Игорь Волгин ведет на телеканале «Культура» передачу «Игра в бисер», на которой за круглым столом писатели, поэты, литературоведы и т.д. обсуждают какое-либо известное классическое произведение. И всякий раз Волгин в конце передачи советует: «Читайте и перечитывайте классику», что я с удовольствием делаю и без его советов. Но люблю также смотреть и пересматривать КИНОклассику и советую это делать моим читателям (если, конечно, таковые найдутся).
Заканчиваем разговор о фильме Эльдара Рязанова «Ирония судьбы или С легким паром», снятого в 1975 году. Не гарантирую, что мои рассуждения понравятся всем (это на любителя), но обещаю, что ничего подобного вы еще не читали и не слышали, потому что ничего подобного больше никому, кажется, кроме меня, в голову не придет.
В «Иронии судьбы» много такого, чего в реальной жизни быть не может. Друзья напиваются в бане, шумно себя ведут - и их не забирают в милицию; пьяного Женю в бесчувственном состоянии беспрепятственно затаскивают в самолет; в квартире Нади он поразительно быстро трезвеет. Встречаются и более мелкие несуразности, которые опустим. Но есть в фильме совсем странный эпизод, о котором мне хотелось бы поговорить.
Взбешенный Ипполит носится на своих «Жигулях» по пустому Ленинграду, крутится на невском люду, ударяется о набережную, а из самосвала на его машину высыпается полный кузов снега. Кто это в новогоднюю ночь возит снег, когда все люди сидят за праздничными столами, пьют и закусывают, новогодний «огонек» смотрят? Эпизод с этим шофером самосвала интригует куда больше, чем взаимоотношения Нади, Жени и Ипполита. Там все ясно – помучают, помучают зрителя создатели фильма – и все кончится свадьбой: «По усам текло, а в рот не попало». Так хозяин, прежде чем дать собаке кусочек колбаски, сначала ее подразнит, чтобы она попрыгала, поскулила, а потом уж даст ей заветное лакомство.
Но как объяснить историю с самосвалом? Конечно, Рязанов не собирался загадывать нам загадок, он всего лишь хотел доставить зрителям еще одно удовольствие, позабавить их еще одним комическим эпизодом, гэгом, а гэг не обязан быть правдоподобным. И зритель, посмеявшись, не задумается: а какая необходимость заниматься уборкой снега в Новогоднюю ночь? Но всегда найдется зануда вроде меня, не понимающий юмора, который пристанет с вопросом: зачем? Тушить пожар, устранять потоп, вызванный прорывом канализационной трубы или трубы парового отопления – это понятно. Но что за срочность снег возить? И кто этот таинственный шофер-энтузиаст, для которого и праздник – не праздник? Ясно, что причины для такого поступка у него должны быть очень серьезные. А поскольку этот фильм – не детектив, не криминальная драма, не триллер, а святочная история, комедия на любовную тему, ясно, что без «шерше ля фам» тут не обошлось.
Напомню мысль Горького, что в пьесе героев достаточно выпустить на сцену, а дальше они начинают действовать сами, и утверждение Шахназарова, что в начале съемок кино снимает он, а потом, когда процесс запущен, оно само себя снимает (об этом см. «Ключ с правом передачи»). Те, кому приходилось писать прозу, наверняка с этим сталкивались: герои, созданные его фантазией, начинают действовать как бы самостоятельно и порою такое отчубучат, что автор, придумавший их, только руками разводит. «А знаешь, Татьяна-то, оказывается, замуж вышла!» - сообщил потрясенный Пушкин кому-то из своих знакомых. Вот так и в жизни: родишь детей, растишь их, воспитываешь, а они потом…
Я не знаю, как это объяснить. Возможно, на первом этапе, когда художник «снимает кино», действует его сознание, его разум, рассудок, логика, то есть, то, что он в себе сознает и контролирует, а на втором этапе подключается его подсознание, бессознательное, сверхсознание, и что там еще? - в общем, то, что разумом не сознается и не контролируется, и художнику кажется, что действие на сцене и в кино создано не им, что «кино само себя снимает».
Вторая версия – что кино и вправду «само себя снимает». Художник своим сознанием сотворил в так называемом «тонком мире» призраки, живые химеры, наделил их разумом и характерами, и они начали жить самостоятельной жизнью. Профессор А.Ф. Охатрин создал прибор для наблюдения за микролептонными полями. Если мысленно представить себе образ человека, возникает так называемый микролептонный кластер, то есть, сгусток, и прибор реагирует на него. Этот кластер способен самостоятельно передвигаться, что также фиксируется прибором Охатрина. (Зигуненко С.Н. Неизбежна ли смерть? – М.: Знание, 1992. – Подписная научно-популярная серия «Знак вопроса»; №5, с. 9). Не исключено, что эти кластеры обладают собственным сознанием и могут не только передвигаться в пространстве, но и самостоятельно принимать решения. Создал силой воображения Пушкин кластер - Татьяну Ларину, и она решила: «Но я другому отдана и буду век ему верна».
Александра Давид-Ниэль, первая западная женщина, в 1924 году проникшая в Тибет, рассказала такой случай. Один тибетский иконописец, любивший изображать страшных гневных богов, в течение нескольких недель совершал особый ритуал, призывая одного из таких божеств. То есть, силой мысли он создавал микролептонный образ этого бога. Утром, перед тем, как встретиться с Давид-Ниэль, иконописец как раз рисовал его. Когда он пришел к Александре, за ним следовал туманный образ, в котором она узнала этого бога, потому что раньше видела его изображение на иконах этого иконописца.
«Я невольно сделала жест, выражающий мое изумление. Удивленный художник, подойдя ко мне, спросил, в чем дело. Заметив, что призрак не последовал за ним, оставаясь стоять, где был, я, отстранив моего визитера, сама быстро пошла навстречу ему, вытянув вперед руку. Рука моя коснулась туманной формы. Я ощутила это как прикосновение к некой мягкой субстанции, которая поддавалась при малейшем нажиме, после чего призрак исчез» (там же, с. 10).
Что мы знаем об этом шофере, об этом таинственном «мистере Икс», который в Новогоднюю ночь под звон курантов занимается уборкой снега? Ничего. Но все же кое-что о нем можно сказать со стопроцентной уверенностью. Во-первых, в реальности рязановского фильма он существует, а это уже не мало – не сам же самосвал по городу ездит. Второе: по профессии он шофер, а, значит, работает в одном из автопарков Ленинграда. Пол мужской, образование – вряд ли высшее. Наверно, женат. Не исключено, что выпивает. Как и большинство людей его профессии, в разговоре не чуждается мата. Человек простой, грубоватый, звезд с неба не хватает, но, как говорится, «добрый малый». Для удобства в дальнейшем ему понадобится имя; назовем его, допустим, Гриша. Возражения есть? Возражений нет.
Когда в тумане моего сознания начали, как на фотобумаге, опущенной в проявитель, проступать черты этого неведомого шофера Гриши, я вдруг почувствовал, что он выходит из-под моего контроля. Наконец он оформился, обрел плоть и кровь и зажил самостоятельной жизнью. И получилась такая вот история.
Последний рабочий день старого года подходил к концу. Оставалось сделать последний рейс – отвезти и выгрузить снег, самосвал поставить в автопарк – и домой. Новый год договорились встречать у свояка, и Гриша в уме уже предвкушал праздничное застолье с обильной выпивкой. Пока в кузов загружали снег, он курил возле своего самосвала и наблюдал, как мимо него спешат прохожие: кто с елкой, кто с полными сумками продуктов для праздничного стола, кто ведет за ручку ребенка из детского сада. Короткий зимний день уже сменился сумраком и на улице зажглись разноцветные гирлянды, а где-то впереди пестрела разноцветными светящимися точками елка. Все дышало праздником, будоражило и пьянило ожиданием радостей новогодней ночи.
Вдруг в толпе прохожих появилась знакомая фигура соседки по лестничной площадке Веры. Гриша не любил эту бабу – болтушка, сплетница, все-то ей надо знать, во все-то свой нос сунуть. Когда она приходила к жене поболтать, и они садились на кухне, Гриша уходил в комнату, чтобы ее не слышать, но даже и в комнате, при включенном телевизоре был слышен ее резкий и глупый голос.
Черт ее принес! Она его заметила, и разговора с ней было не избежать. Не слишком стараясь скрыть свою неприязнь, слушал ее болтовню, изредка кивая, а она, как обычно, заливалась соловьем, не замечая, что ее с трудом терпят. И вдруг, как очередную новость, которыми всегда забита ее голова, она сообщила, что к его жене, когда он крутит баранку, захаживает его дружок Ленька Андреев. По ее словам, однажды она, возвращаясь из магазина, видела, как Ленька звонил в их дверь. Увидев ее, он смутился; дверь открыла жена, и Ленька вошел в квартиру. Потом три раза Вера наблюдала в дверной глазок, как Ленька приходил к Гришиной жене, когда он был на работе.
Гриша – человек вспыльчивый, под горячую руку ему не попадайся. До армии его даже из-за этого выгнали из ПТУ – во время перемены прибил одногруппника. Услышав от Веры новость, он забыл и про снег, и про Новый год. Потом, спустя время, он не мог вспомнить, как сел за руль самосвала, как домчался на нем до дома. Жены дома не было – еще не пришла с работы. Он схватил свою охотничью двустволку, начал искать патроны. Обшарил все шкафы, все полки, сбрасывая их содержимое на пол – нету! Вечно жена уберет его вещи – сто лет потом не найдешь.
Потеряв надежду найти, присел на диван. Сердце все так же бешено колотилось, но буря в душе стала немного стихать, и сквозь накрывшие его с головой волны эмоций начали всплывать на поверхность сознания мысли.
- Ну, убью я ее, в тюрьму сяду. Мне это надо? – думал он, сидя на диване и сжимая правой рукой прохладный ствол ружья. – А Ленька, сволочь, будет на свободе жизни радоваться, вместо моей Зинки другую бабу найдет. Уж убивать – так его, да и то на него пули жалко.
Еще посидев и поразмыслив, решил:
- Ладно, живите. Леньке морду набью, и дружба врозь. Зинке тоже сегодня всыплю, а после Нового года разведусь. Хорошо, что ее дома нет – уберег ее господь.
Находиться дома было невыносимо – каждая вещь возвращала его к мыслям о Зинкиной измене. Особенно больно было видеть кровать, на которой Ленька прелюбодействовал с его женой. Захотелось выйти вон, на волю, уйти куда глаза глядят. Гриша оделся, вышел во двор, сел в свой самосвал. Езда всегда его успокаивала, приводила эмоции в норму. Вот и сейчас, поколесив минут пять по городу, он почувствовал, что боль начинает отпускать. Только простора не хватало на ленинградских по предпраздничному забитых машинами улицах. Он выехал за город и по кольцевой дороге, прибавив скорость, резво помчался в сторону Выборга.
Самосвал летел вперед, оставляя позади ревность, обиду, оскорбленное мужское самолюбие, жажду мести.И только снег, о котором он забыл, горой возвышался у него за спиной в кузове самосвала, послушно следуя за ним. Мысли плавали от одной темы к другой. Вспомнил Ирину – она опять приехала из Москвы в командировку и они уже три раза встречались в ее номере в гостинице. Хорошо бы было сейчас поехать к ней, она бы его успокоила. Она умеет успокаивать. Только вроде должен приехать ее муж, чтобы Новый год встретить вместе. Дома ему не сидится!
Почти каждый год Ирина приезжала дней на пять – на неделю в командировку в Ленинград, и не упускала возможности встретиться с Гришей. Дома она не позволяла себе никаких вольностей, никакие «шуры-муры» - боже упаси! Как Татьяна Ларина, в Москве она была «верная супруга и добродетельная мать». Иное дело – командировки. Воспитанная в интеллигентной семье, профессорская дочка, жизнь заполнена искусством, книгами, музыкой – но иногда ее хотелось иного. Как графа Толстого, ее тянуло в общество простых людей, ей нравился этот простой, грубоватый Гриша, нравилось его сильное, волосатое тело работяги. Так после пирожного хочется черного хлеба, посыпанного крупной солью и сырого лука. Совесть ее почти не мучила – она знала, что ее Павлик до сих пор сохранил холостяцкие привычки прожженного бабника, нравился женщинам и не упускал случая. На его регулярные прогулки «налево» Ирина смотрела сквозь пальцы, потому что знала, что по-настоящему он любит только ее, а устраивать ему сцены ревности – только беса тешить. Ревнуй - не ревнуй, горбатого могила исправит.
К приезду Павлика она приготовила стол, принарядилась, сделала прическу, накрасилась. Время шло, а его все не было. Несколько раз звонила домой в Москву, но никто не брал трубку. Неужели опять загулял? Такое уже было однажды три года назад. Отмечали ее день рождения, гости уже собрались, а его все нет. Явился чуть ли не к концу вечеринки, что-то врал о каких-то срочных делах, а от самого женскими духами пахло, и на его пиджаке утром Ирина обнаружила женский русый волос.
Снежная лавина, обрушившаяся на крышу Ипполитова «Жигуленка», подействовала на него отрезвляюще. Так оплеуха, отвешенная человеку в состоянии истерики или холодный душ, вылитый на головы дерущихся приводит их в чувство. Ипполит вылез наружу, пытаясь понять, что с ним только что произошло. На крыше машины горкой возвышался снег, в рыхлом сугробе утопали его ноги в летних ботинках. Вспомнилось: «А у вас ботиночки на тонкой подошве».
- Эй, как ты там? – послышалось откуда-то сверху.
Ипполит поднял голову и увидел торчком стоящий кузов самосвала и незнакомого человека, облокотившегося о перила набережной.
- Извини, брат, я не знал, что внизу твоя машина.
Ирина посмотрела на часы: без двух минут двенадцать. Как умела, открыла шампанское, немного замочив длинный подол вечернего платья. Покачала головой: «Ох уж этот Павлик, ну я ему!», налила стакан шампанское. Гулко и тоскливо куранты отсчитывали последние мгновения старого года.
Ипполит и Гриша сидят в «Жигулях».
- Давай, познакомимся, что ли. Меня Гриша зовут.
- Очень приятно. Ипполит.
- Это как Кису, что ли?
- Какого Кису?
- Кино есть, «Двенадцать стульев». Там тоже был Ипполит. А чего это ты в Новогоднюю ночь по Неве катаешься? Жена, что ли, выгнала?
Ипполит горестно усмехнулся:
- Вроде того. А вы почему в Новогоднюю ночь снег возите? Тоже жена выгнала?
- Можно и так сказать. Слушай, что ты меня «выкаешь»? Давай на «ты». - Гриша посмотрел на часы: - Ого, пять минут первого. С Новым годом тебя.
- Спасибо. И вас… простите, тебя с Новым годом.
- Выпить бы сейчас в честь праздника. У тебя ничего нет?
- Нет, - Ипполит не вспомнил, что у него дома несколько лет лежит бутылка коньяка, которую ему подарили на работе женщины на 23 февраля. - У вас тоже нет?
- Откуда?
- Да, в такое время нигде не купишь.
- Слушай, есть у меня одна знакомая. Вот такая женщина! Только вроде к ней муж должен приехать. Давай съездим, тут рядом.
- А это удобно?
- Если мужа нет – очень удобно.
Гриша и Ипполит перед дверью номера Ирины в гостинице. Гриша приложил ухо к двери, долго прислушивался. Прошептал:
- Вроде никого. Рискнем? В случае чего скажем – номером ошиблись.
Осторожно постучал, дверь охотно открылась. Ирина на мгновение остолбенела от неожиданности, потом радостно бросилась на шею:
- Гришка! Вот здорово! Ты как здесь?
- Да вот, пришел с Новым годом поздравить.
- Ну, молодец. А я тут совсем одна. Мой-то обалдуй не приехал. Наверно, опять загулял, поросенок. Ну, проходи, чего же ты стоишь?
- Только я не один, с другом. Вот, познакомься…
Сцена в номере Ирины. На столе новогоднее угощение, в гостиничных граненых стаканах остатки шампанского.
- Зря вы так, - говорит Ирина Ипполиту, - никогда не надо рубить с плеча. А что, если это правда? Что если он действительно оказался в квартире вашей невесты случайно? Надо же разобраться. Сломать жизнь и себе и ей всегда успеется.
Голос у Ирины грудной, приятный, ласкающий. Устремленный на Ипполита пристальный взгляд будто мягко поглаживает его, успокаивая.
- Я уж и сам сейчас думаю. Может, поехать к ней?
- Ну конечно! Наверняка она сейчас сидит одна, в пустой квартире. И не забудьте прощения попросить – мы, женщины, это очень любим.
- Да, вы правы. Поеду.
- Удачи вам!
- Ну, ты, если что… Дорогу в гостиницу знаешь, - добавил Гриша.
Оставшись, наконец, одни, Гриша с Ириной жадно приникли друг к другу.
Тот же номер в гостинице, но обстановка изменилась. За окнами уже совсем светло. Ирина и Гриша сидят за столом и пьют чай; на Ирине вместо вечернего платья домашний халат, волосы растрепаны. Гриша без рубашки, в одной майке. Постель на Ирининой кровати смята.
- Жена-то у тебя, небось, сейчас с ума сходит, - говорит Ирина, - все милиции, все больницы, все морги обзвонила.
- Ничего, пускай помучается. Я ей еще и не такое устрою.
- Зря ты так. В жизни бывает всякое. Мой-то кобель любовницам счет потерял, а я терплю. И ты терпи. Ради дочки терпи. В конце концов, у тебя самого рыльце в пушку. У жены в глазу соломинку увидел, а у самого-то целое бревно.
В дверь осторожно постучали.
- Войдите, - громко сказала Ирина.
В номер вошел весь какой-то поникший, как наполовину спущенный воздушный шарик, Ипполит.
- Простите, это опять я, - сказал он упавшим голосом. Глаза смотрели жалко и виновато.
- Не убивайтесь вы так. Ну, с кем не бывает? Иногда то, что поначалу кажется несчастьем, со временем оборачивается удачей. Помните, песня такая была? «В жизни всему уделяется место, рядом с добром уживается зло, если к другому уходит невеста…»
- То неизвестно, кому повезло, - закончил Ипполит.
Помолчали. Наконец Ипполит сказал задумчиво:
- Я всегда уважал порядок, считал, что надо сдерживать свои чувства. А этот Женя сказал, что я не способен на великое. Как это он выразился?... «Жизнь нельзя подогнать под готовую схему». Никогда не любил таких, как он, еще со школы. А сейчас думаю: может, он в чем-то прав? Может, иногда действительно стоит выкинуть что-нибудь эдакое? И не ради чего-то, а просто так: встать на голову или петухом прокукарекать… Вот пошел человек в баню. Какой смысл в баню ходить, когда у него дома прекрасная ванна? Ну, ладно, пошел – так он вдобавок напился там до скотского состояния, так, что сам не помнит, как оказался в другом городе, в чужой квартире. А я дома моюсь и не пью, и потому никогда не попаду ни в милицию, ни, тем более, в другой город. Кто из нас двоих нормальный? А Надя выбрала его, а не меня.
- Кстати, о выпивке, - вмешался Гриша. – Магазины уже открыты, а без пол-литра тут не разобраться.
Что было с Ипполитом дальше, мы знаем по второй серии «Иронии судьбы». Мою версию продолжения этой истории можно прочитать в главе «Мясорубка с пропеллером». А теперь посмотрим, чем закончились новогодние приключения водителя самосвала Гриши.
Пьяненький Гриша сидит на диване в своей квартире. Рядом жена Зина.
- Нет, ты мне честно скажи, зачем к тебе Ленька приходил?
- Как зачем? Ты же сам просил его кран починить. Забыл что ли?
Гриша замолчал, силясь своими затуманенными алкоголем мозгами вспомнить. Действительно, было такое. Но сомнения оставались.
- И что между вами потом было?
- А что было? Угостила я его, как положено, он поел, выпил и ушел.
- Ты не финти. Зачем он потом еще три раза приходил?
- Кто это тебе сказал?
- Верка.
- Господи, нашел кого слушать! – засмеялась Зина. – Ты что, Верку не знаешь? Слушай ее побольше, она еще и не такое скажет. Один только раз Ленька и приходил. Он у нас гаечный ключ забыл, вот и пришел за ним. Взял ключ и тут же ушел.
Помолчали.
- Дурачок ты, дурачок! – Зина потрепала поникшую непутевую голову мужа. – К Леньке приревновал. Да никто мне, кроме тебя, не нужен.
Еще помолчали.
- Зин, - уже спокойно сказал Гриша, - А патроны мои где?
- Как где? Ты же сам положил их на верхнюю полку в лоджии.
- Тьфу, блин! А я-то обыскался.
- А ты что, на охоту собрался?
- Да нет… Слушай, ты убери их куда-нибудь с моих глаз.
- А ты сам убери.
- Нет, лучше ты. И не говори, куда спрятала.
- Зачем?
- Так, на всякий случай.
Свадьбу Жени и Нади справляли, естественно, в Москве, а свадьбу Ипполита и Гали в Ленинграде. Гришу Ипполит позвал быть свидетелем в ЗАГСе. А Павлик так и не узнал, с кем его Ирина встречала Новый год. Женя знал – Ипполит сказал ему по секрету, но, конечно, молчал, а в душе злорадствовал: будет знать, как у друга отбивать девушку.
Павлик в новом году остепенился, перестал донжуанить. Что его к этому подвигло? О, это целая история! Я, может, ее как-нибудь расскажу.
Да, чуть не забыл. Иринины командировки в Ленинград закончились, и с Гришей они больше не встречались, о чем ни он, ни она не жалели.
Смотрите и пересматривайте киноклассику.