«…- И что все в ней находят? Не понимаю, лично на меня, она не произвела никакого впечатления!
…- Знаете, за столько веков, эта женщина уже сама может выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет…»
Неся на себе серьезный отпечаток времени, кисти художника и характерных особенностей самого образа, «Джоконда» да Винчи, на протяжении веков остается одним из самых известных и одним из самых загадочных шедевров эпохи Возрождения. Как ни одна другая картина мира, она определенно обладает ярко выраженым, сугубо индивидуальным характером восприятия, доходящим порой до какого-то телепатического или спиритического опыта.
Так, одни видят в ней возвышенный идеал, наслаждаясь непревзойденной техникой изображения, эстетической гармонией и художественной красотой полотна. А спокойная, уверенная полу-улыбка Моны Лизы наполняет их сердца умиротворением и ощущением собственной причастности к Вечному.
Другие же, наоборот, рассредотачиваясь взглядом по всему пространству картины, не могут зацепиться ни за границы таинственного пейзажа, ни за конкретность черт портрета. И, оказавшись во власти необъяснимой и жутковатой неопределенности ее улыбки, становятся жертвами болезненно-томительного чувства, тоски или даже суеверного страха, заполняющего все существо их гнетущим непонятным холодом. Видят неживой, «мертвенный» свет, исходящий от образа, и чувствуют наличие какого-то особого, «другого» сокрытого смысла, хитроумно зашифрованного великим мастером под гармоничными пропорциями человеческого тела.
А может и в самом деле, этот портрет, выходя за рамки просто художественной живописи и переходя в более сложные слои восприятия, выполняет роль какого-нибудь очередного научного эксперимента, запрограммированного Леонардо на «вневременность»? Игра с новыми изобразительными средствами, игра со зрителем, игра с эмоциональными глубинами подсознания. Игра, балансирующая на грани, на самой тонкой грани – между жизнью и смертью?
Как бы там ни было, но картина живет собственной жизнью, необъяснимым образом участвуя в процессе взаимообмен энергиями, то оказывая благотворное влияние на людей, то вводя их в пограничное состояние шизофрении или депрессии. Даже краски, специально разработанные художником только для нее, по утверждению работников Лувра, таинственным образом продолжают сложную циркуляцию химических реакций и видоизменений полотна - то приглушая тона, то делая их ярче и отчетливей в зависимости от частоты контактов с публикой.
Помню, однажды, разглядывая одну из ее репродукций, мне подумалось, что, если так же долго всматриваться в лицо оригинала, в ее глаза и улыбку – то наверняка можно почувствовать себя неуютно или чего хуже - заболеть галлюцинациями. Недаром существует множество историй, подтверждающих этот факт. И вот теперь, я переступала порог одного из самых посещаемых залов Лувра, для того, чтобы лично удостовериться в столь знаменитом «эффекте картины». Но уже с самого начала, лишь войдя в помещение, я поняла, что сделать это будет очень не просто, практически невозможно. Под надзором бдительного постового, за метровым периметром ограды, под бронированным стеклом, полным световых бликов от ламп и вспышек фотокамер, Джоконда, лишенная прямого визуального контакта с глазами зрителя– по сути единственно необходимого условия для выполнения задуманного художником сверхъестественного взаимодействия - словно бы лишилась и своей знаменитой мистической силы. Во всяком случае, мне, к величайшему моему сожалению, не удалось ни разглядеть ее в деталях, ни почувствовать ее энергетических эманаций.
Но оглянувшись на всю ее «жизненную траекторию» я утешилась тем, что десяток, другой лет перерыва – абсолютное ничто, по сравнению с временной необозримостью ее измерения.