И вот наконец он явился сам, щеголеватый и красивый в городской одежде. У многих деревенских невест сердце в груди затрепетало: вот бы выйти за такого!
- А что, Лешк, пора тебе жениться, пора заводить свое хозяйство! Поди уж не мальчик, да и девки гляди, какие у нас!
- Бать, подожди, дай оглядеться, дай чуток отдохнуть, погулять!
- Гуляй, сынок, да не загуливайся! – вступила в разговор матушка. - А у меня есть одна на
примете, ох, хороша! Помнишь Сергеевых, что живут на краю, ну, Прохора с Грунькой-цыганкой? Так у них дочка такая подросла, которая бегала чумазой вечно, черная, как ворон. Так она расцвела, ей уж восемнадцатый пошел. Красавица писаная!
Серегу Сергеева он помнил хорошо, это был его дружок детства. Да и брата его кучерявого
Маноя тоже помнил хорошо. Его еще цыганом дразнили. Была, видимо, в них цыганская кровь. А вот сестру их младшую почти не помнил. Сколько ей было, когда он ушел из деревни, лет десять – двенадцать?
Как-то весной, готовясь к посевной, Алексей занимался обычным в это время крестьянским делом: зашивал хомуты, чинил плуги и бороны и всякие причиндалы к посевному оборудованию.
Когда он решил перекурить и достал кисет с табаком, свернул козью ножку и полез в карман за кремнем, ему вдруг показалось, что кто-то, направил в глаза ему солнечного зайчика. Алексей сморгнул и встретился взглядом с ее черными, как уголья глазами. При этом она улыбалась, потому как поняла, что он слегка ошалел от ее взгляда. Девушка по имени Феня была невысокого роста, стройная и, несмотря на простую крестьянскую одежду, была необыкновенно красива. Небольшой прямой носик на смуглом с пухлыми щечками лице, черные глаза и волосы цвета вороньего крыла до плеч заставили сладко защемить сердце Алексея. Он понял, что это его судьба.
Весна и лето прошли в работе и заботах об урожае. Но, слава богу, все трудности и волнения были позади.
Недолгие встречи с Феней случались нечасто поздним вечером, а иногда и за полночь. Феня призналась, что Алексей нравился ей с детства и теперь она счастлива, что Алексей любит ее и клянется, что не променяет ни на какую другую до гроба.
В октябре, когда урожай собрали, и первые морозы прозрачной коркой покрыли лужи, когда поля под утро убирались чистыми одеждами, а к обеду вновь чернели под лучами прохладного солнышка, самое время играть свадьбы.
Деревня Лужки ходила ходуном. Кроме свадьбы Алексея Маркова и Федосьи Сергеевой почти в те же сроки игрались еще две свадьбы. Гулянья продолжались почти месяц. Люди как будто прощались с мирной жизнью. Пили и плясали, как в последний раз.
Ходили слухи, что скоро война или мировая революция и крови прольется немало. Это будет божья кара за грехи. За то, что стали строить много всяких машин и землю опутывать железной паутиной.
Мишка родился через год. Крепкий малыш был не крикливым, но прожорливым. Благо, молока у Фени хватало, и сиську он сосал почти до года. К этому временем он уже пошел и часто своими ножками ковылял к матери за любимым лакомством, маминым молоком.
А через два года родилась дочка Маша. В противоположность брату она была крикливой и доставляла много хлопот, но ее Феня, и особенно Алексей, очень любили, потому что она была копией мамы. Алексей видел в ней ту девочку, которая бегала по деревне давным-давно и бедокурила наравне с мальчишками.
Ещё шла война, и год назад рабочие и крестьяне взяли власть в свои руки, все катилось
кувырком, но тут случилась еще напасть – брюшной тиф.
Жестокая болезнь свалила всю семью. Старушка соседка давала больным пить какой-то отвар, и болезнь потихоньку отступала. Только Феня угасала, как лучина. Она здорово осунулась и тихо умирала. И к тому времени, когда, слава богу, Алексей поднялся и дети почувствовали себя лучше, Феня скончалась.
Алексей не мог себе представить, что когда-нибудь потеряет ее. И впервые за всю жизнь он тихо плакал и не знал, что теперь делать с двумя малолетними детьми.
Отца Алексей похоронил год назад. Филипп Спиридонович простудился и умер от воспаления легких, а с матерью случился удар, и она с тех пор почти не встает, плохо ходит и совсем не помощница. Она и себя-то обслуживает с трудом. А теперь вот случилась такая беда, что здоровый мужик ума не может приложить. Вся надежда на тещу с тестем.
А время было суровое. В растерзанной стране полыхала гражданская война. Деревню добивали грабежи и продразверстка. Да и кулаки-перекупщики не давали крестьянам вздохнуть.
Летом Алексей работал в деревне, а на зиму уезжал в Рязань или в Москву на заработки.
Как-то в Москве при проверке документов его забрали в участок и не долго думая, забрили в Красную Армию. Таким образом Алексей Марков стал красноармейцем-артиллеристом. Кому как не таким богатырям, управляться с тяжелыми пушками! Хотя грамоте он обучался мало, но с прицелом разобрался. Научился делать поправки на ветер, на закручивание снаряда в нарезном стволе и ловко бил по вражеской пехоте и кавалерии разрывными, за что был награжден солдатской медалью.
Вернулся Алексей в деревню в октябре с солдатской котомкой за плечами. Вернулся, слава тебе господи, не контуженым и не раненым. Как говорится, на своих ногах. Вот только желудок не выдержал окопной жизни и солдатской баланды, стал болеть, пораженный язвой.
Деревня встретила Алексея поникшей травой и промозглым дождем, унынием и запустением. Из родных мало кого он застал живыми и в здравии. Матушка умерла прошлой весной. Приказал долго жить и тесть. Свояк Сергей погиб на войне, а Маной уехал в Рязань. Только теща Аграфена Матвеевна, обливаясь слезами, встретила Алексея на пороге с дрожащими у юбки внуками.
Правда, Мишка на вид старше своих лет. Ему уже девятый год, давно пора в школу, но учиться негде, да и до учебы ли сейчас? Машенька тоже подросла. Худенькая, но крепкая, она исподлобья смотрела на едва узнаваемого дядьку с мешком на плече.
Мишка сразу узнал отца и, бросив бабушкину юбку, прильнул к отцовой шинели, а Машенька своими цыганскими глазами изучала большого дядьку, что-то вспоминала. ЕЕ очень интересовал мешок, в котором, может быть, прятались какие-нибудь гостинцы.
Отец, заметив взгляд дочки, достал из кармана припасенные карамельки, протянул дочке и сыну, снял с плеча мешок и, присев на корточки, обнял самых родных на свете существ. Невольная слеза, будто капелька из оттаявшего сердца, покатилась по щеке к рыжеватым прокуренным усам.
Через две недели, навсегда покинув отчий дом и родную деревню, Алексей вместе с детьми уехал в Рязань.
Остановились у родственников Аграфены Матвеевны. Дядя Коля и тетя Клава, назовем их так, были людьми уже немолодыми. Взрослые их дети давно уже жили своими семьями. Дочь с мужем перебрались в Москву, а сын с семьей проживали здесь же, в Рязани, через две улицы от родителей. Бабушку с дедушкой иногда навещали внучки Катя с Люсей, восьми и четырех лет.
- Вот и хорошо, что вы приехали! Нам с дедом все веселей будет. А места найдётся всем. Занимайте вон ту, большую комнату, а нам хватит и этой! Мы все равно уже привыкли здесь, туда почти и не заходим. И Катюшке с Люсей будет не скучно.
Комната, которую занял Алексей Марков с детьми, была просторной и светлой, с окнами на улицу. Простая обстановка мало отличалась от деревенской. В красном углу размещалась икона божьей матери в металлическом окладе, на полке, покрытой кружевной салфеткой, кроме иконы стояла стеклянная лампадка. Место между окнами с пола до потолка занимало большое старинной зеркало, краска с отражающим слоем которого кое-где от времени облупилась. Ближе к двери стоял сундук с добром. По другой стене стояли тумбочка, широкая лавка, порытая домотканным ковриком, и кровать на высоких ножках с подзором и множеством подушек. Посреди комнаты покрытый вязаной скатертью с кистями стояли круглый стол и три венских стула. И все это объединял старый абажюр светло-зеленого цвета. Он висел больше для красоты, потому что электричества давно уже не было. Машеньке такое сказочное богатство очень понравилось, и она прошлась по комнате вприпрыжку на одной ножке.
Мишка чинно сидел на лавке и смотрел в окно на прохожих. Сквозняк, врывавшийся через разбитую форточку, трепал светлую льняную занавеску. Алексей для себя отметил: «Надо бы вставить стекло! Скоро мороз ударит. Только где его взять? Ну, да ладно, что-нибудь придумаю!»
Алексей не любил железки и всякую технику, да и работать долго на одном месте ему было не по душе. Поэтому он довольно часто менял работу, менял профессии. Зато он умел тачать сапоги, печь хлебы, разделывать туши и делать колбасы. А еще он неплохо столярничал.
Деньги не сказать, чтобы большие, но водились у Алексея всегда. Он платил за детей и комнату исправно, поэтому хозяева были очень довольны. Машенька и Миша посещали школу уже третью зиму.
Мишка, тихий мальчик, ростом большой, но неуклюжий. А Машенька наоборот была непоседливой и озорной, как мальчишка, и спуску не давала никому. Попробуй ее задеть – она и сама не даст спуску, да и Мишка был всегда рядом. А, впрочем, у нее было много друзей. Девочка она была умненькая и общительная, одним словом, заводила. Училась легко, а когда освоила чтение, читала все подряд. Память у нее была хорошая, поэтому она, как взрослая, могла рассуждать на любые темы. Лучшими ее подругами были дочки хозяев.
Катя и Люся были ей как родные сестры. У Машеньки с Катей были свои «взрослые» дел, а Люся всегда была при них, как хвост. Так росли они одной семьей, разделяя детские радости и огорчения.
Тетя Клава, бывало, соберет девочек вместе и рассказывает им всякие истории. А истории были поучительные. Они воспитывали доброту и справедливость.. Тетя Клава повторяла: «Чужого не бери: это грех! Помогай сирым. Что отдашь – тебе вернется. Не обижай слабых!»
Детские души все это впитывали, чтобы впоследствии своих детей учить тому же.
Алексей два года как женился на молодой женщине по имени Зина, которая в гражданскую потеряла мужа. Своих детей она не успела завести и теперь с Алексеем они ждали ребенка. Вскоре родился Виктор. Жили они в маленькой комнатке, поэтому Мишка с Машей по-прежнему жили у тети Клавы и дяди Коли.
Маша, которой шел одиннадцатый год, была в их доме за хозяйку. И пол помыть, и постирать, и приготовить покушать – все она умела. Мишке учеба не давалась, и он только и ждал, когда ему исполнится четырнадцать лет, чтобы помогать отцу, благо, что силой, он, кажется, выходил в отца: чуть ниже ростом и крепок телом.
Он и сейчас запросто с отцом пилил и колол дрова, да и рубанок в руках держал как надо.