Дело прошлое, в старое время очень любил в кино ходить. Все больше французские фильмы предпочитал. Того же Ришара взять невезучего или там Луи де Фюнеса: комик такой маленький, знаешь? Сидишь, смотришь на эту самую французскую жизнь, плакать хочется - так хорошо. И быт этот загнивающий, и люди какие-то не такие. И любовь. Страсть. Мы с женой часто ходили. И не с женой тоже.
Кстати, о жене. В смысле любви и страсти, жизнь наша с нею очень на французскую похожа. Чисто французская любовь. Такие страсти бывали, какому-нибудь Ришару и не снилось.
Помню, пришел со смены. Настроение не очень. Это же только к слову, что со смены: день отпрыгаешь у станка, потом еще калым часа три – заработать-то надо. Пришел, а тут свои, как говорится, трудности: то кран течет, то у старшей тройка намечается по математике. Младшая учится неплохо, но поймал ее завуч – курила за углом в школе. Жена, конечно, нагрелась от всего этого. Слово за слово. Потом-то ничего, посуду подмели, чайку попили.
Тут звонок в дверь. Открываю: стоят двое с бронежилетах, в касках. Один с автоматом. И соседка нижняя, стерва такая, маячит в тылу у этих. Вы к кому, ребята? – спрашиваю. К убивцу, говорят.
Жена моя выглянула. Нет, чтоб тактичность проявить, интересуется у меня, что ты, мол, Федор, мне не успел рассказать, кого убил сегодня? Эти в касках напряглись особенно от «сегодня». Хорошо, быстро выяснилось: соседка решила, что я жену убиваю. Это, когда мы сервиз двенадцатиместный об пол хряпнули, пока про любовь и семью беседовали. Ребятишки поулыбались и ушли, а жена моя напоследок соседку за волосы и мордой ейного лица об свое красивое колено. Она у меня спортивная, но вспыльчивая. Если б не мой золотой характер, даже не знаю…
Чем кончилось? Пол вытерла в тамбуре: натоптали же эти оцилопы, да и кровь соседкина. Опять чайку попили, тем и кончилось. Года три они с соседкой не разговаривали, сейчас снова дружат.
Вообще в народе нашем тяготение издавна ко всему французскому. Ту же «Войну и мир» возьми. Я, может, ее потому и не прочел, что на каждой странице половина текста по-французски. Так всегда бывает: возненавидишь сперва что-нибудь или кого-нибудь, а потом не разлей вода. Не в смысле «Войны и мира» - мне она до сей поры поперек стоит. Я к тому, что после школы слова французского слышать не мог. Да и где его услышишь в Залесово-то? Полдня до Барнаула ехать, да Барнаул-то тоже не Париж.
А потом незаметно, незаметно полюбил. Через кино, через песни ихние. Ив Монтан как запоет, бывало, все бросаю. Был однажды у брата в деревне. Там радио у них. Бюльбюль-оглы запел. Я тоже все бросил. Все, что под рукой было, все в радиоприемник бросил. Мне дешевле брату новую «Спидолу» купить, чем слушать, как над песней издеваются.
И бригада у нас такая же подобралась. Очень любим французскую жизнь. Мы никому не подражаем, сразу такие, сызмальства. Живем страстно, изо всех сил. Потому что наша жизнь такая, что, если изо всех сил не будешь, то и вообще не будешь. Элементы борьбы всегда присутствуют за существование.
Сидим как-то на перекуре, а Костя Семенов, фрезеровщик, жалится на супружницу свою. Костя у нас парень ничего. В нежном возрасте пятерик отмотал по хулиганке – тоже вспыльчивый до страсти. Прошел университеты, так сказать. Но на этом граните жизненных наук понес потери в плане здоровья. Иначе говоря, глазами ослаб, считай, вовсе ослеп. Минус большое число, и как его на фрезерный взяли, не устаю удивляться. Работает неплохо, но как посмотрит на тебя через свои телескопы – кошмар и ужас. Приходит он регулярно с работы, уставший и потрепанный, а супружница начинает изводить критикой и кидаться тяжелыми словами. Нервная система у Кости ослабленная, хватает он, что под руку попадется и начинает этим размахивать. Беседуют они не в пример нам с женой – на кухне. Мы-то сразу в зал переходим, как люди опытные. Молодежь, что с них взять? А на кухне что может под руку попасть – вилка либо нож. Давно бы Костику загреметь, но супружница приспособилась: смахнет у него с носа очки, и стоит он у стенки, машет вилкой на голос. И от этой грустной картины всем нам печально.
Не знаем, главное, что человеку присоветовать. Казалось бы, чего проще: привяжи очки на резиночку. Но тогда, в очках-то он не промахнется, и меньше того же пятерика не дадут, даже с учетом инвалидности. А так – сплошная мука, но разойтись и слышать не хочет, потому, как любовь. А он еще ревнивый, как в известной французской киноленте «Налево от лифта».
Петрович вступает. Он у нас наладчиком числится. Ничего мужик, хотя с придурью. У него с глазами все отлично. Ему бы с башкой так, как с глазами. А они, глаза-то, даром, что в голове и хорошие, а ума не добавляют. У него своя печаль: бьет его жена тещиной скалкой. Старорежимная скалка всех пережила: уже тещи лет двадцать нет, тестя – считай, тридцать, а скалка только крепче становится. Приходит Петрович из гаража, а жена ему скалкой между ушей. Намекает, что соскучилась, пока муж в гараже прохлаждается. Тоже – французская любовь. Все бы хорошо, да у Петровича голова уже трещит, и никакого выхода он найти не может.
Тут мнения наши расходятся. Кто говорит, врезать надо разок супружнице. Кто советует скалку отобрать и сжечь. Толик, молодой у нас, голос подал: приходите, мол, Александр Петрович чуточку пораньше из гаража. Дите еще, понятно. Рафаил Геннадьич подошел, царствие небесное. Самый старший у нас был, и по возрасту и по жизненному опыту. Ты, говорит, Петрович, кастрюлю на башку надень, полегче будет. Сказал и отошел. Мы посмеялись, тут уж и перерыв закончился.
На следующий день прибегает Петрович и сразу к Рафаилу. Руку жмет, только что не целует. Отбился тот еле, как. Чего, спрашивает, случилось? Захлебывается Петрович словами от радости, благодарит за науку. Только, говорит, подняла жена скалку, надел кастрюлю ей на голову. Кому? – спрашиваем. Жене, конечно, - отвечает. Вы же так меня и научили. Она удивилась, помахала в пустоте и все. Через стенки-то не видит, не Рентген, поди. Одно плохо, кастрюля с натягом зашла. В травму пришлось потом ехать. На такси тратиться. Но зато жену, как подменили – тихая и ласковая.
Тоже – французская любовь. У нас все бригада такая, все общество, можно сказать. Страстные мы и живем изо всех сил.