Уже третий день Киргиэлей ехал на нартах подбадривая и подгоняя уставших собак, по бесконечной заснеженной гористой тундре, делая всего три передышки с начала пути. За двое суток он ни встретил ни каких следов пребывания человека, спал возле нарт перевернув их на бок к подветренной стороне, в небольшом углублении в снегу, рядом с собаками, которые тоже как и он зарывались поглубже в глубокий снег, спасаясь от пронизывающего северного холодного ветра. Огонь развести не было никакой возможности и поэтому Киргиэлею приходилось жевать сырое, строганное, замёрзшее мясо.
Он первый раз в жизни попал в такое затруднительное положение, заканчивалась еда для собак, смерзшиеся куски моржового мяса приходилось ему разделять ещё на две или три части, чтобы распределить хотя бы ещё на два, или три дня пути. Усталость и удручающее положение клонило в сон, от которого его нарты дважды налетали на камни и пока не причинив им ни какой поломки. Он понимал, стоя на узких и длинных задних полозьях, что если в очередной раз он не откинет нарты от торчащих над снежным покрывалом камней, то собаки разнесут в дребезги его лёгкие но пока ещё прочные нарты.
Угрюмый и притупленный взор Киргиэлея вдруг взбодрился, когда впереди на сопке увидел стоящего в великолепной стойке белого сокжоя.
Тай! Тай! -Арай! - И вожак резко остановился.
Киргиэлей воткнул в снег между полозьев нарты окованный на конце остол для надёжного тормоза. Выдернул притороченный сбоку карабин и пригнувшись стал подкрадываться с подветренной стороны к стоящему в изящной стойке сокжою, он приблизился к нему на расстояние наиболее вероятного выстрела. Сдёрнул зубами меховую рукавицу с правой руки, осторожно зарядил патроном и скрываясь за камнем, стал прицеливаться под переднюю лопатку животного. Ветер бросал острые пылинки в лицо выдувая их из-за камня холодные снежинки, глаза слезились от попадания колючих льдинок, холодели и дрожали руки, но нужен верный выстрел и Киргиэлей сводил прицел к единому месту поражения сильного самца.
От выстрела пороховым теплом обдало лицо, сокжой невероятным скачком отпрыгнул в сторону и, сделав ещё несколько прыжков завалился на бок и покатился юзом по склону вниз, разбрызгивая горячую кровь.
Киргиэлей подошёл и увидел, что это был молодой самец утугай, тогда он надрезал ножом рану в коей клокотала горячая чёрная кровь и наклонившись стал пить её большими глотками утоляя жажду и восстанавливая силы, которая растекалась приятным теплом по всему его телу.
Теперь нужно было освежевать тушу и Киргиэлей, стал осматривать окрестность, где поудобней разделать тушу. Округлые сопки, примыкали к крутым скалистым уступам, где можно найти затишье и наконец то, развести костёр.
Погрузив тушу, он направил нарты в удобную расщелину между скал, где действительно было затишье, и только медленно сверху порошила снежная пудра.
Для начала он остановился, чтобы осмотреться, в таких местах было очень трудно раздобыть дрова, и он пошёл по расщелине, чтобы найти сухих сучьев или корней деревьев, которые попадались изредка и неожиданно обнаружил пещеру, заглянув внутрь, он убедился, что она обширная внутри и сухая.
Не раздумывая, он сходил за упряжкой, тушу положил на небольшую возвышенность из камней, располагавшейся у правой стены от входа в пещеру и как на столе стал разделывать тушу оленя. Одновременно отрезая от печени небольшие куски и отправляя их в рот, а всё что должно принадлежать собакам, порезал на соответствующие куски и раздал им, собаки с не злобным рычанием тоже впервые за много дней ели свежее мясо, так им необходимое для восстановления сил.
Разделав тушу, он сходил за дровами, сложил их в кучу и стал разводить огонь, за входом в пещеру сгущались сумерки и поэтому Киргиэлей торопился развести костёр.
Трут изготовленный их волокон старой коры дерева разгорелся, но дрова горели плохо, поэтому едва удалось скипятить котелок с небольшими кусками мяса, как костёр погас и сколько он не пытался разжечь его снова, ничего не получалось. Киргиэлей с аппетитом скушал едва приготовленный ужин и стал готовиться ко сну, как вдруг забеспокоились собаки, но они вели себя не так как бы учуяли зверя, а совсем по другому не злобно повизгивая и помахивая хвостами, а внимание их было сосредоточено во внутрь пещеры.
Тогда он сделал из трута небольшой факел пропитав его жиром оставшегося на горячих камнях, на которых он разложил для приготовления печёного мяса впрок. Факел горел ровно и осветил всю пещеру, где в конце зияла чёрная дыра в последующую пещеру, Кириэлею пришлось нагнуться, чтобы войти в неё, но это была не пещера а узкий коридор, чуть побольше роста человеческого, который по наклонной уходил вглубь под эти огромные скалы и чем глубже спускался Киргиэлей, тем теплее становился окружающий воздух и теплее его каменные стены.
Не обнаружив ничего подозрительного, кроме тепла его недр, Киргиэлей вернулся к нартам, из всех его собак, лишь только его верный пёс и вожак Арай откликнулся коротким лаем огласив спокойствие и порядок.
На этот раз Киргиэлей более настойчиво стал разводить огонь, и труд его увенчался успехом, костёр затрещал раскаляя камни на которых готовилось разложенное мясо.
Как вдруг Киргиэлей вновь почувствовал чьё-то присутствие в пещере, на которое Арай столь не злобно прорычал, подняв факел повыше, он заметил небольшие тени мелькнувшие у входа в каменный коридор.
- Что это могло быть? Подумал он.
Они не похожи на тени животных, и интерес у них наблюдательный, Киргиэлей положил сново факел и сидел у костра блаженно потягиваясь и уснул бы непременно, если бы его не насторожил шорох камней.
Тогда он быстро поднял факел, выхватив его из костра и осветил всю пещеру, и у входа в уходящий в недра коридор увидел … людей. Он встряхнул головой, не померещилось ли ему, но человечки стояли и не убегали, он подумал, что это подростки но когда рассмотрел – это были небольшие человечки разных возрастов в странной одежде очевидно изготовленной из валяной шерсти и на них был интересные круглые шапочки. Когда он двинулся к ним, некоторые всё же юркнули в каменный проход, остались два человечка которые очевидно как-то были знакомы с такими людьми, и были они старше своих спутников и руки у них были натруженные и грубоватые. На лицах их была просящая гримаса, а глаза были чёрные и широко раскрытые с маленькими ресничками они показывали пальцем на горевший костёр, от которого исходил запах печоного на камнях мяса. И тут только Киргиэлей понял, что им нужно, он подошёл к костру, возле которого на шкуре лежало разделанное мясо, свернул всё узлом и положил перед ними.
Человечки замахали ему руками и что-то лопотали, затем те человечки которые разбежались сначала, тоже выглянули и выражали свою радость не то свистом не то восторгом, суетясь и прихватывая куски мяса мгновенно исчезали в недрах коридора спускающегося куда-то в самый нижний мир подземелья.
Потухающий костёр ещё светился не сгоревшими головешками, а Киргиэлей улёгшись свободно на нартах, впервые за несколько ночей уснул богатырским сном.
Проснулся он когда ещё только брезжили сумерки и к своему удивлению увидел, что оставленные вечером догорающий костёр до сих пор горит, обдавая его жарким теплом, светло - голубым пламенем, и удивился ещё больше когда увидел, что горят в костре не дрова а черные камни сложенные пирамидой. Он подивился такому чуду. Потом взял сучок и ткнул им в костёр, сучёк сразу вспыхнул ярким пламенем, тогда он откатил верхний камень от кострища и его голубое пламя сразу потухло, а когда прикоснулся горящим сучком к этому камню, он снова вспыхнул, он проделал с ними несколько опытов, камни загорались тогда, когда к ним подносил открытый огонь.