когда музыка замирает, последний аккорд, дрожащий и уже кажущийся неверным, ненужным, бессмысленным, как отбившаяся от стаи птица, повисает в раскаленном жаром тел воздухе, ты замираешь вместе с ней и вместе с ней распадаешься на молекулы, атомы и то невидимое и, возможно, даже несуществущее, что мельче и важнее.
не то чтобы это было впервые, но именно сегодня ты понимаешь вдруг со странной и доселе неведомой тебе ясностью, что видимое и существующее не всегда — важно. что-то над этим или, может, под, вокруг — то, что создаешь сам и из чего, в конечном итоге, ты оказываешься соткан.
ты больше не гладкая светлая кожа с яркой сетью кровеносных сосудов под ней, не мышцы, натягивающиеся при движении, не крепкие желтоватые кости, облеченные в плоть, как в футляр, предохраняющий от солнечного света.
ты — последняя нота этой, в общем-то, плохой песни.
и ты уходишь, и ты чувствуешь себя не пустым, потому что это, вероятно, значило бы, что ты всегда был таковым, а ты — нет, пустота не всегда была присуща тебе, ты уходишь не пустым, но опустошенным.
и ты не знаешь, что пробило в тебе эту брешь, но сквозь нее из тебя ушло что-то, что составляло тебя, и вот теперь ты пуст, и вот теперь тебя нет.
life wasn't worth the balance
or the crumpled paper it was written on
bring me thу disco king