монография

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
«ДАГЕСТАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»



Магомедова Зарипат Каратовна


КУЛЬТУРНЫЕ КОНЦЕПТЫ  В ДАРГИНСКОЙ
ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА


Махачкала     2014




Магомедова З.К.
КУЛЬТУРНЫЕ КОНЦЕПТЫ  В ДАРГИНСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА
–Махачкала: ДГПУ, 2014.- 176 с.


Рецензенты: доктор филологических наук, профессор ДГУ Гасанова У.У.
               кандидат филологических наук, доцент ДГПУ Абдулкадырова П.М.


В данной работе проанализированы культурные концепты в даргинской языковой картине мира. Результаты исследования могут быть применены в практике составления глоссариев  новых заимствований в даргинском языке, справочников по культуре даргинцев. Выводы  также могут быть использованы в смежных гуманитарных областях: культурологии и  этнографии.
 Издание рассчитано на лингвистов, занимающихся вопросами лингвокультурологии,  преподавателей вузов, аспирантов, студентов высших учебных заведений и колледжей, а также учителей даргинского языка.




Магомедова З.К.  2014



ПРЕДИСЛОВИЕ
За последние десятилетия, как в России, так и в мире наблюдается возрастающий интерес к изучению культуры с позиции языкознания и психолингвистики. Человек, как носитель определенной культуры и говорящий на определенном языке, рассматривается в тесном взаимоотношении с носителем культур и языков народов мира.
Язык в когнитивном подходе становится лишь небольшой частью познаваемого нами мира, и для того, чтобы иметь целостную картину необходимо привлечение не только наших психических, умственных способностей, но и знаний о мире, социального контекста высказывания.  Вильгельм фон Гумбольдт, понимал язык как "мир, лежащий между миром внешних явлений и внутренним миром человека". Язык   мыслится как весьма важная для человека форма существования знания, в котором отражается действительность.
 Анализ культурных концептов в языковой картине мира даргинца открывает широкие возможности для изучения как индивидуальных языковых, культурно-языковых картин мира, характеризующих отдельную языковую личность.  Изучение языковой картины мира даргинца есть вместе с тем важный этап постижения глубинных закономерностей общеязыковой картины мира, языковых представлений человека о мире.
Культурные концепты как единицы, связанные с собственно лингвистической реальностью, открывают новые возможности исследования важнейших экстралингвистических аспектов языковой картины мира - ее связи с духовным миром человека и духовной культурой общества.
Несмотря на то, что в последние годы  в отечественной  и в зарубежной лингвистике достигнуты большие успехи в изучении различных концептов, на материале даргинского языка исследование проблем языковой картины мира малоисследовано.

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА
1.1. Основные понятия лингвокультурологии.

Общеизвестно, человек как субъект познания является носителем определенной системы знаний, представлений, мнений об объективной действительности. Эта система в разных науках имеет свое название (картина мира, концептуальная система мира, модель мира, образ мира) и рассматривается в разных аспектах. Понятие «картина мира» относится к числу фундаментальных, выражающих специфику человека и его бытия, взаимоотношения его с миром, важнейшие условия его существования в мире. Обращение к понятию «картина мира» акцентирует деятельностный подход к пониманию процесса соотношения индивида с действительностью, сосредоточивает внимание на содержательно-онтологических аспектах исследования. В современной лингвистике проблеме осмысления концептуальных оснований языковой картины мира, участие концептов духовной культуры в формировании языковой картины мира человека является одной из приоритетных.  Вопросы, касающиеся природы и статуса языковой картины мира, ее места в системе представлений человека, а также культурных концептов и концептуального анализа, достаточно широко освещаются в современной лингвистике.
Человек, воспринимая окружающий мир,  стремится к  упорядочиванию знаний. Лингвокультурологический анализ культурных концептов в даргинском языковом сознании будет способствовать более глубокому пониманию национальной картины мира даргинцев, что позволит выявить универсальность и специфичность восприятия действительности носителями даргинского языка.
Исследование соотношения значений языковых единиц с фактами национальной культуры в сфере лингвокультурологии выдвигает на передний план вопрос о базовых единицах данной дисциплины, в первую очередь исследование концептуальной картины мира того или иного языка (Степанов Ю.С., Воркачев С.Г., Фрумкина Р.М., Вежбицкая А. и др.).
Понятие  концепта в последние годы активно используется в научном обиходе. Данное понятие занимает важное  место в лингвокультурологии и когнитивной лингвистике.  Проблема концепта еще  недостаточно разработана. В лингвокультурологии имеется множество  определений, позволяющие взглянуть на это понятие с разных точек зрения.
Учение о концепте всходит к Пьеру Абеляру (1079-1142), который рассматривал концепт как форму «схватывания» смысла; как «собрание понятий, замкнутых в воспринимающую речь душе»; «связывание высказываний в одну точку зрения на тот или иной предмет при определяющей роли ума, преобразующего высказывания в льнущую к Богу мысль» [цит. по С.С. Неретиной 1994: 41.]. Основным признаком концепта Абеляр выделял его конституированность индивидуальным сознанием, что легло в основание трактовки концепта.
В общем языкознании термин «концепт» [Бабушкин 1997; Кубрякова 1992, 1994; Лакофф 1988; Телия 1996]  употребляется с 80-х годов XX века. В российской лингвистике впервые  используется С.А. Аскольдовым-Алексеевым в 1927г.: «Концепт есть мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода. Не следует, конечно, думать, что концепт есть всегда заместитель реальных предметов. Он может быть заместителем некоторых сторон предмета или реальных действий, как, например, концепт «справедливость». Наконец, он может быть заместителем разного рода хотя бы и весьма точных, но чисто мысленных функций» [Аскольдов 1997: 267-268].
Д.С. Лихачев отмечает, что концепт есть «мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода» [Лихачев 1993: 230].
 А. Вежбицкая пишет, что концептом является «объект из мира «идеальное», имеющий имя и отражающий культурно-обусловленное представление о мире «действительности» [Вежбицка 1985: 22].
А.П. Бабушкин утверждает, что концепт – это ничто иное как «ментальная репрезентация, которая определяет, как вещи связаны между собой» [Бабушкин 1996: 21].
Е.С. Кубрякова  считает, что концепт – это «единица ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека; оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга, всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [Кубрякова1998: 90].
Итак, можно сделать вывод, что не существует единого мнения для  определения «концепта». Процесс восприятия концепта в целом зависит от особенности и структуры человеческого сознания.
В.А. Маслова дает следующее определение концепта: «это семантическое образование, отмеченное лингвокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующее носителей определенной этнокультуры. Но, в то же время - это некий квант знания, отражающий содержание всей человеческой деятельности» [Маслова 2001: 67].
И.А. Стернин отмечает, что сознание связано со статическим аспектом, а мышление – с динамическим, потому как мышление – это деятельность мозга, результат, которым и является возникновение образов и концептов [Стернин1999: 34]. 
С.Г. Воркачев дает следующее определение этому явлению: «Концепт – это культурно отмеченный вербализованный смысл, представленный в плане выражения целым рядом своих реализаций…» [2000: 47-48].
 Н.Н. Болдырев в работе «Когнитивная семантика» предлагает способы формирования концепта в сознании человека. По Н.Н.Болдыреву наиболее существенным является «сенсорный опыт» - восприятие действительности посредством органов чувств,  языковое общение личности, то есть концепт может быть сообщен человеку в языковой форме и самостоятельное  познание значений концептов человеком.
Таким образом, «концепт тем богаче, чем богаче национальный, сословный, классовый, профессиональный, семейный и личный опыт человека, пользующегося концептом. В совокупности потенции, открываемые в словарном запасе отдельного человека, как и всякого языка в целом мы можем называть концептосферами» [Лихачев 1993: 282].
Понятие «концептосфера» является одним  из центральных понятий когнитивной лингвистики. Она образована всеми потенциями концептов носителей языка. Чем богаче культура нации, ее фольклор, литература, наука, изобразительное искусство, исторический опыт, религия, тем богаче концептосфера языка [Лихачев 1997: 5].
Из совокупности индивидуальных, групповых, классовых, национальных и универсальных концептов, то есть концептов, имеющих общечеловеческую ценность и складывается национальная концептосфера.
Все значения, передаваемые языковыми знаками данного языка, образуют семантическое пространство данного языка.
Языковое значение и концептом различаются  в том, что языковое значение – квант концептосферы – прикреплено к языковому знаку. Концепт как элемент концептосферы с конкретным языковым знаком не связан. Он может выражаться многими языковыми знаками, их совокупностью, а может и не иметь представленности в системе языка, а существовать на основе альтернативных знаковых систем, таких как жесты и мимика, музыка и живопись, скульптура и танец и др. [Попова, Стернин, 2001: 88 – 89].
Национальный способ восприятия и понимания действительности, определяемый совокупностью когнитивных стереотипов нации и есть национальный менталитет.  З.Д. Попова и И.А. Стернин считают, что концептосфера – это чисто мыслительная сфера, состоящая из концептов, существующих в виде мыслительных картинок, схем, понятий, фреймов, сценариев, гештальтов (более или менее сложных образов внешнего мира), наиболее абстрактных сущностей, обобщающих разнообразные признаки внешнего мира [http//fandrom.narod.ru].
Маслова В.А. предлагает следующее деление: «В структуре концептосферы есть ядро (когнитивно-пропозициональная структура важного концепта), приядерная зона (иные лексические репрезентации важного концепта, его синонимы и т.д.) и периферия (ассоциативно-образные репрезентации). Ядро и приядерная зона преимущественно репрезентируют универсальные и общенациональные знания, а периферия – индивидуальные» [Маслова 2001: 73].
Менталитет [от лат. mens, mentis – ум и alis – другие] – система своеобразия психической жизни людей, принадлежащих к конкретной культуре, качественная совокупность особенностей восприятия и оценки ими окружающего мира, имеющие надситуативный характер, обусловленные экономическими, политическими, историческими обстоятельствами развития данной конкретной общности и проявляющиеся в своеобычной поведенческой активности. Сам термин «менталитет» изначально появился не в психологической науке, а был в первой трети XX века введен в этнологии и истории, а затем уже привнесен в сферу психологического знания и с самого начала наиболее активно стал использоваться в психологии больших групп. Менталитет складывается посредством социализации больших человеческих сообществ, объединенных общностью социального положения, национального единства, фактом территориальной концентрации [http://slovari.yandex.ru/]
С.А. Аскольдов подразделяет его на два типа: познавательный (в области науки) и художественный (в области искусства). Вместе с тем подобное разделение не является абсолютным. По мнению философа, концепты разных типов сближает между собой медиум, при помощи которого они выражаются, - абстрактное, обобщенное и конкретно-чувственное, индивидуальное слово. Автор подчеркивает, что “концепты познавательного характера только на первый взгляд чужды поэзии” [Аскольдов 2002: 84].
С. А. Аскольдов подчеркивает также их схематизм, понятийную природу. Характеризуя концепт как понятие, он выделяет проблему точки зрения [Аскольдов 2002: 86-87]. Познавательные концепты замещают, обрабатывают область замещаемых явлений с единой и притом общей точки зрения. Понятие восходит к единой точке зрения, связанной с единством родового начала. Единство родового начала связано с единством сознания. Хотя и лишенные логической устойчивости, «художественные концепты» также заключают в себе некую общность [Аскольдов 2002: 84].
Связь национальной культуры и языка описывается разными исследователями: в виде национально-культурного компонента (Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров), в виде фоновых знаний (Сорокин 1994), в виде лингвокультурологического поля, единицей которого является лингвокультурема (Воробьев 1997), в виде культурной коннотации (В.Н. Телия, В.А. Маслова), в понятиях лингвокулыпурной ситуации (Шаклеин 1997) и ценностных (культурных) доминант (Карасик 1996). Наиболее употребительным в лингвокультурологических исследованиях является термин культурный концепт. Именно культурные концепты определяют специфику национальной языковой картины мира.
Чтобы всестороннее исследовать язык  в семантическом измерении, следует   обратиться не только к внутриязыковым категориям, но и к изучению экстралингвистических факторов, всего многообразия окружающих реалий: к истории, археологии, этнографии, фольклору [Рамалданов 1984: 15; Березин 1979: 48].
Как в грамматическом строе,  так и в лексике даргинского языка  много неразработанных проблем. Можно сказать, что вопросы изучения культурных концептов относятся к числу неразработанных до сих пор проблем  исследования даргинского языка в теоретическом и практическом  аспектах.
Работ, изучающих вопросы культурных концептов других дагестанских языков в целом также немного. Но некоторые вопросы лингвокультурологии раскрываются в отдельных работах. В диссертационных работах Р.Ш. Магамдарова «Лингво-культурологический анализ концепта "Фемина" в лезгинском языке» (Махачкала,1999), Р.И. Сутаевой «Лингвокультурологический анализ концепта «время» (на материале аварского и русского языков) (Махачкала, 2007), в статье З.М. Маллаевой «Национально-культурная специфика в паремиях дагестанских языков» (Тбилиси, 2010).  Отдельные  вопросы  изучения  концептов  рассматриваются также в различных дагестановедческих работах молодых исследователей.
Культурные концепты представлены концептами: судьба, терпение,  время, честь, совесть, душа и др. В каждом из них отражено своё представление о мире.
Общие представления всех говорящих на нём о том, как устроен мир отражает язык. Эти представления будут лишь одной из возможных картин мира, и в разных языках они  различаются — иногда очень сильно, иногда едва заметно. Это  зависит от того, насколько совпадают культура, обычаи и традиции разных народов.
Язык – это зеркало,  стоящее между нами и миром; язык отражает не все свойства мира, а только те, которые казались особенно важными нашим предкам. Выучив  другой язык, можно посмотреть на мир глазами другого народа.
Считается, что каждый язык отражает свою собственную картину мира. На то, как сильно разные языки похожи, а иногда различаются в изображении мира и представлений людей об этом мире, обратил внимание немецкий учёный, философ и языковед, живший на рубеже XVIII и XIX вв., Вильгельм фон Гумбольдт.
Исследование национальной языковой картины мира способствует решению общетеоретических проблем: взаимосвязи языка и мышления, языка и культуры, проблемы языка. Понятие «картина мира» тесно связано с понятием «научная картина мира». 
«Под картиной мира в самом общем виде предлагается понимать упорядоченную совокупность знаний о действительности, сформировавшуюся в общественном (а также групповом, индивидуальном) сознании» [Попова, Стернин 2002: 4].  Это  определение отражает тесную связь окружающей действительности с разными видами человеческого сознания, одним из которых является сознание общественное, подчеркивающее национальный компонент понятия «картина мира».
 В.И. Постовалова утверждает, что картина мира существует в трех ипостасях: реалия, именуемая «картина мира»; понятие «картина мира» (теоретическое осмысление данной реалии); термин «картина мира» [Постовалова 1982: 68]. В сознании человека все три ипостаси существуют одновременно, хотя «картина мира» и воспринимается как нечто целое и глобальное. Она существует в сознании людей, так как именно восприятие этой реалии помогает обрести психологическую устойчивость, каждый индивид стремится создать в себе собственную простую и ясную картину мира для того, чтобы обрести душевный покой, оторвавшись от мира ощущений.
В мышлении каждого народа происходит  концептуализация на фоне формирования общей картины мира. Он универсален и национален.  В.Н. Топоров описывает модель мира как пассивную память машины, среду и устройство в их взаимодействии. Под устройством исследователь подразумевает человека как часть животного мира, собственно животный мир как вспомогательное устройство, осуществляющее получение и переработку сигналов из окружающей действительности. Разные устройства по-разному воспринимают и моделируют сигналы,  разным получается и результат. Такой техногенный подход к проблеме приводит В.Н. Топорова к мысли, что мир – «остающийся неизменным механизм, который вкупе с воображением создает картину за картиной по законам подобия, язык в то же время развивается, усложняется, расширяется» [Топоров 1990: 57].
А.Я. Гуревич представляет модель мира в виде «сетки координат», посредством которой люди воспринимают действительность и строят образ мира, укореняющийся в их сознании [Гуревич 1972:15-17].
Г.Д. Гачев вводит понятие «национальная целостность», под которым понимается «единство национальной природы» и «единство национального характера народа». Единство национального характера народа соответствует системе национального мировоззрения, особым типам мышления и сознания, характерным для представителей определенного этнического сообщества. Таким образом, национальная целостность как «энтелехия бытия данного целого» [Гачев 1994] при применении к традиционной культуре народа может не только описывать характерные особенности национального сознания, но и представлять национальную картину мира как единое целое. В национальную картину мира входит освоение территории, адаптация человека к природной среде обитания, и, как результат, формирование образной картины осваиваемого пространства, зависящей от способа существования людей в этом мире. «Первое, что формирует лицо народа - это природа, постоянно действующий фактор» [Гумилев 2001]. Тело земли, климат, животный мир, растительность определяют род труда, а, следовательно, образ мира. Например, в произведениях даргинского фольклора и литературы доминирует образ гор,  равнины, животных и птиц (волк, орел) как манифестация личности горца (произведения  Омарла Батырая). Формирование национальных картин мира начинается с истории и трудовой деятельности.  Национальное – итог исторического развития народа. Изменение национальных ценностей (смена культурно-ценностных доминант в обществе) вносит изменения в национальное мировоззрение и, следовательно, способствует эволюции национальной картины мира. Таким образом, понятие «национальная картина мира» в лингвистике тесно связано с понятием «национальная когнитивная картина мира», которое определяется как «мыслительная, познавательная деятельность народа, абстрактная и конкретная одновременно» [Платонов 2001: 317]. Это обнаруживается  в поведении конкретного народа, в общих убеждениях, мнениях, в формировании общего для того или иного этноса национального представления о действительности. В результате национальная картина мира определяется нами как часть национального мировоззрения, представляющая целостный, систематизированный взгляд на мир представителей определенной национальной общности.  Национальная картина мира и  национальные особенности отображаются в речи народа. Между языковой и национальной картинами мира существует тесная связь. «Языковая картина мира - исторически сложившаяся в обыденном сознании определенного языкового коллектива и отраженная в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности» [Воробьев 1997: 75]. Из этого следует, что языковая картина мира является вторичной, подобно тому, как художественная картина мира опосредуется в национально-художественных образах, языковая картина мира опосредуется в единицах языка.
О.А. Корнилов подчеркивает невозможность существования языковой картины мира вне конкретной языковой системы и концептосферы конкретной языковой личности как представителя языкового сообщества. Языковая картина мира отражает реальность через культурную картину мира. «Идея существования национально-специфических языковых картин мира зародилась в немецкой филологии конца XVIII – начала XIX в. (Гердер, Гумбольдт). Речь идет, во-первых, о том, что язык как идеальная, объективно существующая структура подчиняет себе, организует восприятие мира его носителями. А во-вторых, о том, что язык – система чистых значимостей – образует собственный мир, как бы наклеенный на мир действительный» [Корнилов 2002: 17].
Культура передается посредством письменной и устной речи. Национальная  культурная картина мира первична по отношению к языковой картине мира. Она полнее, богаче и глубже, чем соответствующая языковая картина мира. Язык реализует национальную культурную картину мира, хранит ее и передает из поколения в поколение. Язык способен описать все.
Что касается даргинского языка, то М-Ш. А. Исаев, исследовавший семантику и структурную организацию фразеологических единиц даргинского языка, пишет: «И мы в своей концепции об объекте фразеологии и ФЕ исходим из того мнения, что и слова и фразеологизмы – суть единицы языка, используемые говорящими в готовом виде в качестве знаков, предметов, действий, признаков окружающей действительности и внутреннего мира человека» [Исаев 1995: 17].
«Дагестанские языки дают уникальный материал для общей теории исторической типологии, ибо, как уже замечено, они демонстрируют следы активного, основные признаки эргативного и зачатки номинативного строя. Более того, дагестанские языки представляют собой благодатный для применения сравнительно-исторического метода объект, представляющий собой совокупность большого количества находящихся на разных ступенях родства диалектов и языков, одни из которых образуют зону консервации, другие-зону инноваций, а третьи отражают переходную ступень» [Мусаев 2000: 15].
В даргинском языке, как и в любом другом, важна и интересна национальная семантика языка, те значения, которые передаются от поколения к поколению, особенности природы, климата, общественного быта, обычаев народа»  [Майтиева, 2011: 47].
1.2. Языковая картина мира
Языковая картина мира, исторически сложившаяся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отраженная в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности. Понятие языковой картины мира восходит к идеям В. фон Гумбольдта и Вайсгербера о внутренней форме языка. Каждый человек имеет субъективный образ некоего предмета, который не совпадает полностью с образом того же предмета у другого человека. Объективироваться это представление может только, прокладывая «себе путь через уста во внешний мир». Слово, таким образом, несет на себе груз субъективных представлений, различия которых находятся в определенных рамках, так как их носители являются членами одного и того же языкового коллектива, обладают определенным национальным характером и сознанием.
Заслуга Л. Вайсгербера заключается в том, что он ввел в научную терминологическую систему понятие «языковая картина мира». Это понятие определило своеобразие его лингвофилософской концепции наряду с «промежуточным миром» и «энергией» языка.
Основными характеристиками языковой картины мира, которыми её наделяет Л. Вайсгербер, являются следующие:
. языковая картина мира - это система всех возможных содержаний: духовных, определяющих своеобразие культуры и менталитета данной языковой общности, и языковых, обусловливающих существование и функционирование самого языка,
. языковая картина мира, с одной стороны, есть следствие исторического развития этноса и языка, а, с другой стороны, является причиной своеобразного пути их дальнейшего развития,
. языковая картина мира как единый «живой организм» чётко структурирована и в языковом выражении является многоуровневой. Она определяет особый набор звуков и звуковых сочетаний, особенности строения артикуляционного аппарата носителей языка, просодические характеристики речи, словарный состав, словообразовательные возможности языка и синтаксис словосочетаний и предложений, а также свой паремиологический багаж. Другими словами, языковая картина мира обусловливает суммарное коммуникативное поведение, понимание внешнего мира природы и внутреннего мира человека и языковую систему,
. языковая картина мира изменчива во времени и, как любой «живой организм», подвержена развитию, то есть в вертикальном (диахроническом) смысле она в каждый последующий этап развития отчасти нетождественна сама себе,
. языковая картина мира создает однородность языковой сущности, способствуя закреплению языкового, а значит и культурного её своеобразия в видении мира и его обозначения средствами языка,
. языковая картина мира существует в однородном своеобразном самосознании языковой общности и передается последующим поколениям через особое мировоззрение, правила поведения, образ жизни, запечатлённые средствами языка,  картина мира какого-либо языка и есть та преобразующая сила языка, которая формирует представление об окружающем мире через язык как «промежуточный мир» у носителей этого языка,  языковая картина мира конкретной языковой общности и есть её общекультурное достояние.
Восприятие мира осуществляется мышлением, но с участием средств родного языка. Способ отражения действительности носит у Л. Вайсгербера идиоэтнический характер и соответствует статичной форме языка. По сути, учёный акцентирует интерсубъектную часть мышления индивида: «Нет сомнения в том, что многие укоренившиеся в нас воззрения и способы поведения и отношения оказываются «выученными», то есть общественно обусловленными, как только мы проследим сферу их проявления по всему миру». Современные представления о ЯКМ выглядят следующим образом.
Язык - факт культуры, составная часть культуры, которую мы наследуем, и одновременно ее орудие. Культура народа вербализуется в языке, именно язык аккумулирует ключевые концепты культуры, транслируя их в знаковом воплощении - словах. Создаваемая языком модель мира есть субъективный образ объективного мира, она несет в себе черты человеческого способа миропостижения, т.е. антропоцентризма, который пронизывает весь язык.
Данную точку зрения разделяет В.А. Маслова: «Языковая картина мира - это общекультурное достояние нации, она структурирована, многоуровневая. Именно языковая картина мира обусловливает коммуникативное поведение, понимание внешнего мира и внутреннего мира человека. Она отражает способ речемыслительной деятельности, характерной для той или иной эпохи, с ее духовными, культурными и национальными ценностями» [Маслов: 7].
Понятие наивной языковой картины мира, как считает Ю.Д. Апресян, «представляет отраженные в естественном языке способы восприятия и концептуализации мира, когда основные концепты языка складываются в единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка [Апресян: 39].
Языковая картина мира, как отмечает Г.В. Колшанский, базируется на особенностях социального и трудового опыта каждого народа. В конечном счете, эти особенности находят свое выражение в различиях лексической и грамматической номинации явлений и процессов, в сочетаемости тех или иных значений, в их этимологии (выбор первоначального признака при номинации и образовании значения слова) и т.д. в языке «закрепляется все разнообразие творческой познавательной деятельности человека (социальной и индивидуальной)», которая заключается именно в том, что «он в соответствии с необозримым количеством условий, являющихся стимулом в его направленном познании, каждый раз выбирает и закрепляет одно из бесчисленных свойств предметов и явлений и их связей. Именно этот человеческий фактор наглядно просматривается во всех языковых образованиях как в норме, так и в его отклонениях и индивидуальных стилях» [Колшанский:33].
Картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» и каждый язык рисует свою картину, изображающую действительность несколько иначе, чем это делают другие языки. Реконструкция ЯКМ составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики. Исследование ЯКМ ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры и одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки.
  Современные авторы картину мира определяют как «глобальный образ мира, лежащий в основе мировоззрения человека, то есть выражающий существенные свойства мира в понимании человека в результате его духовной и познавательной деятельности» (Постовалова; 21). Но «мир» следует понимать не только как наглядную реальность, или окружающую человека действительность, а как сознание-реальность в гармоничном симбиозе их единства для человека.
Картина мира представляет собой центральное понятие концепции человека, выражает специфику его существования. Понятие картины мира относится к числу фундаментальных понятий, выражающих специфику человеческого бытия, взаимоотношения его с миром, важнейшие условия его существования в мире. Картина мира есть целостный образ мира, который является результатом всей активности человека. Она возникает у человека в ходе всех его контактов и взаимодействий с внешним миром. Это могут быть и бытовые контакты с миром, и предметно - практическая активность человека. Так как в формировании картины мира принимают участие все стороны психической деятельности человека, начиная с ощущений, восприятий, представлений и заканчивая мышлением человека, то очень сложно говорить о каком-либо одном процессе, связанным с формированием картины мира у человека. Человек созерцает мир, осмысливает его, ощущает, познаёт, отражает. В результате этих процессов у человека возникает образ мира, или мировидение.
«Отпечатки» картины мира можно обнаружить в языке, в жестах, в изобразительном искусстве, музыке, ритуалах, этикете, вещах, мимике, в поведении людей. Картина мира формирует тип отношения человека к миру - природе, другим людям, задаёт нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к жизни (Апресян; 45).
Что касается отражения картины мира в языке, то введения понятия «картины мира» в антропологическую лингвистику позволяет различать два вида влияния человека на язык - влияние психофизиологических и другого рода особенностей человека на конститутивные свойства языка и влияние на язык различных картин мира - религиозно-мифологической, философской, научной, художественной. Язык непосредственно участвует в двух процессах, связанных с картиной мира. Во-первых, в его недрах формируется языковая картина мира, один из наиболее глубинных слоёв картины мира у человека. Во-вторых, сам язык выражает и эксплицирует другие картины мира человека, которые через посредство специальной лексики входят в язык, привнося в него черты человека, его культуры. При помощи языка опытное знание, полученное отдельными индивидами, превращается в коллективное достояние, коллективный опыт. Каждая из картин мира, которая в качестве отображаемого фрагмента мира представляет язык как особый феномен, задаёт своё видение языка и по-своему определяет принцип действия языка. Изучение и сопоставление различных видений языка через призмы разных картин мира может предложить лингвистике новые пути для проникновения в природу языка и его познание.
Языковая картина мира - это отражённый средствами языка образ сознания - реальности, модель интегрального знания о концептуальной системе представлений, репрезентируемых языком. Языковую картину мира принято отграничивать от концептуальной, или когнитивной модели мира, которая является основой языкового воплощения, словесной концептуализации совокупности знаний человека о мире. Языковую, или наивную картину мира так же принято интерпретировать как отражение обиходных, обывательских представлений о мире. Идея наивной модели мира состоит в следующем: в каждом естественном языке отражается определённый способ восприятия мира, навязываемый в качестве обязательного всем носителям языка. Ю.Д. Апресян языковую картину мира называет наивной в том смысле, что научные определения и языковые толкования не всегда совпадают по объёму и даже содержанию (Апресян; 357). Концептуальная картина мира или «модель» мира, в отличие от языковой, постоянно меняется, отражая результаты познавательной и социальной деятельности, но отдельные фрагменты языковой картины мира ещё долго сохраняют пережиточные, реликтовые представления людей о мироздании.
Исследование языковой картины мира впервые была заявлена в работах немецкого языковеда, философа В. фон Гумбольдта и русского языковеда А.А. Потебни как важнейшая сторона изучения языка.  Дальнейшее развитие в XX веке она получила в работах  Б. Уорфа, Ф. Боаса, Л. Вайсберга и Э. Сэпира. Она также рассматривалась в рамках когнитивной лингвистики.
Гумбольдт подчеркивает зависимость языка от мышления и обусловленность его каждым конкретным языком, заключающим в себе свою самобытную национальную классификационную систему, которая определяет мировоззрение носителей данного языка и формирует их картину мира.
Язык, по Гумбольдту, – живая деятельность человеческого духа, единая энергия народа, исходящая из глубин человеческого существа и пронизывающая собой все его бытие; не оконченное дело или вещь (Ergon – «эргон»), а деятельность. В языке сосредоточивается не свершение духовной жизни, но сама эта жизнь. Истинное определение языка может быть только генетическим. Язык – главнейшая деятельность человеческого духа, лежащая в основе всех других видов человеческой деятельности; сила, делающая человека человеком. Язык отображает «изначальную языковую способность, заложенную в человеке в виде некоторых смутно осознаваемых принципов деятельности и актуализирующуюся с помощью субъективной активности говорящего. Человек, пробуждая в себе свою языковую способность и развертывая ее в ходе языкового общения, всякий раз своими собственными усилиями создает сам в себе язык. Язык – не мертвый продукт, а «созидающий процесс», «порождение» [Гумбольдт 1984: 32].
У каждого языка, по Гумбольдту, свое видение мира. Это видение мира может быть различным. Они могут представлять собой не различные обозначения одной и той же вещи, а могут давать различные видения ее. Слово эквивалентно не самому предмету, даже чувственно воспринимаемому, а его пониманию в акте языкового созидания.  Каждый язык, по Гумбольдту, образует вокруг народа, к которому он принадлежит, «круг, выйти за пределы которого можно, только вступив в другой круг» [Гумбольдт 1984: 36]. Язык оказывает регулирующее воздействие на человеческое поведение.
Факт национально-культурного наследия, сознательное представление человека о мире,  формируемое  повседневным опытом – есть языковая картина мира. Она позволяет установить какие-то свойства предметов, а их отношения находят отражение в языке, т.е. тем самым выявляется своеобразие мировидения, его связь с материальной и духовной жизнью народа, национально-культурная специфика языка.   
Язык доминирует над индивидуальным сознанием и своей формой навязывает всем говорящим на нем общие контуры устройства объективного мира. С помощью языковой коммуникации создается общая для данного коллектива картина мира, регулирующая поведение, деятельность людей данного сообщества и обеспечивается понимание между людьми независимо от возраста, уровня образования и социального положения. Независимо от индивида как отражение мира в значениях и категориях языка, в его форме и содержании и создается языковая картина мира.  С семантической организацией словарного состава языка, представляющей действительность прежде всего и создается особая языковая картина мира.  Важную роль в этом играет и фразеология.
Языковая картина мира не будет полной, если не будут учтены другие компоненты системы языка. Она зависит от характера образности языка, в чем находит отражение психология народа, его мировосприятие, и образ жизни и т.п.
Национальное видение и понимание мира, общества и человека несомненно различны. С этой целью, отыскать наиболее доступный показатель, общий наглядный источник этих различий обращаются к языку.
Исследование дагестанской  лексики  может открыть много интересного не только в плане истории языковых контактов, но также и в историии взаимоотношений дагестанских и других народов, их этнокультурных связей. Сравнение и сопоставление лексических единиц разных народов показывает их родство и общие корни, поэтому они имеют много общего, что, в свою очередь, должно способствовать взаимопониманию и сближению всех людей планеты» [Майтиева, 2011: 47].
 Языковая  картина  мира, существует, не в языке, а в голове говорящих, то, как всякий идеальный образ действительного мира он должен быть, в конечном счете, объективно обусловлен и практически оправдан. 
Коллективное творчество народа, говорящего на этом языке, отражение мира в языке.
Каждое новое поколение получает с языком полный комплект культуры, в котором уже заложены черты национального характера, мировоззрение, мораль и т.п.
Таким образом, язык отражает мир и культуру,  формирует своего носителя. Он является зеркалом и инструментом культуры одновременно.  Эти функции реализуются в процессе общения, коммуникации, главным средством которой является язык, поэтому всякое разделение на функции – условный прием.

1.2.1.Особенности даргинской языковой картины мира
Слово “культура” происходит от латинского слова colere, что означает культивировать, или возделывать почву. Но в XVIII и XIX вв. его стали употреблять и по отношению к людям, следовательно, если человек отличался изяществом манер и начитанностью, его считали “культурным”. Тогда этот термин применялся главным образом к аристократам, чтобы отделить их от “некультурного” простого народа. В немецком языке слово Kultur означало высокий уровень цивилизации.
В теориях культуры всегда важное место отводилось языку. Язык можно определить как систему коммуникации, осуществляемую с помощью звуков и символов, значения которых условны, но имеют определенную структуру.
Язык - явление социальное. Им нельзя овладеть вне социального взаимодействия, т.е. без общения с другими людьми. Хотя процесс социализации в значительной мере основан на имитации жестов - кивков, манеры улыбаться и хмуриться, -- язык служит основным средством передачи культуры
Язык - это то, что лежит на поверхности бытия человека в культуре, поэтому начиная с XIX в. (Я.Гримм, Р.Раек, В.Гумбольдт, А.А Потебня) и по сей день проблема взаимосвязи, взаимодействия языка и культуры является одной из центральных в языкознании. Первые попытки решения этой проблемы усматривают в трудах В.Гумбольдта (1985).
Главное свойство человеческого общества состоит в том, что человек накапливает знания, умения, навыки, произведения труда и передает накопленное каждым предшествующим поколением новому поколению. Только благодаря этому становится возможным использование каждым человеком и обществом в целом не только собственного опыта, но и опыта других, живших прежде людей. Именно этой способностью сообщения и преемственности знаний и опыта человек отличен от животного: человек накапливает знания и тем самым оказывается способным к созданию нового - творчеству.
Культурой являются не все продукты, создаваемые человеком, но только уникальные, хранимые обществом произведения, образцы или нормы, на основе которых организуется деятельность в обществе и накапливается опыт, передаваемый от поколения к поколению. В основе культуры лежит язык. Язык - универсальная семиотическая система, потому что все знаки, в том числе и знаки самого языка, назначаются посредством слов. Язык в равной степени относится к духовной, физической и материальной культуре - как система имен, как речемыслительная деятельность и как совокупность произведений слова. Любое произведение или явление природы может быть понято, осмыслено и описано исключительно посредством слова. Но и сам язык развивается по мере развития культуры - как инструмент познания и организации деятельности людей.
Язык дан человеку общностью, мы не выбираем свой язык, а получаем язык там, где родились, там, где растем и открываем мир. Язык покрывает картину освоенного мира, он вбирает в себя знание о мире, которое накапливается ровно столько, сколько живет язык и говорящий на нем народ. Язык передается из поколения в поколение, а вместе с ним - духовный и практический опыт народа. Большая часть накопленного народом опыта передается в зафиксированных языковых формах
Каждый язык отражает определенный способ восприятия и устройства мира, или его языковую картину. Совокупность представлений о мире, заключенных в значении различных слов и выражений языка, складывается в некую единую систему взглядов и установок, которая в той или иной степени разделяется всеми говорящими на данном языке.
Даргинский язык отражает определенный способ восприятия мира. Знание языка подразумевает и владение концептуализацией мира, отраженной в этом языке. Представления, формирующие картину мира, входят в каждое значение слова.
Анализ даргинской лексики позволяет выявить целый ряд мотивов, устойчиво повторяющихся в значении многих даргинских лексических единиц, фразеологизмов, паремий, проклятий и благопожеланий.  Многое из этого  представляется характерным именно для даргинской языковой картины мира. С помощью таких выражений говорящий выражает свое крайне эмоциональное отношение к высказанному суждению, квалифицирует предмет или явление со своей точки зрения, учитывая личностное восприятие происходящего.
Национально-культурная специфика любого языка отражается в первую очередь в этнокультурной лексике. Этнокультурная лексика же отражает материальную культуру народа, реконструируя фрагмент национальной языковой картины мира. Связь языка с социально-культурной стороной жизни общества отражается в способности языка фиксировать, сохранять и передавать не только реальные условия жизни человека, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи. Каждый населённый пункт отличается этническими характеристиками, которые, несомненно, влияют на картину мира его жителей.  Одним словом, наблюдается много различий в этнолингвистике, в составе лексических единиц с национально-культурной семантикой, в фразеологии, паремиологии, фольклоре. Отдельные образы созданы на основе действительного или традиционно приписываемого тому или иному даргинцу, представителю того или иного даргинского села  явления   признака или черт характера, поведения. Например, все остальные даргинцы про акушинцев говорят уркурли г1яра бурцанти букв. «с телегой ловящие зайца» (здесь подчеркивается неторопливость, степенность, даже некоторая медлительность в действиях акушинца),  сирхинцы характеризуются как стремительные, быстрые, молниеносно реагирующие на все: сирх1яла багьадурти «сирхинские богатыри», хайдакцы характеризуются я цинниабирули, я биран авартанти «ни сами не делают, ни делающих не оставляют», мулебк1ан сабурла бег1ти «терпеливые мулебкинцы» говорят про мулебкинцев «Мулебки было основано человеком по имени Мулбек и получило название по имени основателя. По другой версии жители села славились умением плавить железо из местного материала, в связи с чем и появилось название Мулебки от мегь бирк1анти,  что в переводе означает «умеющий добывать железо» [Чапаева 2007: 10]. Как известно, для кузнечного дела требуется немалое терпение. Откуда и произошло данное выражение.
Характер людей, проживающих в том или ином даргинском ауле  отразился  в их традициях, культуре и языке. Даргинцы говорят: Сулевкентла мурул адамти – шурмала кьалми, хьунул адамти – шалара, ванадешра «Сулевкентские мужчины – осколки скал, а женщины –  свет и тепло».
Языковая картина мира даргинцев отражается в их традициях и обычаях. Наибольший интерес вызывает обряд даргинцев, именуемый праздником первой борозды, предназначенный обеспечить хороший урожай посредством системы обрядов охранительной, посвятительной, имитативной, умилостивительной, карпогонической (обеспечивающей плодородие) и других видов магии. Другие обряды: День огня или праздник Нового года (весной), Праздник первой борозды, Праздник обновления жилища, Праздник сбора цветов,  Праздник Солнца, окончание молотбы, обряды вызывания дождя, обряды вызывания солнца, завершения уборки урожая, «делания» воды (очистка источников и канав), начала весенних работ в виноградниках, благодарения пашни, выгона скота на первый выпас весной и др. Из мусульманских: день жертвоприношения (Курбан-байрам), разговения (Ураза-байрам)  [Юсупов 2009: 10-62; Народы Дагестана 1995: 356].
Надо сказать, что каждый тип культуры вырабатывает свой образ мира, свою языковую картину мира. С этническим мировидением связана и культура. Этнический компонент картины мира представляет собой присущий членам этой культуры взгляд на внешний мир, их концепцию природы, себя и общества. Сознание этноса, нашедшее отражение в пословичном фонде, фразеологии и других лексических единицах составляет комплекс культурных представлений, связанных с этнической картиной мира. Это все и позволяет выявить универсальное и этноспецифическое в языковой картине мира даргинцев. Здесь значительное место занимают моральные качества личности: отношение к себе и другим  людям (жалость, эгоизм, уважение, человеколюбие, сочувствие, сострадание, гостеприимство, благодарность, неблагодарность, гордость, зависть, злословие и т.д.); отношение к труду (трудолюбие, лень, щедрость, бережливость, скупость);  характеристики честности человека (честность, правдивость, искренность, обман, лицемерие, лесть, предательство); морально-волевые качества  (мужество, выдержка, смелость, трусость); ценностно-нормативные понятия   (добро, зло, благо): дарг. ванзаличи бек1 кабаибси «сильно постаревший» (букв. головой до земли дошедший);  ца кьяш х1ябла бетаибси «очень старый» (букв. дошедший одной ногой до могилы); ч1ич1а урк1и деркунил  «очень храбрый» (букв. съевший змеиное сердце); кьакьарларад шин далуй «прозрачная» (букв. вода через горло заметна); къакъ бяг1уси  «имеющий большую поддержку» (букв. человек с широкой спиной); кьяш к1ирках1ебируси «много работающий» (букв. не сгибая ног); хъуц1румачиб бек1 лебси «трезвый, рассудительный» (букв. имеющий голову на плечах); х1улби ц1али иртулри «в ярости» (букв. глаза метали огнем); урк1ила х1ева х1или биц1иб «сильно разозлился» (букв. платье сердца кровью заполнилось); чархлизи шайт1ан бух1набухъун «взбесился»  (букв. в тело вошел шайтан); къаркъала дях1ла вег1 «грубый» (букв. с каменным лицом); урк1ила лих1би агар «неотзывчивый» (букв. не имеющий сердечных ушей); чархличиб урк1и халаси «гордый» (букв. сердце большее, чем тело); производное урк1ец1и «жалость» семантически связано со словом урк1и «сердце» в переносном значении – «орган как символ души, переживаний, чувств». Слово урк1ила «сердечный» семантически связано со словом  урк1и «сердце» в прямом и переносном значениях»: урк1ила изала «сердечная боль» (боль/болезнь сердца), урк1ила дец1 «сердечные переживания».
Моральная оценка, выраженная единицами языка, является субъектно-объективным  способом познания действительности. Средства и способы выражения моральной оценки разнообразны: от прямого номинативного значения до оттенков интонации.
Проникнуть во внутренний мир человека помогает концепт. Концепт является  мостом между сознанием, как местом существования концепта, и окружающим миром. Концепты формируют в сознании языковой личности образ окружающей его культурной действительности. Концепты являются первичными культурными образованиями. Они, складываясь в сознании личности, составляют ценностную картину мира,  обеспечивающую взаимопонимание между представителями одной культуры.
Даргинский язык, как и другие  языки, отражает определенный способ восприятия и устройства мира, или «языковую картину мира».

1.2.2.Факторы, формирующие национальную языковую картину мира
Вопрос о взаимопроницаемости языков и культур тесно связан с  вопросом о едином понятийном базисе человеческого со знания, о так называемом «психологическом единстве человечества». Эти вопросы взаимосвязаны, но первый нельзя подменять вторым. Что же касается «психологического единства человечества», то, как почти всегда в науке, разброс мнений очень велик и колеблется от убеждения в том, что различные культуры используют разные понятия, в силу чего порождают совершенно особые ментальности, до уверенности в том, что за разнообразием культур стоит единый, универсальный набор базовых понятий. Исследования в области психологии и лингвистики склоняют чашу весов в пользу сторонников «психологического един ства». Занимающаяся проблемой создания универсального семантического метаязыка на основе семантических примитивов, обнаруживаемых во всех языках, Анна Вежбицкая по этому поводу пишет следу ющее: «...Наряду с огромной массой понятий, специфичных для данной культуры, существуют также некоторые фундаментальные понятия, подлежащие лексикализации во всех языках мира... Языковые и культурные системы в огромной степени отличаются друг от друга, но существуют семантические и лексические универсалии, указывающие на общий понятийный базис, на котором основываются человеческий язык, мышление и культура... Пришло время для согласованных усилий по выявлению общего набора понятий, лежащих в основе психологического единства человечества» (Вежбицкая, 1996, с. 321—322).
Сознание и окружающий мир – два фактора,  порождающие языковую картину мира любого национального языка. Объективный  мир для каждого этноса различен. Понятие окружающего мира состоит из следующих составляющих: природная среда, материальная культура этноса и объективно существующие связи между объектами и явлениями материального мира. Они получают свое словесное воплощение, уникальное для каждого народа. Наибольшее внимание на формирование национальной ментальности оказывают природные условия. Доминантами среды бытования этноса можно назвать их.
Национально-специфическая лексика, специфика которой обусловлена внешней средой, воздействующей на коллективное этническое сознание. Не учитывать средств бытования этноса – значит, игнорировать очевидный факт, что «…в ядре своём каждый народ остается самим собой до тех пор, пока сохраняется особенный климат, времена года, пейзаж, национальная пища, – ибо они непрерывно питают и воспроизводят национальные склады бытия и мышления» [Гачев 1988: 430].
На сегодняшний день на Кавказе функционируют языки, относящиеся к разным языковым семьям. Здесь на одной территории проживают представители малочисленных народов с бесписьменными языками. Язык – сокровищница национальной культуры народа, говорящего на этом языке. Любой язык проявляется в виде конкретного национального языка, выражающего национальный дух и отражающего национальную культуру народа – носителя этого языка. Он тесно связан с национальной самобытностью народа. Язык передает  национальные традиции, привычки. Познать национальную языковую картину языка – значит проникнуться миропониманием народа – его носителя, вникнуть в его языковое сознание, понять мировоззрение народа, создавшего этот язык. Языковое сознание индивидуально по своей природе, но соотносится с национальной культурой народа – носителя языка. Усвоение национальной языковой картины мира другого народа, в свою очередь, способствует формированию языковой личности, т.е. личности, не просто владеющей языком как кодом, а усвоивший нравы, обычаи, культуру – менталитет народа - носителя языка [Караулов 1987:5]
Национально-специфическая лексика лежит за знанием природно-климатических условий, в которых жил и живет народ. Народ  – носитель данного языка, быта, традиций, обычаев. Примерами национально-специфической лексики являются  названия блюд, пищи, напитков, названия одежды, бытовой утвари и т.д.  И если какие-либо понятия отсутствуют в данном языке, то выражаются они с помощью слов, заимствованных из соответствующего языка. Это могут быть слова, обозначающие предметы национальной культуры политические, экономические или научные термины.  В данном случае две языковые картины мира наслаиваются друг на друга даргинская на русскую, или английская, немецкая, французская на  русскую.
Подтвеждается это и материалом даргинского языка. Исследователь даргинской фразеологии М-Ш.А. Исаев пишет: «Во внутренней форме даргинских идиом зафиксированы антропометрически созданные образцы некоторых ситуаций, обусловленные этнокультурным мировидением древнего горца, исторические факты, народные традиции и обычаи, религиозные верования и т.д. Каждое такое сравнение выработано в результате многовекового опыта народа и представляет запас таких образов, которые известны каждому члену данного языкового коллектива и передаются по традиции от поколения к поколению»  [Исаев1995: 142].
Познание объективной действительности одинаково для всех людей, независимо от того, на каком языке они говорят. Неодинаковы способы словесного выражения понятий в разных языках: для выражения одних и тех же понятий могут быть использованы разные образы-символы. Разные языки по-разному обозначают один и тот же предмет. Они отражают разные видения этого предмета, т. е. они обозначают национальное видение мира.
Даргинский язык иногда сближает в устойчивом сравнении явления и предметы, совершенно неожиданные с иноязычной точки зрения.  Ср.: буребаван ч1янк1уси «голый, как иголка», г1янц1аван гъайик1уси «разговаривающий как глухой», мешукарлис – мешукар, хъашхъар бек1лис – дурега «бедному – бедный, а богатому – богатый» (букв. похожему – похожий, плешивой голове – расчёска), гантирлизи г1ярг1яван «очень сильно занят» (букв. словно курица в нитках)  и т.д. При таких устойчивых сравнениях даргинского языка часто фиксируются детали объективной действительности, ускользающие от  языкового восприятия другого народа и наоборот.
Способ концептуализации действительности свойственной данному языку, отчасти универсален, отчасти этнически специфичен, поэтому в разных языках картины мира имеют свои особенности. Проникновение в национальную языковую картину мира невозможно без знания национально-специфических особенностей народа: вавагъуна рурсби «цветам подобные (на цветы похожие, т.е. очень красивые) девушки», цIагъуна  урши «очень храбрый, ловкий, преуспевающий юноша» (букв. огнеподобный юноша), мукьарагъуна  урши «ласковый, послушный, добрый, дисциплинированный мальчик» (букв. ягненку подобный мальчик), хягъуна дярх1я «грубый,  неуважительный, плохо воспитанный мальчик» (букв. собаке подобный мальчик) и т.п.
Национальная языковая картина мира формируется с участием разных компонентов человеческого сознания. Таковым является сенсорно-рецептивный аппарат, отвечающий за перцепцию и концептуализацию информем чувственного восприятия. В формировании национальной языковой картины мира участвуют все компоненты языкового сознания.  Но роль каждого из них различна.
Особенности национальной культуры, менталитета и характера, порождают фиксируемые языком национально-специфические концепты.
Языковое сознание играет ключевую роль в формировании национальной языковой картины мира. Этот компонент лексикализован по большей части не с помощью отдельных слов, а с помощью фразеологических оборотов, образных выражений, паремий, проклятий и благопожеланий. Результаты работы нравственно-ценностного компонента языкового сознания отражены непосредственно в лексике, образующей в языке семантическое поле нравственно-ценностных категорий. Набор таких слов в каждом  языке универсален и эквиваленты концептов «совесть», «судьба», «терпение», «мужество», «время», «свобода» и т.п. можно обнаружить  почти  во всех  языках. Наиболее всего неповторимость национального склада мышления отражена в национальной фразеологии. По мнению Дубровина «знание пословиц и поговорок того или иного народа способствует не только лучшему знанию языка, но и лучшему пониманию образа мыслей и характера народа…Складываясь в различных исторических условиях, …пословицы и поговорки  для выражения одной и той же мысли часто используют различные образы, которые в свою очередь, отражают различный социальный уклад и быт…» [Дубровин1995:6-7].
Таким образом, существующий в коллективном сознании любого этноса национальный миропорядок, национальный семантический состав слов немыслим без разветвленной системы оценок, без отраженных в языке национальных ориентиров, а также без раскрытия внутренней формы фразеологических единиц, паремий и других образных выражений. Посвоей  мотивированности и с логико понятийной точки зрения многие из этих выражений характеризуются как обычные свободные словосочетания, общее значение которых складывается из частных значений составляющих компонентов. Этим свободным сравнительным оборотам (обычным компаративным словосочетаниям) противопоставляется группа необычных, гиперболизованных, противоречащих и логико-понятийным основаниям, базирующихся на жизненных ситуациях и не укладывающихся в нормы языковой системы, например:  бец1гъуна   мурул «волку подобный мужчина»;  дунъяцад  урк1и «сердце,  как целый мир»; гатала лих1ицад «словно ухо у кошки»; анк1ила кьякьцад «маленький как зёрнышко»; и т.д.
В речи даргинцев гиперболические приемы из фольклора, используются   довольно часто и успешно.Они  представляют собой систему средств выражений, в которой с особой наглядностью проявляется внутренняя форма языка, богатство собственно языковых изобразительных ресурсов, а вместе с тем раскрывается самобытность национальной культуры, национальный склад образного мышления.
Через язык человек реализует себя в мире и через язык постигает мир. Общая картина присваивается человеком через языковую картину мира: «Единицы языка должны рассматриваться как элементы структуры языка, а вся структура языка может сопоставляться со структурой мира, картина мира как совокупность знаний человека о мире подменяется картиной мира, существующей в языке, т.е. языковой картиной мира» [Колшанский2006: 62].
Система понимания не представляется адекватной в разных культурах в силу различий концептуальных и языковых единиц. В коммуникативной структуре  фиксируется социальный и культурный опыт языковой общности, находящей отражение в общей картине мира.
Образ о едином мире,  картина мира у каждого народа своя. Картина мира – это результат и условие мыслительной деятельности. Язык впитывает в себя обозначение природных, климатических, культурных и прочих условий жизни человека, поэтому вся система номинаций представляет картину бесконечного разнообразия действительности, которая осваивалась человеком в разные времена, в разных регионах и с помощью разных языков.
Теснейшая связь между национальным языком и национальным образом мира была зафиксирована уже в 19 в., например, в работах В. фон Гумбольдта, которая получила дальнейшее развитие в работах его последователей.
Люди, говорящие на разных языках, создают различные картины мира, и от различия языков зависит не только разница в содержании мышления, но и различие в логике мышления, т.е. различные языки, порождают различные типы мышления.
В силу сложившихся ассоциативных связей объектам внимания внешнего мира могут приписываться признаки, не относящиеся к их сущностным характеристикам, что связано с субъективно-оценочной ориентацией выражения признаковых значений. Уже сам отбор предметов и явлений как образов, осуществляющейся на протяжении многих веков, раскрывает разные стороны исторического развития народа, его национальной культуры, духовного склада и миросозерцания.
Способ концептуализации действительности свойственной данному языку, отчасти универсален, отчасти этнически специфичен, поэтому в разных языках картины мира имеют свои особенности.
«Язык – сокровищница национальной культуры народа, говорящего на этом языке. Любой язык имеет национальное выражение, т.е. проявляется в виде конкретного национального языка, выражающего национальный дух и отражающего национальную культуру народа – носителя этого языка. И как национальный язык, он тесно связан с национальной психологией и с национальной самобытностью народа, является средством передачи национальных традиций, стереотипов, привычек. Значит, усвоение любого второго языка сопровождается усвоением новой языковой картины мира, т.е. овладение вторым языком означает овладение не только  еще одним языковым кодом, но и определенной суммой знаний о картине мира данной языковой общности. Познать национальную картину мира на изучаемом языке – значит проникнуться миропониманием народа - его носителя, вникнуть в его языковое сознание, понять мировоззрение народа, создавшего этот язык [Гачев 1988: 57].
Язык служит средством отражения, закрепления и сохранения результатов познавательной деятельности человека.
Результаты познавательной деятельности многих поколений обнаруживаются в синтаксисе, морфологии, в словообразовании, но прежде всего в лексике и фразеологии.
В современных исследованиях проблема национально-культурной специфики образных средств отражения мира в языковом сознании ставится как фиксация универсального или уникального в плане выражения и в плане содержания и решается вопрос в виде комментирования. А также путем моделирования этих образных средств с учетом экстралингвистической информации как содержательного компонента анализируемых конструкций.
Языковая картина мира, исторически сложившаяся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отраженная в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности. Понятие языковой картины мира восходит к идеям В. фон Гумбольдта и неогумбольдтианцев (Вайсгербер и др.) о внутренней форме языка, с одной стороны, и к идеям американской этнолингвистики, в частности, так называемой гипотезе лингвистической относительности Сепира – Уорфа, – с другой.
Современные представления о языковой картине мира в изложении акад. Ю.Д.Апресяна выглядят следующим образом.
Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (концептуализации) мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. Свойственный данному языку способ концептуализации действительности отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков. С другой стороны, языковая картина мира является «наивной» в том смысле, что во многих существенных отношениях она отличается от «научной» картины. При этом отраженные в языке наивные представления отнюдь не примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные. Таковы, например, представления о внутреннем мире человека, которые отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в этот мир. В наивной картине мира можно выделить наивную геометрию, наивную физику пространства и времени, наивную этику, психологию и т.д.
Итак, понятие языковой картины мира включает две связанные между собой, но различные идеи: 1) что картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» (в этом смысле употребляется также термин «наивная картина мира») и 2) что каждый язык «рисует» свою картину, изображающую действительность несколько иначе, чем это делают другие языки. Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики. Исследование языковой картины мира ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры (в том смысле, что дают «ключ» к ее пониманию) и одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует (как, например, для русских слов тоска, надрыв, авось, удаль, воля, неприкаянный, задушевность, совестно, обидно, неудобно), либо такойэквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными (таковы, например, русские слова душа, судьба, счастье, справедливость, пошлость, разлука, обида, жалость, утро, собираться, добираться, как бы). В последние годы в отечественной семантике развивается направление, интегрирующее оба подхода; его целью является воссоздание русской языковой картины мира на основании комплексного (лингвистического, культурологического, семиотического) анализа лингвоспецифических концептов русского языка в межкультурной перспективе (работы Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, А. Вежбицкой, А. Зализняк, И.Б. Левонтиной, Е.В. Рахилиной, Е.В. Урысон, А.Д. Шмелева, Е.С. Яковлевой и др.).
Картины мира представителей разных языков в чем-то между собой похожи, в чем-то различны. Различия между языковыми картинами обнаруживают себя в лингвоспецифичных словах, не переводимых на другие языки и заключающих в себе специфические для данного языка концепты. Исследование таких слов в их взаимосвязи позволяет говорить о восстановлении достаточно существенных фрагментов даргинской языковой картины мира.
Для даргинской языковой картины мира характерно противопоставление шаласи «светлого» и ц1ябси, ц1ударси «темного, чёрного»,  шала «свет» и ц1ябдеш «тьма» одновременно с отчетливым предпочтением первого. Ряд важных понятий существует в даргинском языке в таких двух параллелях, которые называются разными словами – ср. у великого даргинского поэта  Омарла  Батырая  следующие пары слов, противопоставленные, в частности, по признаку шала  «свет» –  ц1ябдеш «тьма»:
Иш шалал дунъялишир
Ц1ябдешла ясир делли…
«На этой светлой земле
Если является пленницей тьмы…».
Эти два концепта являются антонимичными,  разнородными в структурно-семантическом отношении репрезентациях в даргинском языке. Их взаимосвязи и взаимовлияния это сложные многоаспектные явления, которые представляют интерес для многих наук. В науке «Свет» исследуется в самых разных своих проявлениях. 
Данные концепты широко употребляются даргинцами в эмоциональной и нравственно-этической оценочной деятельности, а их вербализаторы используются в создании языковой картины реального и вымышленного миров. Эти  концепты, создают в языке свои миры, которые, имея много общего, различаются качественно и количественно. Расхождение в развитии и современном состоянии этих миров обусловлено различием семантических энергий, заложенных в основных именах концептов.
Концепт шала «свет» в даргинском языке несет позитив, часто используется в  пожеланиях всего самого наилучшего и доброго: шалати г1ях1ти г1ямру дулгулра «желаю светлой, хорошей жизни».
Концепт  ц1ябдеш «тьма»  четко выражен в даргинских проклятиях, он изначально настраивает человека на негатив: ц1ябси х1ябла арукь «чтоб ты ушёл в темную могилу». 
В даргинском языке оба эти концепта составляют культурно - значимую аксиологическую метафорическую оппозицию,  лежащую в основе интерпретации разных сфер жизнедеятельности человека.
В даргинском языке концепт ц1ябдеш «тьма» выражен и в пословицах: багьудиагри – ц1ябдеш, багьуди – шала «необразованность – тьма, образование – свет». Данный концепт является еще и символом невежества, необразованности.
В «Даргинско-русском фразеологическом словаре» (Магомедов, 1997) данные концепты в ФЕ повторяются часто: шалал чирагъ «хороший  добрый человек» (букв. светлая лампа), шаласи урк1ила «с хорошей душой» (букв. со светлым сердцем), шала чех1ебаиб «жил в темноте и в безграмотности»  (букв. свет не увидел), ц1ябти халкь «неграмотные люди» (букв. темные люди), ц1ябси сек1ал саби «нам неизвестно» (букв. является темной вещью) и т.д.
1.3. Концептуальная картина мира
В настоящее время в лингвистике  широкое распространение получают научные направления, рассматривающие взаимоотношения языка и культуры – когнитивная лингвистика, лингвокультурология и концептология. Формируется новое направление, которое называется лингвокультурологической, основной смысловой единицей  которого является концепт.
Концепт – мыслительная единица, представляющая собой источник знаний о носителях языка и их культуре. В зависимости от социальных и экономических условий складываются понятия становление языковой картины мира, в которой отражаются связь сознания и действительности происходит таким образом.
Следовательно, несовпадение внутренней формы межьязыковых эквивалентов, количество производных образований, связанных с тем или иным концептом, составляют специфику каждого из языков, обусловленную ментальными особенностями того или иного народа.
Культурные концепты являются продуктом и одновременно составляющей частью национальной ментальности, которая сознанием обычно не фиксируется. Культурные  концепты объединяют физический и духовный статус индивида и этноса в целом, складываясь в специфически национальную структуру, отражающую фундаментальные черты национального характера.
Концепт в науке  рассматривается как философское и лингвистическое понятие. Н.Д. Арутюнова  трактует концепт как понятие обыденной философии,  являющейся результатом взаимодействия ряда факторов,  таких как национальная традиция, фольклор, религия, идеология, жизненный опыт, образы искусства, ощущения и система ценностей. Концепты образуют  «своего рода культурный слой,  посредничающий между человеком и миром» [Арутюнова 1990: 3].
С.А. Аскольдов называет их  «содержанием акта сознания» и видит основную их функцию в замещении ряда предметов или некоторых их сторон,  а также реальных действий [Аскольдов  2002: 4]. В.Н. Телия определяет концепт как  «все то, что мы знаем об объекте во всей экстензии» [Телия 1996: 97].
Т.В. Медведева выделила следующие важные особенности концепта:
1) константность,  или длительность существования концептов вкультуре;
2) универсальность концептов, рассматриваемых как нечто общечеловеческое;
3) способность концептов к развитию, динамичесприрода, обусловленная историческим существованием;
4) многокомпонентность концептов,  обусловленная как диахроническим  (исторические компоненты),  так и синхроническим  (смысловыерепрезентации) их развитием [Медведева 2004: 3].
Можно отыскать огромное количество объектов, организованных в поле  концепта природа. Приведем небольшой список этих объектов для даргинского языка: небесные светила: бац «луна», берх1и «солнце», зубарти «звёзды»; гьава « воздух»; шин «вода и водные явления» (река, море, озеро, волна); растительный мир: кьар «трава», галга «дерево», вава «цветок», ц1едеш « плод»;  животный мир: жанивар «зверь», х1яйван «животное» арцан «птица»; земля: г1янжи «почва»,  хяса «пыль», къаркъа «камень», х1урхъ «гора», диркьа «равнина»; погодные явления: заб «дождь», дях1и «снег», къукъу «гром», лямц1 «молния»; свойства,  связанные с субъективным восприятием: ванадеш «тепло», буг1ярдеш «холод».
Приведенные в качестве примера единицы могут в то же время являться самостоятельными концептами,  многие из которых  занимают важное место в даргинской  языковой картине мира. 
Как известно, соотношение языковых и неязыковых знаний, концептуальной и лексико-семантической информации представляет собой одну из самых сложных проблем современной лингвистики. Она затрагивает многие кардинальные вопросы взаимосвязи языка и мышления, теории языка, его структуры, организаций, типологии языковых единиц и их значений. К их числу относятся проблемы определения концепта и значения языковой единицы, их соотношения, вопросы формирования значения и смысла с точки зрения системы языка и его функционирования, связь языковых значений с энциклопедическим знанием, а также методы и принципы исследования перечисленных и многих других проблем.
«Концепты, которые управляют нашим мышлением, пишут Джордж Лакофф и Марк Джонсон, – не просто порождения ума. Они влияют на нашу повседневную деятельность, вплоть до самых тривиальных деталей. Наши концепты структурируют наши ощущения, поведение, наше отношение к другим людям. Тем самым наша концептуальная система играет центральную роль в определении реалий повседневной жизни. Если мы правы предполагая, что наша концептуальная система в значительной степени метафорична, тогда то, как мы думаем, то, что узнаем из опыта, и то, что мы делаем ежедневно, имеет самое непосредственное отношение к метафоре. Опираясь на собственно языковые факты, мы установили, что большая часть нашей обыденной концептуальной системы по своей природе метафорична [Лакофф и Джонсон 2004: 26].
Основополагающим принципом когнитивного подхода является мысль о том, что нельзя говорить о языке в отрыве от когнитивной деятельности, памяти, внимания, социальных связей личности и других аспектов опыта (Р. Лэнекер, Дж. Лакофф, А. Вежбицка и др.). А. Вежбицка [Wierzbicka 1991: 16] отмечает, что сама природа естественного языка такова, что он не отличает экстралингвистической реальности от психологической и от социального мира носителей языка. При рассмотрении различных сторон концепта внимание обращается на важность культурной информации, которую он передает.
Е.С. Кубрякова считает, что «понятие концептов отвечает представлению о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание результатов всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде некоторых «квантов знания» [Кубрякова 1996: 97].
Ю.С. Степанов утверждает, что концепт – это как бы сгусток культуры в сознании человека, в виде чего культура входит в ментальный мир человека, и, с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек – рядовой, обычный человек, «не творец культурных ценностей» – сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее» [Степанов 1997: 265].
По мнению В.Н. Телия, «концепт – это всегда знание, структурированное во фрейм, а это значит, что он отражает не просто существующий признак объекта, а все те, которые в данном языковом коллективе заполняются знанием о сущности» [Телия 1996: 14].
Одни лингвисты считают концепт значительно более широким, чем лексическое значение (С.А. Аскольдов, В.И. Карасик), другие придерживаются мнения, что концепт соотносится со словом в одном из его значений (Д.С. Лихачев, В.П. Москвин).  Мы также считаем, что значение, концепт и понятие – это разные термины. Так, концепт и понятие – два параллельных термина: они принадлежат разным смысловым понятиям – термин принадлежит логике и философии, а концепт – математической логике, культурологии, лингвокультурологии, когнитивной лингвистике, хотя по своей внутренней форме они сходны. Концепт и значение также не находятся во взаимно однозначном соответствии. Концепт являет собой относительно стабильный и устойчивый когнитивный слепок с объективной действительности. Концепт связан с миром более непосредственно, чем значение, слово же своим значением всегда представляет лишь часть концепта, однако получить доступ к концепту лучше всего через средства языка: через слово, предложение, дискурс (текст / совокупность текстов).
В традиционной лингвистике концепт рассматривается как синоним понятия и трактуется как мысль, отражающая в обобщенной форме предметы и явления действительности посредством фиксации их свойств и отношений [БСЭ 1970: 384]. Концепты образуют и своего рода культурный слой, посредничающий между человеком и миром [Арутюнова 1993: 3].
В современной лингвистике «понятие» является психологической единицей, важной для нашего мышления (обратим внимание на то, что для психолингвистики важным является положение о том, что в значении отражается не непосредственное восприятие внешнего мира, а представления, возникающие при «вторичной» когнитивной обработке первичных данных) [Селиверстова 2001: 42].
По определению Э. Сэпира «понятие» не отождествляется со словом, а соответствует ему. Э. Сэпир ставит «понятие» в один психологический ряд с «восприятием» и «впечатлением», т.к. оно является результатом многочисленных регистраций человеком действительности и открыто для дополнительных регистраций [Сэпир 1965: 24]. Более того, он сравнивает «понятие» с некоторым комплексом мысли, удобным для перекодировки в речевую деятельность.
Возникает концепт в сознании человека как отображение понятия, в результате тесного взаимодействия значения слова с содержанием понятия (концептом), выраженным этим понятием. Концепт не является совокупностью энциклопедических знаний, это содержание понятия, отражающее лишь релевантную информацию.
Изучение концептов на данном этапе развития науки осуществляется в русле двух основных подходов: когнитивного (Арутюнова 1991; Кубрякова 1996; Стернин 2001) и лингвокультурологического (Ляпин 1997; Степанов 2001; Красавский 2001; Карасик 2002).
Значения составляютющие содержание национального языкового сознания и формируют наивную картину мира носителей языка. Совокупность концептов, концентрирующих в себе всю культуру нации, образует концептосферу данного языка. Согласно такому подходу, концептами могут быть любые лексические единицы, в значении которых просматривается способ (форма) семантического представления.
Концепты – это первое, что зарождается в человеческом сознании. Уже у младенца формируется «первичное концептуальное представление окружающей действительности», т.к. ребенок, соотнося звучащие вокруг него слова и выражения с предметами, фрагментами действительности при непосредственном чувственном освоении мира создает собственное видение мира. Различные слова могут соотноситься с одинаковыми по признакам фрагментами действительности и наоборот; таким образом, у ребенка интуитивно возникают интерпретации увиденного (даже не образы), которые и образуют семантическое ядро, ассоциативно связанное со словом [Кошелев 1996: 133-134]. Формирование концепта происходит в процессе «редукции результатов опытного познания действительности до пределов человеческой памяти и соотнесения их с ранее усвоенными культурно-ценностными доминантами, выраженными в религии, идеологии, искусстве и т.д.» [Слышкин 2000: 17].
Теорию семантических примитивов развивает А. Вежбицкая и предлагает рассматривать концепты как инструменты познания внешней действительности, которые должны быть описаны средствами языка в виде нескольких объяснительных конструкций.  Она допускает, что у всех языков есть общее ядро, которое является врожденным и не зависит от языка. Это общее ядро – мини-язык, основаный на доязыковой концептуальной системе [Вежбицкая 2001: 48-49].
Н. Д. Арутюнова полагает, что базой для образования концепта служат лишь те явления реальной действительности, которые становятся объектом оценки, а для того, чтобы оценить объект, человек должен «пропустить» его через себя [Арутюнова 1999: 181]. Этот момент «пропускания» и оценивания является моментом первичного образования того или иного концепта в сознании носителя культуры. «Оценивается то, что нужно (физически и духовно) человеку и человечеству. Оценка представляет человека как цель, на которую обращен мир. Ее принцип – «Мир существует для человека, а не человек для мира»… В идеализированную модель мира входит и то, к чему человек стремится, и то, как он действует и поступает; наконец, в нее входит целиком и полностью сам человек. Более всего и наиболее точно оцениваются человеком те средства, которые ему нужны для достижения практических целей» [Арутюнова 1999: 181].
Слова в концептуальной картине мира рассматриваются как элементы структуры языка, которая в целом может быть сопоставлена со структурой мира [Колшанский 1990: 68].
По определению Е. С. Кубряковой, значением слова становится лишь концепт, «схваченный знаком» [Кубрякова 1991: 13]. Соотношение между значениями и концептами имеет сложный характер. Они передают лишь некоторую часть наших знаний о мире. Основная  часть этих знаний хранится в нашем сознании в виде различных концептов разной степени  сложности и абстрактности.
Для характеристики значения слова необходима определенная фоновая информация, которую можно рассматривать как структуру общепринятых и в определенной степени обобщенных знаний и входящая в общую систему культурно значимого опыта носителей данного языка.
Чтобы проанализировать значение того или иного слова в когнитивном аспекте, необходимо установить когнитивный контекст, или область знания,  лежащая в основе значения данного слова. Затем необходимо определенным образом ее структурировать, показав какие участки этой области и каким образом (посредством какой схемы) «схвачены» знаком, или какие прототипические характеристики легли в основу формирования данного значения.


1.3.1. Концепт как основа языковой картины мира
Картина мира складывается в результате взаимодействия человека с окружающим миром.
Язык является основным способом формирования и существования
знаний человека о мире.  Концептуальная  система определяет возможность логического перехода от одного концепта к другому. Содержание концепта включает сведения об объектах и их свойствах, о том, что человек знает, думает, предполагает, воображает об объектах мира [Павиленис 1983: 101-102]. Концептуальное содержание предстает, в первую очередь, в виде слов и словосочетаний.
На наш взгляд, формирующийся концепт должен сочетать в себе предметную и символическую образность, выражать ценностно-оценочный смысл, он должен наполниться событийным смыслом.
Культурный концепт – это обобщенное представление, передающее субъективное (для данной этнокультуры) видение мира – внешнего и внутреннего. Культурные концепты отражают объекты окружающего мира. Они выражают самый широкий спектр субъективных отношений и оценок, объективируемых лежащими в их основании образами.
Если исходить из  современных семасиологических концепций, в семантической структуре языкового знака содержится так называемый культурный компонент, по своей природе являющийся экстралингвистическим феноменом. Его место в семантической структуре словесного знака определяется по-разному. Одни исследователи полагают, что культурное содержание языкового значения представлено денотативной семемой, другие – лексическим фоном, или ореолом всевозможных непонятийных представлений. Своеобразие концептуальной картины мира определяется тем, какие именно связанные со словом мысленные образы представлены в ней в виде концептов. В разряд концептов  концептуальной картины мира могут попасть самые разные понятия и представления.
«Человек стремится каким-то адекватным способом создать в себе простую и ясную картину мира для того, чтобы в известной степени попытаться заменить этот мир созданной таким образом картиной. Этим занимается художник, поэт, теоретизирующий философ и естествоиспытатель, каждый по-своему. На эту картину и ее оформление человек переносит центр тяжести своей духовной жизни…» [Эйнштейн, 1976: 136].
Каждый народ воспринимает мир по-своему: «Каждая цивилизация, социальная система характеризуется своим особым способом восприятия мира» [Гуревич 1972: 17]. Таким образом, менталитет каждого  лингвокультурного сообщества обусловлен в значительной степени его картиной мира, в которой репрезентированы мировидение и миропонимание ее членов.
Как известно, возникновение  картины мира связано с языком и определяется через язык.
Концептуальная картина мира гораздо богаче, чем языковая картина мира. По словам Кубряковой Е.С., «Картина мира – то, каким себе рисует мир человек в своем воображении, – феномен более сложный, чем языковая картина мира, то есть та часть концептуального мира человека, которая имеет «привязку» к языку и преломлена через языковые формы» [Кубрякова 1990: 94].
Человек  не замечает те явления, которые находятся вне его представлений о мире. Любая новая информация выстраивается в определенную структуру.  А видение и образ мира – система когнитивных репрезентаций. Концептуальные картины мира у разных людей, у разных эпох, разных социальных слоев, разных возрастных групп различны.  Концептуальные картины мира могут быть различными у людей, говорящих на одном языке. В то же время у людей, говорящих на разных языках, эти же концептуальные картины могут быть похожими.  Разнообразие признаков, используемых для концептуализации одних и тех же понятий в разных языках, обусловлено в большей степени особенностями ассоциативного мышления, а не специфическим видением мира [Серебренников 1988]. Таким образом, концептуальная картина включает в себя и национальное и личностное и общечеловеческое. В основе общественного сознания лежит картина мира. Различие в психологии народов объясняется различиями в их коллективном бессознательном, определяющем дух народа, его душу.
Национальный менталитет подчеркивает общий образ окружающего мира человека. Менталитет есть результат культуры, является глубинным источником развития культуры. В отражении  менталитета важную роль играют образные единицы языка. Анализ фразеологической единицы  помогает понять наивное представление о мире народа, говорящего на данном языке, и отдельные  черты его национального характера. В.Н. Телия подчеркивает, что фразеология является наиболее культуроносным составом языка, который служит своего рода транслятором культуры, «эпистемической моделью» для исследования взаимодействия языка и культуры [Телия 2004: 19].
Система отношений, оценок находит знаковое отображение в системе национального языка и принимает участие в конструировании языковой картины мира.
Как известно, возникновение  картины мира связано с языком и определяется через язык. Язык является основанием культуры. Язык передает опыт  языкового сообщества. Зафиксированная в образных единицах информация как бы приобретает новое «культурное» прочтение в виде коннотаций, которые отражают связь ассоциативно-образного основания с культурой, что позволяет вывести новые стереотипные, эталонные и символьные значения [Маслова 2004: 71].
Так, фразеологические единицы даргинского языка  бек1 чеббяхъес «голову отсечь», дила бек1личира «клянусь моей головой», Аллагьличира «клянусь Аллахом» отражают эмпирический эталон абсолютной уверенности в чем-либо через указание на систему ценностей в даргинской культуре. Текст этих фразеологических единиц позволяет реконструировать по их внутренней форме систему ценностей в национальном сознании   носителей даргинского языка.   В даргинской картине мира понятия ях1 «честь», адамдеш «человечность», бархьдеш «правда»  являются приоритетными над материальными ценностями. Веками установленные порядки: стремление правде, к проявлению достоинства порождает готовность к самопожертвованию через «отсечение головы». В даргинской картине мира человек готов на все ради правды и сохранения чести.
Смысл культуры концептуализируется в символьные значения, которые участвуют в формировании культурно-языкового сознания, ментальности даргинского народа.
Языковая картина мира антропоцентрична по определению, так как является результатом лингвокреативной деятельности субъекта и вследствие этого она образна, выразительна, эмоциональна, импрессивна. ЯКМ не только семиотична, но и концептуальна [Комлев 1969; Брутян 1973; Караулов 1976; Павиленис 1983; Колшанский 1990].
Основная составляющая культуры достигается через  результаты деятельности людей и предполагает национальный характер, менталитет, нравственные нормы. Она указывает на способы освоения действительности, восприятия и передачи информации. Культура, когнитивный опыт определяют содержание языка. С чем человек, как представитель той или иной культуры сталкивается в своей жизни то, что занимает его мысли, вызывает у него эмоции и получает отражение в языке.
Понятие «культура» обусловлено многогранностью, человеческого бытия, которое культура и отражает. Насколько  многогранен человек, настолько многообразна и культура.
Итак, можно сказать, что задачи, поставленные перед началом данного исследования, нами достигнуты.
Мы выяснили, что когнитивная лингвистика занимается описанием и изучением систем представления знаний и процессов обработки информации, а также исследованием общих принципов организации когнитивных способностей человека. Когнитивная лингвистика  исследует принципы языковой категоризации, процессы производства, понимания и объяснения естественного языка, а также типы понятийных структур и их языковые соответствия. Мы  также установили, что концепт – важнейший феномен когнитивной лингвистики. Он включает в себя понятие, но не исчерпывается только им, а охватывает все содержание слова, отражающее представления носителей данной культуры о явлении, стоящем за словом во всем многообразии его ассоциативных связей. Он вбирает в себя значения многих лексических единиц. В концептах аккумулируется культурный уровень каждой языковой личности, а сам концепт реализуется не только в слове, но и в тексте.

1.4. Взаимосвязь концептуальной и языковой картины мира
Статистические данные о количестве языков, этносов и государств в современном мире не оставляют сомнений в том; что большинство стран являются мультилингвальными и полиэтническими. Более того, по мнению историков* и атропологов,. гомогенные1 в этническом и культурном отношении общества истории неизвестны [Куропятник, 2000, с. 54], лингвисты  утверждают, что нет и абсолютно монолингвальной страны [Crystal, 1998, р. 362].
    В мультикультурном, мультилингвальном сообществе личность входит в состав сразу нескольких лингвокультурных коллективов (как минимум, этнического и национального), вследствие чего человек может быть носителем сразу нескольких языков, культур, картин мира, это же характерно и для целых коллективов, если они входят в состав более крупных сообществ. При данных обстоятельствах пересечение и взаимодействие языков, культур, менталитетов становится неизбежным [Постовалова, 1988, с. 60; Дьячков, 1993, с. 114] и происходит в жизни, языке и сознании как отдельного человека, так и всего мультикультурного социума в процессе контактирования этнокультурных групп.
Изучение  этого  вопроса показало, что исследовательский интерес научного сообщества направлен, прежде всего, на анализ результатов 5 межъязыковых и межкультурных контактов, тогда как взаимовлияние и взаимопроникновение ментальных, когнитивных структур в общем комплексе лингво-культурно-когнитивных [Привалова, 2006]) взаимодействий остается наименее изученным аспектом.
Одним из магистральных направлений современной когнитивной лингвистики является изучение замкнутых концептуальных систем и национальных особенностей культурно-специфического видения мира, отраженного в упорядоченном наборе языковых средств, которые в систематизированном представлении создают так называемые языковую картину мира, мир языка нации, народности.
Во-вторых, в последнее время в филологических исследованиях наблюдается тенденция обращения к прагматической стороне языка, рассмотрение не абстрактных языковых моделей, а выявление их особенностей через язык конкретного носителя (носителей). Это предполагает изучение вербализации отношения говорящего к предмету или адресату сообщения, словам, используемым при акте коммуникации, а также языкового выражения смысловых ассоциаций, связанных с данными словами. Вся эта совокупность особенностей – установление антропоцентрической модели – предполагает обращение к концептам – словам-маркерам как массовой, так и индивидуальной культуры, укоренившимся в языковом сознании национальных носителей языка.
В-третьих, концептуальные структуры в человеческом сознании обеспечивают специфическое взаимодействие людей друг с другом и окружающим миром. Динамичное развитие теории межкультурной коммуникации обозначает все более усиливающуюся тенденцию рассмотрения языка как «инструмента интерпретативного познания мира, диалогичного по природе культурного феномена, выходящего за пределы системы знаков».
Современная отечественная лингвистика на новом этапе своего развития обращается к феномену языкового мышления и языкового сознания. Учение о языковом сознании восходит к лингвофилософской концепции В. фон Гумбольдта и развивается далее в трудах И.А. Бодуэна де Куртенэ, Л.В. Щербы, Н.М. Каринского, Г.Г. Шпета, А.А. Шахматова и др.
Для современной лингвистики понятие языкового сознания является ключевым. Осмысление сознания как способности отражать действительность в лингвистическом преломлении связано с традиционным вопросом «язык и мышление» и ориентировано на процесс «мышление на языке» (способность говорящего мыслить на данном языке). Обращение к языковому сознанию в рассматриваемом аспекте породило целый ряд исследований, объединенных под общим направлением «антропологическое изучение языка». В современной лингвистике с позиций языкового сознания описываются механизмы лингвокреативной деятельности человека (Б.А. Серебренников и др.), устанавливается роль языка в процессах получения, обработки и хранения информации (Е.С. Кубрякова), разрабатывается новое понимание природы метафоры (В.Н. Телия), осуществляется разработка культурных концептов (Д.Н. Шмелев, Л.О. Чернейко), изучаются различные виды дискурса (В.В. Красных). Язык здесь выступает как язык-субъект.
В гносеологическом аспекте сознание трактуется в связи с определением его роли в процессах познания мира. Сущность сознания при этом часто выводится из внутренней формы термина (сознание), отражающей, с одной стороны, признак соотнесенности с членами сообщества, с другой – со знанием, информацией. В этом случае речь идет прежде всего о формах знания, о формах представления внешнего мира, о рефлексивной сущности сознания.
На лингвистическом уровне эта традиция соотносится с кругом проблем «мышление на языке». В качестве познающего субъекта здесь выступает языковая личность, а в качестве внешнего мира, объекта отражения – язык. Язык в этом случае является объектом познания. Любой носитель языка в той или иной мере осознает структуру своего языка, нормы и правила его употребления, особенности функционирования и т.д. Область рационально-логического, рефлексирующего языкового сознания, направленного на отражение языка-объекта как элемента действительного мира, получила название метаязыкового сознания. Метаязыковое сознание характеризуется как общественное явление, имеющее индивидуальную форму объективации.
В широком смысле метаязыковое сознание – это область знания человека о своем языке. «Метаязыковое сознание как форма общественного сознания существует на двух уровнях: на уровне теоретически систематизированного сознания (сфера лингвистики как науки) и на уровне теоретически не систематизированного сознания (сфера обыденного сознания)».
В сфере обыденного метаязыкового сознания формируются значимые для определенной социально-культурной общности стереотипные представления о языке. Это обеспечивает возможность программирования универсальной модели языка. Сформированный метаязыковым сознанием образ языка является преобразованной реальностью, отражающей уровень развития сознания своего времени, горизонты смысла данной социально-культурной общности.
Попытки более четко определить те или иные термины (в том числе «концепт», «образы сознания» и т.д.), а также осмыслить некоторые вопросы теории взаимоотношений между языком, сознанием и культурой делаются с разных позиций. Так, в работе [Стернин, Быкова] детерминационные отношения между языком и сознанием рассматриваются со стороны языка, в центре внимания авторов оказывается соотношение языковых (как внутриязыковых, так и межъязыковых) лакун и их концептуальных коррелятов. Исходя из признания множественности форм отражения действительности в сознании человека, И.А. Стернин и Г.В. Быкова разграничивают три принципиальной разновидности мыслительных образов (концептов), связанных с лексическими единицами разных типов: представления (обобщенные чувственно-наглядные образы предметов или явлений), гештальты (комплексные, целостные функциональные структуры, упорядочивающие многообразие отдельных явлений в сознании) и понятия (результаты рационального отображения основных, наиболее общих, существенных признаков предмета). Эти виды концептов соответствуют разным уровням мыслительной абстракции, тесно переплетаются в мыслительной и коммуникативной деятельности человека и могут быть связанными с одним и тем же словом, по-разному проявляясь в зависимости от конкретных условий. Концепты могут быть номинированными, т.е. увязываемыми с общепринятым языковым выражением через слово или фразеосочетание, или неноминированными – обнаруживающимися через группы и классы слов (сюда относятся понятийные категории, скрытые категории, классификационные концепты) или не представленные в лексико-фразеологической системе языка (так называемые внутриязыковые лакуны).
И.А. Стернин и Г.В. Быкова исходят из того, что все виды концептов функционируют в сознании носителей языка и культуры вне непосредственной связи со словом – на базе универсального предметного кода. Отсюда при обсуждении проблемы межъязыковой безэквивалентности логично вытекает вопрос: «свидетельствует ли отсутствие лексической единицы в одном из сравниваемых языков об отсутствии концепта в сознании народа, говорящего на этом языке?» На примерах сравнения фактов номинирования / неноминирования некоторых концептов средствами русского, английского и немецкого языков авторы приходят к выводу об ошибочности мнения об обязательности лексической объективации концепта, при этом подчеркивается, что «национальная специфика мышления производна не от языка, а от реальной действительности, язык же только отражает в своей семантике и называет те различия, которые оказываются коммуникативно-релевантными для народа в силу тех или иных причин». В случаях межъязыковой лакунарности говорить об отсутствии концепта можно только применительно к мотивированным лакунам, связанным с отсутствием в некоторой культуре тех или иных предметов или явлений.

1.5. Язык фольклора как компонент культуры этноса

Язык представляет собой функционально-коммуникативную систему, объективно существующую в человеческом сознании и проявляющуюся в речи. Языковые факты, вследствие этого, рассматриваются сквозь призму их функционально-коммуникативной роли, в тесной связи с фактами речи. Функциональная природа языка заключена в передаче языковыми единицами, каждая из которых является носителем определенного, закрепленного за ней значения. Основной функцией языка, признается коммуникативная функция, которая является универсальной для всех языковых систем мира [Касевич 1988: 13].
Общеизвестно, что язык фольклора выступает надежным источником информации об этнических и культурных особенностях любого народа. Опыты моделирования языковой картины мира даргинца, т. е. поиски особенностей национально-культурной специфики языка, возникшей под влиянием этнографических, географических, социальных, исторических и других условий, неизбежно приводят нас к языку фольклора. Отметим, что прибегнуть к фольклорному материалу вынуждает нас и необходимость –  отсутствие письменных памятников, отражающих древнюю эпоху жизни горцев.
По некоторым дагестанским языкам имеются древние письменные источники, но они по специфике своего содержания, ограниченного религиозной или чисто лингвистической тематикой, не передают этноязыковые особенности, характеризующие своеобразие национального образа мира дагестанского горца, в частности, даргинца.
Важные атрибуты мира этноса – национально-культурная и национально-языковая особенности  – наиболее четко проявляются в сферах лексики, лексической сочетаемости, а также в так называемых малых жанрах фольклора: пословицах, поговорках, фрологизмах. Понятие картины мира относится к числу фундаментальных, выражающих специ¬фику человека и его бытия, взаимоотношения его с миром, важ¬нейшие условия его существования в мире [Серебренников 1988: 11].
Язык фольклора, крупицы    лингвистических    данных на страницах этнической поэзии,прозы предоставляют возможность говорить о единой системе языковой картины мира даргинцев, о соотнесении семантики язы-ковых единиц с «миром вещей» [Верещагин, Костомаров 1976: 17]. Разнообразные же диалектные структуры представлены в этой картине как части целого. Закономерности, правила, по которым построены эти диа-лектные структуры, задают парадигматические связи частей национального образа между собой, отражают внутреннюю, глубинную семантику соответствующих представлений.
Сказанное можно было бы объяснить, например, на семантическом анализе даргинских сказок. В фольклористике отмечено, что за разнообразными сказочными сюжетами можно обнаружить единую картину мира»  [Гамкрелидзе, Иванов 1984: 13].
Для анализа привлечены такие фольклорные произведения, которые нами отнесены к собственнодаргинским и даргинское их происхождение не вызывает каких-либо сомнений. Сюжеты их бытуют только в Дагестане, они уникальны, возникли на этнической почве конкретной народности, и отражает такой фольклор реалий, характерные только этому этносу. К примеру, происхождение названий некоторых даргинских сел в точности передают их историю и возникновение. Название села Цухта (расположенного в Левашинском районе) произошло следующим образом: Быль, передаваемая сельчанами из поколения в покаление  о том , что в давние времена на месте современного села было два населенных пункта, расположенных на противоположных возвышенностях. Спустилась однажды девушка из одного села в долину за водой, а юноша с другого села похитил ее. Вражда между селами переросла в открытое противостояние. Не мало людей погибло и с той, и с другой стороны, сгорела дотла много домов.
В конце концов, жители сел помирились между собой. И в долине между гор образовалось новое село.
 Вновь отстроенное село получило название «ЦIухта». В даргинском языке слово «цIух» является частью сложного слова «цIухбиэс» обгореть. Таким образом, название ЦIухта означает «обугленное, обгоревшее».
Достаточно дифференцированный в речевом, экономическом, природно-географическом отношении отдельный даргинский аул со своими небольшими отселками может иметь и в большинстве случаев имеет свой собственный уникальный мир этнической природы. Отдельные горские аулы противопоставляются друг другу принципиальными особенностями, и не на последнем месте при этом находится этнопсихология, что существенно отражается на взглядах горцев.
Мы смотрим на мир «глазами  даргинца», и оцениваем тот или другой факт, так сказать, «по-даргински». Многие сравнения, сравнительные обороты опираются на даргинские реалии. Можно выделить большую группу  выражений и уверенно утверждать, что так сравнивать может только житель гор, он так мыслит, так смотрит на окружающую его действительность, такова концептуальная модель мира даргинца, отображенная в образных средствах языка. На каждом горце - печать местности, каждый народ по-своему видит мир, у каждого народа о материальной вселенной свой образ. В этом плане  даргинцы не являются исключением. Они не только имеют общий со всеми родственными народами Дагестана образ, в нем есть и собственные  неповторимые этнонациональные оттенки.
Среди объектов фразеологической номинации даргинского языка значительное место занимают моральные качества личности: отношение к себе и другим  людям (жалость, эгоизм, уважение, человеколюбие, сочувствие, сострадание, гостеприимство, благодарность, неблагодарность, гордость, зависть, злословие и т.д.); отношение к труду (трудолюбие, лень, щедрость, бережливость, скупость);  характеристики честности человека (честность, правдивость, искренность, обман, лицемерие, лесть, предательство); морально-волевые качества( мужество, выдержка, смелость, трусость); ценностно-нормативные понятия (добро, зло, благо).
«Некоторые крупные даргинские аулы или диалектные объединения, такие, например, как Акуша, Цудахар, Усиша, Сираги, Мекеги, Хайдак, Урахи, Губден, Кубачи, Муги, Харбук и другие, отличаются тем, что имеют собственные концептуальные модели мира, обусловленные их бытом и другими этническими особенностями. Модель мира акушинца существенно отличается от модели мира кубачинца, но вместе они создают общедаргинскую картину мира, т.к. культура любого даргинского аула, какая бы оригинальная она ни была, является частью общедаргинской культуры. По такой же модели строятся культуры и модели мира и других родственных народностей Дагестана, в совокупности образуя общую картину мира горца, обусловленную этнокультурным своеобразием Дагестана» [Исаев 1995: 117].
«В качественном отношении общенародная лексика даргинского языка значительно больше. Это объясняется тем, что даргинский язык как младописьменный язык в функциональном и в стилистическом отношении значительно уступает развитым языкам, которые выработали богатую лексику на протяжении своего исторического развития. Слова, входящие в общенародную лексику, служат базой для образования новых слов и фразеологических единиц даргинского литературного языка» [Мусаев 1978: 61].
Важно располагать такими реалиями, как национально-культурная специфика слова, и оценками, принятыми в определенном этническом кругу. У каждой этнической общности своя система оценок того или события. К примеру, мугинцы легко произносят, глядя и тиская грудного младенца, такие страшные проклятия как: х1у улаван  г1ямрат вик «чтоб ты был разделен на кусочки, подобные дырочкам сита», х1у пякьвик «чтоб ты лопнул», хIу урхIли кавш «чтобы тебя убили чужаки», хIу къибкъурат вик «чтоб ты распался на орехоподобные кусочки». А в соседнем селении Цухта, да и в других даргинских селах эти проклятия произносят  исключительно в адрес кровного врага. В с. Цухта сохранились древние проклятия: хIела михъирличир кецIни думхIяб «чтобы дети и внуки остались сиротами» (букв. пусть на твоей груди резвятся щенки), хIеръибсила хIулби сукъурдирули, касибсила някъби дуръули, лехIахъибсила лихIби гIянцIдирули, кацIибсила кьяшми дялчули, чархла лерилра биркIанти чулахъдиаб «у смотревших чтобы глаза ослепли, у взявших руки отсохли, у слушавших уши оглохли, ступивших ноги переломались и, таким образом, чтобы все члены тела искалечились» (в адрес вора), царкалаб ахIерти хаб хIела «чтобы твои родные умерли» (букв. чтобы в паласе принесли твоих родных), миъличи гIятIаван вяргIяби хIу «чтобы ты распластался на месте» (букв. чтобы ты примёрз как лягушка к льду).
Важно также выбрать такие произведения фольклора, где субъектами действия являются даргинцы и мир вещей, который их окружает. Мы собирали материал в даргинских селениях, что с полным правом  можно отнести к фольклору даргинского  этноса. Даргинцы уже много лет обрабатывают землю, сажают капусту, картошку, морковь. Это является их средством существования. Богатый урожай овощей важен для каждой семьи. А проклятие мякьи лагли дак1  буквально «чтоб рос корнем вперед» означает  чтоб ничего не проросло, чтоб семья осталась без средств к существованию.
Практичное отношение даргинцев к жизни передает выражение дагла к1алам буршули руэн «разжевывай вчерашнюю жвачку» означает, что надо было экономить и расходовать бережно.  Результаты исследования могут быть применены в практике редактирования словарей даргинского языка, составления глоссариев  новых заимствований в даргинском языке, справочников по культуре даргинцев.
Выводы могут быть использованы в смежных гуманитарных областях: культурологии и  этнографии.Результаты исследования могут быть применены в практике редактирования словарей даргинского языка, составления глоссариев  новых заимствований в даргинском языке, справочников по культуре даргинцев.
Выводы могут быть использованы в смежных гуманитарных областях: культурологии и  этнографии.
«Если мы хотим должным образом охарактеризовать семантический узус, принятый в каком-либо языковом коллективе и принадлежащий к описываемому нами языку, это следует делать отнюдь не с помощью физического описания вещей; напротив, это можно выполнить, лишь прибегнув к коллективным оценкам, принятым в данном коллективе, т. е. к социальному мнению... Ведь одной и той же физической «вещи» могут соответствовать совершенно разные семантические описания – в зависимости от того, в рамках какой цивилизации рассматривается эта «вещь»... [1962: 133-134], – писал Л. Ельмслев.
В списке существительных и субстантивных слов находим типичные для сказок слова: давла «богатство», мискиндеш «бедность», к1ялг1я «дворец», кьиркьирдеш «жадность», дубурти «горы», къадурби «ущелья», мургьи «золото, ц1уб арц «серебро», къяна «обман», гьунар «подвиг», сих1ру «волшебство» и т. п. И еще характерны такие существительные, которые подробно перечисляют детали горской сакли, как дук1лаула «пространство  между балками потолка и несущей балкой», дубхъи «плоский карнизный камень», дураз «соха», анкъи «очаг в горской сакле» и т. п. А в притче об акушинце  встречаются сравнения, семантика которых мотивирована традиционным укладом жизни акушинцев. Приведем сравнение, относящееся к акушинцу: уркурли г1яра бурцан «зайца телегой ловящий», подчеркивает размеренный образ жизни акушинцев, которые пытаются даже «зайца поймать телегой». Они снабжаются эпитетами паргъатси «спокойный», сабурчевси «терпеливый», чеветаибси «добросовестный», г1яшли гъайик1уси «тихо говорящий», се-биалра гьар шайчибад пикрибируси «что-либо всесторонне обдумывающий», гьар ганз пикрибируси «каждый шаг обдумывающий».
Приведем примеры существительных вместе с определениями, относящимися к хайдакцу: я цинни абирули, я биран авартули «ни сам не делает, ни других не оставляет» подчеркивает образ жизни хайдакцев, которые сильно не утруждают себя трудной работой и другим мешают.
У каждого даргинского аула имеются слова и выражения, подчеркивающие их реалии: губдалан дабри «губденские чувяки (обувь, украшенная орнаментом)», губдалан гулменди «губденский шелковый платок», хъярбукан дис «харбукский нож», г1ямузган ханжал «амузгинский кинжал», г1ярбук1ан кулеха «кубачинский браслет», хайдакьла г1инцби «хайдакские яблоки», сирх1ян кьял «сирхинская порода коров», сулеркан къянари «сулевкентский кувшин», цIухтала набадури «цухтинская морковка», мухIела мяхIяр «мугинский голозёрный ячмень», ахъушала картошка «акушинский картофель», лавашала къапуста «левашинская капуста» и т. д. Эти слова и словосочетания создают статическую модель мира каждого даргинского села.
Языковая картина мира, заключенная в списки прилагательных, является основным выразителем национального образа сказочной модели мира этноса. В прилагательных наиболее четко и последовательно отражено влияние местной природы на язык фольклора. Выступая постоянными эпитетами, они создают, образно говоря, как бы декорации, на фоне которых развертываются действия основных исполнителей. Прилагательные и другие имена, выступающие в определительных функциях; дают оценочную характеристику миру вещей. Например, х1ямшимала шурми «гапшиминские скалы», хайдакьла ункъри «кайтагские сады», мик1хIила къярд «мекегинская долина»,  цIухтала лесла къада «ущелье цухтинского нагорья» и т.д.
Насыщен даргинский язык экстралингвистическими фактами, отражающими некоторые принципиальные моменты истории, религии, экономики и этнографии, даргинских сел. Своеобразные национально-культурные и этнолингвистические особенности, бытующие здесь, строго локальны: они не встречаются за пределами этих сел. Такими селами являются Губден, Мекеги, Кубачи, Сулевкент, Гапшима,  Кадар, Харбук и некоторые другие.
В качестве элементов статической модели мира даргинца  губденец, акушинец, мекегинец, хайдакец  с помощью прилагательных и других имен в определительных функциях описываются целым набором признаков. Естественно, что эти признаки могут приобретать характер положительного или отрицательного статуса.
Характерен список фразеологизмов из произведений различных жанров фольклора, устной речи даргинцев. Приведем примеры фразеологизмов отрицательного статуса:  някъби хъусли  «воруя» (букв. руки ползучие); някъ биуси мерла  «ничего не оставит» (букв. куда рука доходит); някълизибад бит1ун  «насильно забрал» (букв. из рук оторвал);  къаркъала дях1ла вег1 «грубый» (букв. с каменным лицом);  къаркъала урк1ила вег1 «безжалостный» (букв. с каменным сердцем);  духъянти някъбар  «вороватый» (букв. с длинными руками).
Цухтинцы красивую девушку сравнивают: бишхъибси гидгаригъуна «как чищеное вареное яйцо» (белая гладкая кожа лица девушки сравнивается с яйцом); некрасивую женщину цухтинцы сравнивают ахъхІебиубси бет1угъуна «словно неподошедшее тесто»; в хайдакском диалекте  часто сравнивают красивую, телесно налитую женщину с пельменем: курцгван риц1ибил «букв. наполненная словно пельмень», а про худую женщину говорят: г1ярчмикгван карурц1ибил «букв. обтесанная, словно хлыст», в урахинском диалекте  про худую женщину говорят бит1ак1ибси ургидергагъуна «словно натянутый лук» и т.д.
Таким образом,  каждый народ видит мир через свою призму. У каждого даргинца своя языковая картина мира. «Особую ценность и значимость для реконструкции по лингвистическим данным экстралингвистических факторов исторического существования носителей определенных языков приобретает формально-семантический анализ лексики соответствующих диалектов, отражающей в принципе все основные моменты исторического существования носителей этих диалектов», – пишут Т. В. Гамкрелидзе и Вяч.
Вс. Иванов [1984: 457].
«Свойства естественного языка у человека неоднородны. Некоторые черты естественного языка являются уникальными, другие же свойственны всем или многим знаковым системам» [Постовалова 1988: 10]. Наши примеры подтверждают тесную связь языка с действительностью, осуществляемую через знаковую соотнесенность, т. е. язык отображает действительность знаковым способом. Двусвойственность языка – иметь уникальные и всеобщие черты – определенно распространяются и на диалекты. И уникальными в диалектах оказываются именно национально-культурные особенности, отображающие элементы их экстралингвистического мира. «Реконструкция элементов экстралингвистического мира носителей соответствующих диалектов позволяет в свою очередь более ясно представить чисто лингвистические соотношения между данными диалектами и их развитие во времени, т. е. уточнить чисто лингвистические аспекты изучения» языка [Гамкрелидзе,  Иванова 1984: 457-458]. По мнению тех же Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова, исследование семантического плана языка «немыслимо без соотнесения его с внеязыковым «миром вещей», отраженным в преобразованном виде в плане содержания языка» [Гамкрелидзе,  Иванова 1984: 457-458]. Здесь речь идет об идиомах, подверженных полной деактуализации составляющих компонентов из-за потери ими сем, легших в основу их метафорического переосмысления.
«Во фразеологии национально-культурная специфика языка проявляется наиболее ощутимо. Ничто так не отражает культуру, быт, традиции, верования, мифологические представления народа, как фразеологический фонд его языка» [1985: 116]. Справедливость этого положения особенно последовательно подтверждается идиоматикой и другими строевыми единицами языка даргинского фольклора.
В свете сказанного уникальную группу единиц языка образуют так сказать «мельничные фразеологизмы», в которых структурообразующим центром выступает слово шинкьа «водяная мельница» т.к. важную роль в жизни даргинцев  играла водяная мельница. Она словно барометр определяла благосостояние человека, его место в обществе, давала оценку всем его стараниям.У каждого даргинца была мечта, чтобы мельница работала и работала. Она стала символом жизни, символом благополучия, мерилом человеческого благосостояния. И поэтому не удивительно, что в языке так часто происходило переосмысление словосочетаний свободного употребления со словом шинкьа «водяная мельница». В старину  в даргинских сёлах  функционировало достаточно много  мельниц.  Фольклор, связанный с такой реалией, как водяная мельница, активно функционирует в речи  даргинцев. Благодаря этому мы имеем возможность видеть картину мира тогдашнего даргинца. Несколько примеров: шинкьа лукьесбииб «мельница стала работать», плохо стало жить: шинкьа т1ашбизур «мельница остановилась» и т.д.
В языке даргинского фольклора, в активном словарном фонде, заключенные в строгие грамматические и семантические рамки, обнаруживаются разнообразные этнические реалии. А реалии в языке «возникают всегда путем естественного словотворчества... Реалии - народные  слова, тесно связанные с бытом и мировоззрением создающего народа.  Реалия принадлежит народу, в языке которого она родилась [Влахов,  Флорин 1986: 17].
Показателями уникальности этнических признаков являются реалии. Все компоненты образа жизни любого этноса, их картина мира, пред¬ставляют собой продукты длительного развития, потому что про¬шлое, «поскольку оно остается актуальным, непосредственно вхо¬дит в настоящее; следовательно, национально-культурная семан¬тика языка должна рассматриваться не только с синхронной, но и с диахронической точки зрения...» [Верещагин, Костомаров 1976: 89]. Только язык фолькло¬ра и данные диалектной речи (поскольку почти нет других источ¬ников) дают нам возможность рассмотреть национально-культур¬ную семантику языка в диахронном аспекте.
В разных языках один и тот же предмет может иметь не толь¬ко общее, но и часто дифферен¬цированное, отличительное, связанное с различными формами на¬ционального мышления, идиоэтническими особенностями языково¬го строя отражение [Верещагин, Костомаров 1976: 4]. В этой связи представляется очень спра¬ведливым мнение В. В. Виноградова, что способы мыслительного отображения предметного мира определяются не только свойства¬ми самих предметов, но и материальными условиями жизни лю¬дей, их деятельностью, направлением практических интересов, уровнем развития [Виноградов 1977: 13].
Выразительный потенциал паремий и ФЕ обеспечивается такими лингвистическими свойствами, как меткость, сжатость, самобытность, множественность эмоционально-оценочных оттенков значения, национально-культурные коннотации, ритмическая слаженность.   Неодинаков также их образно-экспрессивный и эмоционально-характеризующий потенциал. Они в значительной степени обогащают духовную культуру народа. Иногда в одно слово или сочетание слов даргинцы  вкладывают  столько душевной теплоты и позитивного заряда, что невольно вызывают одобрение и ответную реакцию вместе с приветливой улыбкой у собеседника. Такая корректность и коммуникабельность являлась неизменным атрибутом горского этикета и культуры поведения. В даргинском языке  в наиболее яркой и лаконичной форме находит выражение веками выверенная мудрость народа. Таковым, например, является следующее благопожелание зарайзи мадикабая, х1улк1ули калабая! которое буквально имеет смысл «чтоб безущербную, радостную жизнь прожили».
Семантическая структура эмоциональной речи осложняется коннотативностью, экспрессия наслаивается на его эмоциональное значение. В одних словах иногда преобладает экспрессия, у других эмоциональность. Из-за того, что не удается их разграничить, и называют ее эмоционально-экспрессивной лексикой. Они выражают и положительную и отрицательную оценку происходящего.
В даргинском языке фольклорные произведения употреблялись с самого раннего возраста. Они всегда имели  широкое распространение и как один из методов нравственного воспитания. Одним из ярких тостов на торжествах, свадьбах стало  даргинское благопожелание дерхъаб!  «да здравствует!», «пусть процветает!». Это один из главных культурно-эмоциональных концептов даргинского языка. Этот тост-пожелание часто употребляют помимо даргинцев и другие народности Дагестана. Это легкое, красивое выражение вмещает в себя  исключительно положительную энергетику. Через такие позитивы и раскрывается языковая картина мира даргинца. Через призму таких позитивов современное общество и стремится к совершенству.
Эмоционально высказанное слово не остается не замеченным. А человек по своей природе ощущает потребность в таких словах, в добрых напутственных пожеланиях при начале какого-нибудь дела.  Добрые слова преследуют цель настроить человека на благо, на добрый исход дела, вселяют в него добрую надежду и уверенность в успехе. Во многих селениях даргинцев наложено табу на некоторые вопросы при встрече. Например, при выходе  человека  из дома нельзя спрашивать прямо: – куда ты идешь? (считается, что это к неудаче). В таких случаях надо издалека заводить разговор и мягко выяснять, куда он собрался, пожелав сначала удачного пути. В русском языке   наблюдается похожее явление, когда на вопрос: куда идешь? отвечают недовольно: на кудыкыны горы. У даргинцев тоже существуют подобные суеверия. Так, например, мугинцы на такой вопрос отвечают: кина бурхла гIямма «на ту отверстие потолка», цухтинцы – хIед хIяб буркъес кьелхIе хес аркьулра «иду за лопатой, чтобы выкопать тебе могилу», а харбукцы говорят кина минала къатта «в ту родовое ущелье».
Даргинский язык богат эмоционально-экспрессивной лексикой.  Эмоциональность лучше всего проявляется во фразеологии языка. «Основное назначение фразеологизмов и некоторых слов, получивших в лингвистике название «экспрессивов», состоит, прежде всего, в том, чтобы, называя предмет высказывания, передавать и его оценку говорящим» [Фёдоров 1969: 179]. «Эмоциональная сторона фразеологизма как знака, явление производное: оно зависит, в основном, от образного содержания фразеологизма. Ведь в большинстве ФЕ по происхождению – это застывшие народные метафоры, сравнения, метонимии, части пословиц и поговорок» [Гузеев 1984: 17].
На фразеологическом материале возможно выявление фактов исторического прошлого,  как языка, так и народа - его носителя. Любая языковая единица является хранилищем этноопыта носителя языка [Исаев 1995: 16].

Выводы:
Соотношения значений языковых единиц с фактами национальной культуры и их изучение в сфере лингвокультурологии выдвигает на передний план вопрос о базовых единицах данной дисциплины. Классификация культурно маркированных единиц и явлений и вопрос об их источниках занимают важное место в лингвокультурологических исследованиях. Национальный миропорядок, существующий в коллективном сознании любого этноса, немыслим без разветвленной системы оценок сущего, без отраженных в языке ценностных ориентиров.
В лингвистике  широкое распространение получают научные направления, рассматривающие взаимоотношения языка и культуры - когнитивная лингвистика, лингвокультурология и концептология. Формируется новое направление, которое называется лингвокультурологической, основной смысловой единицей  которого является концепт.
       Концепты являются первичными культурными образованиями. Они,  складываясь в сознании личности, составляют ценностную картину мира,  обеспечивающую взаимопонимание между представителями одной культуры.
Национальная картина мира определяется нами как часть национального мировоззрения, представляющая целостный, систематизированный взгляд на мир представителей определенной национальной общности.  Национальная картина мира и  национальные особенности отображаются в речи народа.
Картины мира представителей разных языков в чем-то между собой похожи, в чем-то различны. Различия между языковыми картинами обнаруживают себя в лингвоспецифичных словах, не переводимых на другие языки и заключающих в себе специфические для данного языка концепты. Исследование таких слов в их взаимосвязи позволяет говорить о восстановлении достаточно существенных фрагментов даргинской языковой картины мира.
В речи даргинцев гиперболические приемы из фольклора, используются   довольно часто и успешно. Они  представляют собой систему средств выражений, в которой с особой наглядностью проявляется внутренняя форма языка, богатство собственно языковых изобразительных ресурсов, а вместе с тем раскрывается самобытность национальной культуры, национальный склад образного мышления.











ГЛАВА 2. РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ КУЛЬТУРНЫХ КОНЦЕПТОВ В ЛЕКСИКЕ И ФРАЗЕОЛОГИИ ДАРГИНСКОГО ЯЗЫКА

2.1.Основные типы культурных концептов в даргинском языке

Отмечено, что количество концептов невелико. По мнению некоторых ученых, базовых концептов существует всего около 4-5 десятков, «а между тем сама духовная культура всякого общества состоит в значительной степени в операциях этими концептами» [Степанов, 2001: 5]. В основе концепта лежит исходная, модель основного значения слова, то есть инвариант всех значений слова. Культурные концепты в даргинском языке представлены концептами: время, терпение, судьба, стыд,  совесть, душа и др. В каждом из них отражено своё представление о мире.
Мы делаем попытку прочитать национальную природу в культуре и в духе  своего родного языка, в духовности своего народа, которая,  прежде всего,  сохранилась в слове, также как у любого из дагестанских народов, не располагающих древними письменными памятниками. Устное слово народа, произведения фольклора – вот основные и бесценные памятники нашей истории, нашей духовности, нашего менталитета.
Хотя быт многих народов особенно в ХХ в. унифицировался, сблизился во многих деталях, – «и тем не менее, в ядре своем каждый народ остается сам собой до тех пор, пока сохраняется особенный климат, времена года, пейзаж, национальная пища, этнический тип, язык – ибо они непрерывно питают и воспроизводят национальные склады бытия и мышления» [Гачев 1988: 448].
Национально-культурная семантика присутствует на всех уровнях языка: в грамматике, синтаксисе, фонетике. Но наиболее ярко она проявляется в образных словах, фразеологизмах и паремиях, проклятиях и благопожеланиях. Существуют достаточно общие принципы, в соответствии с которыми сознание человека, антропоцентрическое по своей природе, организует непредметную действительность по аналогии с пространством и временем мира, данного в непосредственных ощущениях. И, таким образом, отдельные единицы языка со временем превратились в ключевые культурные концепты, в которых актуализируется этнический менталитет, и   консервируются особенности  стиля мышления даргинцев как образа культуры, являющегося одним из аспектов  духовной жизни.
Национальное своеобразие даргинского слова, образного выражения проявляется не только в семантике самих языковых единиц, сколько в их внутренней форме – фразеологических и других  образах, исторически, этнографически или с других не менее важных позиций даргинской  духовности или менталитета, мотивирующих эту семантику.
Наблюдения позволяют заключить, что многие из культурных даргинских ключевых концептов, уникальны. Важно, что даргинский материал хорошо апплицируется на дагестанские ключевые концепты. Много аналогий в  наших языках. И они не случайны. Общее особенно хорошо просматривается в наиболее древних концептах, а именно в их внутренней форме, в их мотивировке.
В тех случаях, когда структура концептуального образа связана с какой-то национальной  реалией, в ней обязательно обнаруживается печать национальной самобытности.   Установление генетического значения ряда уникальных идиоматических образований обречено на неудачу, если не выходить за пределы замкнутой системы языка в мир нелингвистических понятий – этнографических, исторических, фольклористических. Здесь, естественно, речь идет об идиомах, подверженных полной деактуализации составляющих из-за потери ими сем, легших в основу их метафоризации.
В произведениях  фольклора довольно полно отра¬жен народный этикет. «Национально-своеобразными оказываются этикетные формы общения в разных языках. Несмотря на стан¬дартность большинства ситуаций общения, которая ведет к межъ¬языковому параллелизму формул общения, в каждом языке, тем не менее, обнаруживаются свои, во многом несхожие с другими, формы речевого этикета, отражающие конкретные особенности быта, культуры, морали общества, представления о допустимых и недопустимых нормах поведения и т.д.» [1985: 120]. На идеях горского этикета строится большое количество фольклорных текстов даргинцев.
Этикет – незыблемое правило общества, или, как в народе го¬ворят, соблюдение неписаных законов. А в нашем понимании по¬нятие «неписаный закон»  – ях1, ламус «честь» и «совесть».
Концепт ламус «совесть» определяется как внутренний закон. Имеет несколько значений:
1) совершенное знание, убеждение;
2) сознание нравственных поступков;
3) совесть.
Данный концепт связан с лицами, действиями, качествами и т.д. Человеческое сознание осмысливает совесть как в связи с бытовыми представлениями, так и с духовной сферой. Совесть в даргинском языке обозначает результаты концептуальной деятельности человека.
Фразовые примеры:
Насиба дебали ламусчерси, халатала х1урмат барес балуси  рурси сарри. «Насиба была очень совестливой, уважительной девушкой» (А. Абу-Бакар).
Г1ях1ли кьац1-шинна барес, илдала х1урмат-хатир дарес балуси  ях1-ламусла адам рири Мустапала хабчаб (А. Абу-Бакар). «Жена Мустапы была  умеющая оказывать  гостям уважение и кормить их едой».
Совесть и другие категории участвуют в формировании нравственного развития человека. Ламус в даргинской лингвокультуре связан не только с набором всех этических и моральных качеств, но и с традицией и обычаями. Понятие ламус более национализировано, за счёт символьной составляющей фразеологизмов и паремий. Ламус в пословицах даргинского языка является лексическим выражением и таких категорий как долг, обязанность, честь: ламус  бебк1аличибра ц1акьси саби «совесть сильнее смерти»; ламус базарличиб асес х1ейрар «совесть на рынке не купишь»;  ламус бухънах1ебиур «совесть не стареет»; ламус хяли х1ебуга «собака не съест совесть».
Фразовые примеры:
Гушдиубли хьалли нушаб ламусбизур  рухъна Кариабази нуша  кьац1ли  дахабая или эс.  «Мы  хоть и проголодались, но постеснялись попросить старую Кариабу покормить нас». (Х. Алиев).
Давла халал леб или ях1-ламусличила хъумуртуси х1ебирар. (посл.) «Оттого, что разбогател нельзя о совести забывать».
Лексема честь в даргинском языке имеет и другое языковое выражение – ях1, х1урмат, хатир, связанные с почётом, уважением и авторитетом. В даргинском языке честь связана с определёнными действиями, с поведенческими актами, а также с ритуалом гостеприимства. Уважительное отношение и почитание выражается также в антиномиях старший – младший. Данная лексема в даргинском языке ассоциируется с человечностью – адамдеш. В даргинском языке в синонимичные отношения вступают также лексемы ях1, адаб, х1яя – составляющие концепт «совесть».
Таким образом, в даргинском языке есть конкретные слова для-обозначения внутреннего мира человека – это ламус, ях1, х1урмат, хатир.
Здесь можно говорить о совести и нормах морали, свойственных всем людям. 
В даргинском языке имеются такие фразеологические единицы с концептом «совесть», как ламус ахъиб «долг вернул», «отомстил», ламусли кьабулх1ебариб «совесть не позволила», «поступил как подсказал ум», ламусла вег1 сай «поступает справедливо», «как подсказывает совесть», ламус бихули «находится в долгу» и т.д.
Всеобщий этикет спаивал между собой все части населения. А формулы этикета надежно законсервированы во фразеологии и паремиологии этноса:  дудешли кьяш кац1ибих1и уршили бек1 кабирхьу «туда, куда отец ногу поставит, сын голову положит»; х1уни бег1тала сегъуна х1урмат барадра, илгъуна х1урмат биру дурх1нани х1елара «как ты отнесешься к родителям, так же отнесутся и твои дети к тебе»; хъайг1иб бег1ти лебх1ели, хъалчиб ахъли кьяш камайц1ид «если родители сидят дома, то не ходи по крыше  шумно» и др.
Важным для описания картины мира этноса является использование метода семантических оппозиций. Семантическую оппозицию составляют и такие понятия, как «стыд» и «страх». В языке даргинского фольклора их семиотика выражена очень отчетливо.
Концепт  урези «стыд» является неотъемлемой частью языковой картины мира даргинца. «Стыд – чувство, возникающее у человека при совершении им поступков, противоречащих требованиям морали, унижающих достоинство личности. Содержание поступков, вызывающих чувство стыда, имеет общественно-исторический характер, зависит от эволюции норм морали. Стыд испытывается как тягостное беспокойство, неудовлетворённость собой, осуждение своего поведения, сожаление о совершенном поступке. Стыд может переживаться при недостойном поведении др. людей, в особенности близких. Чувство стыда возникает и при воспоминании об унизительном поступке, совершенном в прошлом» [Большая Советская энциклопедия: 567].
Интерпретативный анализ даргинских ФЕ обнаруживает, что понятие стыда скрывает за собой некоторую систему оценок: нормативных, этических, этикетных: урези гьардашахъули «имея стыд» (букв. стыд вперёд пуская), урезила хІерзи агар «не имеющий и следа стыда».
В даргинской паремиологии концепт «стыд» реже представлен. Эти пословицы комментируют ситуации, связанные с переживанием данной эмоции. Пословицы и поговорки являются своеобразными экспонентами культурного знания, где происходит взаимодействие языковой и культурной семантики. Паремии выступают в качестве хранилища культурных традиций, в них наиболее ярко отражены национально-культурные стереотипы и ценности. Анализ концепта «стыд», представленного в паремиологии, позволяет раскрыть специфику языковой картины мира даргинского этноса, а также в определенной степени подтверждает данные психологии об универсальности и культурной специфичности ряда базовых эмоций человека, к которым относится и эмоция стыда: урезили узи-рузи х1****а «стыд не знает родственников», урези агарав – хІяя агара «нет стыда – нет совести».
Фразовые примеры:
Юсупгъуна вайгъабзачила саби халкьлизиб урезили узи-рузи х1****а бик1ути «О таких, как Юсуп в народе говорят: стыд не знает родственников» (А. Абу-Бакар).
Х1яжимурад урезиагарли Х1яса хъа гьалавад ветх1елра сатх1елра вашулри «Бессовестным образом  Гаджимурад  ходил взад-вперед перед  домом Гасана» (Магомед-Расул).
Паремия также отражает реалии быта, морально-этические установления, о которых нет достоверной информации в текстах, иных жанров. Категория стыд, обусловленная приличиями, обычаями и нравственными нормами, может иметь разные проявления – в зависимости от глубины переживаний. Субъектом же стыда как компонента совести является человек со всеми присущими ему чертами; составляющими саму природу совести – нравственного мира человека, его особенностей и индивидуальных черт: Урези детахъиб, балагь чебак1иб «Стыд потерял – беда пришла»;  Урези урехила гьабкьяна саби «Стыд предвестник страха»; Урези чинар сари или хьарбаибх1ели, урехила мякьлар сари или жаваб бедибси саби «Когда спросили, где стыд, ответили: рядом со страхом»; Урехи   агарсилис урезира х1ебирар «У кого нет страха, нет и стыда»; Урехи агарли х1янчи бех1бихьни - чедибдеш  сархнигъуна саби «Бесстрашное начало работы равно победе»; Урехила барха вец1ну к1ира сях1ла бирар «Малое мерило равно двенадцати меркам»; Урехила х1улби халати дирар «У страха глаза велики»;  Урехили  изалара  хъумуртахъу «От страха забывается даже боль».
В даргинском языке встречаются наиболее распространенные выражения, которые лежат в основе концепта урези «стыд», например, урезила барха «застенчивый» (букв. зерноприёмник стыда), урези х1****уси «бессовестный» (букв. не знающий стыда). В качестве языковой основы даргинских фразеологизмов и паремий концепт «стыд» используется значительно реже по сравнению с другими  концептами.
Важным также является существование в даргинской фразеологии  «локативной» семантической группы.  Местом локализации стыда, как компонента совести, в даргинской языковой картине мира является дях1 «лицо»,  х1улби «глаза» и особенно урк1и «сердце» т.е. совесть в даргинском менталитете более конкретизировано: х1улби г1яшдуциб букв. «глаза опустил» (совестливый, стыдливый), дях1 агарси  букв. «безличный» (бессовестный), урк1и ч1умаси букв. «крепкий духом».
Паремиям даргинского языка присуща однозначная оценка явлений; более чёткое противопоставление добра и зла, белого и чёрного и т.д. Отдельные фрагменты даргинского языка выражены в конструкциях с компонентами «белое – чёрное». В языковой картине даргинцев этические нормы связаны с ц1уба «белым» / шаласи «светлым», а с ц1удара «чёрным» / ц1ябси «тёмным» связаны аморальные поступки и действия с этической точки зрения. Это находит свое проявление в даргинской поэзии XIX  и XX веков, в частности у Омарла Батырая:
Виц1ну шурайчир бацъон,
Шалали дихьиб дига
Дила ц1удар дякьибис
Ц1удардеб шалал дуне….
 «Для той, которая омрачила
Мою светлую любовь,
Подобную пятнадцатидневной луне,
Да станет светлый мир мрачным…»
Выражение ц1удара душман «черный враг»,  употребляется  у даргинцев вместо,  заклятый враг. 
Нарушение этических норм связываются с «чёрным/тёмным», имеющим неприятные последствия. Такое противопоставление в определённой форме схематизирует этические представления как часть представлений о мире.
Положительные коннотации в даргинской языковой картине мира в пространственном аспекте соотносятся с «верхом», в цветовом – со светлыми тонами; отрицательные коннотации – соотносятся с «низом», в цветовом – с тёмными, грязными.
В даргинской культуре положительно оцениваются такие морально-этические ценности, как добро, честность, добропорядочность, ответственность и пр. Когда мы обращаемся к анализу отдельных пословиц, особенности их содержания позволяют говорить как об универсальных представлениях о действительности, в частности, как о нравственном мире человека, так и о культурно-специфических особенностях взгляда на мир.
Механизм стыда – главный регулятор поведения человека и отношений между людьми. Стыдно не соблюдать принятый в горском обществе этикет: защита своей земли, чести женщины, уважение к старшим и родителям, участие в общих радостях и горе.
В целом, проведенный анализ подтверждает тезис о том, что стыд в даргинском языковом сознании выполняет большую регулятивную функцию.
Реальными,  т.е. логически мотивированными являются сравнения, возникшие на основе традиционных представлений о том или другом животном. Это – результат наблюдений человека над окружающей его действительностью. Они легли в основу общих для многих народов образов – символов упрямства, коварства, силы, хитрости, трусости, ловкости (так  эмх1е «осел» – символ упрямства, гурда «лиса» – символ хитрости», синка «медведь» – символ силы, унц «бык» – символ здоровья»  и т.д.).
Концепт урк1и «душа, сердце».
С концептом «душа» в даргинском языке  связано большое количество паремий, проклятий, пожеланий и ФЕ, содержащих различные мотивы жизни человека: любви, радости, печали, волнения.
В пословицах даргинского языка данный концепт представлен наиболее широко: урк1и – к1ант1ибирар, х1улби – шинк1адирар «сердце – смягчится, глаза – намокнут»; урк1и – бисули, х1улби – г1яярли  «сердце – плачет, глаза – гуляют»; урк1и буалли, някъбира дуар «сердце оставит – руки оставят»; урк1и к1ант1иси  адам вагьес вирар «человека милосердного можно издалека узнать»; урк1и  к1ант1иси адам дебш х1едарибси ханжалгъуна сай «человек с мягким сердцем – кинжал из некаленного металла»; урк1и кабарцалли, вег1 карцар «если сердце поместится, то сам поместишься»; урк1и лебли ац1ира, урк1иагариубли кац1ира «с храбрым сердцем влез (с душой), испугавшись слез»; урк1и лех1кахъибсила лих1бира т1ярхъубар дирар «у кого молчит сердце, уши бывают дырявые»; урк1и – мургьила, някъби – арцла «сердце – золотое, руки – серебрянные»; урк1и разили биалли, чарх вавалибирхъур «если на сердце радостно, тело расцветает»; урк1и сукъурсила х1улбанира селра чех1ебиу «у кого сердце слепое, глаза тоже ничего не видят»; урк1и х1ебирхусилизи тиладих1ебиру «тому, кому не доверяют, не просят»; гьачам бец1 ибсилис, г1ур мукьара х1ейру «назвали один раз волком,  ягненком не назовут»; урк1или бек1 буга «сердце съест голову»; урк1или х1улбачив гьалав чейу «сердце увидит раньше, чем глаза»; урк1илизирад урк1илизи  нур дашар  «из сердца в сердце свет идет»; урк1иличиб гьими лебсилара  х1улби лямц1дик1ар «и у злого глаза блестят»; урк1иличиб диг1яндеш  бих1есичиб, гъургъашин бих1ес гьамадли бирар «чем хранит тайну в сердце, легче хранит свинец»; урк1иличибси   нясдешла  къат  шинни  бирцес х1ейрар «темное пятно на сердце, нельзя смыть водой».
«Сердце представляется центром мыслительных процессов, источников чувств, определителем темперамента и характера, а также поглотителем органических чувств: одним словом, ему вменяется выполнение функций мозга, сердца, желудка и, частично периферийной нервной системы» [Чикобава 1938: 66].
«Слово «сердце» восходит к нахско-дагестанскому хронологическому уровню. Подобно древним народам античности, прадагестанцы и пранахцы центром духовной деятельности, интеллекта считали не мозг, а сердце. Поэтому слово «сердце» в этих языках, естественно, является смысловым центром ряда словосочетаний и фразеологических единиц, выражающих такие важные понятия, как «запомнить», «забыть», «выучить» [Хайдаков 1973: 146].   
Фразеологические единицы  с концептом  «душа»  в даргинском языке также представлены многочисленными выражениями урк1илизиб (букв. в душе): урк1и гьаргбарес «откровенно все рассказать» (букв. открыть душу); урк1и бурес «в том же знач.» (букв. сердце рассказать); урк1и бац1барес «в том же знач.» (букв. сердце опустошить); урк1и гьаргли «в том же знач. (букв. с открытым сердцем); урк1и-урк1илабад «откровенно, чистосердечно» (букв. от всей души); урк1и кабизурли ах1ен (букв. сердце не лежит); урк1и агарли «без настроения, без души» (букв. без сердца); урк1и агар «грубый, бессердечный» (букв. без сердца); урк1ила вег1 «жалостливый, сердечный» (букв. имеющий сердце);  халаси урк1и  (букв. большое сердце);  мургьила урк1и «хороший человек» (букв. золотое сердце);  къаркъала урк1и «бессердечный человек» (букв. каменное сердце);  урк1и бячес «разочаровать» (букв. разбить сердце); урк1илизи гьуни баргес «договориться» (букв. найти путь к сердцу);  урк1иличи кабикиб «не забыл» (букв. запал в душу);  урк1илис гъамси (букв. близкий сердцу);  урк1илизибад къяббарес «забыть» (букв. вырвать из сердца); урк1или багьур «догадался» (букв. сердце узнало); урк1илизи ат1ес «запомниться» (букв. в сердце вонзиться); урк1илизи бак1ес «вспомнить» (букв. прийти в сердце); урк1илизи буцили «не забывать» (букв. держа в сердце); урк1и изуси «желающий добра, добросердечный» (букв. болеющий сердцем)»;  урк1илизи ц1акь керт1уси «дающий надежду» (букв. в сердце силу наливающий);  урк1илизиб кавлан «не забудется» (букв. останется в сердце). 
В каждой из приведенных ФЕ концепт «душа» носит уникальное значение, которое не повторяется не только в другой ФЕ или метафорических выражениях, но и ни в одном другом даргинском слове.
Например, в русском языке концепты «сердце» и «душа» чередуются в рамках структурной синонимии: в глубине сердца (тайно надеясь); отлегло от сердца (полегчало); ад кромешный на сердце (неспокойно); большое сердце (добрый человек); войти в сердце (запомниться чем-н. хорошим); кошки скребутся на сердце ( неспокойно); нож в сердце (подло поступить); открывать сердце (рассказать откровенно); болеть душой «переживать); не по душе (не нравится).
В этих образных выражениях дается самая положительная оценка личности, подчеркивается его человеколюбие, доброта, честность и отзывчивость.    И отрицательные качества также выражаются фразеологизмами, структурообразующим центром которых является «душа, сердце». В даргинском языке представлен ряд ФЕ, связанных с понятиями «решительность», «мужество»: дарг. урк1и гъузгъалдили биэс «падать духом» (букв. быть сердцу встревоженным), урк1и бит1ун «огорчил» (букв. разорвал душу) и т.д.
В даргинском языке с данным концептом имеются 290 фразеологических единиц  по данным «Даргинско-русского фразеологического словаря» [Магомедов 1997].
«Существительное «сердце» выступает смысловым и структурообразующим центром ФЕ. Это ключевое абстрактное существительное, вокруг которого группируются целые парадигмы слов в их связанном значении» [Телия 1981: 3].
Концепт сабур «терпение».
Основной частью концепта выступают следующие такие значения как   смирение с наличием, существованием кого-нибудь, чего-нибудь,  ожидание перемен к лучшему, каких-нибудь результатов,  упорное выполнение чего-то, испытывание чего-нибудь.
Концепт сабур «терпение» в даргинском языке – сложное многослойное ментальное образование.  Основанием концепта сабур «терпение» в даргинском языковом сознании является теологическое понимание терпения как одной из фундаментальных мусульманских добродетелей.
Фразовые примеры:
Неш ребк1или г1ергъи, вишт1аси Х1ясан   халати узи-рузичи х1ерик1ули висих1ейэс  сабурлизиври «После смерти мамы младший из детей Гасан терпеливо смотрел на старшиего барат и сестру и старался не плакать» (А. Абу-Бакар).
Сабурлизивад ухъалли се-дигара барес вируси сай адамли, –пикририк1улри Кариаба «Если терпению придет конец, человек на все способен,  – размышляла Кариаба» (Х. Алиев).
Даргинские выражения с концептом сабур «терпение» в основном реализуют такие  значения как:  «мужественно переносить невзгоды в ожидании каких-нибудь положительных результатов»: сабурла вег1мурадличи виур «терпеливый достигнет цели», сабур – алжанала умхьу «терпение – ключ от рая», сабур мургьи саби «терпение – золото».
В исламе понятие терпение – это удержание души от беспокойства и нетерпения, удержание языка от жалоб, недовольства и гнева, и удержание тела от недостойного поведения. В Коране сказано «терпение – это сияющий свет»,  «ни одному человеку не даровано ничего лучше и обширнее чем терпение».
Концепт сабур «терпение», является ключевым для национальной ментальности.  В  пословицах и ФЕ даргинского языка отражается представление о том, что терпение – это качество, которое помогает человеку, позволяет ему совершенствоваться: сабурла умхьу мургьила бирар «ключ от терпения бывает золотым», сабурла вег1 мурадличи  виур, сабурагар х1ейур  «терпеливый цели достигнет, а нетерпеливый – нет», сабур – алжанала умхьу «терпение – ключ от рая».
В пословицах и поговорках даргинского языка данный концепт также является  наиболее распространенным:
сабур – алжанала умхьу «терпение – ключ от рая»; сабур агарсила ахир хайрила х1ебирар «у нетерпеливого результат не бывает положительным»;
сабур агарсила, багьудира агара «у нетерпеливого нет знаний»; сабур мургьила умхьу саби «терпение – золотой ключ»; сабур мургьилизи булхъан «терпение сравнимо с золотом»; сабур чила халаси биалра, ил чедииркур «победит терпеливый»; сабурла вег1 мурадличи  виур, сабурагар х1ейур «терпеливый цели достигнет, а нетерпеливый – нет»; сабурла вег1ла умхьу –  мургьила, гьалаксила – сигла «у терпеливого ключ из золота, у торопливого – из ржавчины»; сабурла вег1лис алжанала бут1а камх1ебирар «терпеливому кусок рая достанется»; сабурла умхьу мургьила бирар «ключ терпения бывает золотым»; сабурла урк1и мурадличи биур «терпеливое сердце достигнет цели»; сабурла хьулчи мургьила  бирар «основа терпения – золотое»; сабурлара ахир бирар «у терпения тоже бывает конец»; сабурлизи селра агара «ничто не сравнимо с терпением».
Такие высказывания характеризуют особое восприятие действительности  даргинцами. Здесь присутствуют настойчивость, упорство, стремление добиваться цели,  надежда на лучшее.    В образных выражениях даргинцев активно используется концепт сабур«терпение». Данный концепт в основном имеет положительные коннотативные признаки: гордость  и величие.
Терпение – это уважение к правам, культуре, достоинству других людей. Идеи и образы, связанные с понятием терпение отражаются в паремиологических и фразеологических единицах даргинского народа. Эти единицы отражают опыт данного народа.
Интерес к лингвокультурологическому аспекту, связанному с языковой картиной мира в целом, сейчас усиливается, так как именно образные выражения считаются яркими носителями культурной информации и показателями интеллектуально-эмоционального освоения окружающего мира. Они отображают менталитет народа и помогают понять всю глубину его обычаев, традиций, ценностей. В  оценке качеств человека терпение занимает лучшее место, так как она связана с нравственными позициями человека, с его отношением к другим людям. В качестве источника терпения актуализуется не столько умение трезво мыслить, сколько умение управлять отрицательными эмоциями, подавлять негатив и зло. В таких выражениях отражается  все то, лучшее, чем может быть охарактеризован человек и его деятельность, направленные во благо мира и созидания. Терпение вознаграждается многократно. Человеку возвращается сторицей все то добро, которое он сделает. И также зло наказуемо. Эти истины, прописанные веками.
Таким образом, отмечая особенности концепта сабур «терпение», свойственные даргинскому народу, определили его особое отношение к данному концепту, нами были выявлены разноаспектные оценки терпения. Все это указывает на его укорененность  и востребованность в даргинской лексической системе, очевидно предопределённые нашей ментальностью.
Концепт кьисмат «судьба».
«Стечение обстоятельств, не зависящих от человека, ход жизненных событий» – такое определение дает С.И. Ожегов судьбе [Ожегов 1974: 715].
В даргинском языке достаточно активно употребление концепта кьисмат  «судьба». Анализ  концепта кьисмат «судьба» позволит  глубже изучить систему мышления носителей даргинского языка. Такие исследования позволяют приблизиться к решению вопроса о влиянии языка на мировосприятие его носителей: создает ли каждый язык через свою призму особое «видение мира», или же этническая особенность языка «наслаивается» на универсальные логические единицы языков.
Фразовые примеры:
Адамла кьисмат сегъуна-дигара биэс асубирар, амма адамли адамдеш детахъахъес асух1ебирар, рик1улри учительница Зумруд. «Судьба каждого человека может быть разной, но человек должен всегда оставаться человечным, говорила учительница Зумруд» (А. Абу-Бакар).
Талих1чебси кьисмат чинаб биэса нугъуна пякьирла, пикририк1улри  Г1яшура. «Откуда  может быть счастливая судьба у такой бедняжки, как я, думала Ашура (А. Абу-Бакар).
Пословицы даргинского языка о судьбе подчеркивают национальный характер: кьисматли чина-дигара виахъу «судьба куда угодно заведет», кьисматли давлачевси узизи мискинси узила къапулизи кьут1дирхъяхъу «судьба заставит богатого брата постучаться в дверь бедного брата».
Понятие кьисмат  пришло в жизнь дагестанцев вместе с исламом. Если посмотреть на это слово через призму дагестанских языков, сравнить ту роль,  которую оно играет в языковой картине мира дагестанцев, то мы видим у них много общего.  «Судьба» – ключевое слово, представляющее собой ядро национального и индивидуального сознания. Это универсальный концепт. Воспринимается это не как средство коммуникации, а как  неотъемлемый и важнейший компонент национальной культуры. Концепт судьбы в даргинском языке характеризуется традиционной для этого понятия связью с
идеей событийной детерминации, «сужденности».  «Вся жизнь человека, все его поступки, действия, события, происходящие с ним, предопределены волею Аллаха, который заменил собой представление о судьбе,   существо существовавшее в доисламской традиции среди арабов» [Стеблева  2002: 84]. Как известно, культурная семантика концептов непосредственно связана с мировидением этноса, и это является универсальным, характерным всем языкам. Благодаря таким работам, можно решить вопросы происхождения древнейшей культуры кавказских народов. Для чего необходимо привлечь материалы самых разных наук: исторических, этнографических, фольклорных и лингвистических.
Общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, систему ценностей, мироощущение, видение мира отражается в способности языка фиксировать, сохранять и передавать реальные условия жизни человека. Это показывает и связь языка с социально-культурной стороной жизни общества.
В даргинском языке наиболее чаще концепт кьисмат «судьба» наблюдается в благопожеланиях: кьисматли ахъанайтачи ваахъаби «чтобы судьба повела тебя к вершинам»,  г1ях1си кьисматлизивад мавхъаби «чтоб  хорошая  судьба не обошла тебя» и т.д.
Судьба является важнейшей категорией сознания, с помощью которой строится концептуальная картина мира народа.  У слова судьба выделяются три значения, главное из которых 1) складывающийся независимо от воли человека ход событий, стечение обстоятельств (по суеверным представлениям – сила, определяющая все, что происходит в жизни) – покориться судьбе, удары судьбы [Словарь, Т.4, М., 1984, с.302]. 
С.А. Аверинцев в Философском словаре определяет судьбу как «неразумную и непостижимую предопределенность событий и поступков человека».
В даргинском языке существует несколько концепций судьбы. Все они восходят к словам арабского языка. Слово кьисмат «судьба» «употребляется всякий раз, когда говорится об удаче, а также об участи, уделе» [Стеблева  2002: 84].
Понятие судьбы является одним из важнейших в мировоззренческой системе даргинского народа. Понимание этого понятия требует привлечения знаний исторического и культурологического характера.
Концепт  замана «время»
Система значений  лексемы замана «время» в даргинском языке может быть сгруппирована в следующие семантические области:
1. замана, вахт, сяг1ят «время»
2. манзил «эпоха»
Даргинская картина мира отражает некоторые   «срезы» восприятия времени, некоторую  «философию» времени, свойственную данному народу. Способы выражения времени важны и для фразеологического и паремиологического фондов  языка. Любое произведение искусства слова, в том числе и фольклорное, развертывается во времени объективно данного, использует многообразие субъективного восприятия [Лихачев 1997: 7].
Специфика временных представлений даргинского этноязыкового сознания до сих пор не была предметом специального исследования.
Понимание времени есть показатель, характеризующий культуру того или иного этноса. «В нем воплощается, с ним связано мироощущение эпохи, поведение людей, их сознания, ритмы жизни, отношения к вещам» [Гуревич 1984: 103]. В даргинском языке суточные циклы могут иметь как положительную, так и отрицательную характеристику: ишбарх1и барес вируси, жаг1яйчи армахид «не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня»; замунти аркьян, адамти кавлан  «времена уйдут, люди останутся».
В большинстве своем пословицы и поговорки, входящие в группу паремий о времени, содержат следующие компоненты, относящиеся к семантическому полю замана «время»: замана «время», х1ери «полдень», ишбарх1и «сегодня», жаг1ял «завтра», даг «вчера», савли «утром», барх1ехъ «вечером», дугели «ночью».
Фразовые примеры:
Тинатин заманаличи мешули рег1риублири «Тинатин была одета по времени» (И. Гасанов).
Замана-замана итат1ирван т1ашси хьунул адам сяг1ятличира х1еррик1улри «женщина, стоявшая поодаль, время от времени поглядывала на часы» (И. Гасанов).
В пословицах даргинского языка запечатлена и мысль о беспредельности, бесконечности времени: жаг1ялла ахир х1ебирар  «у завтра нет конца». Потеря времени отрицательно характеризует человека: дуг1ли замана бетахъахъни – мех1урдеш саби. «Потерять зря время – глупость».
  «Начало» и «конец» определяются главным образом по отношению к целенаправленным действиям, долженствующим дать некоторый полезный результат: бех1бихьуд вайсила, ахир хайрила х1ебирар «у плохого начала, плохой конец»; бех1бихьуд биалли, ахир бирар «если будет начало, то продолжение будет». «Конец» как результат оценивается выше начала, т.е. намерения, замысла: бех1бихьуд г1ях1сила, ахирра г1ях1си бирар «начавший хорошо, хорошо и закончит».
Часто встречается концепт замана «время» в даргинских проклятиях и благопожеланиях: ахир хайрила мабиъ «чтобы твой конец был неблагополучным», замана самабааб х1ед «чтобы для тебя время не наступило», заманали вергаби  «чтобы время тебя проглотило» и т.д.
Даргинская картина мира отражает некоторые «срезы» восприятия времени, сложившиеся в культуре даргинцев. Время субъективно переживается: человек не рождается с «чувством времени», понимание времени предопределено культурой, отмечает А.Я. Гуревич [1994: 103].
Важнейшей характеристикой времени является его движение, ход. Различным историческим периодам свойственно различное представление о ходе времени: цикличное, линейное, имеющее конечную точку, воспринимаемое через смену поколений, через смену времен года и пр. [Гуревич 1994: 43-165].
Время может выступать как причина изменений, как активная сила, вызывающая изменения: илх1ейс я эмх1е бубк1ар, я эмх1ела вег1 убк1ар «к тому времени или осел умрет, или его хозяин умрет».
Наиболее распространенным лексическим репрезентантом категории времени является лексическая единица замана «время»,при этом могут выражаться понятия либо «своевременности», либо «времени, отводимого для чего-нибудь», либо «быстротечности».
Наше  внимание привлекло проявление национального своеобразия, когда мы рассмотрели функционирование в названий дней недели как проявление философской категории времени. В даргинском языке достаточно распространено использование лексической единицы жумяг1«пятница». Вероятно, это связано с тем, что пятница занимало особо важное место среди прочих дней недели, поскольку, с точки зрения мусульманских традиций, пятница – это святой день. И пятница не просто выделяется среди других дней недели, а противопоставляется им: жумяг1 барх1и, дек1арси барх1и саби «пятница не похожа на другие дни», ишдуги жумягI дуги, абани хIейтул дуги «детей не наказываемая ночь» (букв. сегодня пятничная ночь, матерью детей не избиваемая ночь). Это явление еще Ш. Балли называл «мысленным противопоставлением» [Балли 1961: 192], а лексические единицы, участвующие в таком противопоставлении «подразумеваемыми антонимами» [Там же].
При реализации противопоставления часто противопоставляются определенные временные периоды, отражающие различные способы выражения идеи, прочно вошедшей в систему мировосприятия и мироощущений человека как лингвокультурные стереотипы.
Характерным для даргинского языка являются и отрицательные структуры с вневременным значением: узх1евзуси – укх1евкар «кто не работает, тот не ест».
Периоды жизни человека можно связывать с временами года. Весна – начало жизни, пробуждение чувств, лето связывается со спокойной повседневной жизнью, осень и зима – мрачный и пассивный образ жизни. Каждый сезон имеет свои специфические особенности и этим отличается от других.
Весна связывается еще и с периодом сельскохозяйственных работ, так как известно, что даргинцы издавна выращивают овощи: картошку, капусту, морковь: дуц1рум узх1евзуси, яни укх1евкар «кто летом не работает, тот зимой не ест»,  яниличи х1ядурик1ен дуц1рум «готовься к зиме летом».
Даргинский язык  актуализирует концепты – времена года, связывая их с темой труда, еды, поскольку в жизни даргинца четко были противопоставлены относительно сытые осенний и зимний периоды и голодная весенняя пора: х1янчилизивад урухк1уси,  янилис х1ейгахъу «того, кто боится работы, зима не любит». Это отражают даргинские приметы: дуц1рум дуц1арти диалли, яни буг1ярси бирар «если лето жаркое, то зима будет холодная».
В даргинских паремиях  провозглашается сила времени, которой подвластно все, а время уподоблено лекарству: замнали сагъиру «время вылечит»; заманали далдуршу «время все расставит на свои места»; замана берк1ес «время провести»; замана – дяхънуша саби  «время – лекарь»; заманали   адамла   жагьдеш   ардиху,   г1якьлу биху «время забирает молодость, отдает мудрость»; заманали  дирар   гьар   се-сек1ал    гьунчидуршути «время все расставит на свои места»; заманали вирар  адам ухънаиахъуси «время старит человека»; заманали вирар адам духуируси «время делает человека мудрым»; заманали дец1 хъумуртахъу «время заставляет забыть горести»; заманали сегъуна-дигара дяхъи сагъбирахъу «время вылечит любую рану»; заманаличи х1еръили вяшик1ен «действуй по времени»; заманаличиб  бурибси  гъай  мургьила  бирар «слово, сказанное вовремя – золотое»; заманаличиб гьунчих1ебушибси суалли кьяшмас паргъатдеш х1елуга «вопрос, не решенный вовремя, ногам покоя не дает»; замунти сегъунтил, далуйтира илдигъунти сари «какие времена – такие и песни».
Фразеологические единицы отражают разные периоды времени. Чаще всего здесь используется абстрактное время: заманали чебиахъу «время покажет», заманаличи мешули «похоже на время».
В основе языкового воплощения концепта «время» в даргинской лингвокультуре,  помимо универсальных черт лежат и национально-специфические особенности, отражающие особенности менталитета и системы ценностей данного национального сообщества.Темпоральный признак, как один из основных в даргинской  лексике, несет разнообразную смысловую нагрузку.
Язык даргинского фольклора, этническая паремиология и фразеология, идиоматика предоставляют возможность говорить о единой системе языковой картины мира даргинца, о соотнесении семантики языковых единиц с "миром вещей". Разнообразные же языковые структуры представлены в этой картине мира как части целого. Правила, по которым построены эти  структуры, задают парадигматические связи частей национального образа между собой, отражают внутреннюю, глубинную семантику соответствующих  представлений.
Чикобава А.С. говорил: «Язык – сложнейший продукт общественной многовековой жизни народа, естественно, создает предпосылки для различных точек зрения о сущности научного анализа языка. Однако самым существенным в научном изучении естественных языков следует считать изучение языка в связи с культурой и ее историей, с мышлением и его историей: ибо только в таком случае познается самое важное в сущности языка. Изучая язык, в связи с культурой, в первую очередь аппелируют к показаниям лексики» [1980: 145]. В тисках лексикализованных единиц языка, в первую очередь, во фразеологии, хорошо сохраняются реликтовые слова –  верные свидетели культуры и ее истории, а также мышлении и его истории.
Идет активный процесс обращения народов к своим корням, истокам, к созданию художествен¬ных произведений и научных трудов, призванных создать, воспроизвести нацио¬нальный образ этноса с этнодифференцирующими  компонентами. Извлечь картину мира отдельно взятого этноса из строевых единиц  языка можно и нужно. Потому, что в ядре своем каждый народ остается сам собой.  Естественные национальные языки трактуются как голоса местной природы в человеке. У звуков языка - прямая связь с пространством естественной акусти¬ки, которая в горах иная, чем в лесах или в степи. 
Очень важно и ценно определение основного круга культурных концептов, отражающих фрагменты языковой кар¬тины мира, связанные с духовным способом освоения мира даргинцем.
Описывая ментальную характеристику культурных концептов даргинского языка, раскрываем внутреннюю форму рассматриваемых концептуальных слов. В итоге тот или иной концепт   превращается в «художественный  образ» с его ассоциативной изо¬бразительностью, эмоциональной экспрессивностью и многозначностью.
Связь языка с социально-культурной стороной жизни общества отражается в способности языка фиксировать, сохранять и передавать не только реальные условия жизни человека, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, систему ценностей, мироощущение, видение мира.

2.2. Культурные концепты в фразеологических единицах  даргинского языка

Чтобы выявить характерные свойства концепта, нашедшего отражение в мировидении лингвокультурологической общности и его репрезентацию в языке необходимо изучить паремиологический и фразеологический материал языка.
Фразеологизмы и паремии служат для описания самых различных явлений и ситуаций в жизни человека. Это говорит о том, насколько данное понятие важно для носителей того или иного языка. По нашим наблюдениям в языковой картине мира даргинцев культурные  концепты очень широко представлены.
Одним из самых важных средств выражения оценки личности в даргинском  языке  являются фразеологические единицы (ФЕ), выражающие оценку посредством сравнения. Особенно широко распространено выражение субъективной оценки личности посредством ее сравнения с какими-либо представителями флоры и фауны: бебк1ес баибси нергъуна «изможденный» (букв. как вошь умирающая),  эмхIеван варсвяхъили «заупрямившись как осёл», житара  хяраван «как собака с кошкой», бятIван  курт1рях1или «легко, плавно» (букв. плывя, словно утка), бяхъибси синкаван «как раненый медведь»,битибси гатаван "как побитый кот",  вавнала  майданван «как цветочная поляна» и т.д.
Оценочные коннотации подобных сравнений разнообразны и во многом зависят от того, какими символическими характеристиками наделен объект, с которым сравнивают данную личность. Например, в даргинском языке такая отрицательная черта человека, как «глупость» приписывается следующим представителям фауны: маза «овца», хIяйван «животное», эмхIе «осел»: мех1ур мазаван «как глупая овца», х1яйванван тахьли «пугливо, как скотина», эмх1ела бек1ван «как ослиная голова» и т.д.
Таким образом, в исследуемом  языке мы находим  специфичные для даргинской (хIяйван «скотина», эмх1е «осел») языковой картины мира образы, реализующие сему «глупость».
Рассматривая данную  проблему целесообразно обратиться к картине мира как к базовому понятию концепции человека, т.е. необходим учет того, что к ключевым концептам любой человеческой культуры относится концепт «человек». В культурно обусловленных  номинациях человека активно используются и зоонимы. Даргинские антропонимы через множество коннотативных нитей связаны с разными семантическими зонами: названия животных и растений.  В этой связи можно говорить об именах и фамилиях даргинцев производных от антропонимов, обозначающих животных и птиц:  Арслан от арслан «лев», Гъалбец1 от «лев», Жейранов от жейран «серна», Бец1мях1яммад «волкмагомед», Булбул от «соловей», Т1авус от «павлин».  Подобные примеры наличествуют и в прозвищах людей. Здесь у даргинцев вырисовывается довольно-таки пестрая картина. На наш взгляд, интересными кажутся некоторые прозвища людей, встречающихся в различных диалектах даргинского языка: мекег. говоре: Бец1г1яли «волк-Али», Къабан «кабан», Тарзан «тарзан», Чат1а «ласточка»;  в  хайдакском диалекте: Жанивар «зверь», Шархан, Мафия; в урахинском диалекте: Зубр «Зубаир», Карабас «Карахан»  и т.д.
Названия животных легли в основу и ряда топонимов в разных диалектах: муирин. диал. вагьигла къада «овраг ведьмы», синкала къада «медвежий овраг»; хайд. диал. мукьрала къатта «овраг ягнят», бец1ла дуцца «волчья роща», кьялай гат «коровий холм»;  ц1ухт. диал. бец1ла къада "волчья ущелье", г1ярала къада "заячья ущелье",   урах.диал. къянала гат «холм вороны»,  мукьрела бях1 «склон ягнят», къачнела бях1 «склон телят»  и т.д.
Такие топонимы могут иметь место в употреблении постольку, поскольку сами животные имеют определенное значение в жизни социума. Их появление относится к древним периодам. Чем дальше к заре человеческого общества, тем теснее его связь с дикими животными.  Все это имеет непосредственное отношение к языковой картине мира, поскольку благодаря зоонимам репрезентируются те или иные его элементы.
Обращение к специальной научно-теоретической литературе показывает, что рассмотрение проблем языковой картины мира началось уже давно и к сегодняшнему дню появилось значительное количество работ, посвященных указанной проблеме. Она сопряжена практически со всеми уровнями языка и небезынтересна к тому же в связи с полиаспектным исследованием зоонимической лексики, которую невозможно адекватно интерпретировать и проанализировать без обращения к проблемам взаимосвязи языка, мышления и окружающей действительности. Уже налицо тот факт, что сложилась лингвистическая теория картины мира, в определенной степени разработана  и ее терминология. В даргиноведении этой проблеме на сегодняшний день не уделено достаточно внимания.
Иногда в качестве предмета для сравнения используются также обозначения людей – названия частей живого организма, которые выступают как метонимические или метафорические элементы оценки индивида. Подобные сравнения часто выражают оценку таких отрицательных черт человека, как «жестокость», «болтливость», «хитрость», «безжалостность», "трусливость" и др.:  бяхъибси синкаван «взбеситься» (букв. словно раненый медведь), вякълякъиван угьули «болтать без умолку» (букв. словно сорока трещать), гурдаван г1ямултар «хитрая как лиса», битибси гатаван "напуганный" (букв. как побитый кот) и т.д.
Ряд фразеологизмов имеют имплицитное значение компаративности. Это такие ФЕ как: нешла урши «маменькин сынок», кепла адам «кутила» (букв. наслаждения человек), гIямултар гурда «хитрец» (букв. хитрая лиса), мех1ур маза «тупица» (букв. тупая овца),  хяла пукьа «конура» (букв. собачья конура), багьла маза  "спокойный" (букв. спокойная овца), писук1 ицан "чистоплотный" (букв. человек который моет сахар), гурушкалар кьям-к1уц1ул ицуси "ненормальный человек" (букв.в стакане моет посуду), ца кьямлабад к1ел нергъли бужути"жадные люди" (букв. с одной миски кушают двое).
Оценку передают и такие ФЕ даргинского языка, как: верх1на гамъа «прожженный человек» (букв. семь раз вдова или вдовец), нукьуйс накьиш «мелочность, мелочные интересы» (букв. для толокна узор), вайси кьял вайси барх1и бумгар «плохая женщина не вовремя делает свои дела» (букв. в плохой день плохая корова телится), диг1янали убякьунси кьял, дак1ули бумгар "рана или поздно тайная становится явью" (букв. тайком нагулявшая корова, когда телится узнают все).
Примерами субстантивных зооморфических ФЕ служат: гурдала къуйрукъ «пройдоха, хитрюга» (букв. лисий хвост), бурхьан эмхIе «шестерка» (букв. посылаемый осёл), абдал дяга «дурной человек» (букв. дурной ослёнок), бухъна марга «упрямец» (букв. старый самец), бухъна эмхIе «человек с капризами» (букв. старый осёл), валри кьяшмар «человек с большими ногами» (букв. с верблюжьими ногами). Соматические ФЕ передающие оценку личности довольно многочисленны в даргинской фразеологии, причем среди них доминируют глагольные и субстантивные единицы. Например: цалихIилизирад духIнадерхурли, итиллизирад дурадиркур «пропускать мимо ушей» (букв. в одно ухо влетело, в другое вылетело), ца дабрила кIелра кьяш кацIили «обязательно сделаешь» (букв. в одну туфлю влезть двумя ногами), ца х1улила вец1ну к1ира дара "внимательно смотри" (букв. смотри не одним глазом, а двенадцатью),  абдал бекI «головотяп» (букв. дурная голова), абдалгягI «недотёпа» (букв. дурью веющий), мух1ли батаэс «говорить без конца» (букв. рот отпустить), бекIла мехIе агарси «безмозглый», бекIларти цIук сари «глупый» (букв. в голове солома), бекIцада сай агара «очень маленький» (букв. сам не больше головы), бекI ласбухъун  «потерял ум» (букв. голова повернулась), берхIибси диъ «человек с гнилью» (букв. тухлое мясо), вайси лезми «сплетник» (букв. плохой язык),  ца  азгъин сай х1ечила мезх1ейк1уси "многие сплетничают" (букв. только ленивый о тебе не сплетничает), вацала цулбар «с маленькими зубами» (букв. с мышиными зубами), берх1ибси урк1и "злорадостный" (букв. гнилое сердце).
В этой группе немало фразеологизмов служат для передачи физических признаков человека: вякья бекI «головастик» (букв. большеголовый), вякь хIулбар «пучеглазый», хъярби хIулбар «пучеглазый» (букв. с глазами как груши), дягакьяшмар «тонконогий» (букв. с ногами ослёнка), буреба тIулбар «с острыми пальцами» (букв. с игольчатыми пальцами),  ц1ирк1а кьяшмар "человек с худыми ногами".
Ярким показателем национально-культурной специфики фразеологических средств выражения в даргинском языке является употребление личных имён в ФЕ с целью выражения пренебрежительного отношения к человеку. Причем лишь некоторые из имен имеют как самостоятельные лексемы отрицательную сему подобно женскому имени Ашура, которое нередко употребляется как нарицательное в значении «неумеха, глупышка»: гъай х1едалуси Г1яшураван «глупо, бестолково» (букв. как немая Ашура).
Примечательно, что в субстантивных ФЕ даргинского языка (имя прилагательное + имя собственное) основная оценочная функция, как правило, выполняется прилагательным, но есть исключения. Как было уже сказано выше, сами имена собственные могут содержать в себе элемент оценки, например: женские имена Г1яшура, Хамис, ГIяйшат.
Необходимо отметить тот факт, что в подобных фразеологизмах очень ярко проявляется национально-культурная специфика, свойственная даргинскому языку, поскольку имена собственные – это один из факторов создания национально-культурного компонента.
Язык, как известно, является исключительным атрибутом человека. Одновременно человек является центральной фигурой на той картине мира, которую рисует язык. Как показали исследования последних десятилетий, семантическая система языка основывается на принципе антропоцентризма: чтобы описать размер, форму, температуру, положение в пространстве, функцию и другие свойства предметов, язык в качестве точки отсчета использует человека. В зависимости от обстоятельств человек в языке фигурирует как субъект речи (говорящий), субъект сознания, восприятия, воли, эмоций и т.д. и даже просто как физическое тело, имеющее определенное строение (лицо, голову, ноги и т.д.) и занимающее определенное положение в пространстве. Фигура человека говорящего является центральной для категорий дейксиса, времени и модальности. Но не менее важную роль играет фигура человека и в лексике, в том числе предметной.
Человек в даргинской языковой картине мира предстает как деятельное существо. Ему свойственны определенные состояния – восприятие, желания, знания, мнения, эмоции и т.п. Во фразеологической единице имя собственное имеет определенное значение и придает всему высказыванию ярко выраженную эмоциональную окраску и семантическую выразительность. Основной функцией имен собственных в речи является функция выделения и идентификации.
«Имена собственные отражают следы каприза и фантазии человеческой… служат сокращенной историей внутреннего быта и духа народного, и там, где безмолвствуют саги, начинают свою повесть имена» [Морошкин 1869].
Во фразеологическом фонде любого языка имеется определенное количество фразеологических единиц с компонентом-именем собственным. По нашим подсчётам в даргинском языке их небольшое количество: Х1яйдар Мях1 «Хайдар Мах – человек, который ничего из себя не представляет», Х1ядур Г1яли «Хадур Али – человек, который всегда начеку, всегда готов», Къяна Г1яшура «Лгунья Ашура – женщина, которая всегда лжёт», Къада Хамис «Када Хамис – женщина, которая живёт в овраге», Мух1ен Хамис "Мугинка Хамис - женщина которая носит челка т.е. прядь волос которая носит на лбу.  Мянни Г1яли «Манни Али – маменькин сынок», Писки МяхI «Писки Мах – человек, который пишет, сочиняет», ГIярус МяхI «Урус Мах – человек, который любит смешивать в родную речь русские слова»,  Бабала ТягIя «Бабала Таа – обжора, человек, который ест много хлеба», Шайчи Муъминат «Шайчи Муминат – женщина, которая лежит на боку во время трапезы», Физик Мях1яммад  "Физик Магомед-  учитель, который преподает урок    физики", Дигу Мях1яммад "Дигу Магомед-мужчина, которого любят многие женщины" и т.д. Характер имени собственного определяется такими факторами как географическая  среда,   культура народа,   история народа и  социальная среда.  На наш взгляд, это связано с историей культуры, особенностями психологии людей, с традициями и многим другим. Они  выделяют личность из коллектива на основе тех или иных признаков. Это вскрывает интересные факты, связанные с  историей и этнографией народа, и дает большой материал для дальнейших исследований.
Человек определенным образом реагирует на внешние и внутренние воздействия. Каждым видом деятельности, типом состояния или реакции ведает своя система, которая локализуется в определенном органе. Иногда один и тот же орган обслуживает две системы (например, в душе локализуются не только эмоции, но и некоторые желания). Почти всем системам соответствует свой семантический примитив (т.е. элементарная, неразложимая единица семантического метаязыка, из которых строятся толкования). Таких систем в человеке восемь:
1) физическое восприятие (зрение, слух, обоняние, вкус, осязание) – то, что обозначается словом чувства в одном из его значений. Оно локализуется в органах восприятия (глаза, уши, нос, язык). Семантический примитив – «воспринимать»: х1улбани чебаиб «увидел, был свидетелем» (букв. глазами видел), лезми бухъяна «сплетник» (букв. с длинным языком), лих1би лер «подслушивает» (букв. уши имеются), къянкъубала гьалаб «близко» (букв. перед носом);
2) физиологические состояния (голод, жажда, желание  «плотское влечение», большая и малая нужда, боль и т.п.). Они локализуются в разных частях тела. Семантический примитив – «ощущать»: гаши дяг1ун «стал состоятельным» (букв. голод перекрыл), гашила шинкьа «ненасытный человек» (букв. голодная мельница), изала х1ерх1ебариб «не следил за своим здоровьем» (букв. болезнь не содержал);
3) физиологические реакции на внешние и внутренние воздействия (холод, мурашки, бледность, жар, пот, сердцебиение и т.п.). Реагируют различные части тела (лицо, сердце, горло) или тело в целом: сурс-кьакьари архъайчи «громко кричать» (букв. пока не сдерётся горло), урк1и тямхъбухъун «прийти в состояние сильного испуга», (букв. сердце стало биться), урк1ила х1яли бац1иб "сильно испугаться" (букв, жир с сердце начал сочиться), дях1 ц1убдиуб «побледнел» (букв. лицо побелело), майъали ватур «напрягся, сделал усилие» (букв. вспотел);
4) физические действия и деятельность (работать, отдыхать, идти, стоять, лежать, бросать, рисовать, рубить, резать, ломать и т.д.). Они выполняются определенными частями тела (руками, ногами) или телом: някъ белкъайчи узес «работать до упаду» (букв. работать пока рука не насытиться), кьяшми делкайчи вашес «ходить до бесконечности» (букв. ходить до тех пор,  пока не износятся ноги), х1улби сукъур диайчи х1ерик1ес "смотреть долго" (букв. смотреть пока глаза не ослепнут);
5) желания (хотеть, желать, жаждать, стремиться, предпочитать, воздерживаться, искушать, соблазнять и т.п.). Простейшие из них, связанные с удовлетворением физиологических потребностей, локализуются в теле, «окультуренные» желания, связанные с удовлетворением идеальных потребностей  в душе. Последние, составляющие большинство, реализуются с помощью воли, деятельность которой корректируется совестью. Семантический примитив – «хотеть»: урк1илис дигес «быть в радость» (букв. сердцу хотеть), урк1и карц1ли «страстно, с желанием» (букв. сердцем страстно желая), кьяшми х1илх1и т1ашиули «воздерживаясь» (букв. еле ноги останавливая);
6) интеллектуальная деятельность и ментальные состояния (воображать, представлять, считать, полагать, понимать, осознавать; интуиция, озарение; осенить; знать, верить, догадываться, подозревать, помнить, запоминать, забывать и т.д.). Интеллектуальная деятельность локализуется в сознании. Семантические примитивы – «знать» и «считать»: урк1или балули «предчувствуя, зная» (букв. сердцем зная), бек1ла г1якьлуличил «с умом» (букв. с умом головы);
7) Эмоции (бояться, радоваться, сердиться, восхищаться, сожалеть, ревновать, обижаться и т.д.). Эмоции делятся на низшие, общие для человека и животного (страх, ярость, удовольствие), и высшие, свойственные только человеку (надежда, стыд, восхищение, чувство вины). Эмоции локализуются в душе, сердце и груди. Семантический примитив – «чувствовать»: урк1ила шакдешличил «догадываясь» (букв. догадываясь сердцем);
8) Речь (говорить, сообщать, обещать, просить, хвалить и т.п.). Семантический примитив – «говорить»: мух1ли бузахъули «болтая» (букв. работая ртом, языком), лезмили далдуршули «налаживая» (букв. языком налаживая всё).
Исследование отрицательных характеристик личности, выражаемых всеми вышеперечисленными тематическими группами ФЕ, позволяет объединить их в следующие семантические поля:
«быть глупым»: къут1а бекI, абдалгяг1, тIакьабек1, тIакьабаш, абдал тIакьа;
«быть ограниченным, недалеким человеком»: мех1ела мерлар цIук сари, бацIси уркурла тIама-гьама дахъал дирар, бац1си шинкьа бахъх1и х1ебузар,  бацIси гавлаг тIашли хIебуар;
«лгать, плести интриги»: гIямултар гурда, бухъна ваца, гурдала къуйрукъ, мявх1еили кьяш буган;
«быть ленивым»: хIянчи хIярам, бухъна леглег, азгъин маза, азгъин дяга, «быть болтливым»: бухъяна лезми бекIлис балагь, мух1ли бурдибси, лезмилизиб лига агар;
«непривлекательная внешность»: вякья бек1, г1якьрабла х1улбар, урчилагъуна рях1,  валри кьяшмар, чIипа вяхI, вакъчеб пяспясаг, балкIбекI, къабакъ бек1, тас бек;
«льстить»: берх1и абухъуних1и мучи дях1ихъан, шин дашуйх1и к1ат1а гъярбиран, к1антиси мерла гъужиран;
«струсить»: урк1и дурабикес, къуйрукъ пяхъбуцес, бяхIван цIубиэс, гIяраван вебшес, гIяргIялацада уркIи агар;
«раболепствовать, низкопоклонничать»: гажаван силтIик1ан, лампа ушкан, гажаладиран;
«колебаться, быть нерешительным»: дазу агарси; х1ямран Хамисгъуна, хьаршар Г1яшурагъуна, рашан ГIяйшатгъуна, хьунрукь Камильгъуна.
«ничтожество»: берхIиб къабакъла тIелилизи агара,  кепек бедес агара, кепеклизи агара, уркьа т1акьа, гут1беран;
«жадность»: хайнигарли укан, гидгари лугIян, гъез гъяриан, кепеклизи тупанг иргьан.
В даргинском языке фразеологические единицы, обозначающие трусость мужчин, менее продуктивны: актуализируется в основном более существенное для мужчины качество смелости. В таких примерах, как гIяралагъуна уркIила вег1  «пугливый, трусливый человек» (букв. с заячьим сердцем), урухкIуси тусахIяри «боязливый человек» (букв. боязливый жук), шинкIа маза «боязливый человек» (букв. мокрая овца) мотивирующим фразеологический образ трусости признаком является «пугливость» («убегание»), переосмысленный по отношению к лицу мужского пола и осуждаемый (отрицательно оцениваемый) как недостойный для мужчины. Часть ФЕ даргинского языка, обозначающих трусость мужчин, содержит собственно предметный код культуры – образ дома. Это объясняется тем, что менталитет носителей дагестанских языков связывает домашний очаг с образом женщины, хранительницы очага.
В фразеологизмах даргинского языка  символами трусости выступают также г1яра «заяц», ваца «мышь»: г1яраван урухк1уси «трусливый как заяц», г1ярала урк1ила вег1 «трусливый, с заячьей душонкой», вацаван диг1янни «украдкой как мышь».
«От  названий животных (зоонимов) образуются уменьшительно-ласкательные и увеличительные существительные (собачка, ослик), названия самок (ср. медведь – медведица), детенышей (медвежонок, осленок), мяса (конина, баранина, свинина), помещений (коровник), работника, ухаживающего за животными (свинарь, телятница), притяжательные прилагательные (медвежья берлога, бараний рог), наречия и «другие производные, которые в разных гнездах реализуются в разном составе» [Гацайниева 2010: 59]. 
«Картина мира – это целостный, глобальный образ действительности, который является результатом практической деятельности человека и всех его контактов с миром» [Кильдибекова 1998: 30].
Данный вопрос невозможно рассматривать вне фразеологии, так как фразеология  представляет собой ценнейшее лингвистическое наследие. Как отмечает Т.З. Черданцева, в нем «отражается видение мира, национальная культура, обычаи и верования, фантазия и история говорящего на нем народа. Устойчивые стереотипические словосочетания и фразы часто представляют собой структуры, отражающие определенные периоды состояния и развития каждого языка, его историю» [Черданцева 1996: 58].
Особое видение мира в каждом языке создается благодаря метафоризации. ФЕ также способствуют возникновению национально-культурного колорита языковой картины мира. В ряде исследований указывается на это [Караулов 1987; Хайруллина 1996]. Функция фразеологической единицы и заключается в интерпретации способа и источника сохранения,  в передаче  информации и опыта поколений на протяжении многих лет.   Процесс познания окружающей действительности  законсервирован в национальной культуре и традициях.
Появление образов, лежащих в основе ФЕ в большинстве своем «прозрачных для данной лингвокультурной общности, так как отражают характерное для нее мировидение и миропонимание, что и позволяет говорить о культурно-национальной специфике фразеологического состава языка, проявляющейся более ярко, чем в его словарном составе. И в этом отношении фразеологический фонд языка дополняет фонд словарный» [Телия 1996: 83].
Пласт лексики, отражающий животный мир в даргинском языке, способствует образованию определенных кодов языковой модели мира, которые, с одной стороны, могут выступать универсалиями в силу единства объективной действительности и близости человеческого мышления, с другой – идиоэтничны, так как конкретные природные условия налагают некоторые ограничения на ареал распространения того или иного животного. Человек соприкасается с определенным животным миром, в окружении которого и формируется языковая картина мира.
Животные, наравне с человеком являются членами локативно-темпоральной таксономической системы, в которой они характеризуются теми или иными пространственно-временными атрибутами: ареал распространения и проживания, использования в хозяйственной деятельности и др.
Материал  даргинского языка позволил нам выбрать большое количество ФЕ, имеющих в своем составе лексику животного мира в качестве мотиватора семантики фразеологической единицы. Компонентный метод анализа семантики фразеологических единиц дал возможность выявить набор ядерных лексем-компонентов фразеологизмов, выступающих мотиваторами этой семантики.
В качестве ядерных конституентов, мотивирующих семантику фразеологизмов, в даргинском  языке выступают около тридцати названий животных. Основную роль в использовании тех или иных зоонимов при формировании фразеологизмов как стереотипов играет частотность контактов животных и людей.
Исследование структуры представления знаний, естественной категоризации окружающего мира языковеды относят к числу наиболее важнейших принципов когнитивного исследования различных языковых явлений [Кибрик 1994: 126].
Языковая картина мира отмечена интерпретирующим характером. Объективация интерпретирующей деятельности человеческого сознания происходит благодаря тому, что языком фиксируются коллективные (присущие тому или иному социуму) стереотипные представления. В этом значительная роль отводится и лексике, отражающей фауну.
Познавая  окружающую  действительность, человек оперирует методом сравнения, занимается поиском эталона. Сравнение мощное средство  познания окружающей действительности. «Ведь сравнение – это обязательный мыслительный процесс во всех науках» [Бодуэн де Куртенэ 1963: 373].
Смысловое содержание важно при обращении к идиоэтнической составляющей ФЕ. Окружающая действительность  выражается через ФЕ, которые «имеют единую универсальную структуру концептуализации внешнего и внутреннего мира человека» [Хизбуллина 1999: 16-17]. В объективном единстве окружающего мира проявляется внешний фактор, рассматриваемый  во взаимодействии составляющих его признаков. В единстве человеческой когниции проявляется внутренний фактор, который создает соотносимые языковые модели, отражающие единство человеческого мозга. Способ концептуализации опыта только может быть различным. Нами предпринята попытка выявить некоторые различия в способах осмысления действительности посредством таких средств языка, как названия животных. Они указывают на определенное отношение к животным, как к источникам образной репрезентации разнообразных характеристик мира путем его категоризации.
Они связаны с миром человека как носителя материальной и духовной культуры, выводятся из его социального опыта.
Анализ фактологического материала даргинского языка позволяет представить следующую структуру концептуализации внешнего и внутреннего мира человека с помощью фразеологизмов, содержащих в своем составе зоонимы. Эта группа является наиболее многочисленной:
1) физическое и моральное состояние: г1янц1си дугякьгъуна «глухой» (букв. как глухой барсук),   синкаван усули «крепко спит» (букв. спит как медведь),  булбул  чат1алагъуна т1ама «красивый голос» (букв. голос, как у соловья), имиалалагъуна ц1акьла вег1 «слабый» (букв. с силой  как у муравья), синкалагъуна ц1акьла вегI «человек богатырской силы» (букв. человек с силой, как у медведя), г1яралагъуна урк1и «трусливая душа» (букв. сердце как у зайца);
2) социальное (общественное)  положение: вацалагъуна яшав «тихо-тихо»  (букв. жизнь как у мышки),  арслан-къапланван кайили «хорошо сидит, величаво» (букв. сидит как лев),  т1авузлагъуна кабиз «красивый вид» (букв. вид как у павлина),  сартан бец1лагъуна куц «смелый вид» (букв. вид как у бесстрашного волка),  ц1икалацад ц1акь  «большая сила» (букв. сила как у блохи: по представлениям даргинцев блоха самое сильное существо в мире [Юсупов 2009: 89]), г1яш бергунси гатаван «чувствуя свою вину» (букв. словно кот, съевший курдюк), неш агар мукьараван «одиноко, сиротливо» (букв. словно ягненок без матери);
3) место пребывания: урхьназиб бялихъван «вольготно» (букв. как рыба в море), миъличиб дягалаван «очень плохо, застопорившись» (букв. как у ослёнка на льду), урхьназиб к1асван «хорошо, вольготно» (букв. как кит в море), усилаб вацаван «очень хорошо» (букв. как мышь в закроме), вац1ализиб бец1ван «свободно, вольно» (букв. словно волк в лесу), анк1илизиб милякъван «сытно, в достатке» (букв. словно червь в зерне);
4) внешний вид человека: къазлагъуна хъябла вег1 «худой» (букв. с шеей словно у гуся), жайраннагъуна кабизла рег1 «стройная» (букв. с видом  словно у жейрана), бятIлагъуна башри «ходьба вперевалку» (букв. ходьба как у утки),  битибси хягъуна «жалкий» (букв. словно избитая собака),  дуклуми хъус г1ярг1ягъуна «жалкий, печальный» (букв. словно курица с перебитыми крыльями);
5) психологическое состояние человека: ч1ич1а урк1и деркунил «очень храбрый» (букв. съевший змеиное сердце), эмх1ела бек1 «глупец» (букв. ослиная голова), эмх1ела мех1ели велкъунси «дурак» (букв. наевшийся ослиными мозгами);
6) черты характера человека: къум лагьа «любимый» (букв. воркующий голубь), къапланна урк1и «очень гордый (букв. с сердцем тигра), къяйц1бик1уси гажа «несерьезный человек» (букв. бродячая собака), ц1удара ч1акаван кайзурси «мужественный» (букв. с видом как у черного орла), ц1удара эмх1е «непослушный, упрямый» (букв. чёрный осёл);
7) умственная характеристика человека:  гурдала къуйрукъ «хитрец» (букв. лисий хвост), г1ямултар гурда «хитрец» (букв. хитрая лиса), бухъна бец1 «бывалый» (букв. старый волк), бухъна унц «опытный» (букв. старый вол);
8) характеристика умений, навыков и сноровки человека: ч1акаван кавхъун «с быстротой и яростью» (букв. как орел спустился), ч1акала пях1ла лут1уси «ловкий, хваткий» (букв.  срывающий с летящего орла перья), эмх1ела г1ямулти «недостойные повадки» (букв. ишачьи хитрости);
9) поведение, образ жизни человека: гъямбик1уси хягъуна «ругающийся» (букв. лающий как собака), эмх1ела дяга «с плохим  поведением» (букв. ослёнок ослихи), эмх1ела лих1и «разбалованный» (букв. ослиное ухо);
10) репрезентация оценки, выражение отношения: ц1уба урчи «расхваливание при всех» (букв. белая лошадь), бухъна кьяца «бестактный» (букв. старый козел), бухъна кьял «старая корова», хяла кец1а «собачье отродье», хяла дурх1я «щенок» (букв. собачий отпрыск) и др.
11) репрезентация отношений между кем-либо: хяра житараван «в ссоре» (букв. как кошка с собакой), хяра бец1раван «в вражде» (букв. как волк с собакой), ч1ич1ай гьуни байбяхъиб «не везло» (букв.  змея дорогу перешла), дагъара г1ярг1яраван «вместе» (букв. как  петух с курицей) и др;
12) выражение квантитативности: житала х1уйзиб зекъван «капля в море» (букв. словно в глазу кошки кончик колючки), мирхъи кани «очень малокушающий человек» (букв. живот с пчелы), имиалала бек1цад «очень мало» (букв. словно голова муравья), къянбала х1енкьцад «очень много» (букв. словно стая ворон);
13) репрезентация предметов и действий, сопряженных с обычаями и верованиями: бец1ла мух1ли бигьес «произнести заговор  для того, чтобы волк не убил оставшихся на ночь где-то животных» (букв.  связать рот волка).
Данная классификация отображает как универсальное, так и идиоэтническое в способах концептуализации объективного мира фразеологическими средствами даргинского языка. Фразеологические единицы отображают мифологические представления даргинцев.
В даргинских диалектах, в частности в хайдакском, наличествует миф, название которого представлено фразеологизмом бец1ила миса килгьан (букв. завязывающий рот волку). В нем отмечается, что с целью оградить от волков оставшихся на ночь где-то скотине читался заговор, который сопровождался определенными действиями и по преданию этот заговор  (заговор  читался обычно муллой) должен был подействовать и скотина, не вернувшаяся домой, должна была остаться целой и невредимой, пока ее не найдет хозяин.
У даргинцев часто фигурируют цифры семь и сорок: на седьмой день после похорон умершего читают мавлид (это восхваление пророка), раздают садака (добровольная милостыня); на седьмой день после  рождения ребенка дают ему имя; на сороковой день после рождения ребенка режут жертвенного барана и проводят первое бритье волос, сорок дней после рождения ребенка роженица должна лежать в постели и не выходить из дома, сорок дней носят траурную бороду по умершему.
Изучение фразеологического материала даёт возможность описать характеристические свойства исследуемых концептов, нашедших отражение  в мировидении лингвокультурологической общности и репрезентированного в языке.
Фразеологизмы  представляют особый интерес  для подобного исследования,  поскольку культурологическая  информация содержится в них в концентрированном виде, максимально в обобщенной  форме. Они в значительной степени отражают не только материальные условия жизни народа, но также и его менталитет.
Таким образом,  любой текст как явление культуры может стать объектом анализа с целью выявления национальной специфики и культурных универсалий.
Указанное свидетельствует о том, что посредством фразеологических единиц концептуализируется языковая картина мира, сопряженная с так называемой мифологической картиной мира, которая в значительной степени характеризуется идиоэтническим началом.
Анализ  ФЕ даргинского языка выявил следующие особенности фразеологической системы: мы имеем дело с национально-культурной спецификой языковой картины мира; анализируя  ФЕ можно выявить специфические черты её языкового выражения в даргинском языке.
Исследование показало, что  в ФЕ даргинского языка такие культурные концепты как время, терпение, судьба, время, стыд,  совесть, душа  представлены наиболее ярко: сабур мургьила умхьу «терпение – золотой ключ», сабур гьаб башахъули букв. «вперед пуская терпение» (терпеливо), заманаличи мешули «соответствии со временем», заманаличи валикили «смирившись со временем», заманали чебиахъу «время покажет», замана берк1ес «убить время», замана аги «не время было», урезила къел агара «не стыдно» (букв. нет и следа стыда), ц1ахдеш саби «позорно», кьисматла пай агара «не суждено», кьисмат саби «такова судьба», кьисматличи вирхули «доверившись судьбе», урк1и ванабарес «согреть душу», урк1илизи ат1ун «запал в душу», урк1и-урк1илабад «со всей душой, от души» и т.д.
Частотность употребления культурных концептов  в ФЕ  даргинского языка, иллюстрирует следующая таблица
Концепты Ламус «совесть»
Урези «стыд» Урк1и «душа, сердце» Сабур «терпение» Кьисмат «судьба» Замана «время»
Частотность 40 5 200 6 10 25

Сведения о количестве ФЕ с культурными концептами мы извлекли из Даргинско-русского словаря фразеологизмов (Магомедов Н.Г. 1997).
Как показывает наш материал,  в ФЕ  даргинского языка наиболее чаще встречается такой  культурный концепт, как  урк1и  «душа, сердце»,  вторым по частотности является ламус «совесть», замана «время». Наименее распространены  ФЕ с концептами урези «стыд», сабур «терпение».
2.2.1. Роль зоонимической метафоры в создании даргинской языковой картины мира

Метафора в современной лингвистике предстает как важный концептуальный механизм, основанный на нашем феноменологическом знании. При помощи этого механизма мы понимаем абстрактные понятия, рассуждаем о них, проникая тем самым в сферу мыслительного пространства [Ченки 2002: 355].
Дж. Лакофф и М. Джонсон  утверждают, что метафора пронизывает всю повседневную жизнь человека и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии; таким образом, концептуальная система является метафоричной по своей сути и опирается на физический и культурный опыт человека [Lakoff 1996].
Тот факт, что естественный язык и мышление человека метафоричны, представляется неслучайным, так как человек нуждается в образном, выразительном и эмоциональном обозначении, подразумевающем не просто наименование какого-либо события или предмета, но и их оценку, с когнитивной точки зрения метафора является сложным механизмом концептуализации действительности, основанным на чувственном и социальном опыте человека. В процессе метафоризации происходит перенос концептуализированного наблюдаемого пространства на непосредственно ненаблюдаемое, абстрактное, и тогда метафора предстает как когнитивный механизм, основанный на способности человека создавать новые концепты, новое знание на основе уже существующих, сформированных в результате познавательного опыта концептов. [Телия 1988: 203], одни и те же абстрактные мыслительные понятия концептуализируются при помощи разных метафор [Кубрякова 1996: 55].
Когнитивный подход к изучению языка открывает широкие перспективы определённого способа восприятия и организации окружающего нас мира: исследования «от семантики единиц к концепту наиболее надёжен; анализ языковых средств позволяет наиболее простым и надёжным способом выявить признаки концептов и моделировать концепт». [Попова, Стернин 2007]. Исследование языков в контрастивном аспекте выявляет различные способы концептуализации окружающего нас мира. Зооморфный код культуры представляет собой чрезвычайно интересный и самобытный языковой пласт, который выявляет специфику мировосприятия носителей языка и культуры. Зооморфные коды, стремясь к сохранению универсальных черт, отличаются и  национальным своеобразием. Втянутые человеком в мир его преобразований, животные, играя символическую роль в картине мира, выступают как эталоны  тех или иных качеств человека, отражают опыт народа. Описание языковых символов,  включающих зоонимы, представляется привлекательным для раскрытия культурного содержания зооморфизмов. Они причастны к культуре и обозначены в языке и в своей  совокупности и образуют культурные коды. Код культуры, в данном случае зоонимный, моделирует языковую картину мира. Таким образом, он закрепляется и в лексическом, и вфразеологическом, и в паремиологическом фонде языка. Изучение зоонимов  любого лингвокультурного сообщества может обогащать систематику зоонимной лексики, выявлять взаимозависимость между тенденциями развития национальной культуры и национального языка.
Метафорическую природу имеют многие ФЕ, этимологически связанные с обычаями прошлого, суеверными представлениями, поведением животных, а также ФЕ, образность которых обусловлена функционально-физиологической активностью органа, называемого соматическим  компонентом оборотов.
Как отмечает А.Г. Гюльмагомедов, «сам факт наличия в любом языке ФЕ с названиями животных в общелингвистическом плане представляет собой одно из универсальных явлений, как свидетельствуют древние наскальные изображения горного Дагестана, с незапамятных времен образы домашних и диких животных (в том числе собаки и осла) занимали важное место в представлении земледельцев» [Гюльмагомедов 1972 С: 146].
«Метафорические ФЕ представляют собой сложносоставные тропы, значение отдельного компонента или всего выражения которых поэтично и изменено, перенесено. Перенесено собственное значение одного имени на другое значение, которое подходит первому лишь ввиду того сравнения, которое находится в сознании носителя языка в клишированном виде. Лучше всего роль метафоризации видна в контексте представления об аналогии как элементе аргументации. Даргинский язык, народная поэзия и проза очень богаты метафорами, метафорическими выражениями»  [Гацайниева2007: 35].
Метафора формирует картину мира, определяя не только ее настоящее, но и будущее. Переосмысление исходных словосочетаний в основном осуществляется по линии метафоризации и метонимизации. Метафорическую природу имеют многие ФЕ, паремии, проклятия, этимологически связанные с обычаями прошлого, суеверными представлениями. Они представляют собой сложносоставные тропы, значение отдельного компонента или всего выражения которых поэтично и изменено, перенесено. Перенесено собственное значение одного имени на другое значение, которое подходит первому лишь ввиду того сравнения, которое находится в сознании носителя языка в клишированном виде. Лучше всего роль метафоризации видна в контексте представления об аналогии как элементе аргументации. Даргинский язык изобилует метафорами, метафорическими выражениями: ч1уг1лан дагъалагъуна урк1ира х1ура «о человеке, который быстро обижается» (букв. с сердцем как у чуглинского петуха), чякалагъуна букни «о человеке, который сдержан в пище» (букв. как воробей мало кушающий) и т.д.
Это объясняется эмоциональностью даргинского языка, его модальностью. Интересно  следующее высказывание Л. П. Смитта,  в котором он проводит мысль о том, что идиомы возникают из потребностей человека сделать свою мысль более  конкретной, наглядной: «Их функция заключается, коротко говоря, в том, чтобы вернуть понятия от чистой абстракции к ощущениям, породившим их, вновь воплотить их в зрительных образах и прежде всего динамических ощущениях человеческого тела» [Фразеология английского языка 1959: 172].
Метафоричность может выступать как показатель менталитета народа – носителя языка, проявляется в преобладании типов текстов в разных культурах.
И.Б. Голуб отмечает, что метафора представляет собой перенос названия с одного предмета на другой на основании их сходства, она есть «семантическое явление, вызванное наложением на прямое значение слова добавочного смысла, который у этого слова становится главным в контексте художественного произведения. При этом прямое значение слова служит только основой для ассоциаций автора» [Голуб 2001: 134].
Метафора есть один из способов создания языковой картины мира, которая представляет собой интерпретацию, зависящую от призмы, через которую и совершается мировосприятие. Роль такой призмы отводится метафоре, способной обеспечить рассмотрение вновь познаваемого посредством уже познанного [Роль человеческого фактора в языке 1988: 179].
Антропоцентрический механизм создания так называемой наивной картины мира предполагает аналогию между физически воспринимаемым материальным миром и необозреваемым миром абстрактных понятий, т.е. явления природы или абстракции мыслятся как живые существа, которым присущ антропоморфизм. Метафора базируется и на антропометричном принципе, гласящем, что «человек – мера всех вещей», что проявляется в создании определенных эталонов и стереотипов перцепции или репрезентации действительности [Там же: 173].
Потенциал зоонимической метафоры в создании языковой картины мира и его анализ дает возможность выявить универсальные закономерности концептуализации действительности. Выявляются  специфичные для того или иного языка когнитивные механизмы, которые обусловливаются его строем или же национально-культурным сознанием его носителей. Метафора способствует «национально-культурному окрашиванию» концептуальной системы отражения мира.
Такие концептуальные метафоры, как структурные метафоры, когда одно понятие структурно метафорически упорядочивается в терминах другого; ориентационные метафоры, когда происходит организация целой системы понятий по аналогии с некоторой другой системой; онтологические метафоры – метафоры сущности и субстанции, когда за основу осмысления понятий берется опыт перцепции объектов окружающей действительности; метафоры, сопряженные  с вместилищами, ограниченными пространствами, когда физические объекты интерпретируются как вместилища, которым присущи внутренняя пространственность и отделение от внешнего мира. Они опираются на физический и культурный опыт носителей того или иного языка, варьируются от культуры к культуре. Это связано с тем, что наиболее фундаментальные культурные ценности согласуются с метафорической структурой основных понятий определенной культуры [Лакофф, Джонсон 1990].
Зоонимическая метафора играет важнейшую роль в системе языка. Она является одним из наиболее «продуктивных способов смыслопроизводства на всех значимых уровнях языковой структуры – на лексическом, синтаксическом, морфемном» [Метафора в языке и тексте 1988: 4]. Когнитивная метафора строится на модели семной структуры языковой метафоры, разработанной В.Г. Гаком. Он отмечает, что в основе процесса метафоризации лежит расплывчатость понятий, которые использует человек, отражая в своем сознании вечно изменяющуюся многообразную внеязыковую действительность. «Субстанция «лев» обладает разнообразными объективными или приписываемыми ей атрибутами, в том числе храбростью. Человеческое сознание способно опредмечивать любое качество. Так возникает новое понятие «храбрость»; элементами класса, охватываемого этим понятием, становится и лев, и человек. Это создает возможность употребления одного слова вместо другого» [Гак 1998: 481].
В метафорический процесс вовлекаются различного рода денотаты, которые связаны с рядом семантических сфер:
а) семантическая сфера предмет;
б) семантическая сфера животное;
в) семантическая сфера человек;
г) семантическая сфера физический мир;
д) семантическая сфера психологический мир;
е) семантическая сфера абстракция [Скляревская 1993: 67].
Во фразеологии даргинского языка представлены единицы, обозначающие качественную оценку лица, характеризующие человека по всем данным: по характеру, интеллекту, внешности. Для этого активно используется метафорическое переосмысление образов из жизни человека: бурагван дяг1ла вагь «с толстым лицом» (букв. лицо, как коровье вымя), машши бек1гванил «с густой шевелюрой» (букв. головой с лесок), мегьгван зараци «здоровый» (букв. крепкий как железо), гъяригван ирххуч1 «трус» (букв. трусливый как заяц), сикагван уржибил «сильный» (букв. тугой как медведь), хъапгван виц1ибил «толстый» (букв. полный как набитый мешок) и т.д. [Абдулкадырова 2009: 76].
Одним из главнейших признается использование метафоры в языковой системе как средство номинации.  Особо выделяются метафорические значения зоонимов. Они могут быть связаны с семантической сферой предмет.
Метафоризация может опираться на сходстве от впечатлений, которые сопоставляемые явления вызывают, или на одинаковую реакцию на них. Показательны в этом отношении ФЕ, базирующиеся на сопоставлении в образе восприятий наших пяти чувств и абстрактных понятий, порождающих приятные или неприятные ассоциации: дарг. бугаси лезми, рус. «острый язык»; дарг. дек1си някъ, рус. «тяжелая рука» и т.д. Языковая природа ФЕ нагляднее вскрылась при рассмотрении ее как со стороны формы, так и со стороны содержания. Метафорический перенос значения слов начинается со сравнения, т.е. сравнение – всегда первый акт, первый этап метафоризации. [Гацайниева 2007: 107].
В даргинском языке зоонимы активно участвуют в процессе номинации названий растений. Зоонимы здесь способствуют различению фитонимов. Примеры: къянала жерши «разновидность подснежников» от къянала «вороний» + жерши «лук», гегугла кьяшми «первоцвет» от гегуг «кукушка» + кьяшми «ноги», ирчи кьар « осока» от ирчи «конь» + кьар «трава», бизила ляг1 «разновидность мяты» от бизила (кайт. диал.) «кошачье» + ляг1 «ухо», гвярила кьар «люцерна» от гвярила «заячья» + кьар «трава».
Эти названия получены в результате наблюдений человека над природой, путем мыслительной деятельности человека. В таких названиях активно используется сравнение. Человек проводит параллели между миром  животных и растениями, распространенными в природе. Здесь метафорический перенос осуществляется в направлении от семантической сферы животное к семантической сфере растение.
«В основе языковой метафоры лежат объективированные ассоциативные связи, отражаемые в коннотативных признаках, несущих сведения либо об обиходно-практическом опыте данного языкового коллектива, либо о его культурно-историческом знании» [Телия 1987: 192]. Для каждого языка присуща система образов, которая служит своего рода «нишей» для кумуляции мировидения «и так или иначе связана с материальной, социальной или духовной культурой данной языковой общности, а потому может свидетельствовать о ее культурно-национальном опыте и традициях»  [Там же: 215].
Такая система образов закрепляется в лексическом и фразеологическом составе языка, в фольклоре. Формирование национальных картин мира начинается с истории. Таким образом,  национальное – итог исторического развития народа.
В этом плане интересны загадки даргинского народа. Посредством номинации животных в них  репрезентируется образное восприятие многих реалий окружающей действительности: ц1яб дурхъиб х1унт1ен урчи  «язык» (букв.  в темном чулане красный конь),  ц1яб дурхъиб – бялхъя урчи «язык» (букв. в темном чулане быстрый конь), агъанагу, гъанагу гавкадик1ул авал бец1 «струны чунгура (чунгур – муз. инструмент)» (букв. воющие, поющие четыре волка),  х1яван чедила хъула, адам удила хъула «могила и надмогильная плита» (букв. скотина верхнего поля, человек  нижнего поля), абизалли валрицад, кабихьалли – чякацад «палас» (букв. когда встает, словно верблюд, когда лежит, словно птичка), бек1 – урчила, мукури – кьяцала, кьяшми – валрила, къуйрукъ – ч1ич1а «стрекоза» (букв. голова – лошадиная, рога – козлиные, ноги – верблюжьи, хвост – змеиный).
В образной передаче нашей мысли мы обращаем внимание только на одну главную для нас сторону – умение легко и ловко передвигаться (в сравнении с ящерицей и белкой), на здоровье и выносливость ( в сравнении с лошадью), на физическую мощь и силу ( в сравнении с быком и медведем) и т.д. Все остальные характеристики мы опускаем, ибо для нас это не существенно в данном случае. Таким образом, для создания КФЕ берется лишь одна существенная сторона, один признак. Лингвистическая проблема сравнения характеризуется признанной сложностью в силу, прежде всего, своей многоаспектности. Каждая КФЕ проходит сложный путь, и на них в первую очередь оказывают влияние экстралингвистические факторы. Наиболее широко представлена группа, образы КФЕ которой почерпнуты из животного мира. Эти сравнения созданы на основе действительного или традиционно приписываемого животному признака или черт характера, поведения. [Абдулкадырова 2009: 76].
Ю.Д. Апресян пишет, что  эволюция науки о языке на современном этапе характеризуется прорывом в макромир языка. Он реализует себя в тенденции к взаимодействию собственно лингвистики с другими дисциплинами широкой гуманитарной направленности. С такими, как этнолингвистика, культурология, фольклористика, мифология, этнография [Апресян 1999: 52].
В фольклорных произведениях даргинцев, таких как частушки, часто встречаются зоонимы:
 Хъалчиб ц1удара къяна
Суб сай или рик1улрив?
Илисра суб рик1уси
Сублис се рик1ишира?»
«На крыше черный ворон
Ты посчитала за мужа?
Чтобы ты сказала
Если б муж был на самом деле?»
Зоонимы также активно используются в произведениях даргинского поэта  Омарла Батырая:
Арши диршиб сумрашир    «На жнивье, с которого сняли урожай
Савру х1инт1ина гурда      Лиса с красной грудью
Х1у  лирилк1ун балира,       Знать-то знал, что ты есть,
Квони хъунц1бар тулайли   Но не знал, что будешь поймана
Дурцул балах1балира…»      Собакой с косматым брюхом…».
        Особенную роль  поэт отводит коню, он здесь восхваляется, возвышается:
Х1ябкуб чум дакьаслира,           «Сколько б песен я не сложил
Х1ябкуб кункил урчилис            Песни – быстрому коню
Сиделла урк1илишир                Который, чего бы не пожелал
Дикьул гъвобзайла мурад             Исполняет желания храбреца».
Только у Батырая можно увидеть синонимический ряд из пяти слов к слову конь: ябу, урчи, тази, бидав, айгъир «лошадь, конь, скакун, иноходь,  кобыла».
Тело земли, животный мир, растительность определяют образ мира. Например, в произведениях Батырая  доминируют  в образах зоонимические метафоры: къаплайцад гьунар дикьул «подвиг совершающий подобно тигру», т1вях1 кункил урчи «легконогий конь», ял-кьама мургье бидав «конь с золотой гривой», бец1лизиб мукьарлисон «как ягненку, схваченному волком», ахъ шурла ц1удар хъирхъа «высокого утеса черная галка», хьар вац1айла хьанц1ил биц1 «равниного леса серый волк», х1ибаран тази «мой аварский конь», хьанцІ къаркъа мулкъанион «как серый камень червем», буркьа уси кьик1лион  «как старый сундук жуком», мичигъич урчиличол «на чеченском коне», лих1би мургье жан х1амх1а «златоухого дорогого ослика», кьама билг1ян кьял-гудег«буйволенок –телка со стриженой челкой», лих1и-х1ули арал унц «бык со здоровым зрением и слухом», к1име мякь амч1урил кьвял «корова с облезлым хвостом», дууни т1амара лер дивлишир гегуглаон «голос потерян, как у кукушки в засуху», зили къарчигъалаон «как сердце у сокола, сгоревшее от соли», къакъ амч1ур къара ябни «черные кобылы с облезлыми спинами», къапланна къугъал урк1и «гордое сердце тигра», лачинна дилк1во х1улби «сокола глаза в крапинку», урчила бик1 гьаларил «владелец коня, голова которого впереди других», ял духъяна аждагьа «дракон с гривой длинной», савру дяг1ул сартан биц1 «широкогрудый волк-вожак», ч1ич1айла диъ диркунил «съевший змеиное сердце», къапланна ниъ дирхъибил «выпивший молоко тигра», ч1ич1айла г1вямилиши урчи уркандяхъибил «на змеиной норе, стреноживший коня», бик1 дуцили ч1ич1ала г1ярчумаглис гьак1дикьул «схватив за голову змею, взмахивающий ею как плеткой», мурдайибили урчили гвонзайла т1им айсахъул «конем под своим седлом лишающий землю вкуса»,мисрилизир чат1аон « как ласточка в Египте», хьанц1 урхьназиб ц1уба к1ас «в синем море белый морж», мукьарагъуна хьунул «подобная ягненку», х1ямран дуц1ла къарчигъа «быстрая соколиха гамринская», гуржилавла тази «грузинская лошадка», ахъ х1урхъазирил пурсон «как олень в высоких скалах», чакъалис мукьараон « как ягненок за овцой», квани ц1уба чат1ала « ласточка с белым брюшком», х1ерк1ла ц1удар ч1ич1ала «речная черная змея», ширван масла мукьара «ширванской овцы ягненок», чарх арцла г1яраб лавгьа «с серебряныйм телом голубка арвийская» и т.д.
В древности даргинцы, как и другие народности Дагестана, имели разнообразные формы религиозного сознания. Тотемистические представления, как правило, отражают жизнь людей первобытнообщинного строя, занимавшихся охотой и собирательством. В старину даргинцы  имели тотемы, обращаясь к которым люди просили милостей у природы. 
Тотемизм – комплекс верований и обрядов родового общества, связанных с представлением о родстве между группами людей (обычно родами) и тотема – видами животных и растений. Каждый род носил имя своего тотема. Его нельзя было убивать и употреблять в пищу. С этим связано наличие поверий и примет у даргинцев, согласно которым нельзя трогать или причинять боль тому или иному животному, насекомому, птице.
Священными птицами даргинцы считают голубя и ласточку. Если голубей накормить, то удача будет сопутствовать во всех делах. Среди  людей бытуют легенды о помощи голубей людям. За это, по преданию, они лишились языка. А если голуби сильно воркуют, то это означает, что они хотят уберечь людей от несчастья и беды. Они словно предупреждают об этом.
Считается, что ласточки,  приносят в дом благополучие и мир. Если они захотят гнездиться в комнате или на веранде, никогда нельзя их гнать. А наоборот, надо временно покинуть это место, пока они освоятся, сделают гнезда. У представителей сирхинского диалекта даргинского языка сохранились и, поныне, следующие тотемные представления о тотемах животных:
Хъаьрчала душ акерхьванце цаби «Нельзя убивать паука».
Ц1уьттаьр мирихъв кахьванне кьваьл къачча дубк1ар  «Нельзя убивать чёрного жука, а то корова с телёнком умрут».
Г1аьт1а  кахьванне неш ттатти бубк1вар  «Нельзя убивать лягушку, а то мать с отцом погибнут».
Мирхъви кахьванне кушала дус лаьбкьваьн «Нельзя убивать пчёл, придёт голод в дом».
Ч1ака кахьванне бала  лаьбкьаьн жинсле «Убийство орла принесет несчастье семье и роду».
Хъули бач1ибце маьлг1уьн акерхьванце цаби,  хъулибце баркат калганелла «Нельзя убивать домашнюю змею, она является покровительницей домашнего очага».
Таргва акерхьванце цаби  «Нельзя убивать ласку». Когда увидишь её, надо говорить: «Таргвала даь ттаьйла» (У ласки лицо красивое).
Кьаьдга кахьванне миц1ирмас дубч1игьадиргвар  «Если убьёшь ежа, умирать начнет скот».
Как отмечает Н.Д. Арутюнова, метафора отражает «процесс переработки в языковое значение различных «субпродуктов» идеальной (интеллектуальной, эмоциональной, перциптивной) деятельности человека. Изучение метафоры позволяет увидеть то сырье, из которого делается значение слова. Метафора, то есть столкновение признаков гетерогенных субъектов, есть стадия в переработке сырья, этап на пути от представлений, «знаний», оценок и эмоций к языковому значению»  [Арутюнова 1999: 370].  Метафора отображает перенос того или иного типа «знаний» из одной содержательной сферы в другую. Для нас в данном случае важно указание на сопряженность таких семантических сфер, как животное и человек. А.И. Геляева считает, что способностью «опредмечивать любое качество» обусловлено этнокультурное своеобразие образа человека, создаваемое в результате регулярного метафорического переноса животное-человек, т.е. «концептуальным использованием в номинациях человека наименований объектов мира фауны» [Геляева 2002: 138].  Даргинские личные имена связаны с семантической сферой животного мира, чему в определенной степени способствовал и метафорический перенос, т.е. еще в недавнем прошлом можно было отметить обилие личных имен, производных от антропонимов, обозначающих животных. Эти имена и  мужские, так и женские.  Они могут быть и прозвищными. Прозвищными являются такие мужские имена как: Бец1 – волк, Синка – медведь, Х1елхъа – ящерица, Хъисхъа – паук, Жанивар – зверь, Къаз – гусь и т.д.
К прозвищным  именам относятся: Арслан – лев, Чума – баран, Жайран – серна, Бугъай – бык и др. Женские имена: Хя – собака, Вякълякъи – сорока, Ваца  – мышь, Чат1а – ласточка  и т.д. О наличии подобного рода имен говорится и другими  даргинскими исследователями (Гасанова 2008). С метафорой в большей степени связаны прозвищные имена.
Многочисленные апеллятивы в основе даргинских имен также указывают на мифологическое их происхождение. Анализ даргинских географических наименований, в состав которых вошла этнонимическая лексика, позволяет классифицировать их  по признаку происхождения этнонима. Это, названия, связанные с тотемизмом: Бец1ла г1иниз «волчий родник», Гьинтала шин «вода оленя» и т.д.
Имена генетически тесно и широко связаны с апеллятивной лексикой и поэтому сравнительно легко поддаются разветвленной и дробной семантической классификации. Здесь следует говорить о влиянии мифосоздания. Так, например, ряд антропонимических единиц даргинцев отражает в себе  названия диких зверей и домашних животных, и птиц: Булбул «соловей», Арслан «лев», Жайран «джейран», Бец1 «волк» Гьурият «райская птица», Т1авуз «павлин».
У многих народов имена возникали от наименований различных тотемов – обожествляемых животных, растений, явлений природы. «Звериные»  имена  – это мифологемы, они указывают на принадлежность к данному роду, восходящему к мифическому прародителю – «зверю». В таких именах сохраняются черты чрезвычайной этнокультурной архаики. С утратой этой мифологической актуальности в современных условиях некоторые из таких имен претерпели метафоризацию, в результате чего превратились в имена-пожелания с качественными характеристиками»  [Гаджиахмедов 2000: 100].
«На архаическом уровне это сознание выработало целостную картину мира, которую неоднократно пересматривало. Сталкиваясь с новым жизненным материалом, оно ассимилировало его в соответствии с ранее созданными образцами, в соответствии с ранее созданными законами» [Маремшаова 2000: 46].
Интерес вызывает мнение А.А. Уфимцевой, которая пишет, что «подобно магниту, имена животных индуцируют вокруг себя «силовое поле», представляющее собой индуктивно-эмпирическое понятие, отображающее прагматические оценки, на которых основываются вторичные переносные значения и употребление референтного имени в роли предиката – ты, медведь, уйди! как медведь» [Уфимцева 1988: 125].
Все, на чем останавливается взор человека, что привлекает его внимание, включается в сферу его жизненных интересов, получает в языке меткое и четкое выражение.  Окружающие даргинца  животный мир и  живописная природа отражены и в следующих компаративных словосочетаниях, используемых даргинцами в устной речи: шурмалцци гъулухьгван «как сокол в скале – одиноко»; дуццан бец1гван «как волк в лесу – одиноко»; хвялжи миргъясеттан «как собаке палка – даже не почувствует»; мет1ила  т1ахьагван «как бочонок с маслом – очень жирный»; сикьмалла бих1ябилгван букв. «как заполненная клопами», «все время чешется»; дуклушла миргъягван букв. «как чабанский посох», «всегда с собой»; тях1бухъгван кукли букв. «как стрекоза» «очень легко, игриво»; бяхъив сикагван букв. «как раненный медведь», «очень опасно»; къазла хъявгван букв. «как шея у гуся», «худой»; шерхьгван цевц1унил букв. «вертится,  как белка», «очень работящий, энергичный»; тужгван агурли букв. «ставший, как барсук», «очень жирный»; ккилмалцци чаххулгван букв. «как колючки в ноге», «надоевший»; Как видно из приведенных примеров, сравнительные обороты даргинцев большей части базируются на дагестанских реалиях: волк в лесах; сокол в скалах; раненный медведь; жирный как барсук и т.д.
Названия животных широко используются для образной характеристики человека не только в даргинском языке, но и во многих языках мира.
В процессе сравнения представителей двух разных предметных групп, в данном случае человек-животное, на первый план выдвигается один какой-либо признак, либо какая-нибудь черта. Один и тот же сопоставляемый образ может отличаться несколькими свойственными ему признаками, которые, реализуясь в словах-прилагательных, становятся основой при создании ФЕ.
Компонент – существительное напоминает собой своего рода семантическое ядро, от которого отпочковываются те или иные качественные признаки, которые, преобразуясь в лексемы,  становятся базой для создания компаративных ФЕ. Такой компонент оказывается своеобразным ассоциативным полем, которое представляет совокупность ассоциативных представлений, связанных с тем или иным животным или птицей.
Например, в ассоциативное поле унц «вол» входят следующие качественные признаки: ц1акьил «сильный», тунтил «мощный», девгаци «крепкий». И, когда говорят унцгъуна къача (букв. теленок, как бык) подчеркивается, что  теленок родился и растет крепким и рослым.
Реальными,  т.е. логически мотивированными являются сравнения, возникшие на основе традиционных представлений о том или другом животном. Это – результат наблюдений человека над окружающей его действительностью. Они легли в основу общих для многих народов образов – символов упрямства, коварства, силы, хитрости, трусости, ловкости (так  эмх1е «осел» – символ упрямства, гурда «лиса» – символ хитрости», синка «медведь» – символ силы,  гурднягъ «рысь» – ловкости и т.д.).
Большинство приведенных зоонимов функционируют обычно при характеристике мужчины, в меньшей степени – женщины.
Подобные лексемы характеризуют человека по интеллекту, уму, который представляет собой базовый концепт ментальной сферы внутреннего мира человека. Отличительной чертой семантики данного класса слов признается «обозначение способности верно оценивать разнообразные ситуации действительности и понимать мысли человека» [Овсянникова 1984: 4].
Данный фактологический материал свидетельствует о том, что метафорические переносы сопряжены с такой универсальной семантической категорией, как «оценка», ориентированной на выражение отношения к кому-, чему-либо. Эта оценка зависит не только от мировосприятия индивидуума, но и от коллектива. Она базируется на общепринятых в том или ином социуме нормах, т.е. «мировоззрение и мироощущение, социальные интересы и мода, престижность и некотируемость и деформируемость оценки» [Арутюнова 1988: 16], что свидетельствует об антропоцентричности данной категории. С помощью языковой метафоры  лицо может быть охарактеризовано по внешности, характеру, поведению и социальным качествам.  Это подтверждается и на материале даргинского языка: бец1 «волк» коннотирует такие признаки, как храбрость и отважность, маза «овца» – глупость, гурда «лиса» – хитрость, маймун  «обезьяна» –  безобразность, унц «вол» – трудолюбие,  г1яра «заяц» – трусость и др.
Оценочностью характеризуются также производные от некоторых зоонимов имена существительные с абстрактными значениями: ахмахдеш «глупость, невежество», убях1деш «низость, подлость», г1ямултардеш «хитрость» и др.
Благодаря аналогии, образным  характеристикам зоонимическая метафора способствует осмыслению и отражению окружающей действительности, воссоздает образ мира, делает его более наглядным.









2.3. Культурные концепты в пословицах и поговорках, обычаях и приметах даргинского языка
Национальная культура в пословицах  и поговорках предписывает человеку, как он должен воспринимать те или иные события и явления, что ему должно делать, а что нельзя. Отклонение от ценностей, бытующих в данном обществе, неразделение их, поступки, противоречащие традиционным ценностям, осуждаются общественным мнением. К основным ценностям даргинского этноса, могут быть отнесены терпение,   любовь и уважение, гостеприимство, общительность. Такими качествами можно объяснить, что в даргинской языковой картине мира наиболее важным представляется необходимость иллюстрации оценочной характеристики.
Антропоцентрический подход базируется на учении В. Фон Гумбольдта, Л. Вайсгербера; гипотезе лингвистической относительности Э. Сепира и Б. Уорфа, концепции неогумбольдтианства, антропологических и культурологических исследованиях, ориентированных на разработку идей картины мира, концептов, концептосфер и др. Исследование паремий в когнитивном аспекте основано на понимании их как знаков, соотносимых по структуре со свернутым текстом и имеющих в своем содержании несколько блоков информации, охватывающих объективный и субъективный компоненты сигнификата – денотацию, оценку, мотивацию, стилистическую маркированность. Кроме того, когнитивный подход к изучению пословиц, поговорок и фразеологических единиц позволяет нам рассматривать способы проникновения в них знаков национальной культуры – установок, стереотипов, символов. Очень ярко национально-культурная специфика проявляется в семантической организации паремий, в их образной структуре.
Исследуя даргинские пословицы, можно заметить, что там часто используются иные образы, более близкие и понятные тому или иному народу. Иногда внешне похожие поговорки несут в себе противоположное или различное значение или, наоборот, выражают одну и ту же мысль через утверждение чего-либо или отрицание противоположного. Язык народа тесно связан с местом обитания. В даргинских  пословицах поражает их удивительное своеобразие. В них выявляются свои особенности, связанные с бытом гор и с географическими условиями.
Важными моментами здесь являются сохранение народно-разговорной окраски речи с помощью пословиц и передачи игры слов, которая отмечается в пословицах. Простота речи в пословицах является результатом сложной поэтической техники, ритмичности. Потому нельзя выразить мысль лучше, чем это сделано в пословице. Чаще пословица строится по принципу сопоставления, когда первая часть ее разъясняется посредством второй: агарав – ях1бара, лебу – мях1камбара «если нет – потерпи, если есть – сбереги».
Национально-культурная специфика любого языка отражается в первую очередь в этнокультурной лексике. Этнокультурная лексика же отражает материальную культуру народа, реконструируя фрагмент национальной языковой картины мира. Связь языка с социально-культурной стороной жизни общества отражается в способности языка фиксировать, сохранять и передавать не только реальные условия жизни человека, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи: Ахъушай урчила улебхьа асили сай, урчи гьат1и асасли, урчила мурда сайра или. «Акушинец купил седло, приговаривая, что если еще и коня прикуплю, буду тогда всадником»; х1еръибтала – х1улби, лех1ахъибтала – лих1би «посмотревших – глаза, услышавших – уши» и т.д. 
Система культурных ценностей даргинского народа служит источником паремий, которые квалифицируются как абсолютные лингвокультурные лакуны: о человеке: адам убк1ар, у кавлан «человек умрет, имя останется»; адамла х1ял заманали чебиахъу «характер человека покажет время», о жизни: г1ямру делхъ ах1ен, илди тикрарх1ейрар «жизнь не танец – не повторится»; г1ямру багьурли дурк1ути дирар «жизнь надо уметь прожить», о животных:  бец1 бебк1илихьар чилра пашманх1ейрар «никто не пожалеет о смерти волка»; къяна ц1уббарадлира къянали кавлан «хоть белым цветом покрась, ворон останется вороном» и т.д.
Паремии как часть языковой системы» выступают в качестве хранилища культурных традиций народного менталитета, в них наиболее ярко подмечены и отражены моменты жизнедеятельности представителей даргинского языкового социума. Национальная специфика паремий отражает образ жизни и характер народа; его традиции, обычаи; этнический быт:   х1ура х1ерии, царх1илтира бати «сам живи и другим дай жить», берх1ила удир лерилра цагъунтира «под солнцем все одинаковы»,  арадеш бег1лара дурхъаси давла саби «здоровье самое дорогое богатство»,  бухъна унцли гъарш х1ебулъа «старый вол борозды не портит»,  талих1 ц1акьдешлизиб бирар «счастье в смелости»,  ц1акьси чедииркур «смелый побеждает»,   урехила барха халаси бирар «мешок страха бывает большим»,  вег1ла мас урх1лайчиб  дурхъали бирар «свой золотничок дороже чужого пуда»,  духули х1ерирен, дармунти х1яжатх1едиркур «живи с умом, лекарства не пригодятся»,  жагьил ц1акьли вирар, ухъна – духули «молодой силой гордится, старик – мудростью»,  галга бухънабаалли – мякьи чедиу, адам ухънаваалли – х1ила туми чедиу «когда дерево старое – корни становятся видны, когда человек стареет – вены прозрачны»,  мазали бец1 бурцуси х1ебирар «овца волка не поймает»  и т.д.
Исследование показало, что  в  пословицах и поговорках  даргинского языка культурные концепты время, терпение, судьба, время, стыд,  совесть, душа  представлены наиболее богато: сабурла вег1 мурадличи виур «терпеливый дойдет до цели», сабурли селра х1****та «терпение все побеждает», урк1и ч1умали ац1ира, урк1и к1ант1или кац1ира «с храбрым сердцем влез, испугавшись слез», заманаличи мешули вяшик1ен «действуй смотря на время», замана наб  бузули  ах1ен  «время работает не на меня», заманаличиб х1ебарибси х1ебарили кавлан  «не сделанное вовремя, останется не сделанным», заманличи  мешули вяшик1уси, пашманх1ейрар «тот, кто действует по времени, не пожалеет», ц1ахдешла мах дек1си бирар «позорная ноша тяжелая», г1ях1си кьисмат – талих1 саби «хорошая судьба – счастье»,  Аллагьла кьисматличи шукрубирес г1яг1ниси саби «надо благодарить судьбу данную Всевышным», х1ялалли узуси – паргъатли усар «у кого совесть чиста, тот может спать спокойно»,  ламусчевси гьарахълавад чейур «совестливого видно за версту»  и т.д.
Частотность употребления культурных концептов  в паремиях  даргинского языка, иллюстрирует следующая таблица
Концепты Ламус «совесть»
Урези «стыд» Урк1и «душа, сердце» Сабур «терпение» Кьисмат «судьба» Замана «время»
Частотность 35 5 30 23 25 50

Сведения о количестве пословиц  и поговорок с культурными концептами мы извлекли из Сборника даргинских пословиц  (Гамидов М.Х. 1991).
Как показывает наш материал,  в паремиях  даргинского языка наиболее чаще встречается такой  культурный концепт, как  замана «время»,  вторым по частотности  является  ламус «совесть», затем  урк1и  «душа, сердце», кьисмат «судьба»  и сабур «терпение». Наименее распространены  паремии с концептом  урези «стыд».
Даргинский народ,  представляет мощный этнический пласт, обладает богатством традиций, обычаев и различных обрядов. И нам следует «при изучении народных обрядов, поверий, обычаев искать их непосредственный, прямой, буквальный смысл или внутреннюю форму (слова, обычая, обряда)» [Степанов 2001: 50].Символом внешнего проявления культурных концептов являются обычаи и традиции даргинцев. 
У даргинцев, как и других народов, есть свои  традиции и обычаи, которые передаются из поколения в поколение. К примеру, в с.Мюрего за прелюбодеяние мужчину с завязанными руками водили по селу и забрасывали зимой снегом, летом - мелкими камнями или палками. Давали ему соответствующие прозвища –дях1ила«снежный», къаркъала «каменный» и др. Воров также закидывали камнями. В Мюрего существует поговорка о ворах: бати ибх1ели бати – х1****ур, билг1мабилг1яд ибх1ели – биг1яди, гьанна  къулайли биалли кайхьен «говорили – оставь, не оставил, говорили - не воруй, воровал. Теперь, если нравится, лежи». Если человек убил другого по неосторожности, во время драки или при самообороне, то убийцу отправляли на определенный срок в другое село. Близкие родственницы умершего (или убитого) целый год днем не показывались на улице. После свадьбы невеста не показывалась на улице до тех пор, пока свекровь не поведет ее к близким родственникам, по старшинству, с гостинцами.
В даргинских аулах за приданым невесты, родственники жениха приглашались мальчиком. Его отправляли с подушкой, которую жених должен был выкупить у мальчика. В приданое состоятельные родители  дают корову или теленка. За приданым, из дома жениха, отправляется процессия из женщин, мужчин, чтобы привезти тяжелые предметы. Мелкие вещи несут женщины. Процессия является многолюдной, праздничной. На третий или седьмой день после свадьбы, молодую невестку ведут за водой. Женщина - опекун по пути раздает сладости всем, кто встречается на пути. Она же наполняет кувшин водой. После этого сопровождавщая женщина бросает в чайник невесты, приготовленные заранее, бусы, мелкие монеты. Набрав в чайник родниковой воды, резким движением выбрасывает воду со всем содержимым из чайника на землю, приговаривая добрые пожелания в адрес молодых. Детишки, собравшиеся вокруг, собирают монеты и бусы.  Все это действие проводится  весело: с шутками, танцами и песнями.
В даргинском селе Усиша существует такой обычай: перед выводом невесты из родительского дома на неё набрасывают  вышивку, сложенную в форме платка. Считается, что с этой минуты сакральный орнамент вышивки защитит невесту от порчи, и злые духи совершенно бессильны перед магической силой знаков-символов на ней. В дополнение к вышивке-платку на голову невесты набрасывали покрывало, называемое «раппаки». Сами усишинцы называют эту вышивку  белкIун кIапIи «расписанный платок». Основой вышивки является белая хлопчатобумажная ткань. По словам усишинок, белый цвет символизирует собой чистоту и непорочность. По прибытию невесты в новый дом жених снимал вышивку-покрывало с невесты и отдавал своей матери на хранение. Такой древний обычай в Усиша соблюдался неукоснительно всеми семьями, где ещё хранились эти магические панно. Функция усишинской вышивки не ограничивалась только свадебным ритуалом. В этих вышивках-покрывалах хоронят женщин. Тело покойницы сначала заворачивается в панно, и только после этого применяется саван. Женщины верят, что знаки-символы на вышивке имеют охранную и оберегающую силу и помогут им  в загробном мире. 
В этих вышивках можно обнаружить многочисленные антропоморфные, зооморфные образы и иные мотивы. Особый интерес вызывают стилизованные изображения всадников, групп людей, животных и птиц. Наличие в орнаменте вышивок астральной символики, совмещённой с символикой аграрной, содержит в себе общие для даргинцев данного региона специфические взгляды на окружающий мир и выражает волнующие их мысли о мироздании.
В даргинском селе Муги в прошлом бытовали такие обычаи: при проведении праздника первой, а также при переносе приданого невесты молодёжь кидала землю, камни, что под руку попадётся на пахаря и на тех кто идёт за приданым невесты. Другой обычай связан с приданым невесты, в основном с постелью. Молодые люди хватали постель, стелили её где угодно, ложились и требовали выкуп у матери жениха. В основном требовали то, что трудно было исполнить, например, зимой могли потребовать арбуз и т.д.
В соседнем селе Цухта бытовал такой обычай: вечером, когда невеста уже была в доме жениха, замужняя сестра жениха подходила к невесте, завязывала в край платка невесты деньги  и просила открыть лицо, при этом она говорила: кигьани баргIибхIели мугIарра лугас «больше ничего не дам» букв. «когда баран оягнится и ягнёнка дам». В этом селе до сих пор бытует и такой обычай: утром невеста идёт к свекрови и несёт ей в тарелке или вазе сладости. А свекровь, в свою очередь, возвращая тарелку или вазу, туда кладёт золото – кольцо, браслет, кулон и т.д.
Специфика паремий, обычаев и примет его описание  тесно связано с проблемами исследования человеческого сознания, восприятия мира и способов его осознания, отраженных в языке. Это особенно ярко выражено и  через приметы даргинцев, составляющих языковую картину мира: Вишт1асила бек1лиу кьац1 кабихьалли урухх1ек1ар «Если в колыбель младенца положить хлеб, то он не испугается и злые духи не подойдут».
Дугели вишт1асиличил дураулхъадли, кьац1 някълизи беда «Если ночью с ребёнком надо выйти на улицу, то в руки ребёнка нужно дать хлеб, тогда он не испугается и злые духи не подойдут».
Вишт1аси уршила суннат жявли сагъбирар хала нешли чутту берц1алли «У маленького мальчика обрезание не заживёт до тех пор, пока бабушка баранку не испечёт».
Мусибад кьац1ла бут1а ахъх1ебуцадли, бунагь биур «Если не поднимешь с земли крошку хлеба, ты согрешишь».
КьацI дяхIгьабли ках1ебихьадли, бунагь биур «Грешно оставлять хлеб в перевернутом виде».
Зубарти дуйг1алли, неш рубк1ар «Нельзя звезды считать, а то мать умрёт».
Лайла-тул кьадила дуги шала дикайчи балгна иркьусили талих1 бургу «Тот, кто молился до светла, в ночь предопределения, будет счастливым».
Атх1ебла цаибти забла к1унт1рани бек1 бемх1алли, абзур дус бек1 изх1ейзур «Если при первом весеннем дожде намочить голову каплями дождя, то целый год не будет болеть голова».
Вайси адам лямц1ли вирхъур «Человека, который всегда делает плохое,  когда-нибудь настигнет молния».
Палда пух1даралли чях1-заб чераркьян «Если дождь с ветром не прекращается, надо бросить золу на ветер».
Барда т1ашкабатадли кьякь удили, чях1-заб чераркьян «Ливень прекратится, если хоть одна капля дождя, попав на острие ножа выставленного железного предмета, разделиться на две равные доли».
Бек1ла гъез лайдик1ес асух1ебирар, пяспясагла кьяшмази илди дархалли, адам мех1урирар «Нельзя бросать волосы куда попало, если они попадут в лапы к жабе, то человек сойдет с ума».
Дабри дях1удили кайхьалли, дабрила вег1 убк1ар «Если обувь положить  лицом вниз, умрет хозяин обуви».
Х1ули тярх1бик1алли, къалмакъар диркур «Если глаз дергается, будут неприятности» и др.
В языковой картине мира даргинцев принимает участие система  оценок, которая находит знаковое отображение в системе национального языка и отражает нравственное сознание человека. Оценка отражает морально – нравственную ориентацию человека, нравственное становление личности, общества и выражает реакцию человека на окружающий мир, поступки, действия.
















2.4. Культурные концепты в проклятиях и благопожеланиях даргинского языка

Проклятия и благопожелания являются эффективными и образными средствами выражения мировосприятия носителей даргинского языка. 
«Представляет особый лингвистический интерес то, что даргинские междометные фразеологические единицы - проклятия содержат в себе почти весь перечень болезней, известных народной медицине, т.е. в проклятиях содержатся пожелания, чтобы человек подвергся той или другой болезни, в них же отражаются и этнообычаи, продиктованные господствующей идеологией – общественным порядком, суеверией...  Обратимся к примерам. Проклятия, взятые из устной речи представителей мекегинского диалекта: ХIела хъали хIили удибат! «Я желаю, чтобы в твоем доме произошло кровопролитие» (букв. чтобы твой дом окрасилась кровью!»); Къаркъбе гIярагъале шавад дураъ! «Желаю тебе самое позорное наказание!» (букв. Пусть тебя из села выгонят, закидав камнями!). Есть легенда, что мать предателя, который показал врагу тайную тропинку в крепость мекегинцев, предложила сельчанам таким образом наказать своего сына. Не касаясь руками, кидая камни, мекегинцы заставили прыгнуть предателя в глубокое ущелье. Там и поныне стоит надгробник, в который каждый проходящий бросает камень, предварительно каждый раз на него плюнув: Чиллализиб чIичIа диъ гьанбикаб хIед! «Чтобы для твоего лечения тебе понадобилось то, чего нельзя достать!» (букв. «В лютую зиму чтоб тебе змеиное мясо понадобилось!»). Проклятия мотивизируются обычаем применять в пищу для лечения особо тяжелых заболеваний мясо лягушки, змеи, лисицы, а также медвежатину, конину, верблюжатину и т.п. Еще одно косвенное свидетельство тому, что змеиное мясо применяют в лечебных целях, - записанный нами в Мекеги фразеологизм Дармайс чIичIала диъ дукули кабиибти «Находящиеся в таком тяжелом положении, что им приходится для лечения змеиное мясо кушать». Речь идет о людях, подавленных горем). ГIежала хIейни вак! (букв. Чтоб тебя смазали козьим жиром!»). ХIу гIежала гуйзи уц! (букв. Чтоб на тебя надели козью шкуру!). ХIу кьутIдаркьибте диъбазе уц! (букв. Чтоб на тебя положили мелко порубленное мясо!). ХIу жехIли уж! (букв. Чтоб ты пил собственную мочу!). Все четыре последних проклятия мотивируются широко известными в даргинском народе и до сих пор активно применяемыми методами лечения от самых различных болезней. ХIу чурмазе къябрукI! (букв. Чтоб ты рвала на себе волосы!). ХIела чурме дялгI! (букв. Чтоб косы тебе остригли!). ХIела чурме хIела някъбаке дерг! (букв. Чтоб твои тобою же вырванные косы были обмотаны вокруг твоих рук!). ХIу кIими-кьамала бялгI! (букв. Чтоб тебя, конь, остригли хвост и гриву!). ХIу хIеблике пархаъ! (букв. Чтоб тебя, конь, заставили над могилой хозяина прыгать!). ХIу улалеб бутI! (букв. Чтоб тебя, хлеб, в сито положив, раздавали пришедшим на оплакивание того, кто тебя взрастил!). Эти последние проклятия отражают обряды оплакивания и похорон, активно бытующих в Мекеги» [Исаев 1995: 157].
У каждого народа складывается образ о едином мире, своя картина мира. Картина мира – это результат и условие мыслительной деятельности. Язык впитывает в себя обозначение природных, климатических, культурных и прочих условий жизни человека, поэтому вся система номинаций представляет картину бесконечного разнообразия действительности, которая осваивалась человеком в разные времена, в разных регионах и с помощью разных языков. Теснейшая связь между национальным языком и национальным образом мира была зафиксирована уже в 19в., например, в работах В. фон Гумбольдта, которая получила дальнейшее развитие в работах его последователей. Люди, говорящие на разных языках, создают различные картины мира, и от различия языков зависит не только разница в содержании мышления, но и различие в логике мышления,  т.е. различные языки порождают различные типы мышления.
В современном языкознании в рамках когнитивной лингвистики описанию отдельных концептов уделяется большое внимание. Однако комплексных исследований, включающих анализ языковых и речевых единиц, неоправданно мало.
Система понимания не представляется адекватной в разных культурах в силу различий концептуальных и языковых единиц. В коммуникативной структуре подобной проклятиям и благопожеланиям, фиксируется социальный и культурный опыт языковой общности, находящей отражение в общей картине мира.
В силу сложившихся ассоциативных связей объектам внимания внешнего мира могут приписываться признаки, не относящиеся к их сущностным характеристикам, что связано с субъективно-оценочной ориентацией выражения признаковых значений. Уже сам отбор предметов и явлений как образов, осуществляющейся на протяжении многих веков, раскрывает разные стороны исторического развития народа, его национальной культуры, духовного склада и миросозерцания.
Способ концептуализации действительности свойственной каждому языку, отчасти универсален, отчасти этнически специфичен, поэтому в разных языках картины мира имеют свои особенности.
Любой язык имеет национальное выражение, т.е. проявляется в виде конкретного национального языка, выражающего национальный дух и отражающего национальную культуру народа – носителя этого языка. И как национальный язык, он тесно связан с национальной психологией и с национальной самобытностью народа, является средством передачи национальных традиций, стереотипов, привычек. Язык служит средством отражения, закрепления и сохранения результатов познавательной деятельности человека. Результаты познавательной деятельности многих поколений обнаруживаются в синтаксисе, морфологии, в словообразовании, но, прежде всего, в лексике и фразеологии.
В современных исследованиях проблема национально-культурной специфики образных средств отражения мира в языковом сознании ставится как фиксация универсального или уникального в плане выражения и в плане содержания и решается вопрос в виде комментирования. А также путем моделирования этих образных средств с учетом экстралингвистической информации как содержательного компонента анализируемых конструкций.
«Видимая абсурдность ситуации, с точки зрения логики высказывания, оказывается, вместе с непереводимостью на другие языки, одной из характерных черт идиомы. Однако признанию квалификационной силы зауказанными критериями в даргинском языке препятствует целый ряд грамматических и семантических обстоятельств. С даргинского на другие языки не переводятся не только подобные идиомы, но и целые группы простых и производных слов, метафоризованных композит, сложных названий и фразеологически связанных слов. Но возникает вопрос: правомерно ли критерий фразеологичности одного языка ставить в зависимость от другого. И не обязан один язык (его исключительно индивидуальные особенности) быть понятен на другом языке, тем более постулировано, что русский язык «выражает ясно понятия российские» ( С.И. Ожегов 1974:109), а даргинский – даргинские и общедагестанские понятия. Идиомы и другие этноокрашенные языковые единицы могут быть непереводимы (или непередаваемы) дословно на тот или иной генетически неродственный язык, но переводимы на родственный или территориально соседствующий язык [Исаев, 1995: 34].
Язык – важнейший способ формирования знаний человека о мире. Содержание понятия, имеющего большое значение для культуры, называют концептом. Концепт – это базовое понятие одного из перспективных направлений в лингвистике – когнитивного  (изучающего процессы хранения и передачи знаний посредством языка). Именно сейчас, когда основным объектом научного познания является человек, настолько актуальны исследования в когнитивистике, позволяющие увидеть отражение мыслительных процессов в той или иной области. Одним из основных способов изучения когнитивной лингвистики является анализ концепта, дающий возможность на примере одного объекта проследить ход когнитивных процессов в языке.
Картина мира представляет собой особый компонент научного знания. Она, как и любой познавательный образ, имеет тенденцию к некоторому упрощению и схематизации окружающей действительности и рассматривается применительно к каждому направлению науки. Ядро каждой картины мира образует ее важнейшую в гносеологическом смысле когнитивную структуру и составляет определенную «совокупность тематических категорий и допущений, которые носят характер бессознательно принятых, непроверяемых, квазиаксиоматических положений, утвердившихся в практике мышления в качестве руководящих и опорных средств» [Степин 2000: 192].
По справедливому замечанию Ю.Н. Караулова, концепт «картина мира» продолжает дефинироваться на уровне метафоры. Вместе с тем «в принципах классификации и группировки понятий, в способах установления зависимости между ними, безусловно, отражается известное представление о внешнем мире, некоторая «картина мира» [Караулов 1976: 267].
Относительно рассматриваемой проблемы Б.А. Серебренников выделил следующие, наиболее важные проблемы:
1) изучение той деятельности человека, которая осуществляется при создании языка;
2) исследование роли человека в процессе коммуникации;
3) разграничение концептуальной и языковой картины мира;
4) исследование таких основополагающих функций языковой картины мира, как означивание основных элементов и экспликация языковыми средствами концептуальной картины мира [Серебренников 1988: 3].
В контексте рассматриваемой проблемы целесообразно обратиться к картине мира как к базовому понятию концепции человека, т.е. необходим учет того, что к ключевым концептам любой человеческой культуры относится концепт «человек». Ядро концепта составляют конкретно образные характеристики, которые представляют собой результат чувственного восприятия мира, его обыденного познания.
Эмоционально-экспрессивные речевые единицы всегда важны для теории и практики языка, ибо в них отражены вековые представления, связанные с бытом, историей и культурой его носителей. Они отражают национальную специфику языка, его самобытность: урк1и бяч «чтоб душа сломалась», урк1и бухъ «чтоб душа отреклась», замана самабаъ «чтоб время не наступило», заманали верг «чтоб время съело», кьисматли арух «чтоб судьба унесла», кьисматлизивад ухъаби «чтоб хорошая судьба обошла тебя», ламус-х1яя детахъахъаби «чтоб потерял «честь», ц1ахдеш каммабиаб х1ела бек1личибад «чтоб позор не сходил с твоей головы», ц1ахдешла т1ал х1ела анкъилаб т1ашбиз «чтоб позорный столб не сходил из твоего дома», сабур се сабил мабагьаби «чтоб не знал, что такое терпение», сабур кеберх « чтоб кончилось терпение»  и т.д.
Также, только с обратным смыслом, данные концепты  распространены и в благопожеланиях даргинцев:  вайси кьисматли маваргаби «чтоб злая судьба тебя не нашла», г1ях1си кьисматла вег1 увухъаби «чтоб  у тебя судьба оказалсь счастливой», замана х1ед бузаб « чтобы время на тебя работало», сабур иц1абараб Аллагьли «чтоб всевышний дал терпение», ц1ахдешли къапу мадяхъяб « чтоб позор миновал твои ворота», урк1и паргъатли калаби «чтоб остался со спокойной душой», ламус-х1яяла вег1 ветааб «чтоб рос достойным» и т.д.
В сознании каждого человека проклятия и благопожелания имеют  высокий авторитет народной мудрости, традиции, обычаи и большую воздействующую силу. Мир даргинца, его психология, окружающие его  животный мир и  природа отражены и в проклятиях и благопожеланиях, используемых даргинцами в устной речи: Х1ела хъали буъ «Пусть дом (очаг) твой разрушится»; Х1ела бег1лара гъамти х1ябла баркь «Чтоб твоих самых близких и родных похоронили»; В данном проклятии усиливается смысл добавлением в это же проклятие следующего компонента, выражающего такое понятие как «одна могила»:  Х1ела бег1лара гъамти ца х1ябла кабаркь «Чтоб твоих самых близких и родных похоронили в одной могиле». Таких страшных проклятий у каждого народа имеется достаточно. Они подчеркивают ту особенность, которая присуща каждому народу, его языку, создавая, таким образом,  национальный колорит.
Наши наблюдения показывают, что национальное своеобразие усиливается  в проклятиях  различных даргинских диалектов. Так, например, наиболее ярко эмоционально-экспрессивный настрой передается в проклятиях мекегинского, цудахарского диалектов, а также в губденском, кадарском, канасирагинском и мугинском говорах. Язык в таких проклятиях более насыщен и богат, чем в литературном даргинском.
В менталитете каждого народа определяется разное содержание каждого конкретного концепта (в котором содержатся знания и представления человека о самом человеке и об окружающем мире), благодаря чему картина мира приобретает национально специфические качества,  как в плане выражения, так и в плане содержания. Национально специфическое содержание концептов обусловлено различным опытом познания действительности и особенностями оценочной деятельности того или иного народа.
В последнее время наблюдается повышенный интерес к паремическим  языковым формам: разговорным штампам, шаблонам, различным фольклорным образованиям, а также фразеологизмам. Как считают многие исследователи (Апресян 1995; Береговская 2000, 2001; Гак 1994, 1995; Новикова 1998; Пермяков 1978; и др.) именно фразеология наиболее ярко и образно отражает языковую картину мира носителей языка, поскольку содержит компоненты значения, отражающие информацию о специфических национальных, особенностях восприятия действительности.
В качественном отношении общенародная лексика даргинского языка значительно больше, чем необщенародная лексика. Это объясняется тем, что даргинский язык как младописьменный язык в функциональном и в стилистическом отношении значительно уступает развитым языкам, которые выработали богатую лексику на протяжении своего исторического развития. Слова, входящие в общенародную лексику, служат базой для образования новых слов и фразеологических единиц даргинского литературного языка [Мусаев 1978: 61].
Проклятия и благопожелания  служат активным источником  пополнения лексического и фразеологического фондов языка. А переход многих лексических и фразеологических единиц  из  даргинских диалектов в литературный язык можно объяснить  тем, что их единой основой  является  общенародная разговорная речь. В проклятиях и благопожеланиях много и таких, ведущих свое происхождение из произведений народных  поэтов.
Отражая житейскую идеологию различных носителей языка, субкультура в то же время связывает их с речевым опытом нации. И именно в нем формируются выразительные средства построения речевых произведений.  В особой степени касается так называемых перформативных речевых актов и употреблений языка, когда акцент делается не на сообщаемой информации, а на связанном с ней иллокутивном действии (воздействии) на партнера или адресата: проклятие, угроза, предостережение, обещания, похвала и т.д.  «В вопросе о возможном количестве различных типов речевых актов на крайней позиции стоит Л. Витгенштейн, утверждающий, что существует бесчисленное разнообразие языковых употреблений, которое он называет «языковыми играми». К их числу он, в частности, относит такие действия, как: «....просить, благодарить, проклинать, приветствовать, молить» [Витгенштейн 1999: 90].
Фразеология исследовалась с разных точек зрения: в этимологическом,  семантическом, синтаксическом и других планах. При этом оставлена, на наш взгляд, обширная лакуна в области прагматики относящихся сюда единиц, связанная с вопросами их воздействия на поведенческо-ментальные стереотипы носителей языка. Под прагматическим аспектом фразеологии понимают, как правило, эмоциональные и экспрессивно-оценочные характеристики фразеологизмов. В частности, В.Н. Телия подчеркивает, что у фразеологических единиц «эмотивная оценка награждена иллокутивной силой, она побуждает испытывать данное чувство – отношение, и является, в конечном счете, реализацией определенного иллокутивного намерения, вызывая, в случае коммуникативной удачи, соответствующий перлокутивный эффект» [Телия 1996: 8]. В результате фразеологизмы образуют, своего рода, кристализованные реализации речевых действий. Одной из причин неразработанности прагматического аспекта фразеологии, по-видимому, является недостаточная ясность в вопросе о статусе фразеологических единиц в ряду других языковых средств, в силу чего фразеологизмы в целом рассматриваются либо как разновидность лексических единиц, либо как «микротексты» [Телия 1996: 8]. При этом, фразеология включает в себя единицы весьма различной природы: от структурно-неполных единиц, функционирующих в составе предложения в ранге одного из его членов, у структурно-полных единиц, способных выступать как отдельное предложение-высказывание, до фразеологизмов, функционирующих на правах отдельного слова или члена предложения. Последние могут являться своеобразной "сверткой" иллокутивного намерения, но для этого они должны быть соответствующим образом инкорпорированы в некоторое высказывание и быть адресованными кому.
Язык является важнейшим источников для изучения истории народа. Это естественно, так как в языке, в его словарном составе запечатлеваются все стороны жизни народа. Умелое и критическое  использование данных языка таит в себе огромные возможности для проникновения в историю, в том числе и в отдаленные ее периоды, не подтверждаемые документами и памятниками материальной культуры. Прекрасные образцы в высшей степени плодотворного привлечения фактов языка в целях раскрытия исторического прошлого народов мы находим у Ф. Энгельса, широко прибегавшего в своей исследовательской практике к помощи языкознания. Это хорошо видно, например, в его труде «происхождение семьи, частной собственности и государства». Для реконструирования процесса становления семьи Ф.Энгельс внимательнейшим образом анализирует бытовавшие у разных древних народов и засвидетельствованные в их языках наименования родственных отношений и связей.
Связь истории языка с историей народа может изучаться в двух аспектах: 1) «Можно идти от истории языка к истории народа, привлекать языковые данные для освещения исторического прошлого народа» [Верещагин Е.М., Костомаров  В.Г.1990: 246]  и 2)  «можно, наоборот, идти от истории народа к истории и языка, используя данные национальной истории для объяснения тех или иных фактов, процессов и изменений в языке». [Верещагин Е.М., Костомаров В.Г.1990:  246]. Какой из этих аспектов будет избран в том или ином конкретном случае, зависит от задач исследования, а также от исторических периодов, подлежащих изучению.
С помощью языка как источника для познания истории  народа можно получить ответы на самые разные вопросы, в частности, на вопрос о происхождении народа, о его этнографических связях, на вопрос о культурно-историческом развитии народа, о своеобразии его быта и жизни, на вопрос о культурно-исторических влияниях народах и взаимодействиях их культур. 
С другой стороны, чтобы правильно понять историю языка, необходимо обращаться к истории народа во всем ее объеме, и это давно осознано историками языка.
Изучение культурно-исторического содержания языка, языка как памятника культуры естественно ведет к раскрытию и описанию его внутренней формы, возможно полное знание, которой могло бы послужить надежной базой для решения многих задач, в частности, и для создания эффективных методик преподавания  иностранных языков.
Язык – это средство общения, средство выражения мыслей. Разумеется, у него есть и другие функции, но эти две – самые основные. Язык служит коммуникации, это главный, самый эксплицитный, самый официальный и социально признанный из всех видов коммуникативного поведения.
Коммуникация – это акт общения, связь между двумя или более индивидами, основанная на взаимопонимания; сообщение  информации одним лицом другому или ряду лиц. Коммуникации – это также способы, с помощью которых люди строят отношения друг с другом и понимают чувства друг друга. Л.Н. Виноградова пишет, что часть сопутствующих текстов, сопровождающих ритуальные действия, очень прочно срослась с обрядом. Причем «даже простое извлечение вербального компонента из этнографического контекста представляется в ряде случаев затруднительным, поскольку фиксация таких текстов, просто не дает достаточной для изучения и анализа информации без учета данных всего этнографического контекста» [Виноградова: 278].  Н.И. Толстой заметил, что значение такой «полуфразеологии» велико: она функционирует в сакральной ситуации, в «многокодовом тексте», где, помимо вербального символа, знака или заглавия, параллельно и взаимозависимо действует предметная и акциональная символика. Полуфразеологизм подобным образом включается в микрообряд, а микрообряд, структура с минимальным числом компонентов, представляет собой обычно текст  промежуточного, маргинального характера [Толстой 1995: 25]. 
В идиоматике языка, то, есть  в том слое, который, по определению, национально специфичен, хранится система ценностей, общественная мораль, отношение к миру, к людям, к другим народам. Фразеологизмы, пословицы, поговорки наиболее наглядно иллюстрирует и образ жизни, и географическое положение, и историю, и традиции той или иной общности, объединенной одной культурой.
Очевидно, и многогранно исследована непосредственная связь  (через образ, метафору, лежащие в основе идиомы) между языковой единицей и культурой, образом жизни, национальным характером и т.п.      
Язык хранит культуру народа, хранит и передает ее последующим поколениям. Язык и человек неразделимы. Язык не существует вне человека, и человек не существует вне языка. Соответственно, человека нельзя изучать вне языка, и язык нельзя изучать вне человека. Язык отражает для человека окружающий его мир, язык также отражает культуру, созданную человеком, хранит ее для человека и передает ее от человека к человеку, от родителей к детям. Язык  – орудие познания, с помощью которого человек познает мир и культуру. Наконец, язык –  это орудие культуры: он формирует человека, определяет его поведение, образ жизни, мировоззрение, идеологию. Язык – строгий и неподкупный учитель, он навязывает заложенные в нем идеи, представления, модели культурного восприятия и поведения.
В каком-то смысле человек раб своего родного языка: он с младенчества попадает под влияние и власть языка родителей и вместе с языком усваивает хранящуюся в нем культуру того речевого коллектива, членом которого он совершенно случайно, не имея никакого выбора, оказался.
О соотношении национальной культуры и личности написано много представителями разных наук: психологами, культурологами, социологами. В уже цитированной книге Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова «Язык и культура», давно ставшей классикой для преподавателей иностранных языков вообще и русского как иностранного в особенности, об этом говорится так: «Человек не рождается ни русским, ни немцем, ни японцем и т.д., а становится им в результате пребывания в соответствующей национальной общности людей. Воспитание ребенка проходит через воздействие национальной культуры, носителями которой являются окружающие люди». [Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров 1990: 25].
Однако нельзя забывать о той огромной  роли, которую в воспитании, формировании личности играет язык, неразрывно связанный с культурой. Известный афоризм советского психолога Б.Г. Ананьева, приводимый Е.М. Верещагиным и В.Г. Костомаровым: «личность- это продукт культуры», необходимо уточнить: личность – это продукт языка и культуры.
Человек родился и с первой минуты слышит звуки своего будущего родного языка. Язык знакомит его с окружающим миром, навязывая ему то видение, ту картину, которую «нарисовали» до него и без него. Одновременно через человек получает представление о мире и обществе, членом которого он стал,  о его культуре, то есть о правилах общежития, о системе ценностей, морали, поведении и т.п.
Усваивая язык, человек одновременно приникает в новую национальную культуру, получает огромное духовное богатство, хранимое изучаемым языком. 
Сведения о количестве проклятий и благопожеланий с культурными концептами мы приводим из своих наблюдений.
В благопожеланиях и проклятиях чаще, чем в ФЕ и пословицах даргинского языка  распространены  исследуемые нами  культурные концепты. В отличие от ФЕ и паремий частотность  употребления данных концептов здесь примерно одинаковая.  Культурные концепты в данных образных единицах употребляются периодически.
В языковой картине мира даргинцев принимает участие система  оценок, которая находит знаковое отображение в системе национального языка и отражает нравственное сознание человека. Оценка отражает морально – нравственную ориентацию человека, нравственное становление личности, общества и выражает реакцию человека на окружающий мир, поступки, действия.
Материал данной диссертационной работы свидетельствует о том, что национально-культурные компоненты можно определить на разных уровнях языка. Это имеет отношение к характеру номинации и коннотативным характеристикам тех лексических единиц, которые были подвергнуты анализу в разных главах настоящей диссертации.
Так, например, метафоры свидетельствуют и об их национально-специфическом характере. Вхождение анализируемых концептов в пословицы, фразеологизмы и другие лексические единицы в даргинском языке, связано с культурными традициями носителей даргинского языка. В ряде метафорических переосмыслений культурных концептов  также заметны следы, связанные с особенностями мировосприятия и интеллектуального осмысления окружающего мира носителями  даргинского языка. Это в свою очередь непосредственно связано с проблемой языковой картины мира, которая складывается из конкретных фрагментов, отраженных в единицах языка. Прежде всего, это фразеологические единицы, сравнения, лексико-семантические средства того или иного конкретного языка.
Для получения полных и достоверных сведений в этом плане следует расширить материал с включением данных других дагестанских языков с тем, чтобы определить общие для дагестанских языков признаки и общие закономерности формирования языковых картин мира.
Проблема изучения языковых картин мира непосредственно связана с проблемой «человек в языке и культуре». Исследование данной проблемы на материале, проанализированном в настоящей диссертации, требует подробного лингвистического и лингвокультурологического изучения  метафор, что в целом для дагестанских языков является делом перспективы и предметом внимания со стороны лингвистов.

Выводы:

Тот факт, что культурные коцепты широко представлены на примерах фразеологических единиц, пословиц, проклятий, благопожеланий даргинского   языка, позволяет сделать вывод, что культурные концепты  занимают важное место в языковой картине мира даргинцев.
Анализ  примет,  ФЕ  и паремий   раскрывает ментальность народа и его культуры через язык. Так, культурные концепты с составляющими их  компонентами выражают общественное признание того, что заслуживает  оценки в деятельности отдельной личности, коллектива и т.д.
В менталитете каждого народа определяется разное содержание каждого конкретного концепта (в котором содержатся знания и представления человека о самом человеке и об окружающем мире), благодаря чему картина мира приобретает национально специфические качества,  как в плане выражения, так и в плане содержания. Национально специфическое содержание концептов обусловлено различным опытом познания действительности и особенностями оценочной деятельности того или иного народа.
Составные именные компоненты пословиц и поговорок, бесспорно, содержат культурно-национальную информацию, являются семиотическими кодами, содержащими наиболее-значимые черты мировидения.
Потенциал зоонимической метафоры в создании языковой картины мира и его анализ дает возможность выявить универсальные закономерности концептуализации действительности. Выявляются  специфичные для того или иного языка когнитивные механизмы, которые обусловливаются его строем или же национально-культурным сознанием его носителей. Метафора способствует «национально-культурному окрашиванию» концептуальной системы отражения мира.
Фактологический материал свидетельствует о том, что метафорические переносы сопряжены с такой универсальной семантической категорией, как «оценка», ориентированной на выражение отношения к кому-, чему-либо. Эта оценка зависит не только от мировосприятия индивидуума, но и от коллектива.  Она базируется на общепринятых в том или ином социуме нормах.
Культурологическая  информация содержится в ФЕ, паремиях и других выражениях в концентрированном виде,  в максимально обобщенной  форме. Они в значительной степени представляют особый интерес  для подобного исследования,  поскольку отражают не только материальные условия жизни народа, но также и его менталитет.
Таким образом,  любой текст как явление культуры может стать объектом анализа с целью выявления национальной специфики и культурных универсалий. Это  свидетельствует о том, что посредством различных эмоционально-окрашенных  единиц концептуализируется языковая картина мира, сопряженная с так называемой мифологической картиной мира, которая в значительной степени характеризуется идиоэтническим началом.
Исследование фразеологических, паремиологических единиц, примет, благопожеланий, обычаев и традиций позволяет не только описать содержание отдельных объективируемых в них концептов, но и смоделировать фрагмент даргинской языковой картины мира.






ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проанализировав теоретические аспекты исследования картины мира мы пришли к выводу, что современное языкознание ХХІ века, став наукой широко интегрированной и многоаспектной, включило в область своих исследований последнего времени проблемы психологии и этнологии речи, культурологические и лингвофилософские. Когнитивная лингвистика, получившая широкое признание и распространение в современной зарубежной и отечественной науке, в сфере своих интересов выделяет такие понятия, как «образ мира», «образ сознания», «языковое сознание», «картина мира», «языковая картина мира» и др.
Языковая картина мира отображает культурный или исторический опыт языкового коллектива. Следует отметить, что к рассмотрению национально-культурной специфики тех или иных аспектов или фрагментов картины мира исследователи подходят с разных позиций: одни берут за исходное язык, анализируют установленные факты межъязыкового сходства или расхождения через призму языковой системности и говорят о языковой картине мира; для других исходной является культура, языковое сознание членов определенной лингвокультурной общности, а в центре внимания оказывается образ мира. Картина мира представляет собой центральное понятие концепции человека, выражает специфику его существования. Картина мира формирует тип отношения человека к миру - природе, другим людям, задаёт нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к жизни.
Исходя из вышеизложенного можно сказать, что язык выступает в качестве зеркала национальной культуры, ее хранителя. Языковые единицы, прежде всего слова, фиксируют содержание, которое в той или иной мере восходит к условиям жизни народа - носителя языка. В анализируемом нами английском языках, как и в любых других, важна и интересна так называемая национально-культурная семантика языка, т.е. те языковые значения, которые отражают, фиксируют и передают от поколения к поколению особенности природы, характер экономики и общественного устройства страны, ее фольклора, художественной литературы, искусства, науки, а также особенности быта, обычаев и истории народа. Можно утверждать, что национально-культурная семантика языка - это продукт истории, включающий в себя также прошлое культуры. И чем богаче история народа, тем ярче и содержательнее строевые единицы языка.
Проблема осмысления концептуальных оснований языковой картины мира, участие концептов духовной культуры в формировании языковой картины мира человека является одной из приоритетных.   Статус языковой картины мира, ее место в системе представлений человека, а также культурных концептов и концептуального анализа, достаточно широко освещаются в современной лингвистике.
Лингвокультурологический анализ культурных концептов в даргинском языковом сознании будет способствовать более глубокому пониманию национальной картины мира даргинцев, что позволит выявить универсальность и специфичность восприятия действительности носителями даргинского языка.
Лингвокультурологическое описание культурных концептов в даргинском языковом сознании позволяет достичь поставленные цели данного исследования. Осуществляется  лексико-семантический анализ культурных концептов, выделяется общий корпус лексем и фразеологических единиц, репрезентирующих культурные концепты даргинском литературном языке. А также исследовать характер соотношений между  образами, возникающими при реализации культурных  концептов в концептосфере человека и средствами их выражения в даргинской языковой картине мира. 
Изучить контексты употребления исследуемых концептов с целью выявления лексем и фразеологических единиц, выражающих культурные концепты в даргинском литературном  языке, а также рассмотреть культурные концепты во фразеологическом и паремиологическом пространстве даргинского языка.
Структурно-семантическое и лингвокультурологическое описание лексических и фразеологических репрезетантов культурных  концептов  в даргинском языке в данной работе осуществлялось в нескольких направлениях: дается лексико-семантический анализ культурных концептов
душа, время, терпение, стыд, совесть, судьба с учетом специфики соответствующих понятий в данной языковой картине мира.
Выделяется общий корпус лексем и фразеологических единиц, паремий, проклятий, благопожеланий и примет репрезентирующих данные культурные концепты в даргинском литературном языке.
Культурные концепты  структурируются метафорически в даргинской  языковой  картине мира и находят образное выражение исследуемом  языке.
Определяется круг лексической сочетаемости ключевого слова (имени заданного концепта) и подробный анализ класса синтагматически с ним связанных лексем, позволяющих установить важнейшие черты соответствующего концепта.
Исследуется характер соотношений между  образами, возникающих при реализации культурных концептов  концептосфере человека и средствами их выражения в национальной (даргинской) языковой картине мира.
Изучаются контексты употребления исследуемых концептов, с целью выявления лексем и фразеологических единиц, онтологизирующих культурные концепты  в даргинском  языке.
Для успешного решения поставленных задач важно, чтобы рассматриваемые единицы были рассмотрены в лингвокультурологическом  аспекте. В этом случае эти единицы дложны быть проанализированы со всех сторон – структурной, семантической и  функциональной.
Особое место в творчестве народа занимают благопожелания и проклятия. Они находят свое выражение в минуты высокого душевного напряжения, на гребне высоких эмоциональных переживаний как позитивных, так и негативных.
Благопожелания – это одна из разновидностей устойчивых формул речевого этикета, в которой как ни в какой другой, проявляется специфика и фольклор народа, его обычаи, традиции и верования.
Национальная специфика выражается в разработке этики межличностных отношений, местные реалии отражаются в названиях обычаев, блюд, строений и т.д. Пословица выражает жизненное правило. Применение пословиц в речи обычно используется либо для получения, либо для опознания ситуации, в которой нужно действовать по правилу, предлагаемому пословицей.
Результатом исследования также явилось то, что образная лексика пословиц, независимо от конкретных условий культуры того или иного народа, оказалась достаточно однородной.
Из совокупности индивидуальных, групповых, классовых, национальных и универсальных концептов, то есть концептов, имеющих общечеловеческую ценность и складывается национальная концептосфера. Все значения, передаваемые языковыми знаками данного языка, образуют семантическое пространство данного языка.
Анализ значений фразеологических единиц, обозначающих культурные концепты  необходим для наиболее полного раскрытия языковой картины мира даргинцев, их природы и функциональных свойств.
Исследование паремий, проклятий, примет, фразеологических единиц позволяет не только описать содержание отдельных объективируемых в них концептов, но и смоделировать фрагмент концептосферы. Национальная специфика образных выражений отражает образ жизни и характер народа, его традиции, обычаи, этнический быт и т.д. Рассмотреный материал показывает, что выделяются общие и специфичные для  культурных концептов метафорические модели.
Культурные концепты  представлены в даргинском литературном языке большим количеством номинативных единиц, что свидетельствует о принадлежности данных концептов к одному из главных механизмов дискретной категоризации воспринимаемого пространства и времени.
Культурные концепты представлены концептами: судьба, терпение,  время, честь, совесть, душа и др. В каждом из них отражено своё представление о мире.
Культурные концепты являются продуктом и одновременно составляющей частью национальной ментальности, которая сознанием обычно не фиксируется. Культурные  концепты объединяют физический и духовный статус индивида и этноса в целом, складываясь в специфически национальную структуру, отражающую фундаментальные черты национального характера.
По нашим наблюдениям в языковой картине мира даргинцев культурные концепты представлены довольно широко. Было установлено, фразеологические единицы, паремии дифференцируются по характеру репрезентируемых ими действий.
Язык – это зеркало,  стоящее между нами и миром; язык отражает не все свойства мира, а только те, которые казались особенно важными нашим предкам.  Выучив  другой язык,  можно посмотреть на мир глазами другого народа.
Считается, что каждый язык отражает свою собственную картину мира. На то, как сильно разные языки похожи, а иногда различаются в изображении мира и представлений людей об этом мире, обратил внимание немецкий учёный, философ и языковед, живший на рубеже XVIII и XIX вв., Вильгельм фон Гумбольдт.
Исследование национальной языковой картины мира способствует решению общетеоретических проблем: взаимосвязи языка и мышления, языка и культуры, проблемы языка. Понятие «картина мира» тесно связано с понятием «научная картина мира».
Картины мира представителей разных языков в чем-то между собой похожи, в чем-то различны. Различия между языковыми картинами обнаруживают себя в лингвоспецифичных словах, не переводимых на другие языки и заключающих в себе специфические для данного языка концепты. Исследование таких слов в их взаимосвязи позволяет говорить о восстановлении достаточно существенных фрагментов даргинской языковой картины мира.
Достаточно дифференцированный в речевом, экономическом, природно-географическом отношениях отдельный даргинский аул со своими небольшими отселками может иметь и в большинстве случаев имеет свой собственный уникальный мир этнической природы. Отдельные горские аулы противопоставляются друг другу принципиальными особенностями, и не на последнем месте при этом находится этнопсихология, что существенно отражается на взглядах горцев.
Мы смотрим на мир «глазами  даргинца», и оцениваем тот или другой факт, так сказать, «по-даргински». 
Важно располагать такими реалиями, как национально-культурная специфика слова, и оценками, принятыми в определенном этническом кругу. У каждой этнической общности своя система оценок того или события. К примеру, мугинцы легко произносят глядя и тиская грудного младенца такие страшные проклятия как: х1у улаван  г1ямрат вик «чтоб ты был разделен на кусочки, подобные дырочкам сито», х1у пякьвик «чтоб ты лопнул». А в соседнем селении Цухта, да и в других даргинских селах эти проклятия произносят  исключительно в адрес кровного врага.
Важно также выбрать такие произведения фольклора, где субъектами действия являются даргинцы и мир вещей, который их окружает. Мы собирали материал в даргинских селениях, что с полным правом  можно отнести к фольклору даргинского  этноса. Даргинцы уже много лет обрабатывают землю, сажают капусту, картошку, морковь. Это является их средством существования. Богатый урожай овощей важен для каждой семьи. А проклятие мякьи лагли бак1  буквально «чтоб рос корнем вперед» означает  чтоб ничего не проросло, чтоб семья осталась без средств к существованию.
Практичное отношение даргинцев к жизни передает выражение дагла к1алам буршули руэн «разжевывай вчерашнюю жвачку» означает, что надо было экономить и расходовать бережно». 
Для анализа привлечены такие фольклорные произведения, которые нами отнесены к собственнодаргинским и даргинское их происхождение не вызывает каких-либо сомнений. Сюжеты их бытуют только в Дагестане, они уникальны, возникли на этнической почве конкретной народности, и отражает такой фольклор реалий, характерные только этому этносу. К примеру, происхождение названий некоторых даргинских сел в точности передают их историю и возникновение. Название села Цухта (расположенного в Левашинском районе) произошло следующим образом: Быль, передаваемая сельчанами из поколения в покаление  о том , что в давние времена на месте современного села было два населенных пункта, расположенных на противоположных возвышенностях. Спустилась однажды девушка из одного села в долину за водой, а юноша с другого села похитил ее. Вражда между селами переросла в открытое противостояние. Не мало людей погибло и с той, и с другой стороны, сгорела дотла много домов.
В конце концов, жители сел помирились между собой. И в долине между гор образовалось новое село.
 Вновь отстроенное село получило название «ЦIухта». В даргинском языке слово «цIух» является частью сложного слова «цIухбиэс» обгореть. Таким образом, название ЦIухта означает «обугленное, обгоревшее».
Насыщен даргинский язык экстралингвистическими фактами, отражающими некоторые принципиальные моменты истории, религии, экономики и этнографии даргинских сел. Своеобразные национально-культурные и этнолингвистические особенности, бытующие здесь, строго локальны: они не встречаются за пределами этих сел. Такими селами являются Губден, Мекеги, Кубачи, Сулевкент, Гапшима,  Харбук и некоторые другие.
В качестве элементов статической модели мира даргинца  губденец, акушинец, мекегинец, хайдакец  с помощью прилагательных и других имен в определительных функциях описываются целым набором признаков. Естественно, что эти признаки могут приобретать характер положительного или отрицательного статуса.
Характерен список фразеологизмов из произведений различных жанров фольклора, устной речи даргинцев. Приведем примеры фразеологизмов отрицательного статуса:   някъби хъусли  букв. «руки ползучие»  (воруя); някъ биуси мерла  букв. « куда рука доходит» (ничего не оставит); някълизибад бит1ун  букв. «из рук оторвали»  (насильно забрали);. къаркъала дях1ла вег1 букв.» с каменным лицом» (грубый),  къаркъала урк1ила вег1 «букв.скаменным сердцем» (безжалостный),  духъянти някъби  «букв. длинные руки» (вороватые).
Цухтинцы красивую девушку сравнивают: бишхъибси гидгуригъуна «как чищеное вареное яйцо» (белая гладкая кожа лица девушки сравнивается с яйцом; некрасивую женщину цухтинцы сравнивают  х1ебак1ибси бет1угъуна «словно неподошедшее тесто»; хайдакские даргинцы часто сравнивают красивую, телесно налитую женщину с пельменем: курцгван риц1ибил «букв.наполненная словно пельмень», а про худую женщину говорят: г1ярчмикгван карурц1ибил «букв. обтесанная, словно хлыст», урахинцы про худую женщину говорят бит1ак1ибси ургидергагъуна «словно натянутый лук» и т.д. 
Таким образом,  каждый народ видит мир через свою призму. У каждого даргинца своя языковая картина мира. Существующий в коллективном сознании любого этноса национальный миропорядок, национальный семантический состав слов немыслим без разветвленной системы оценок, без отраженных в языке национальных ориентиров, а также без раскрытия внутренней формы фразеологических единиц, паремий и других образных выражений.
Интерес к лингвокультурологическому аспекту, связанному с языковой картиной мира в целом, сейчас усиливается, так как именно образные выражения считаются яркими носителями культурной информации и показателями интеллектуально-эмоционального освоения окружающего мира. Они отображают менталитет народа и помогают понять всю глубину его обычаев, традиций, ценностей. В  оценке качеств человека терпение занимает лучшее место, так как она связана с нравственными позициями человека, с его отношением к другим людям.
Понятие кьисмат  пришло в жизнь дагестанцев вместе с исламом. Если посмотреть на это слово через призму дагестанских языков, сравнить ту роль,  которую оно играет в языковой картине мира дагестанцев, то мы видим у них много общего.  «Судьба» – ключевое слово, представляющее собой ядро национального и индивидуального сознания. Это универсальный концепт. Воспринимается это не как средство коммуникации, а как  неотъемлемый и важнейший компонент национальной культуры. Концепт судьбы в даргинском языке характеризуется традиционной для этого понятия связью с идеей событийной детерминации, «сужденности». 
В даргинской культуре положительно оцениваются такие морально-этические ценности, как добро, честность, добропорядочность, ответственность и пр. Когда мы обращаемся к анализу отдельных пословиц, особенности их содержания позволяют говорить как об универсальных представлениях о действительности, в частности, как о нравственном мире человека, так и о культурно-специфических особенностях взгляда на мир.
Механизм стыда –  главный регулятор поведения человека и отношений между людьми. Стыдно не соблюдать принятый в горском обществе этикет: защита своей земли, чести женщины, уважение к старшим и родителям, участие в общих радостях и горе.
Даргинская картина мира отражает некоторые    «срезы» восприятия времени, некоторую  «философию» времени, свойственную данному народу. Способы выражения времени важны и для фразеологического и паремиологического фондов  языка. Любое произведение искусства слова, в том числе и фольклорное, развертывается во времени объективно данного, использует многообразие субъективного восприятия [Лихачев 1997: 7].
Специфика временных представлений даргинского этноязыкового сознания до сих пор не была предметом специального исследования.
Понимание времени есть показатель, характеризующий культуру того или иного этноса. В даргинском языке  провозглашается сила времени, которой подвластно все: время уподоблено лекарству.  Замнали сагъвиру «Время вылечит»; Заманали далдуршу «Время все расставит на свои места», замана берк1ес «время провести».
Мир даргинца,  окружающие его  животный мир и  природа отражены и в проклятиях и благопожеланиях, используемых даргинцами в устной речи: Дарг хусдук1уле, хуре гъямдук1уле, гатне мявдук1уле, х1у рудаке ганзрук1уле рашабе х1у  «Чтоб волочились по земле все внутренности твои, пусть лают на них собаки, а кошки мяукают, и чтобы ты шла, наступая на них».
Наши наблюдения показывают, что национальное своеобразие усиливается  в проклятиях  различных даргинских диалектов. Так, например, наиболее ярко эмоционально-экспрессивный настрой передается в проклятиях мекегинского, кубачинского, цудахарского и урахинского диалектов, а также в губденском, кадарском, канасирагинском и мурегинском говорах. Язык в таких проклятиях более насыщен и богат, чем в литературном даргинском.
Факт национально-культурного наследия, сознательное представление человека о мире,  формируемое  повседневным опытом – есть языковая картина мира.Она позволяет установить какие-то свойства предметов, а их отношения находят отражение в языке, т.е. тем самым выявляется своеобразие мировидения, его связь с материальной и духовной жизнью народа, национально-культурная специфика языка.   
Особое видение мира в каждом языке создается благодаря метафоризации. ФЕ также способствуют возникновению национально-культурного колорита языковой картины мира.
Метафоризация проводится на основе общего признака (качества, величины, интенсивности) в разной степени существенного для понятий, передаваемых содержанием исходного словосочетания и переносно-образным значением фразеологизма, паремии. Метафоризация может опираться на сходстве от впечатлений, которые различные явления вызывают, или на одинаковую реакцию на них. Показательны в этом отношении ФЕ, базирующиеся на сопоставлении в образе восприятий наших пяти чувств и абстрактных понятий, порождающих приятные или неприятные ассоциации: дарг. бугаси лезми (букв. острый язык),  дек1си някъ (букв. тяжелая рука) и т.д.
Одним из главнейших признается использование метафоры в языковой системе как средство номинации.  Особо выделяются метафорические значения зоонимов. Они могут быть связаны с семантической сферой предмет. В даргинском языке зоонимы активно участвуют в процессе номинации названий растений.  Зоонимы здесь способствуют различению фитонимов. Примеры: къянала жерши «разновидность подснежников» от къянала «вороний» + жерши «лук», гегугла кьяшми «первоцвет» от гегуг «кукушка» + кьяшми «ноги», ирчи кьар «осока» от ирчи «конь» + кьар «трава», бизила ляг1 «разновидность мяты» от бизила (кайт. диал.)  «кошачье» + ляг1 «ухо», гвярила кьар «люцерна» от гвярила «заячья» + кьар «трава».
Интересны загадки даргинского народа. Посредством номинации животных в них  репрезентируется образное восприятие многих реалий окружающей действительности:  ц1яб дурхъиб х1унт1ен урчи  «язык» ( букв.  «в темном чулане красный конь»),  ц1яб дурхъиб – бялхъя урчи «язык» (букв. в темном чулане быстрый конь»).
Тело земли, животный мир, растительность определяют образ мира. Например, в произведениях Батырая  доминируют  в образах зоонимические метафоры: къаплайцад гьунар дикьул «подобный льву», т1вях1 кункил урчи «легконогий конь, ял-кьама мургье бидав «конь с золотой гривой»,  бец1лизиб мукьарлисон «ягненок, схваченный волком», ахъ шурла ц1удар хъирхъа «высокого утеса черная галка», хьар вац1айла хьанц1ил биц1 «равниного леса серый волк». В древности даргинцы, как и другие народности Дагестана, имели разнообразные формы религиозного сознания. Тотемистические представления, как правило, отражают жизнь людей первобытнообщинного строя, занимавшихся охотой и собирательством. В старину даргинцы  имели тотемы, обращаясь к которым люди просили милостей у природы. 
С этим связано наличие поверий и примет у даргинцев, согласно которым нельзя трогать или причинять боль тому или иному животному, насекомому, птице.
Паремии как часть языковой системы» выступают в качестве хранилища культурных традиций народного менталитета, в них наиболее ярко подмечены и отражены моменты жизнедеятельности представителей даргинского языкового социума. Национальная специфика паремий отражает образ жизни и характер народа; его традиции, обычаи; этнический быт:   х1ура х1ерии, царх1илтира бати «сам живи и другим дай жить», берх1ила удир лерилра цагъунтира «под солнцем все одинаковы».
Из вышеперечисленного можно сделать вывод о том в каждом  языке представлены  культурные концепты. Это объясняется тем, что фразеологизмы, паремии, приметы, проклятия  высвечивают национальные и культурные традиции носителей языка. Это показывает, что в  таких единицах языка выражаются общечеловеческие чувства, психическое и физическое состояние человека.
Национальная специфика эмоционально-окрашенных единиц отражает образ жизни и характер народа, его традиции, обычаи, этнический быт и т.д. Следовательно, они являются не только носителем собственно языкового значения, но и «проводником» культурной семантики; являются не только знаком языка, но и выполняют функцию знака культуры.
В свете полученных нами результатов просматриваются перспективы дальнейшего изучения проблемы, в частности, исследование культурных концептов в разных дагестанских языках, с целью определения универсальности или различия ядерных и периферийных концептуальных признаков.







СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Абдуллаев А.А. Верность художественного перевода // Семантика языковых единиц разных уровней. Вып. 7. – Махачкала, 2000.
2. Абдуллаев А.А. Проблемы художественного перевода: социолингвистический анализ. – Махачкала: ГУП «Даг.кн. изд-во», 2002.
3. Абдуллаев А.А. Языковая жизнь и языковая личность в Дагестане. –  М., 2003.
4. Абдуллаев З.Г. Даргинский язык. М., 1993.
5. Абдуллаев С.Н. Грамматика даргинского языка. Махачкала, 1954.
6. Абдуллаева А.З. Фразеология кумыкского языка в сравнительном освещении: Автореф. дис…. докт. филол. наук. –  Махачкала, 2002.
7. Абдулкадырова П.М. Компаративные ФЕ хайдакского диалекта даргинского языка и английского языка. Автореферат на соискание ученой степени кандидата филологич. наук. – Махачкала, 2010.
8. Алексеев М. Е. Вопросы истории языка в трудах Ш. И. Микаилова // Проблемы сравнительно-исторического исследования морфологии языков Дагестана. - Махачкала, 1992. - 139-141.
9. Алексеев М. Е. Сравнительно-историческая морфология аваро-андийских языков. - М.: Наука, 1988. - 223 с.
10. Алиева З.З. Национальный характер и его развитие в современной дагестанской литературе // Художественные искания в современной дагестанской литературе. –  Махачкала, 1983.
11. Антропологическая лингвистика: Концепты. Категории/ Под ред. Ю.М. Малиновича. - Москва - Иркутск: ИЯ РАН; ИГЛУ, 2003. - 251 с.

12. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка / Ю.Д. Апресян. - М.: Наука, 1974. - 367 с.
13. Апресян Ю.Д. Некоторые соображения о дейксисе в связи с понятием наивной модели мира/ Ю.Д. Апресян // Избранные труды. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. –Т. 2. – С. 629-650.
14. Арутюнова Н. Д. Введение Н.Д. Арутюнова // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. - М.: Индрик, 1999. - С. 3-10.
15. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. -М: Наука, 1988, - 341 с;
16. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. – 896 с.
17. Аскольдов С.А. Концепт и слово / С.А. Аскольдов // Русская словесность: Антология / Под ред. проф. В.П. Нерознака. – М.: Academia, 1997. – С. 269 – 273.
18. Аскольдов С.А. Межкультурная коммуникация / С.А. Аскольдов // Практикум. Ч. I. – Нижний Новгород, 2002. – С.84.
19. Аспекты семантических исследований / Под ред. Н.Д; Арутюновой и А.А. Уфимцевой. - М.: Наука, 1980. - 355 с.
20. Багомедов М.Р. Словарь даргинских личных имен. Махачкала,2006.
21. Баранов А.Н. Постулаты когнитивной семантики / А.Н. Баранов, Д.О. Добровольский // Известия РАН. Сер.лит. и яз. - 1997. - Т. 56. - № 1. - С. 11-1 21.
22. Бербешкина З.А. Совесть как этическая категория.– М.: Высш. шк., 1986.
23. Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика / ЫН. Болдырев. - Тамбов: ТГУ, 2000.-123 с.
24. Борщев В.Б. Естественный язык-наивная математика для описания наивной картины мира / Московский лингвистический альманах Вып.1 Спорное в лингвистике.-М.:Школа: «Языки русской культуры»,1996. С. 203-225.
25. Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка / К. Бюлер // пер. с нем. / Под ред. Т.В. Булыгиной. – М.: Прогресс, 2000. - 503 с.
26. Вайсгербер Л. Язык и философия // Вопросы языкознания,1993 №2.
27. Васильева Г.М.   Национально-культурная   специфика   семантических неологизмов: лингвокультурологические основы описания. СПб., 2001.
28. Вежбицкая А. Лексикография и концептуальный анализ. Анн Арбор, 1985.
29. Верещагин Е. М; Костомаров В. Г. Язык и культура. М., 1976.
30. Верещагин. Е. М, Костомаров В. Г. Национально-культурная семантика русских фразеологизмов // Словари и лингвострановедение. М., 1982.
31. Виноградов В. В. Лексикология и лексикография. М., 1977.
32. Виноградов В.В. Основные типы лексических значений слова - М.: Наука, 1977.-С. 162-189.
33. Влахов С; Флорин С. Непереводимое в переводе. М., 1986.
34. Воркачев С. Г. Концепт счастья: понятийный и образный компоненты / С.Г. Воркачев // Известия РАН; Сер.лит. и яз. - 2001а. - Т. 60. – № 6. - С. 47-58.
35. Габибуллаева П.М. Фразеологические единицы сирхинского диалекта даргинского языка. Автореферат дисс. канд. фил. наук. Махачкала, 2010.
36. Гак В.Г. Пространство вне пространства / В.Г. Гак // Логический анализ языка. Языки пространств. – М.: Школа «Языки русской культуры», 2000. – С. 127-134.
37. Гак В.Г. Фразеорефлексы в этнокультурном аспекте // Филологические науки. – 1995. № 4. С. 47-56.
38. Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевро¬пейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ проязыка и протокуль-туры. Ч. II. Тбилиси: Изд. ТГУ, 1984.
39. Гасанова С.М. Очерки даргинской диалектологии. Махачкала, 1971.
40. Гасанова У.У. Лексический состав  и словообразование хайдакского диалекта даргинского языка. Махачкала, 2011.
41. Гачев Г. Национальные образы мира. М.. 1987.
42. Гацайниева Г.К.  Соматические ФЕ даргинского и русского языков. Автореферат на соискание ученой степени кандидата филологич. наук. – Махачкала, 2007.
43. Гацайниева А.К. Словообразовательный потенциал названий частей тела человека в русском и даргинском языках.  Автореферат на соискание ученой степени кандидата филологич. наук. – Махачкала, 2010.
44. Григорьев В.П. Статьи НАЧАЛО и КОНЕЦ в «Словаре языка русской поэзии XX века» // В.П. Григорьев, Л.И. Колодяжная, Л.Л. Шестакова // Логи¬ческий анализ языка. Семантика начала и конца. - М.: Индрик, 2002. - С. 401-410.
45. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М., 1985.
46. Гуревич А.Г. Концепт света и тьмы в русской и английской языковых картинах мира: Автореф. дис….канд.филол.наук. – Махачкала, 2005.   
47. Гуревич В.В. «Новое» и «старое» в их отношении к «началу» / В.В. Гуревич // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. -М.: Индрик, 2002. -С. 56-60.
48. Гусенова Н.М. Кассагумахинский говор даргинского языка. Автореферат на соискание ученой степени кандидата филологич. наук. – Махачкала, 2011.
49. Гюльмагомедов А.Г. Дагестанская фразеология: История. Состояние и перспективы // Проблемы фразеологии и фразеографии. – Махачкала, 1990. С. 5-12.
50. Гюльмагомедов А.Г. К проблеме исследования языковой картины мира // Языкознание в Дагестане. Лингвистический ежегодник. -Махачкала: ДГУ, 1998. №2. С. 10-15.
51. Девлетмурзаева У.Д. Концепты «начало» и «конец» в аварской языковой картине мира. Автореферат на соискание ученой степени кандидата филологич. наук. – Махачкала, 2011.
52. Ельмслев Л. Можно ли считать, что значения слов образуют структуру? // Новое в лингвистике. Вып. 2. М., 1962.
53. Жданова Л.А., Ревзина О.Г. «Культурное слово» милосердие // Логический анализ языка: Культурные концепты. – М.: Наука, 1991.
54. Загиров В.М. Лексика табасаранского языка. Махачкала, 1981.
55. Зализняк А. А. Семантика «начала» с аспектологической точки зрения // Зализняк А., Шмелев А.Д. // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. - М.: Индрик, 2002. - С. 211-224.
56. Золотова Г.А. Синтаксический словарь. Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса / Г.А. Золотова. - М.: Наука, 1988. - 440 с.
57. Зубкова Л.Г. Лингвистические учения конца XVIII – начала XX века: Развитие общей теории языка в системных концепциях. – М., 1989. С.32.
58. Ильясов М.В. Цуиринский говор даргинского языка. Автореферат дисс… канд. филол. наук Махачкала, 2007.
59. Исаев М-Ш.А. Структурная организация и семантика фразеологических единиц даргинского языка. – Махачкала, 1995.
60. Кадибагамаев А.К. Сирхинский диалект даргинского языка. Махачкала, 2003.
61. .Карасик В.И. Язык социального статуса В.И. Карасик. - М.: Гнозис, 2002 .-333 с.
62. Кунин А.В. Внутренняя форма фразеологических единиц // Слово в грамматике и словаре. – М.: Наука, 1984. С. 183-188.
63. Кубрякова Е.С. Язык пространства и пространство языка (к постановке проблемы) // Известия РАН. Сер. лит. и яз. - 1997. - Т. 56. -№3.- С. 22-31.
64. Кушу С.А. Лингвокультурные концепты как отражение языковой картины мира: Автореф. дис….канд.филол.наук. – Майкоп, 2004.
65. Лихачёв Д.С. Концептосфера русского языка / Русская словесность: От теории словесности к структуре текста. – М., 1997. С. 280-287.
66. Лихачев, Д.С. Русская словесность / Д.С. Лихачев // От теории словесности к структуре текста: Антология / Под ред. проф. В.П. Нерознака. – М.: Academia, 1997. – С.282.
67. Магамдаров Р. Ш. Лингво-культурологический анализ концепта «Фемина» в лезгинском языке. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Махачкала 1999.
68. Магомедов Р.М. Памятники истории и письма даргинцев 17в. Махачкала, 1964.
69. Магометов А.А. Кубачинский язык. Тифлис, 1963.
70. Майтиева Р.А.Структурно-семантическая характеристика пословиц и поговорок даргинского языка в сопоставлении с английским» Автореферат на соискание ученой степени кандидата филологич. наук. – Махачкала, 2011.
71. Маллаева З.М.Видо-временная система глагола аварского литературного "языка: Автореф. дис. доктора филол. наук. Махачкала, 2000.
72. Малинович  Ю.М. К проблеме семантически сопряженных категорий ти¬па «Жизнь – Смерть», «Добро – Зло», «Любовь – Ненависть», «Преступление – Наказание» // Лингвистические парадигмы и лингводидактика: Материалы VII Междунар. практ. конф., Иркутск, 24-27 июня 2002г. – Иркутск: БГУЭП, 2002. - С. 97-99.
73. Маслова В.А. Лингвокультурология: Учебное пособие / М.: Академия, 2001. - 208 с.
74. Матвеенко В.А. Начало как продолжение и конец как исполнение (на ма¬териале старо- и церковнославянского языка) / В.А. Матвеенко // Логический анализ языка. Семантика начала и конца, – М.: Индрик, 2002. – С. 96-108.
75. Мельников Г.П. Принципы системной лингвистики в применении к проблемам тюркологии // Структура и истории тюркских языков. – М.: Наука, 1971.
76. Мельчук И.А. Опыт теории лингвистических моделей «Смысл-Текст». – М., 1974.
77. Мечковская Н.Б. Концепты «начало» и «конец»: тождество, антонимия, асимметричность / Н.Б. Мечковская // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. - М.: Индрик, 2002. - С. 109-120.
78. Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. 2-е изд. испр.– М., 1996.
79. Микаилов К. Ш. Об аварских прозвищах (к интерпретации категории) // Ономастика Кавказа. - Махачкала, 1976. - 306-318.

80. Мусаев М-С.М. Лексика даргинского языка. Махачкала, 1978.
81. Мусаев М-С.М. Даргинский язык. М., 2005.
82. Муталов Р. О. Ицаринский диалект даргинского языка. Автореферат на соискание ученой степени кандидата филологич. наук. – Махачкала, 1992.
83. Муталов Р.О. Глагол даргинского языка. Махачкала, 2003.
84. Мухин A.M. Лингвистический анализ. Теоретические и методологические проблемы.- Л., 1976.- 282с. 97. ' Николау Н. Г. Греция: Лингвострановедческий словарь. - М . , 1995.
85. Народы Дагестана. М., 1995.
86. Неретина С.С. Тропы и концепты//www.philosophy.ru
87. Павиленис Р.И. Проблема смысла. Современный логико-философский анализ языка / Р.И. Павиленис. – М.: Мысль, 1983. - 286 с.
88. Падучева Е.В. Говорящий как наблюдатель: об одной возможности при¬менения лингвистики в поэтике / Е.В. Падучева // Известия РАН. Сер.лит и яз. - 1993. - Т. 52. -№3. - С. 33-44.
89. Падучева Е.В. Дейктические компоненты в семантике глаголов движения/ Е.В. Падучева Логический анализ языка. Семантика начала и конца, - М.: Индрик, 2002.-С. 121-136.
90. Падучева Е.В. Фазовые глаголы и семантика начинательности / Е.В. Падучева // Известия РАН. Сер.лит. и яз. - 2001. - Т. 1. - С.29-39.
91. Падучева Е.В; Высказывание и его соотнесенность с действительностью (Референциальные аспекты семантики местоимений) 7 Е.В. Падучева. - М.: Наука, 1985.-271 с.
92. Палашевская И.В. Концепт «закон» в английской и русской лингвокуль-турах: Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02,20 / ВГПУ. - Волгоград, 1999. -23 с.
93. Панченко Н.Н. Средства объективации концепта «обман» (на материале английского и русского языков): Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.20 / ВГПУ. - Волгоград, 1999. - 24 с.
94. Попова З.Д. Очерки по когнитивной лингвистике / З.Д. Попова, И.А. Стернин. - Воронеж: ИСТОКИ, 2001. - 191 с.
95. Постовалова В. И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М., 1988.
96. Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека / В.И. По¬стовалова // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. - М.: Наука, 1988.-С. 8-69.
97. Потебня А.А. Мысль и язык  - М.: Лабиринт, 1999. - 272 с.
98. Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка .
99. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и соче¬таемость / Е. В. Рахили на. -М.: Русские словари, 2000. —416 с.
100. Рахилина Е.В. Основные идеи когнитивной семантики / Е.В. Рахилина // Фундаментальные направления современной американской лингвистики. - М.: УРСС, 2002.-С. 370-389.
101. Ревская Н. Е. Психология и педагогика: Краткий конспект курса лекций / Н.Е. Ревская. - СПб.: ООО «Издательство "Альфа"», 2001.304 с.
102. Рудакова, А.В. Когнитология и когнитивная лингвистика / А.В. Рудакова. – Воронеж, 2002. – 69с.
103. Свидерский В.И. Конечное и бесконечное: Философский аспект пробле¬мы / В.И. Свидерский, А.С. Кармин. - М.: Наука, 1966. - 320 с.
104. Серебренников Б. А. О материалистическом подходе к явлениям языка. М„ 1983.
105. Серебренников Б.А. Язык отражает действительность или выражает ее знаковым способом? / Б.А. Серебренников // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. - М: Наука, 1988. - С. 70-86.
106. Солодуб Ю. П. Русская фразеология как объект сопоставительного структурно-типологического исследования  (на материале фразеологизмов со значением качественной оценки лица). М.» 1985.
107. Солодуб Ю.П. К вопросу о совпадении фразеологических оборотов в различных языках // Вопросы языкознания. 1982. № 2. С. 106-114.
108. Солодуб Ю.П. Национальная специфика и универсальные свойства фразеологизмов как объект лингвистического исследования // Филологические науки. 1990. № 6. С. 55-65.
109. Спиридонова Н.Ф. От начала к концу: семантика прилагательного по¬следний IН.Ф. Спиридонова // Логический анализ языка. Семантика начала и конца.-М.:Индрик, 2002.-С. 169-180.
110. Стернин И.А. Концепт и языковая семантика//Связи языковых единиц в системе и реализации: Когнитивный аспект. Тамбов, 1999. Вып.2.
111. Сулейманов А.А. Морфологические категории и словообразование имени существительного в даргинском языке. Автореферат дисс… канд. филол. наук Махачкала, 1975.
112. Сулейманов А.А. Морфология даргинского языка. Махачкала, 2005.
113. Сулейманов А.А. Фонетика и морфология. Махачкала, 2003.
114. Сулейманов Б.С.Даргала литературный мезлизиб девла цалабик ва дев алк1ни. Мях1ячкъала, 1989.
115. Суродина Н.Р. Лингвокультурологическое поле концепта «пустота» (на материале поэтического языка московских концептуалистов). Автореф. дис...канд. филол. наук. Волгоград, 1999.
116. Тарасова И.А. Концепт "вечность" в поэтическом мире Г. Иванова.// Предложение и слово: парадигматический, текстовый и коммуникативный аспекты. Саратов, 2000.
117. Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира / В.Н. Телия // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. - М.: Наука, 1998. -С. 173-204.
118. Темирбулатова С.М. Хайдакский диалект даргинского языка. Махачкала, 2006.
119. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация: Учебное по¬собие / С.Г. Тер-Минасова. - IVL: Слово / Slovo, 2000. – 624.
120. Услар П.К. Этнография Кавказа. Языкознание. V. Хюркилинский язык.- Тифлис, 1892.
121. Уфимцева А.А. Роль лексики в познании человеком действительности и в формировании языковой картины мира / А.А. Уфимцева // Роль человеческо¬го фактора в языке: Язык и картина мира. - М.: Наука, 1998. ~ С. 108-140.
122. Уфимцева Н.В. Русские глазами русских// Язык – система. Язык – текст.
123. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. М.,1986-1987.
124. Фрумкина  Р.М.  Концепт,  категория,  прототип  //  Лингвистическая  и      экстралингвистическая семантика. М., 1992.
125. Харитонов В.И. Концептуальный анализ фольклорной лексики, характеризующей нравственный мир русского человека: Автореф. канд.филол.наук. – Белгород, 1997.
126. Храковский B.C. Кратность. Фазовость / B.C. Храковский // Теория функциональной грамматики. - Л.: ЛО, 1987. — С. 127-180.
127. Хроленко А.Т. Лингвокультуроведение. – Курск, 2000.
128. Худяков А.А. Концепт и значение//Языковая личность: культурные концепты. Волгоград и др., 1996.
129. Ченки А. Семантика в когнитивной лингвистике / А. Ченки // Функциональные и когнитивные теории. – М., 1978. С. 348-356.
130. Ченки А. Семантика в когнитивной лингвистике. Фундаментальные направления современной когнитивной лингвистики / Под ред. А.А. Кибрина, И.И. Кобозевой, И.А. Секериной. – М., 1997. С. 340-369.
131. Чернейко  Л.О.  Семантический  анализ  лексической  системы  русского      языка. М., 1995.
132. Чернейко Л.О. Лингво-философский анализ абстрактного имени / Л.О. Чернейко. - М.: МГУ, 1997. - 320 с.
133. Шахбанова П.А. Карбачимахинский говор даргинского языка. Автореф. канд.дисс. Махачкала, 2011.
134. Шахманова Б.Г. Языковая картина мира как отражение менталитета народа // Проблемы общего и дагестанского языкознания. Вып. V. Махачкала: ДНЦ РАН, 2007. С. 313-317.
135. Швыдкая Л.И. Синонимия пословиц и афоризмов в английском языке: Автореф. дис….канд.филол.наук. – Л., 1973.
136. Шелестак Е.В. О лингвистическом исследовании символов // Вопросы языкознания. № 4. – М., 1997. С. 125-140.
137. Широкова О.П. Жизнь пословицы // Русский язык в школе, 1931, № 6-7.
138. Шмелев А.Д. Из пункта А в пункт В / А.Д. Шмелев // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. - М.: Индрик, 2002. - С. 181-194.
139. Шмелёв А.Д. Функциональная стилистика и моральные концепты // Язык. Культура. Гуманитарное знание: Научное наследие Г.О. Винокура и современность. – М.: Научный мир, 1999. С. 217-230.
140. Шмелёв Д.Н. Современный русский язык. Лексика. – М., 1977.
141. Шрейдер Ю.А. Этика. Введение в предмет. – М.: Текст, 1998.
142. Щедровицкий Г.П. Смысл и значение // Избранные труды. – М., 1995.
143. Щерба Л.В. Опыт общей теории лексикографии / Л.В. Щерба // Языковая система и речевая деятельность. - М.: Наука, 1974. - С. 265-304.
144. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. –  Л.: Наука, 1974.
145. Юсупов Х.А. Обрядовая поэзия даргинцев (общее и локально-особенное). Махачкала, 2009.
146. Язык и мышление. – М.: Наука, 1967.
147. Языковая картина мира «Кругосвет». Энциклопедия, 2001. www.rol.ru.
148. Якушева Г.В. Концепт//Литературная энциклопедия терминов и понятий/Под ред. А.Н. Николюкина. М., 2001.
149. Ясперс К. Смысл и назначение истории. – М.: Изд-во «Республика», 1994.
150. Чапаева Р.М.  Нижнемулебкинский говор даргинского языка. - Махачкала, 2012.



                ОГЛАВЛЕНИЕ


ПРЕДИСЛОВИЕ……………………………………………………..................3

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА…………………………………………...4

1.1. Основные понятия лингвокультурологии……………………..………...4

1.2. Языковая картина мира…………………………………………………...15
1.2.1.Особенности даргинской языковой картины мира…………………….23
1.2.2.Факторы, формирующие национальную языковую картину мира…...29

1.3. Концептуальная картина мира……………………………………………40
1.3.1. Концепт как основа языковой картины мира………………………….48

1.4. Взаимосвязь концептуальной и языковой картины мира……………….52

1.5. Язык фольклора как компонент культуры этноса……………………….57
Выводы: ………………………………………………………………………...70
ГЛАВА 2. РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ КУЛЬТУРНЫХ КОНЦЕПТОВ В ЛЕКСИКЕ И ФРАЗЕОЛОГИИ ДАРГИНСКОГО ЯЗЫКА……………...72
2.1.Основные типы культурных концептов в даргинском языке …………...72

2.2. Культурные концепты во фразеологических единицах…………………94
2.2.1.Роль зоонимической метафоры в создании даргинской языковой картины мира………………………………………………………………….111

2.3. Культурные концепты в пословицах и поговорках  и приметах..…….127

2.4. Культурные концепты в проклятиях и благопожеланиях...…………...135

Выводы………………………………………………………………………...149

ЗАКЛЮЧЕНИЕ……………………………………………………………...151

СПИСОК  ИСПОЛЬЗОВАННОЙ  ЛИТЕРАТУРЫ…………………….164