сони и администратора я перебралась на диван и устало опустила голову на высокие подушки. Друзья и персонал ресторана сгрудились вокруг меня: Дик растирал мои посиневшие руки, Соня невозмутимо считала мне пульс, Егор стоял с несчастным лицом и стаканом воды в дрожащих руках.

– Почему мне никто не сказал? – наконец, произнесла я и окинула долгим взглядом обеспокоенные лица вокруг меня. – А?

– Мы думали, что ты знаешь, – тихо сказал Егор. – Про эту аварию на Н-ской трассе писали все газеты и показывали по телевидению….

– Я год писала книгу, – жёстко ответила я. – И год не следила за тем, что происходит в мире. Через несколько дней я вновь выпаду из реальности, когда засяду за новую рукопись. Но как, чёрт возьми, она была на моей автограф-сессии?!

Друзья подавленно молчали. Через несколько минут в помещение ворвались врачи скорой помощи с объёмным чемоданом с изображённым на нём красным крестом. Мне померили давление, посветили в глаза фонариком и дали выпить какое-то остро пахнущее лекарство. Наконец, врачи и персонал ресторана покинули нашу комнату.
Мы молча сидели за недоеденным сетом суши около десяти минут, пока Соня не нарушила молчание, закурив очередную сигарету. Возле неё пепельница была полна окурков со следами красной помады.

– Есть один выход, – с холодной рассудительностью сказала подруга, выпустив изо рта облако сизого дыма. – Завтра мы едем в наш родной городишко и заодно заглянем на местное кладбище и воочию убедимся, что эта женщина мертва…чтобы больше не возникало никаких вопросов. Все согласны?

– Может, не надо? – запротестовал Дик и стиснул мою холодную руку. – Вдруг ей там опять станет плохо?

– Всё в порядке, - заверила я друга. – Хочу уже сама во всём убедиться, сошла ли я с ума, или просто так вчера устала, что мне всё привиделось.

– Значит, решено, – Егор опустил ладонь на стол. – Завтра в девять утра у Саниного подъезда. Поедем на моей машине.

– Отлично, – Соня потушила сигарету и улыбнулась мне одними губами. – Смотри не проспи.

– Не просплю, – вздохнула я.

Немного придя в себя, мы вновь наполнили бокалы, кто пивом, кто минеральной водой, и принялись доедать уже заветренные суши.

…Ночью я спала плохо. Ворочалась с боку на бок, бегала в туалет, включала и выключала телевизор, вновь пыталась заснуть. В голове вертелись навязчивые мысли, идеи, размышления. Почти пять лет я строчила книги о неизбежности человеческой кончины. Не дрогнув ни единым мускулом лица, я убивала половину героев в каждом своём опусе, и заставляла всех плохих парней сожалеть о содеянном и принять всё наказание небес сполна. Но Бояркина…нет, не хочу об этом думать.

Перевернувшись на правый бок, я попыталась подумать о чём-нибудь другом. О любви. Почему бы и нет? Из нашей дружной четверки, каких только пар не составляло наше окружение! И Соня с Егором, и Егор со мной, и Дик с Соней, и Дик со мной, и Егор с Диком… Я громко фыркнула в подушку. Смех, да и только! В действительности, Егорка помолвлен с замечательной девушкой из Н-ска, которую он с гордостью представил нам в прошлом году – свадьба у них весной 2015 года, и мы все приглашены. Соня со своими мозгами робота, по моему мнению, вообще не способна на такие чувства, по крайней мере, я ничего подобного за ней не замечала со дня нашего знакомства. Миловидный Дик на хорошем счету у пожилых женщин и молодых дурочек – клиенток своего салона, но, как он мне однажды пожаловался, что не видит смысла продолжать с ними общение спустя сутки после знакомства. А что касается меня, то я, после неудачных отношений на втором курсе Н-ского университета, забила на это неблагодарное дело и стала писать книги, наполненные кровавыми расправами и бесчисленным количеством человеческих жертв…
 
Мы выехали в десятом часу утра. Егор за рулём, Соня у открытого окна на пассажирском сидении рядом, мы с Диком, сонные и всклокоченные, дремали на заднем сидении. Я провожала взглядом каждый столб и дерево, мелькающие за окном автомобиля, и думала о том, как мы по очереди заедем в наши отчие дома, поприветствуем родных, я обниму свою трёхлетнюю племянницу Полину. Предусмотрительная Соня перед поездкой затолкала в багажник огромные пакеты с подарками, и, заметив наши вытянутые лица, заметила: «Да что бы вы без меня делали». Пристыженные, мы молча сели в машину. Из нас троих никто не подумал о гостинцах для семьи!

Через сорок минут мы въехали в наш небольшой провинциальный городок под Н-ском, где прошло моё детство. Я замечала каждое изменение, произошедшее со зданиями, деревьями и рекламными щитами.

Егор лихо проехал старый центр города и свернул на асфальтированную дорогу, по сторонам от которой тянулись бесконечные поля, желтеющие ещё неубранными посевами гречихи и льна.

– Эй, куда это мы? – забеспокоился проснувшийся Дик и выглянул в окно. – Мы же к предкам собирались.

– Сначала на кладбище, – сухо сказала Соня и вновь защёлкала зажигалкой. – Самое малоприятное дело нужно сделать в первую очередь, либо не делать вообще. Ты как? – повернулась она ко мне. – Готова к встрече?

– Да, – с кислой миной ответила я и отвернулась к окну, наблюдая бесконечный осенний пейзаж.

На кладбище Рыжкова отыскала местного сторожа и заставила его проводить нас к нужной могиле, вытащив из своего кожаного портмоне мотивирующую бумагу зелёного цвета. Следуя за бородатым мужиком, одетым в драную телогрейку и пахнущим перегаром, я рассеянно переводила взгляд с одного надгробия на другое. Сентябрьская, на половину пожухлая трава, серые могильные плиты, вылинявшие от солнца искусственные венки и цветы, вьющиеся над головой вороны навевали тоску и какое-то непонятное мне чувство смирения. Мы подавленно молчали, пока сторож резко не свернул влево и грязным пальцем с чёрной каймой под кривым ногтем не указал на могилу с чёрным ажурным крестом и такой же металлической чёрной оградой. Я подошла ближе. Да, ошибки быть не могло. Бояркина Надежда Васильевна, родилась 10 июня 1957 года, умерла 25 марта 2014 года. С овального портрета, прикреплённого на ажурном кресте, на нас смотрело ехидное круглое лицо с голубыми треугольниками холодных глаз. Соня деловито зашла за ограду и воткнула в могилу букет искусственных ромашек, купленных накануне в салоне ритуальных услуг.

– Ничего не понимаю, – пробормотала я, ковыряя носком ботинка кладбищенскую землю. – Как же она у меня автограф-то взяла?

– Значит, ты её с кем-то спутала, – заявила Рыжкова, рассыпав по могиле горсть конфет «Коровка». – С кем не бывает.

– Самое интересное, что она была в каком-то нелепом зелёном платье, – задумчиво сказала я. – Она же всю жизнь в чёрном ходила.

 – Так её в зелёном платье и похоронили, - вмешался сторож, терпеливо стоящий позади нас. – Дождь тогда был такой силы, что тут земля из-под ног уплывала! Она учительница ваша?

– Да, – холодно ответила Соня и, стряхнув с пальцев невидимую грязь, вышла из-за ограды. – Всё, Мортель, ты убедилась наконец в своей ошибке?

– Убедилась, – покорно согласилась я и вздохнула. – Это говорит о том, что мне нужно чаще отдыхать.

– Бывает, – Егор ободряюще охлопал меня по плечу. – Поехали уже, нас дома ждут.

Я опёрлась о локоть непривычно серьёзного Дикарецкого, и мы торопливо зашагали в направлении Главных ворот, не оглядываясь по сторонам. Соня шла впереди, увязая каблучками в мягкой земле. Егор брёл следом, ссутулив плечи и о чём-то задумавшись. Мы же с Диком замыкали процессию, поддерживая друг друга, чтобы не свалиться посреди дороги, и тоже молчали.

И никто не заметил, что под слоем рыхлой могильной земли за оградкой торчал уголок красно-чёрной книги «Психопат», с подписью на открытом форзаце – «Самому дорогому и вредному учителю от самой непослушной ученицы, Александры Мортель».

[12 ноября 2014 год]

Конец