Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2015/01/05/1334
VI
Старо-Калинкин и Галерный мосты проплыли без приключений. Далее течение, если плыть по прямой или налево, увлекало в Финский залив. А по правую руку была Большая Нева с ранее впадающей в неё речками Пряжкой и Мойкой.
– Эх, вернуться бы сейчас к Михайловскому замку, – вздохнул Дима. – Да не поплывёшь против течения без вёсел…
– Почему же? Вполне возможно, – сказал Хранитель. – Моя лодка не только может плыть по течению и против него, но и перемещаться мгновенно с одного места на другое.
– Ух, ты! Вот это да!
– Только вот какой интерес тебе в Михайловском замке?
– Да вот заинтересовала его тёмная история – за что всё-таки убили Павла I и что за ларец там такой диковинный. Мы же ведь можем переместиться не только в сам замок, но и в то время, правда?
Хранитель ничего не ответил. Он задумался.
Зато отозвалась Вика:
– Вот, Димка, вечно тебя тянет в какой-нибудь переплёт влезть. Не можешь ты без адреналина в крови!
– Если есть возможность, то почему бы её не использовать? По крайней мере, мы не одни…
И он уважительно взглянул на Хранителя, чувствуя в нём надёжную опору.
– Что ж, – сказал, наконец, тот. – Видимо, вы действительно какие-то необычные дети. Некая внутренняя энергетика в вас. А вот откуда она и что она собой представляет – понять пока не могу.
Ребята лишь пожали плечами. Хотя Диме подумалось: «А не цветок ли папоротника этому виной? Может быть, от него передалась эта энергетика, которую он чувствует?» Но промолчал. Вика тоже подумала об этом, но, глядя на Диму, также не стала вдаваться в рассуждения.
Между тем лодка повернула направо. Проплыли Корабельный, Храповицкий, Краснофлотский мосты. Последний из упомянутых находился как раз на набережной Крюкова канала, недалеко от которого жила Вика.
В начале ХХ века этот мост носил название Понтонный, а затем долгое время не имел вообще никакого названия. Это как раз один из трёх мостов по западной стороне Крюкова канала, имеющих однородные названия: через канал Грибоедова переброшен Красногвардейский мост, а через Фонтанку – Красноармейский.
Но известнее всех был, конечно же, следующий по реке – Поцелуев мост, самое романтическое место в городе.
Поначалу существовал деревянный пешеходный подъёмный мост, раскрашенный в разные цвета, и получивший название Цветной. Затем его перестроили для транспортного проезда. При этом он стал трёхпролётным с каменными опорами. А уже в начале XIX века мост заменили на чугунный, однопролётный, арочный. При въездах на мост были установлены гранитные обелиски с фонарями.
Последующие же реставрационные работы были связаны с развитием транспорта. И после каждой новой реконструкции Поцелуев мост становился шире, пока его ширина не достигла двадцати трёх с половиной метров при длине около сорока.
Необычное название этого моста в Петербурге не могло не породить множество романтических легенд.
Говорили, что в XVIII веке мост служил местом прощаний и встреч. Здесь прощались со своими возлюбленными все, кому приходилось уезжать из города: и моряки Гвардейского Флотского экипажа, разместившиеся в Крюковых казармах – со своими девушками, и арестанты из находившейся поблизости в Литовском замке тюрьмы – со своими родными. Отсюда и множество поцелуев.
Согласно одной из легенд название объясняется тем, что в старину у влюблённых был обычай: при переходе через мост целоваться, чтобы, как они говорили при этом друг другу, никогда не расставаться.
Сохранились предания, что в старину Поцелуев мост служил местом для свиданий молодых влюблённых, по каким-то причинам вынужденных скрывать свои чувства. Если при расставании поцеловать человека на этом месте, то он обязательно вернётся.
Считается, что влюблённые, поцеловавшиеся на мосту или, ещё лучше, под ним, несомненно будут счастливы. И мера этого счастья будет зависеть от того, как долго длится их поцелуй.
Также хорош он и для посещений молодожёнами. В день свадьбы надо пройти или проехать по Поцелуеву мосту, причём начать поцелуй они должны на одном берегу реки Мойки, чтобы закончить его на другом, и им обеспечена долгая и счастливая семейная жизнь.
Настоящее же происхождение названия гораздо прозаичнее. Просто рядом с мостом в XVIII веке жил купец по фамилии Поцелуев, державший в своём доме трактир под названием «Поцелуй». Трактир был хорошо известен в городе, поэтому вскоре его название «перекинулось» на ближайший к нему мост.
– Трудно представить Санкт-Петербург без мостов, – между тем заметил Дима.
– Не случайно говорится, что они неотделимы от нашего города, – подтвердила Вика.
– Может быть, Петербург без мостов и существовал и развивался бы, – добавил Дима, – но, скорее всего, стал бы несколько другим городом, с совершенно иными судьбами его жителей.
И взглянул на Хранителя: что на это ответит он.
– Мосты, мосты, – задумчиво произнёс тот и снова обратился к истории города. – Потребность в этих строениях ощущалась с первых же дней возникновения Петербурга. В год закладки новой крепости в устье Невы с Заячьего на Городовой остров был наведён вначале наплавной, а затем плашкоутный мост – с подъёмными элементами. Он стал первым мостом в истории Северной столицы. Но жизнь его была недолгой. Город развивался стремительно. С каждым днём возрастала необходимость в более совершенных дорогах, путях и связях между островами, на которых он стоял. Вскоре взамен первенца Петербургского мостостроения был возведён на его месте свайный подъёмный мост. Называли его и Петровским, и Красным. Чтобы давать проход кораблям, с помощью лебёдок и «журавлей» каждый день производился подъём и опускание створок моста.
Активное же мостостроение началось уже во времена императриц Елизаветы и Екатерины II.
Для создания и содержания мостов необходимы были немалые деньги. Поэтому первоначально за проход и проезд по ним взималась плата. Прохожий платил одну копейку, всадник – две, а проезжающий в карете – аж целый пятак.
Лишь в 1754 году императрица Елизавета Петровна отменила эти сборы...
Плыть по реке в такое время и с таким экскурсоводом было и завораживающе, и необычно. Однако это была не та река, которую Дима ассоциировал с городом в первую очередь.
– Эх, жаль мы не на Неве, – сказал он и тут же поинтересовался. – А Нева всегда была такая широкая?
– Нет, конечно же. В прежние времена Нева была почти на 100-150 метров шире, чем сегодня. Для быстро растущего города мостов не хватало. Выручали перевозчики на своих больших и малых лодках. Одна из главных переправ в XVIII и XIX веках располагалась немного выше Летнего сада.
– А что о них известно, об этих перевозчиках?
– Лихой, отчаянный народ. Порой недобрые слова разносила о них городская молва, ибо нередкими были случаи, когда одиноких пассажиров, если поблизости не оказывалось свидетелей, обирали до нитки, а потом душили удавкой и топили в реке. Ещё с петровских времён около перевозочных пристаней строили постоялые дворы и кабаки. Обычно там гуляли и буйствовали «вёсельники-висельники». Так в старину называли петербуржцы перевозчиков, поскольку считали, что по ним «петля плачет». Особенно любили эти дельцы задирать в кабаках рабочих – строителей мостов. Дрались люто, нередко – до смерти. Но если в дело вмешивалась полиция, убийцу не выдавали. Стражам порядка разъясняли, что пострадавший оступился, будучи пьяным, и расшиб себе голову. А дело всё в том, что с постройкой каждого нового моста в городе у перевозчиков падали заработки. Оттого и была у них непримиримая вражда с рабочими-мостостроителями. Бывало, что иногда по ночам перевозчики устраивали разбойничьи набеги на места, где шло строительство моста. Воровали или сбрасывали в воду приготовленные брёвна и камень. А то и вовсе крушили уже возведённую часть сооружения. Понятное дело, власти за это по головке не гладили. В лучшем случае за такие набеги пойманных перевозчиков отдавали в солдаты. Чаще – отправляли на галеры, на каторгу, пороли плетьми или клеймили калёным железом. Да и сами рабочие-мостостроители карали своих врагов безжалостно. Если удавалось поймать «вёсельника-висельника» за его чёрным делом и не было поблизости ни власти, ни свидетелей, его могли насмерть забить камнями. А случались истории и пострашней. Ходили слухи, будто строители заживо замуровывали в основания каменных мостов таких лихих налётчиков.
– Ну, Вы-то, наверное, знаете, где слухи, а где быль? – осторожно спросил Дима.
На это Хранитель ничего не ответил. Да и так было понятным: он знал о многом…
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/01/06/1769