Уроки писательского мастерства.
ЖЕНСКИЙ РОМАН
В дверь постучали. Редактор отдела взрослой литературы издательства «ЭМСКО» Галина Васильевна Пономарева подняла голову, поправила массивные бифокальные очки.
– Войдите.
На пороге возник худой мужчина в джинсах и растянутом свитере грубой вязки.
– Здравствуйте. Вы мне назначили. На сегодня, на четырнадцать ноль-ноль, ровно.
Редактор вздохнула.
– Проходите, присаживайтесь.
Мужчина проскрипел растоптанными кроссовками до стола, присел, открыл портфель, выложил на стол папку с рукописью, развернул ее лицом к редактору, молча продвинул по столу.
Редактор еще раз вздохнула, опять поправила очки. Посмотрела на шапку, откинула обложку, бегло просмотрела с десяток страниц. Несколько раз ее взгляд цеплялся за отдельные строчки, внимательно сканировал вызвавший интерес абзац, потом бежал по диагонали дальше.
Наконец редактор подняла голову. Сняла очки. С пластмассовым стуком положила их на стол, вздохнула. С десяток секунд молча смотрела на мужчину, а тот, не отрываясь, глядел на нее и ерзал.
– Послушайте... э-э-э...
– Степан Михайлович. Воронцов Степан Михайлович.
– Степан Михайлович. Я принимаю вас уже второй раз, делая это в ущерб другим авторам и своему рабочему времени. И исключительно потому, что Клавдия Воронцова из кредитного отдела банка «Империал», являющаяся деловым партнером нашего финансового директора, а вам приходящаяся женой, попросила уделить вам внимание. А поскольку наше издательство остро нуждается в быстром кредите, директор не смог отказать ей в такой малости.
– Я... я это знаю. Конечно, знаю. Вы мне говорили все это еще в прошлый раз. И жена говорила.
– А что я вам сказала помимо этого, помните?
– Конечно. Что я злостный графоман.
– А еще?
– Еще сказали, что роман нужно полностью переписать.
– Переписали?
– Разумеется. От начала до конца, как вы велели. Вот же он, перед вами.
– Хорошо, тогда потрудитесь объяснить, что значит... – Редактор надела очки, пролистнула пару страниц, возвращаясь к какому-то месту. – Да вот, хотя бы это. «К маю она ощутила, что таскает над печенью зародыша». Это как прикажете понимать?
Мужчина сцепил руки замком, с легкой нервозностью потер ладони друг о дружку.
– Это ведь роман. Женский роман. Жена посоветовала именно женский... Сказала, все лучшие женские романы написаны мужчинами. Даже если на обложке стоит женское имя.
– Ну... допустим. И при чем здесь печень?
– Ну, это героиня почувствовала, что беременна.
– Я вас не понимаю. Думаю, не поймут и читатели.
– Ну, как... Вы в прошлый раз сказали, что нужно отходить от штампов, а я давно заметил, что каждый второй женский роман изобилует набившими оскомину фразами типа: «Она почувствовала, что носит под сердцем ребенка»... Вот я и подумал, что про печень будет свежее и точнее. Анатомически точнее.
– Ладно, допустим. Но почему «таскает»?
– Вы еще говорили, что при всем при этом к тексту надо подходить творчески, искать новые формы изложения, бить читателя жизненностью ситуаций, отказываться от заигранных фраз, слов, меняя их на синонимы. И что нужно писать достоверно, меньше додумывать, не грешить против истины... Иначе это будет очередная заурядно-плаксивая история, каких на книжных лотках десятки и сотни.
– Вы хорошо запомнили мои наставления.
– Разумеется... И я решил заменить слово «носит» на «таскает». Это удар по клише и одновременно необходимая точность деталей. Представьте себе беременную женщину. Она одинока и небогата. Не имеет родственников и не может себе позволить нанять помощника или помощницу по дому. Она до последнего ходит на работу, дожидается, когда сможет уйти в оплачиваемый декретный отпуск. После работы она ходит по магазинам, покупает себе еду, которую еще нужно готовить. Поэтому ребенка она не носит, она таскает его из последних сил. Ей тяжело. А этот бездельник бултыхается у нее в утробе, набирает вес, да еще взбрыкивает конечностями... Это правда жизни и физиология. Сами говорили, что надо писать стильно и без пошлости.
– То есть зародыш, соответственно...
– Ну да. Тоже точность деталей. Какой же он ребенок, если ему всего несколько недель и он пока больше похож на глиста. Ребенком его можно будет назвать странице примерно к сто пятидесятой, не раньше.
– Ага, хоть что-то становится понятным. То есть это ваше: «Она вставала ночью и жрала, жрала, жрала... потом бежала в ванную и блевала, блевала, блевала...», – это в рамках все той же жизненности.
– Ну да. Токсикоз и всякое такое.
– А имя «Эсмеральда» – для усиления эффекта нестандартности. «Эсмеральда жрала и блевала».
– Ну да.
Редактор задумчиво посмотрела на писателя.
– Хорошо, допустим... Хотя, конечно, разговаривая с вами в прошлый раз, я совсем не то имела в виду... – Она опять пролистнула несколько страниц – теперь вперед, – вгляделась в текст. – «Она почувствовала, что зародыш изо всех сил врезал ей одной из своих конечностей прямо по надпочечной железе»... Это та же жизненность и точность?
– Именно.
– И отсутствие пошлости. Так?
– Разумеется. Многолетними усилиями горе-писательниц детские ручки-ножки давно превратились в пошлость. И кто может в точности знать, ручкой или ножкой ребенок заехал своей маме внутри живота.
– А почему тогда «изо всех сил»? Это ведь тоже может грешить против истины. Вдруг у него еще есть силы и он мог бы ударить куда более мощно.
Писатель прикусил губу. Задумчиво помолчал несколько секунд.
– Да, вы правы. Совершенно правы. Это надо обдумать.
– Хорошо, что вы это понимаете. Перепишите роман еще раз и приходите. Договорились?
– Спасибо! – Мужчина вскочил. Забрал рукопись, придвинутую ему редактором, но не стал прятать ее в портфель, прижал свободной рукой к груди. – Вы мне очень, очень помогли. Мне, начинающему автору, важно каждое замечание, тем более от человека вашей квалификации, настоящего профессионала... Теперь я знаю, к чему стремиться.
– Послушайте, – внезапно сказала редактор, – можно вопрос личного характера?
– Конечно.
– Почему вы надели свитер? Насколько я знаю, вы человек не бедный, ездите на «Лексусе» и вообще... В прошлый раз, если мне не изменяет память, вы приходили в костюме за несколько тысяч долларов.
Мужчина смущенно пожал плечами.
– Это как бы... ну, по-писательски, что ли. Хэмингуэй, говорят, ходил в грубом свитере... А это важно?
– Нет, это я так, для себя, из любопытства... Спасибо за откровенный ответ. – Редактор кинула взгляд на настольные часы. – Там, в коридоре, должна сидеть юная дама. Скажите ей, пожалуйста, пусть входит...
В кабинет проскользнула молодая женщина лет двадцати пяти, легкой дробью простучала каблучками до стола.
– Здравствуйте. Я от Сергея Сергеича, приятеля вашего главного.
– Я помню. Присаживайтесь... На чем мы остановились в прошлый раз?
– Вы посоветовали мне переписать роман. Начисто.
– Ага... Переписали?
– Конечно. Я очень, очень хочу издаваться.
– Давайте рукопись...
Около двух минут прошло в молчании. Редактор пролистала страниц двадцать, отложила папку с рукописью. Сняла очки, с мягким пластмассовым стуком положила их на стол, с десяток секунд смотрела на взволнованно ерзающую посетительницу.
– Что ж, неплохо. Это ведь женский роман?
– Да.
– Очень неплохо, – повторила редактор. – По сравнению с прошлым вариантом – день и ночь.
Щеки молодой женщины порозовели.
– Спасибо. Я постаралась учесть все ваши замечания. Так вы меня издадите?
– Возможно, – сказала редактор. – Наш главный нуждается в протекции Сергея Сергеича. Да и вообще, написано действительно неплохо. Я бы сказала – на уровне.
– Спасибо, – повторила посетительница.
– Есть только пара замечаний. Так, несущественных, навскидку.
– Да-да, я слушаю.
– Вот, хотя бы такой момент, касающийся главной героини... – редактор полистала рукопись, – «Внезапно она почувствовала, что носит под сердцем ребенка»... Почему бы вам не написать, допустим, так: «Она ощутила, что носит возле селезенки зародыша».
На лице молодой женщины проступила растерянность.
– Простите... не очень поняла. Какого... зародыша?
– И еще она у вас почему-то совершенно не блюет.
– ...
– Ее ведь у вас зовут Эсмеральдой?
– Нет, она у меня Све... – посетительница с усилием сглотнула, – Светлана.
– Помните, что я вам говорила про точность деталей?
– Помню.
– Ну и какие же устрицы может смаковать Светлана? Устриц может смаковать только Эсмеральда. Ну, или хотя бы Вероника... Хотя нет, Вероника их поглощает.
Посетительница прикусила губу.
– Переписать?
– Ну, если вы хотите издаваться...
– Хочу, очень хочу!
– Тогда жду вас с переписанным романом.
– Хорошо...
Женщина уже дошла до двери, когда редактор внезапно спросила:
– Простите. Можно вопрос личного характера?
– Да, конечно.
– Сколько стоит ваше платье?
Лицо посетительницы опять стало растерянным.
– Платье?
– Ну, или вообще, весь комплект. Платье, туфли, сумочка.
– Тысячи три, наверное, если в евро. Я, если честно, не считала.
– А почему бы вам не надеть свитер?
– Простите... что?
– Ну, джинсы и такой растянутый свитер с кроссовками.
– А при чем здесь...
– Просто Хэмингуэй носил свитер... – Редактор нацепила очки и уткнулась в какой-то текст. – Потом подняла голову и обнаружила в дверях посетительницу. Молодая женщина смотрела на нее во все глаза, приоткрыв рот. – У вас что-то еще?
– Нет, простите... я так, просто. До свидания.
– И скажите, пожалуйста, пусть заходит следующий. Там в коридоре должен сидеть такой молодой мужчина...