Маленький Митя играл в палисаднике.
Ранняя весна осыпала березы блестящими листочками, бросила зеленый шарф на дальний лес.
Небо выгнулось звонким куполом над Митиным домом, раскисшей пашней, над просторным, ликующим миром.
Небо мечет синие стрелы. Теплый воздух дрожит и тает, вольно дышит земля.
Митя лепит куличики. Набивает ведерко сырым песком, опрокидывает на теплую доску. Присев на корточки, любуется работой. Куличи ровные, красивые, и в каждом горит золотой глазок. Это мать посоветовала украсить куличи первоцветами.
Мать стирает. Носит во двор белые горы белья в тазах. Горы дымятся паром. Мать ловко растягивает простыни на веревках и снова уходит в дом. Гудит в открытом окне машинка. Ветер хлопает мокрым полотном. Ветер бродит по саду. Посвистывает за углом сарая. Тренькает незакрытой калиткой, зовет погулять.
Мать, конечно, не велела уходить со двора. Рядом дорога, и по ней грохочут страшные машины.
Митя заглядывает в раствор калитки. Лимонно-желтая бабочка порхает на воле. Волна свежести течет от близкой реки. Митя влезает на скамейку, смотрит поверх забора. Вдали, за дорогой, мелькает в синеве белая стая. Птицы кружатся над речным разливом. Падают снежными комьями к воде, взмывают к солнцу, кричат радостно и тревожно.
«Я только посмотрю, что это за птички. Только спрошу, о чем они говорят», - шепчет Митя и выходит за калитку.
Дорога тиха, пустынна.
«И ничего здесь нет, и не страшно совсем», - бормочет мальчик, карабкаясь на насыпь.
Сапожки скользят в грязи. Митя съезжает на трассу, и тут же гремящее чудовище, вылетевшее из-за поворота, накрывает его и швыряет в кювет.
Митя умер сразу. Боль даже не успела оглушить его маленькое тело, отнять сознание. Он даже не успел понять, что произошло. Просто вдруг стало тихо-тихо. Митя поднял лицо и увидел небо с тающим облачком и белых манящих птиц. Они все так же реяли к солнцу, но Митя больше не слышал их криков. Потом он увидел мать. Она бежала от калитки к дороге, ветер рвал ее волосы и платье. Она упала над маленьким телом на обочине и страшно открывала рот и билась в рыдании.
Митя смотрел и не понимал, почему мать плачет, и что за мальчик лежит у дороги.
- Какой же он маленький! – сказал глубокий мягкий голос совсем рядом, и это был первый звук в оглушающей, ватной тишине.
Митя оглянулся – никого!
- Вовсе нет, - возразил другой голос, звенящий, как серебро, - ему уже почти пять.
- Было бы пять через неделю, - сказал первый голос.
- Кто здесь? - робко спросил Митя.
- Мы, мы…, - сказали два голоса почти одновременно.
- Вы кто? – снова спросил Митя.
- Мы – твои родители, - сказал мягкий голос.
- Зачем ты врешь? – тихо перебил его звенящий.
- Молчи, - возразил мягкий. – Это чтобы он не боялся.
- Папа и мама там! – вмешался Митя и ткнул пальцем туда, где остался его дом, палисадник и красное ведерко в песочнице.
- Нет-нет-нет-нет, - зашептали кругом.
- Какой он смешной, - сказал звонкий детский голос. – Он совсем ничего не знает.
- Ничего, ничего, - подхватили другие детские голоса.
- Я вас не вижу, - слабо прошептал Митя.
Голоса в глубокой тишине пугали. Солнце исчезло. Серебристый туман затягивал все вокруг.
- Ма-ма, - всхлипнул Митя. – Мама, где ты?
- Не плачь! Не бойся! Не плачь! – загомонили голоса. – Сейчас ты увидишь нас.
- Я хочу к ма-а-ме, - испуганно тянул малыш. – Ма-а-ма!
Сильная боль сжала его сердечко. Он увидел тонкий золотой луч, звенящий, как струна. Через мгновение сияющий луч лопнул, и боль ушла. Митя взлетел и перевернулся в воздухе.
- Ой! Ой! – вскрикнул он. Кувыркаться в небе было здорово, легко, весело.
Он всплескивал руками, смеялся и скакал, как мячик, а потом вдруг замер и услышал со всех сторон такой же безмятежный смех. Воздух наполнился золотыми сполохами, которые вдруг обрели очертания. Митя с изумлением увидел, что вокруг полно детей: шаловливых, румяных, с блестящими глазами, шелковыми волосами.
- Здравствуй, Митя, - звенели они наперебой.
- Здрассьте, - растерянно сказал Митя, как учила его здороваться мать.
- Давай играть!
- А как?
- Мы покажем тебе, покажем! – звенели девочки и мальчики, тянули его за руки, щекотали украдкой и все вместе пытались рассказать новую игру.
Митя умчался с ними и не знал, сколько времени так чудесно летал и кувыркался с новыми друзьями, только вдруг почувствовал легкую печаль. Она трогала мягкой лапкой там, где должно быть сердце.
Митя вспомнил, что утром ушел из дома без спроса, и вдруг испугался. Мать, наверное, ищет его и будет сильно ругаться, поставит в угол. Потом он вспомнил себя на дороге и то, что мать была тогда рядом.
Он растерянно оглянулся. Детей как волной смыло. Свет вокруг потускнел, словно наступал вечер. Митя не успел заплакать. Из слабых сумерек к нему шагнула женщина в серебряном платье. Она была высокая, стройная, с красивым лицом и добрыми глазами. Она взяла Митю на руки и понесла куда-то. От нее шло такое же тепло, как от матери. Митя плыл, успокоенный, и видел, что они идут лугами, что травы обильны и тяжелы от росы. Воздух остывал, и медленный красный шар опускался к горизонту совсем как у него дома, в лугах, за деревней. Митя ушел в мягкое забытье. Сон был приятным и беспечальным.
Когда он очнулся, яркий свет бил в окна. Поначалу Митя решил, что он дома. Кроватка, в которой он спал, была точь-в-точь его кроватка, и комната, широкая горница с ткаными половиками и белыми занавесками, точь-в-точь, как у них в избе.
Он соскочил на теплый пол и позвал маму. Но вместо матери пришла вчерашняя женщина. Она взяла Митю на руки, села у окна и смотрела на него ласково глубокими темными глазами. Митя чувствовал тепло, струящееся в сердце. Ему снова стало хорошо, спокойно. Тоска по матери ушла, но он все же спросил на всякий случай:
- Где моя мама?
- Она скоро придет, завтра, - мягко ответила женщина.
Митя, хоть и был мал, уже знал, что такое «завтра». Если взрослые говорили «завтра», надо было ждать.
Женщина спустила его с колен, погладила по головке.
- «Завтра» быстро настанет, - сказала она утешительно. – А пока иди, поуляй, поиграй с другими детьми.
Митя выбежал на улицу. За порогом все было похоже и не похоже на его прежнюю землю. Двор, сад и палисадник исчезли. Не было заборчика с калиткой. Исчезла дорога с грузовиками. Но остались луга, очень похожие на те, что знал Митя. Они тянулись изумрудным полотном до не различимого вдали горизонта. Они дышали и волновались, восходя к небесам. Поодаль светился медью сосен лес. От самой двери убегала тропинка.
Женщина тоже вышла на крыльцо. Она взяла Митю за руку.
- Пойдем, я покажу тебе все.
Она провела мальчика краем луга к лесу. На опушке гомонили дети. Митя не нашел никого из вчерашних знакомых и не захотел играть.
Женщина повела его дальше, в пронизанные светом, звенящие птицами чащи.
Они прошли сумрачным ельником, миновали белые свечи берез.
На солнечной тихой поляне женщина остановилась.
- Подожди свою маму здесь, - сказала она. - Погуляй. Если соскучишься, позови меня. Я буду там, - плавным взмахом женщина указала на большой пень посреди поляны.
Поначалу Митя предпочел держаться возле своей покровительницы. Та присела на пенек, похожий на кресло, блестящая пряжа замелькала в ее гибких пальцах. Митя смотрел заворожено на сверкание нитей. Его бабушка тоже делала так. Она вязала внуку носки и варежки, но никогда у нее не было такой красивой пряжи.
- Ты вяжешь носки своему мальчику?
Женщина подняла лицо от работы и счастливо улыбнулась:
- Вяжу. Только это не носки, а рубашечка.
- Какая красивая, - со вздохом сказал Митя.
- У тебя тоже будет такая, когда твоя мама придет.
- А когда она придет?
- Уже скоро, оглянуться не успеешь.
- Она не умеет вязать.
- Тогда я тебе свяжу, хорошо?
Митя мотнул головой.
- Иди же, погуляй, - женщина подтолкнула его легонько в сторону сосен. – Не бойся. Я всегда рядом, всегда найду тебя.
Митя медленно двинулся через поляну. То золотистый шмель, то пестрая бабочка, то проворная птичка привлекали его внимание.
Среди редких сосен он робко начал бродить в травах, что скрывали его почти с головой. Чудный воздух растекался здесь, полный прохлады и свежести. Митя ни о чем не тосковал, ничего не хотел. Он знал, что мама скоро придет, радовался близкой встрече, и само ожидание было легким и приятным.
Он переходил от цветка к цветку, от дерева к дереву, пока не набрел на звенящий голос ручья. Прозрачная вода вспыхивала солнцем, песок на дне сверкал золотом отражений. Митя залюбовался пестрой галькой. Он опускал ладошки в прохладные струи, доставал камешки, выкладывал их звездочками на берегу. Он все забыл, очарованный бликами и плеском потока.
Вдруг хрустнул сучок под чьей-то тяжелой ногой. Митя вздрогнул и обернулся. Совсем рядом стоял, опираясь на палку, высокий старик. Он был одет в светло-серый костюм и такого же цвета кепку, из-под которой выбивались белые волосы. Митя узнал его. Это был дед Кондрат с пасеки за их деревней.
- Митька! И ты тут! – радостно сказал дед Кондрат, опускаясь на бережок.
- Здрассьте, дедушка Кондрат, - вежливо сказал Митя.
- Надо же, Митька, я тут, и ты - тут, - все удивлялся дед Кондрат, так что Митя решил пояснить:
- Я здесь маму жду. Она скоро придет.
Глаза деда Кондрата подозрительно увлажнились, стали прозрачно-голубыми, как осколок яркого стеклышка.
Он погладил мальчика по голове и вздохнул:
- Эх, ми-ла-ай!
- Она скоро придет, - настойчиво повторил Митя.
- Придет, придет, - согласно закивал дед Кондрат. – Знамо дело, все придут… Только… кто куда….
Митя смотрел непонимающе, и старик добавил поспешно:
- Твоя-то мама точно придет. Совсем другая стала, как ты помер. Все говорила: «Жив мой мальчик, я к нему дорогу найду!» Очень по тебе убивалась. Утешения искала. Знамо дело, в Господе все утешатся. Вот и мы с тобой… утешились.
Дед Кондрат встал:
- Пойду дальше. Здешние места благодатные: смотришь – не насмотришься, дышишь – не надышишься, душе такой спокой, какого сроду не знал. Одно слово – небеса. Да-а…
Дед Кондрат вздохнул глубоко, взялся за свою палку, потом вдруг отбросил ее в сторону.
- А на кой она мне? И без нее хорошо. Вот словно мне двадцать годков опять. Чудеса!
Митя устал от непонятных речей старика, но было приятно слушать знакомого человека и говорить с ним о маме.
- Ну, бывай, - дедушка помедлил, озорно бросил несколько камушков в ручей. – Первым ты мне встретился, Митрий. Пойду, похожу. Бабка-то моя здесь, ай, нет?
Старик выпрямился, стал выше, шире в плечах и бодро, молодцевато зашагал в чащу.
Митя хорошо помнил деда Кондрата и его пасеку в лесу, за деревней. Мать иногда заходила к старику вместе с сыном. Дед ставил на стол древний самовар и плошку с медом. Митя сразу начинал играть, зачерпывал полную ложку и смотрел, как льется янтарная струйка, все тоньше и тоньше, но не рвется.
Пчелы не кусали деда Кондрата. Самого Митю пчела укусила однажды, но не пасеке, а возле дома.
- Это не пчела, а оса, – сказала мать. – Пчелы добрые, и хороших людей не жалят.
- Дедушка - хороший? – спросил Митя.
- А ты сам как считаешь?
Митя задумался. Дед Кондрат очень нравился ему: и потому, что угощал душистым медом, и потому, что рассказывал интересные сказки. А то выкидывал всякие смешные штуки: показывал, как ходит медведь, звенел, как комар, и петухом умел кричать.
- Дедушка хороший, - решил Митя.
- Очень хороший, - согласилась мать и добавила, - он добрый, людей любит и в Бога верит.
- А кто такой Бог? - спросил Митя, но мать промолчала, не смогла объяснить.
Ручей все звенел, сосны шумели, Митя вспоминал деда Кондрата. Интересно, есть ли у него в этом лесу пасека? И если есть, можно ли будет сходить туда, как раньше, с мамой, поесть сладкого меда и напиться чая из самовара?
Мальчик радостно вздохнул, лег в траву и стал смотреть, как муравьи торопятся по делам, кто с былинкой, кто с песчинкой. Кузнечик вымахнул из цветов, но только Митя потянулся потрогать его за острые коленки, скакнул прочь.
Митя не знал, сколько времени провел у ручья. Казалось ему, что снова приходил сон или дрема, когда полдень длится, а легкая истома незаметно стирает звуки и краски, оставляя лишь глубокий покой и тишину забытья.
Когда он открыл глаза, все тот же немеркнущий свет стоял под соснами, разливался в чаще. Митя поднялся с травы и вдруг увидел свою мать. Она стояла недалеко, в тени широкого дуба, и растерянно оглядывалась.
- Мама! – радостно вскрикнул Митя и побежал к ней.
Молодая женщина вздрогнула. Она сначала смотрела изумленно на сына, потом бросилась обнимать его и целовать. Она плакала и смеялась одновременно.
- Мама, я все ждал тебя, ждал. Мне тетя в красивом платье сказала, что ты скоро придешь, а потом дедушка Кондрат тоже сказал.
- Ты видел дедушку Кондрата? – спросила мать, смахивая слезы с длинных своих ресниц.
- Да, он туда пошел, - мальчик махнул рукой в глубину леса. – Он к своей бабушке пошел.
- Ты и бабу Катю его видел?
- Не-ет. Он сказал, она, наверное, здесь.
- А отца видел? Папу своего – видел? – жадно допытывалась мать.
- Не-ет, - смущенно протянул Митя, - папы не было.
Мать задумалась, сникла.
Митя нетерпеливо потянул ее за руку.
- Мама, пойдем, погуляем. Я тебе своих друзей покажу, и тетеньку… Она на поляне сидит и вяжет.
- Подожди, сынок, дай мне в себя прийти, - мать опустилась в траву, прижала к себе сына. Запела песенку, какую Митя всегда любил слушать, про сверчка за печкой, про серого кота в санках. И все смотрела, смотрела на сына, не отрываясь.
- Мама, какая ты красивая, - выдохнул Митя.
Мать оборвала песню.
- Что ты, сынок, я уже старенькая.
Митя искренне удивился:
- Ты совсем не похожа на бабушку!
- Как не похожа? А морщинки здесь и здесь? - мать дотронулась до лица, до глаз.
- А руки, посмотри, какие они корявые, сухие. А волосы… седые совсем…
- Я не вижу, мама, - опять удивился мальчик. – У тебя черные волосы и совсем нет морщин, как у нашей бабы Зины. Ты – моя мама, а не бабушка.
- Неужели правда, сынок? Мне ведь уже семьдесят шесть. Пятьдесят лет прошло…
Тут митина мама тихонько ахнула и всплеснула руками:
- Да ведь ты видишь меня такой, какой я была, когда ты…
Она не договорила, пораженная открытием.
- А ты, сынок, что делал здесь, пока меня не было? Долго меня не было?
- Что ты, мамочка. Я только поиграл с другими детьми, поспал. Потом тетя привела меня в лес. Я посидел у ручейка – и ты пришла. Я знал, что ты скоро придешь. Тетенька мне сказал – «завтра». Уже «завтра», да?
- Да, сыночек, уже «завтра».
Мать обняла его:
- А ты знаешь, какой сегодня день?
- Нет.
- Сегодня – восьмое апреля! – торжественно объявила мать.
Мальчик вопросительно молчал. Он не знал чисел, ни дней, ни месяцев.
- Восьмое апреля, сынок, это день, когда ты умер, - тихо пояснила мать.
- Дедушка Кондрат тоже сказал, что я умер. А как это – умереть? – наивно спросил Митя.
- Ну, это…, мать задумалась, и вдруг просияла, нашла ответ. - Это просто переехать в другое место жить. Вот как ты переехал. Здесь ведь все другое, хоть почти как у нас. Когда ты умер, то есть уехал, я очень по тебе скучала, и очень хотела к тебе приехать, только дороги не знала. И все искала ее, искала… Дедушка Кондрат мне помог найти. И другие люди тоже. Они меня к Богу привели. А Он – прямо сюда.
- А кто такой Бог? – снова спросил Митя, как когда-то давно, на Земле.
И опять мать задумалась, подбирая слова для объяснения.
- Мы должны увидеть Его, - вдруг сказала она, вскакивая на ноги, подхватывая сына. – Он должен быть здесь. Пойдем, поищем?
- Пусти меня, мама, я сам, - сын отчаянно болтал ногами, заливаясь счастливым смехом, пока мать не поставила его на землю.
Они двинулись через поляны и чащи, болтая без умолку, словно две весенние птицы. Лес скоро кончился. На опушке дотронулся до них ветер, принес аромат цветов.
Женщина и ребенок стояли на холме. Вниз уходила цветущая долина, полная садов, озер, ручьев. И дальше, за садами и озерами, посреди изумрудных полотен поднималось золотое зарево, вспыхивали искры игрушечных от расстояния куполов, и вилась многоцветная лента стены далекого города.
- Вот радость-то, вот диво-то! – восхитилась мать. – Ведь это, наверное, вечный город, Митька!
Она снова начала тормошить и подбрасывать, и радостно целовать сына.
- Мы там… мы туда? Давай лучше здесь останемся. Пойдем к тетеньке, к детям, - тянул Митя в другую сторону.
- Не понимаешь, глупенький, - смеялась мать. – Это ведь вечный город, золотой город, наш город, Митька!
- А что там такое, мама? – сын не понимал, отчего мать так оживлена, но ему было хорошо от ее улыбки, блестящих глаз.
- Там…, - мать хотела объяснить, но махнула рукой, радость не давала ей говорить. – Там… сам увидишь, что там. Пойдем быстрее!
Они начали спускаться с холма. Женщина старалась не торопиться. Ребенок то шел, то бежал вприпрыжку, но все равно отставал, и мать останавливалась, поджидая его.
Они быстро двигались в травах, пока не исчезли в долине.