- Любишь меня?
- Люблю.
- Расскажи.
- Как люблю?
- Да. Что ты чувствуешь? Только все-все, договорились?
- Честно, как на духу?
- Как на духу. Странное выражение, правда?
- Да, действительно, странновато звучит – «на духу».
- Ладно, не отвлекайся от темы.
- А я и не отвлекаюсь. Я понять хочу, что именно ты хочешь услышать? По глазам читай, пей с губ, руки почувствуй мои, тело. Все здесь, дай свою руку, приложи к груди, слышишь?
- Слышу, сердце стучит. У всех есть сердце и стучит, если не мертвец.
- Так стучит, как мое? Ты уверена? У всех слушала?
- Ну, нет, не у всех…
- То-то, мое не так стучит, ты прислушайся – тук-тук… люблю тебя, тут-тук… очень, тут-тук… ты самая прекрасная, тук-тук... только моя. Что ты смеешься?
- Ты чудной.
- Чудной? Клоун, что ли?
- Да нет, я не в этом смысле. Ты такой необыкновенный, шутишь все время, веселый. Мне с тобой очень хорошо. Словно мы знакомы сто лет.
- Сто лет даже не живут, а тебе всего-то…
- Но ты не говоришь слов. Я слова хочу! Слова! Что ты чувствуешь? Как это у тебя? Пожал-ста, пожал-ста, пожал-ста…
- Не думаю, что слова так важны. Я не очень умею все эти сюси-пуси. Вдруг что не так скажу, обижаться будешь. А я не хочу, чтобы ты обижалась. Я хочу, чтобы ты счастливой была всегда, чтобы глазки твои красивые всегда вот так горели. Знаешь, какой этот огонь?
- Огонь в глазах моих? Ты видишь его?
- Вижу. Ты так только на одного меня смотришь, я наблюдал. Не дай Бог, еще на кого так взглянешь!
- Что тогда?
- Тогда потеряешь меня навсегда. Я не шучу сейчас.
- Да я уже поняла. Такого тебя не знаю совсем.
- И не нужно такого знать. Я сам себя такого боюсь…
***
Это правда, он не говорил слов. Но я каждой клеточкой души ощущала его любовь. Так, как он говорил, – пила ее с губ, вдыхала с запахом его одеколона, получала с каждым ударом сердца. Любовь излучали его глаза, ее передавали его руки, плечи, даже дыхание – то учащенное, то прерывистое.
Я принимала все, как должное. Я думала, что заслужила такое счастье, что достойна его. Отдавала ли я столько же, сколько получала сама? Не думаю.
Мне казалось, что все это никогда не закончится, не обязательно каждый день подтверждать очевидное. Все слова сказаны уже, знакомые ласки, предсказуемое поведение, безупречное, нужно сказать.
Он очень хотел ребенка. Просил, просто умолял. Лежал со мной, смотрел куда-то внутрь своего воображения счастливыми, потемневшими от страсти глазами и говорил тихо-тихо, словно сам с собой:
- Сначала родим девочку. Она будет похожа на тебя: твои волосы, потому что они вьются, и это очень красиво; твои глаза, большие и карие, как вишни; а губы пусть будут мои, ты согласна?
- А чем тебе не нравятся мои?
- Очень нравятся, но у дочери будут мои, это решено! – он очень убедительно рисовал наших будущих детей, словно видел их наяву. – Сын на меня похожий должен быть: мой рост, плечи такие же широкие, руки мои, а губы твои.
- Вот те раз. А у сына губы, почему мои? Они же тебе не нравятся.
- Что мне не нравится? Твои губы? – и он целовал меня, ласкал и нежил, доводя до исступления.
Но однажды он не пришел. Вышел на полчаса за сигаретами и не пришел ночевать. Телефон его молчал. Такое случилось впервые.
Сначала я терпеливо ждала, поглядывая на часы. Ведь мог он по пути встретить кого-нибудь из своих друзей, даже выпить с ними мог, он ведь совершенно нормальный мужик, не белая ворона.
Но время неумолимо шло, уже магазины все закрылись, кафе и рестораны тоже, перестали ходить автобусы, а его все не было.
Под утро, обзвонив все больницы и морги, милицию и скорую помощь, я его нашла. Он лежал в реанимации одной из больниц города. Точнее, о том, что это он, я догадалась по описанию его внешности.
Пока я мчалась в такси, моего любимого перевели в палату. Там я его и застала. Влетев на всех парах, увидев его сидящим на кровати, как ни в чем не бывало, я потеряла дар речи, ноги подкосились от пережитого волнения, и только руки входящего доктора удержали меня от падения.
Что произошло, никто не мог объяснить. Внезапно потеряв сознание на улице, он в состоянии глубокой комы был доставлен скорой помощью в больницу. Проделав все реанимационные процедуры, врачи констатировали остановку сердца, и моего любимого отвезли в морг.
Глубокой ночью он очнулся, чем до смерти напугал дежурного патологоанатома. В реанимации он окончательно пришел в себя, кардиограмма оказалась в норме, врачи разводили руками. При выписке настоятельно рекомендовали провести тщательное обследование в кардиологическом центре.
Через несколько дней мы забыли обо всем, как о страшном сне. Жизнь шла своим чередом. Только о детях разговоров уже не получалось, но тогда я на это не обратила внимания. Ребенок в мои планы пока не входил - я ждала повышения по службе, очередь на получение квартиры продвигалась, всего чуть-чуть оставалось, по моему разумению, до благоприятного времени для рождения детей.
Много раз я мысленно возвращалась в этот период своей жизни. У меня все было, что нужно для счастья. Я любила и сама была любима лучшим мужчиной. Только в такой любви и должны рождаться дети, а карьера, жилье и прочие житейские проблемы здесь не имеют никакого значения.
Однажды он заговорил. Это невероятно, но факт, случившийся в моей жизни, здесь нет, ни грамма, вымысла или преувеличения.
- Знаешь, это правда, я видел и тот коридор, и свет. Я летел на этот свет комочком такого же легкого светящегося облачка. Очень приятное ощущение покоя и тишины, это чувство невозможно передать всеми имеющимися словами. Я больше не боюсь смерти, она не страшна, поверь.
- Ты меня пугаешь! Зачем ты это все говоришь?! Ты смеешься надо мной? Знаешь, что я пережила, когда мне сказали, что ты в реанимации?! Это не шутки! – я плакала, представив, что могла его потерять.
- Успокойся, прошу тебя, я хочу это рассказать. Тогда мне сказали, что время мое пока еще не пришло и вернули. Я не знаю, надолго ли? Что-то здесь я еще не сделал. Я все время об этом думаю, понимаешь? Это разрывает мне мозг, я хочу, чтобы ты все это знала обо мне.
И как мы не догадались тогда? Никогда себя не прощу! Никогда!
Через десять месяцев его не стало. Он умер внезапно в сочельник от разрыва сердца, по пути домой. Накануне, перед сном, очень долго целовал и обнимал меня, словно прощался навсегда, словно чувствовал…
Если бы мы зачали ребенка, как только любимый вернулся из больницы, он успел бы его увидеть. А если бы у нас родились дети, когда мы только поженились – они папу уже помнили бы, ведь нами вместе прожито семь лет.
У меня ничего от него не осталось. Ничего! Долгое время я пребывала в страшной депрессии, удивительно, что не наложила на себя руки.
Уже в преклонном возрасте я встретила мужчину. Мы живем с ним в деревне, в тихом деревянном доме. Здесь покой, иконы в золотых окладах, свечи.
Я хожу в церковь, верю в Бога, молюсь ему за всех женщин и прошу вразумить таких, какой была я, чтобы рожали детей в любви, не откладывали счастье на потом, ничего не ждали, не думали о материальных благах.
Потому что у меня детей нет. И это только моя вина и моя вечная боль.