— Я погибал, и это было страшно. Когда чувствуешь свое бессилие перед подступающими холодом и мраком. Смерть, ужас, злоба, вот что поселилось тогда в моей душе. Но, как это часто и бывает в подобных случаях, начала этого процесса я даже и не заметил. Наоборот, мне тогда казалось, что у меня все в порядке, и что жизнь моя, подчас такая пустая и нелепая, наконец и постепенно налаживается, — Скит Йонтра вздохнул. — Да, уважаемые слушатели, был и такой период в моей жизни. И поскольку я считаю, что зеркало отражений имеет некоторое отношение ко всем тем печальным событиям, то не могу и вам не рассказать обо всем этом.
Итак, совершенно не осознавая, что вступил на путь саморазрушения, я не только не унывал, но, наоборот, радовался и гордился. Да и было, признаться, чем. Во-первых, меня наконец-то избрали в консультативный совет Университета Тэи, чего я довольно давно уже добивался. Во-вторых, после нескольких месяцев безуспешных попыток решить одну исключительно сложную логическую задачу, я все же справился с ней. И в-третьих, мне каким-то образом удалось избавиться от некоторых своих мелких, но весьма досадных недостатков, которые в жизни мне всегда очень сильно мешали. Как то: рассеянности, неряшливости и чрезмерной, как мне тогда казалось, впечатлительности. Однако, на самом-то деле радоваться мне было тогда, конечно же, нечему. И хотя физически я был совершенно здоров, но вот с душевным моим здоровьем все обстояло далеко не так просто. Потому что с вроде бы положительными изменениями в характере моем стали происходить и другие, куда менее приятные перемены. Да, я стал менее рассеянным, но и более черствым при этом. Излишняя впечатлительность уступила место равнодушию, а привычная для меня легкость нрава — угрюмости. Коллеги по Университету, конечно, заметили тогда эти мои перемены, но все списали то ли на усталость, то ли на банальное повышение в должности. Сам же я начал осознавать, что со мной происходит нечто неладное, уже слишком поздно, когда почти ничего уже нельзя было изменить. Расскажу вам лишь о некоторых случаях своего поведения в то время, чтобы вы примерно поняли о чем идет речь.
Однажды, например, я столкнулся со своим сослуживцем, просто в коридоре нашего Университета. Мы отчего-то не смотрели вперед, когда выходили из-за угла, и на полном ходу врезались друг в друга. Ну, казалось бы, что тут такого. Однако все обошлось не совсем так, как того можно было бы ожидать. Коллега мой, конечно, сразу тогда извинился, после чего подобрал с пола упавшие пергаментные свитки и собирался было уже уходить. В то время как я, и сам не зная зачем, вдруг схватил его за лапу и буквально прошипел в лицо, что если еще раз что-нибудь подобное повторится, то ему уже несдобровать. Помню, как он на меня тогда уставился. А я, с удовлетворением отметив про себя эту его растерянность, спокойно пополз по своим делам дальше. Другой случай, у магазина уже. Я выходил с покупками на улицу, а какой-то норр-воришка выхватил у меня одну бутыль из корзины и пустился бежать. Я, конечно же, за ним. Догнал его и ударил в спину. Норр упал. Это был совсем мальчишка еще, но я тогда даже и не обратил на это никакого внимания. А наоборот, схватил стойку ограждения, что стояла неподалеку и… В общем, если бы не случайно подоспевший прохожий, то я, наверное, ударил бы того норра, а, возможно, и еще что похуже. Тут кто-то, — Скит посмотрел на слушателей, — быть может, и возразит мне сейчас, что в той ситуации я был почти что и прав, по закону. Но знаете, такая злоба или даже жестокость были совсем мне не свойственны. Более того, для образованного йонтры, коим я считал себя тогда, подобное поведение представлялось, пожалуй, даже чем-то и позорным. Были, конечно, и другие случаи, о которых я уж сейчас, позвольте, упоминать не стану. В общем, полагаю, и так все предельно ясно.
Единственное, что меня спасло тогда, и чему я поначалу даже и не придал никакого значения, так это некое, едва уловимое чувство, зародившееся в самой глубине моей души, что со мной происходит нечто неладное. Отчего я и решил, немного поразмыслив, конечно, обратиться к одному своему давнишнему приятелю, еще по учебе, который работал в то время в министерстве безопасности планеты. «Лирр, — сказал я ему, когда мы с ним встретились в его кабинете в министерстве, — ты большой дока в разного рода делах, связанных с антисоциальным поведением. Может быть хоть ты объяснишь мне, что со мной происходит?» После чего выложил ему все то странное, что посчитал таковым, и что произошло со мной за последнее время. Он же сначала спокойно меня выслушал, а затем посоветовал обратиться к одному своему знакомому психологу, с которым работал уже давно. Так я и поступил. Через пару дней после этого ко мне на компьютер пришло сообщение от Лирра, в котором он просил на минутку к нему забежать, кое-что прояснить. Я пришел.
Приятель мой был в тот день почему-то подчеркнуто вежлив со мной и корректен. Сказал, что получил отчет того психолога, и что отчет этот ему не слишком понравился. После чего посоветовал взять хотя бы непродолжительный отпуск и отправиться на какой-нибудь курорт отдохнуть. «Да, — сказал он как бы невзначай, — у меня тут есть одно местечко, припасенное для таких вот как раз, как у тебя случаев. Хорошая планета. Ну, может, только немного скучная. Но зато климат там поистине волшебный, да и местные обитатели очень приветливые». На том и порешили. Впрочем, странным был каким-то тот разговор, и он мне не слишком понравился. Странным было еще и то, что Лирр, как оказалось, уже обо всем договорился с Университетом и даже пригласил каких-то представителей, чтобы они проводили меня на ту планету. Помню еще, я даже подумал тогда, что он, по всей видимости, получает комиссионные от фирмы-туроператора. Но я, конечно же, был неправ.
Планета, на которую меня доставили, и впрямь показалась мне сначала довольно-таки скучной. Да еще этот чудной биометрический контроль на подлете. Суровые лица таможенников и повторная, по мне так уже совершенно излишняя пересадка в персональный челнок для приземления. В общем, довольно странное место. Природа же на той планете была и совсем уж никакая. Одна трава. Огромная, в два моих роста. И ничего более. Ни деревьев, ни животных, ни птиц. Странные обитатели — пришельцы из разных миров. Довольно молчаливые, но, в общем, вполне добродушные. Немного чудаковатые, правда. Но так даже веселей, не правда ли? Жили они в небольших одноэтажных домиках, причем не построенных даже, а просто сплетенных из волокон той самой травы, что росла там везде. Из той же травы, которая, как оказалось, была богата белками, они себе и пищу готовили, и делали сок, который пили. В общем: трава, трава, трава. Везде и всюду. «Ну и местечко же ты мне выбрал, приятель, — усмехался я про себя, вспоминая Лирра. — Уж скучнее и страннее этого, наверное, и не сыскать во всей Галактике».
Впрочем, я не унывал. Познакомился с местными, а с некоторыми даже и подружился. Все они были премилые создания. Непосредственные как дети, с одной стороны. С другой же, — наоборот, но не то чтобы умные, а какие-то мудрые. У меня при общении с ними иногда возникало чувство, что я разговаривал с древними вождями диких племен, которые все не столько знают, сколько понимают. Да при этом еще и видят тебя насквозь. Душевное же состояние мое тогда тоже день ото дня улучшалось. И неудивительно. Ведь еще по прилету я как-то сразу почувствовал, что мне стало, пусть совсем и немного, но легче. Что мои гнев, страх и пустота, которые к тому времени уже почти полностью заполняли мою душу, все куда-то незаметно уходят и постепенно рассеиваются. И даже щемящая тоска, посетившая меня отчего-то, когда я провожал взглядом улетевший посадочный челнок, перешла сначала в легкую грусть, а затем и вовсе исчезла.
Так прошел месяц. Я к тому времени уже совершенно поправился и только лишь ждал, когда же наконец снова смогу вернуться на свою родную Тэю. Однако мысли о скором возвращении домой были почти сразу омрачены обстоятельством, что в том месте, куда меня высадили, не было связи с внешнем миром. Никакой. Это мне показалось, конечно, немного странным, но я, чуть поразмыслив, все списал на некую воображаемую методику лечения, которую, по моим догадкам, применяли на этом «курорте». «Ладно, — сказал я себе, — будем ждать». Ждать же мне пришлось неожиданно долго. Вот уже и второй месяц прошел, и третий. Наконец, и даже несмотря на абсолютный душевный комфорт и какое-то внутреннее благодушие, я начал беспокоиться. «Да как же они тут живут-то совсем без связи? — думал я. — Ни компьютеров, ни радиофонов, ничего. А если вдруг что-то произойдет?» Но на планете ничего не происходило. Ровным счетом. Я же к тому времени уже так разволновался, что «что-то» произошло именно со мной. Но не дурное, а скорее наоборот. Я повстречал девушку.
Она была такой же как и я йонтрой, только с Зимнуса. Молодая, сильная и не по годам умная. Я еще никогда не видел таких. А тихая ее веселость и певучий голос совсем покорили мое сердце. Лоэ — так ее звали. Родственников у нее, насколько я мог судить из наших с ней разговоров, не было. Жила она в уединении. И даже здесь, на этой травяной планете, слегка сторонилась иных обитателей. Мы гуляли вместе, лазили по местным «горам», которые были, однако, едва ли не ниже тех домиков, в которых мы жили. Любовались ночным небом и говорили о жизни. О том, какая Лоэ прекрасная и удивительная, и о том, как нам хорошо было вместе. И знаете, — Скит глянул на слушателей, — мне тогда даже не хотелось с ней более близких отношений. Вполне хватало и того, что мы были рядом. У нее была вот только одна, немного странная привычка, которая меня тогда, как помню, немало забавляла. Лоэ, уж не знаю зачем, рыла маленькие прямоугольные ямки. Потом плакала над ними, после чего тщательно их закапывала и никогда более назад к ним уже не возвращалась. С какой целью она это делала, я не знал, а спросить как-то стеснялся. Могу только сказать, что ее домик, в котором она жила, был буквально окружен такими вот ямками словно огородом, в котором почему-то никто ничего не сажал. Наконец я не выдержал и сделал-таки ей предложение выйти за меня замуж. А она даже и не думала долго, а просто так сказала своим тихим голоском едва слышное «да» и все. Я был на седьмом небе от счастья. И несколько дней буквально парил вокруг своей возлюбленной. Вот только сообщить об этом я никому не мог, не говоря уже о том, чтобы официально оформить наши отношения. Поскольку связи с внешним миром все также не было. Впрочем, довольно скоро, что мне дало тогда основания подозревать даже слежку, она неожиданно появилась. Причем персонально для меня. Однажды ночью, глядя в окно своего травяного домика, я вдруг заметил в небе огненный след от садившегося межпланетного челнока.
— Привет, Скит, как ты там? — поприветствовал меня Лирр по радиосвязи, когда я наконец-то смог добраться до места посадки.
— Да все нормально, вот только… — и тут меня как прорвало, — ты чего же это бросил меня тут? Ты что? У меня же работа.
— Господи, Скит, так ты, выходит, так до сих пор ничего еще и не понял, что ли? — отозвался Лирр неожиданно серьезно.
— Нет, конечно. А ты о чем, вообще?
— Слушай, я тебе все объясню. Только ты не перебивай меня. Ладно? Потом свои вопросы задашь, а то мы так с тобой и до утра не закончим.
— Хорошо, — ответил я несколько напряженно, чувствуя какой-то подвох. — Давай, говори.
— Понимаешь, в чем дело, — Лирр вдруг стал каким-то отстраненным, — твое заболевание оказалось, ну, в общем, опасней, чем ты предполагал. Погоди, не перебивай. Ты не знаешь, конечно, но мой психолог тогда, после вашего с ним разговора, сразу же перезвонил мне и несколько минут едва только не орал в трубку, что тебя нужно срочно изолировать. Что у тебя ментальная эрозия, и что ты очень опасен. И что чудо, что ты пока еще никого не убил и не покалечил. Ведь ты же никого не убил, Скит?
— Н-нет, — дрожащим голосом ответил я.
— Ну вот, ну вот. И я тоже тогда стал за тебя заступаться. Но психолог был непреклонен. Что мне оставалось? Пришлось писать доклад по инстанциям и ходатайствовать, чтобы тебя не изолировали, а дали возможность восстанавливать психику амбулаторно. Но все было напрасно. Проклятый психолог, уж чего он там наговорил про тебя в министерстве, не знаю, но только тебя он выставил едва ли не законченным чудовищем. В результате же тебя и отправили сюда, на эту планету.
— Так это что, психушка, что ли? — начиная уже все понимать, пробормотал я.
— И не просто «психушка», как ты выразился, — чуть ли не весело продекламировал Лирр, — а принудительная лечебница для самых опасных преступников созвездия. Да, да, поверь мне. Я уж и сам, конечно, не знаю всех подробностей и нюансов, но в траве, что растет на этой планете, содержатся какие-то вещества, которые делают даже самых опасных маньяков тихими и спокойными. Сам-то ты как себя теперь чувствуешь? — спросил он меня опять и как-то вдруг.
— Да нормально, — ответил я все еще дрожащим голосом. — Но…
— Что «но»?
— А Лоэ, девушка моя, она тоже… н-ненормальная? — я уже еле выговаривал слова.
— Ненормальная? — Лирр чуть было не заорал. — Да ты вообще хоть знаешь, кто это? Да и в ней все дело, собственно. Я просто не мог на вас смотреть, понимаешь? И добился-таки разрешения на экстренную связь. Она, она…
— Что? — спросил я загробным голосом.
— Ничто, — передразнил меня Лирр холодно. Потом помолчал немного, но продолжил. — Она все еще копает?
— Что копает?
— Ну, ямки, вокруг своего дома.
— Да…
— А знаешь, что это, — на этот раз задрожал голос уже самого Лирра, — это могилы.
— Не-ет, — едва не закричал я в ответ. — Нет, быть не может. Маленькие такие…
— Да, маленькие. Это не для взрослых. Я вообще не должен был тебе всего этого говорить, но ты мой друг, поэтому знай: она их… она их… сначала… нет, не могу, прости.
Знаете, — обратился Скит к аудитории, — я чуть было не умер в тот момент. Не хотел жить. Да и сейчас не очень-то хочу, когда вспоминаю. Но наш разговор на этом не закончился.
— Скит, — произнес Лирр после вынужденной паузы, — ты хочешь вернуться? Назад.
И как оказалось впоследствии — это был едва ли не самый важный вопрос в моей жизни. Хотя, наверное, и самый горький.
— Нет! — ответил я недолго думая, но при этом твердо.
— Слава богу, — послышалось в радиофоне.
Потом начались какие-то переговоры, я уж толком и не разобрал. Но Лирр, видимо, забыл отключить дистанционную связь, и я кое-что слышал. Там присутствовали и тот психолог, и еще кто-то из министерства. Трудно было понять. Но только меня, прямо там на месте, буквально погрузили в тот межпланетный челнок. Потом переодели. Сам же я ничего уже не предпринимал, а просто равнодушно всем подчинялся. И потом еще, едва ли не теряя сознания от всего пережитого, долго и неотрывно глядел в иллюминатор на эту зеленую, тихую, но такую обманчивую планету.
По возвращении на Тэю были, конечно, еще сеансы у психолога. И все очень удачные. А спустя еще какое-то время, покопавшись в информационной базе межпланетной сети, я выяснил, что да, действительно, ментальная эрозия — заболевание страшное. Что ведет она почти к полной деградации личности и всегда вызывается сильнейшим шоком или страхом, который буквально разрывает вашу психику изнутри и выворачивает наружу. В точности, как плуг при вспашке поля. И если вовремя не «засеять» это поле-душу чем-нибудь, травой например, то как раз и случается та самая ментальная эрозия. Она сметает весь «плодородный — живой» слой души, обнажая холодный, бездушный камень. Тут вы, — Скит посмотрел на слушателей, — вполне можете спросить меня, а при чем же здесь, собственно, было зеркало. Знаете, я также задавал себе этот вопрос, но уже в связи с причинами моего недуга. И нашел только один ответ, — ту встречу с Гортом, чей «мертвый» взгляд так напугал меня когда-то и который, пусть и не так как прежде, но все еще иногда преследует меня.