Баба Маня поднялась рано - до солнца. Потерла рукой поясницу, покряхтела и неторопливо, по-хозяйски направилась к курятнику навестить своих драгоценных наседок.
- Моя мусечка, где ты моя красавица! – ласково, по - матерински приговаривала баба Маня отыскивая глазами любимую несушку.
- Ах ты песья морда! – В сердцах с горечью вскрикнула баба Маня, увидев белоснежные перья и пустующее гнездо наседки. – И сюда исхитрилась пролезть, воровка проклятая! Чтоб Господь Бог покарал твою бесстыжую морду!
Баба Маня огорченно всплеснула руками, с глубокой скорбью в сердце всыпала корма невеликому остатку кур и ушла в дом непрестанно покачивая головой.
Заварила чаю, села за стол и подперев голову кулаками глубоко вздохнула:
- Мысли мои старые разбежались. Горе то какое! И что делать мне с рыжей чертовкой ума не приложу. Был бы Петя жив, взял бы ружье да подкараулил бы прохиндейку окаянную. А теперича, что мне старой бабе делать? – баба Маня с любовью взглянула на фотографию покойного мужа. – Скорее бы Господь Бог и меня убогую, старую прибрал. И Коленьки больше нет... – она перевела взгляд на фотографию сына, бережно обрамленную в широкую раму. Коленька утонул в местном озере с неприятным названием Черное, не успев достигнуть и тридцати лет.
Баба Маня отерла слезу грубой ладонью, тяжело вздохнула, допила сладкий чай и добавила:
- А теперь что? Токмо одному Богу молиться. – и застыла с кружкой из под чая перед образами, - Господи! Видишь Ты! Старая я стала! Одинокая! Одна на всем белом свете! Накажи морду рыжую! Всех ведь курей мне погубит подлая! Наседушек лучших пережрет! Прости, Господи, меня грешную.
Баба Маня не спеша перекрестилась и вспомнила, что ей пора в магазин. Вчера Александра обещала новый привоз. Молча шагала Маня по улице со скорбным лицом, с грустью в глазах представляя растерзанную, безжизненную тушку любимой наседки в ворохе перьев среди густых кустов, а над ней лукавую, довольную и сытую, облизывающуюся лисью морду.
- Ты чего сегодня такая грустная, Маняня? – дружески улыбнулась полная, цветущая Александра за прилавком.
- Лиса окаянная лучших кур моих извела! Так дальше пойдет, вовсе без курей останусь! – бросив мелочь на тарелку баба Маня подняла с пола тяжелые сумки и медленно побрела по безлюдной деревенской улице. На сердце было тяжело. На подходе к дому баба Маня не отрывая взгляда от пыльной дороги застыла, перед ней лежало безжизненное, изуродованное тело рыже-коричневой лисицы сбитой лихой машиной. Не поверив своим глазам, баба Маня бросила сумки и обняв голову руками запричитала:
- Услышал Господь грешную старуху! Покарал песью морду! Слава Тебе, Господи! Есть ты на свете! – баба Маня спешно перекрестилась. – Завтра же в церковь пойду!