Автостопная

«Бегу, летит под  кедами земля…»
Александр Непомнящий

***
Приподнятая рука. Предплечье на уровне пояса. Прямой линией. Напряжение металла. Пальцы во­лей собраны в кулак. Лишь большой их брат - вглядывается в небо. Хичхайкер. Американское слово из забытых 60-х годов. Для нас оно - непривычное, чуждое на слух. Дорожный «попрошайка». Метод пе­редвижения. Об­раз жизни. Сколько парней и де­вушек вот таким образом «голосовали» по пути из пункта «А» в пункт «Б». Сколько судеб. Сколько историй. Сколько пальцев. 
Вот такой образ обычно представляется нам человека, «голосующего» на обочине дороги. Собира­тель­ный, мифический, героический образ. Люди, вверявшие свою судьбу асфальтному полотну. Риско­ван­ные, амбициозные личности, со свободой в голове и верой в будущее. Дон Кихоты дороги.  Может так на самом деле и есть. У них, где-то там, за бугром. На самом деле всё со­всем иначе.
«Вечный автостоп на русских дорогах».* Ничего яркого, красочного тут нет. Не от лёгкой жизни обычно подни­мают большой вопрошающий палец. Бегут от самих себя. Бегут от других. Бегут без цели. Не держит ничего их на одном месте. За спиной лишь призрачные воспоминания. Несбыточные наде­жды. Это люди с грустной улыбкой. Люди с тоской в глазах. Неуверенные плечи. Растрёпанные волосы. Они такие же, как и мы. Но не находят они себя в постоянстве. Они бы и рады. Да горький опыт их многому научил. Просыпаются среди ночи в поту. Закидывают в рюкзак немногочисленные вещи. Бро­сают кру­пицы до­рогого для них. И в путь. На трассу. Следующий пункт не­известен. Дорога покрыта туманом. Они при­выкли к этому. Они совершали такие побеги много раз. Это их жизнь. Не лучшая и не худшая. Но жизнь. И не нам их судить. Они сами себе судьи. Сами выбрали себе судьбу, дорогу, одино­чество. И вот снова некто выходит на дорогу. Очередной «смельчак» ставит всё на мерещащуюся по­беду. Приподнятая рука. Предплечье на уровне пояса. Прямой линией. Напряжение металла. Пальцы во­лей собраны в кулак. Лишь большой их брат - вглядывается в небо.

***
Пять голодных и холодных утра. Не найти более мерзкого времени суток. Своеобразный специфиче­ский порог. Рассвет только просыпается, лениво потягивается, рассылая крупицы света, а ночь с оче­редным проигрышем ползёт домой на отдых, остав­ляя остатки темноты хвостом. Поэтому мир за немы­тым окном словно скрыт в тени. Посередине между вечными противниками, и от этого он не знает, что делать. Его настроение пе­редаётся людям, что умудрились по различ­ным причинам продрать глаза в столь жуткий час. Едва про­снувшись, вырвавшись из сладких объятий сновиде­ний, людей охватывает суеверный первобытный страх. Они испу­ганы и поначалу не соображают, путаются, медлят. Затем ощущения устанавливаются в привыч­ную ежедневную норму. В состояние нервного утреннего «похме­лья». Любая мелочь раздражает.  Желание двигаться от­па­дает напрочь. Хочется вернуться в тёплую, мягкую кровать и продолжить путешествие в мире грёз. Но обстоятель­ства гонят их безжалостно впе­рёд. Помыться, собраться и выдвигаться на работу. На своих двоих, на личном авто, в душном автобусе, под стук поездов по шпалам, да хоть на самолёте. Ва­риантов множество, выбора ничтожно мало, точнее почти его нет. Ро­дись, работай, попытайся разбога­теть и умри в одиночестве. Прискорбная линия жизни человечества.
Копия смотрит на меня. Я могу рассмотреть себя вплоть до малейшей детали. Ничего не ускользает в отраже­нии зеркала. Длинные беспорядочно отросшие волосы. Они высохли и теперь я похож на безум­ный одуванчик. Неплохое сравнение.  Одно из самых мирных растений с поистине короткой судь­бой. Малейшего порыва, неча­янного движения со стороны хватает, чтобы сломать его, рассыпать по воздуху его стара­ния и, надеюсь, не напрасные труды. Усталые зелёные глаза. Картина чёткая, пока изображение прохо­дит через линзу стекла очков. Но стоит убрать преграду нормального зрения, и кар­тина расплыва­ется, те­ряет смысл. Как сегодня утром. Правда открылась для меня. Была отброшена по­вязка, скрыва­ющая ис­тинное положение вещей. Бледная тончайшая линия губ. Без улыбки длительное время, без эмоций. Пытаюсь выдавить эмоции, изобразить удивление. Картина выходит жут­кой, аб­сурдной, нере­альной. Прямая линия носа, который стоит держать по ветру. Покрытые «лапшой» слегка оттопырен­ные уши. Крупный лоб, что по идее должен говорить об умственных способностях своего но­сителя. Жалкая жидкая, не желающая расти, бородка под подбородком. Она нужна для насмешек и кри­вых лиц собесед­ников. Исхудавшее тело с зачатками мышц. Его бы прямиком отправить в спортзал на срочную дора­ботку и усовершенствование.
Я чист физически, как душа младенца. Я потратил, наверное, несколько часов в ванной. Оттирал, со­скре­бал с тела грязь, прошлое, отпечатки пальцев, линии жизни на руках, родинки. Пытался обезличить себя, с физи­ческой стороны. Стать менее заметным, чтобы слиться с действительностью. Чтобы не вы­зывать сомнений, не привлекать излишнее внимание. Я с религиозным остервенением тру губкой без мыла тело. По ощущениям  сравнимо разве что с наждачной бумагой. Казалось – сотру кожу до крови. Со своего привычного, бледного, вечно незагорелого цвета она стала вначале розовой, а затем и совсем красной. Вода обжигала кипятком. Я не чувствовал её запредельной температуры. Она хлестала мощ­ными стру­ями по лицу, груди, рукам и ногам точно хлыстом. Современный вариант изгнания бесов средневе­ко­выми монахами плётками в одиноких кельях. Вычистил грязь под ногтями, подстриг их под «ко­рень». Начисто выбрил щёки, шею. Почистил зубы. Поскрёб язык. Чистый, свежий, обновлённый человек – хоть на свидание иди. Но ждут меня иные дела.
Пять утра продолжают оставаться сами собой. Ничего не изменилось. Я стою у окна. Мне до сих пор двадцать пять лет, и я по-прежнему блуждаю в потёмках. Сколько я ещё протяну? Я открываю окно. С протяжным скрипом оно соизволило распах­нуться. Старое деревянное, оно молит о смерти. На него и вправду больно смотреть. Но, милая, прости - средств нет, чтобы тебя заменить или подлечить. Потерпи не­много. Как и все мы. Как и я. С малых лет нам твердят расхожий бред в различных интерпретациях.  Жди, терпи, выжидай, осталось немного. Сколько можно?
Поток промозглого воздуха врывается в открытое окно. Сорванец начинает метаться - вход был, а выход пока не нашёл. Как глупая муха. И он зажат в рамки, но с более размытыми границами. Ему дос­тупная мировая свобода. Гуляй, где за­хочешь, - будь сразу в одном месте и повсюду. Тело на непро­шенного гостя реа­гирует мурашками, сокраща­ется. Мне бы одеться, чтобы не дрожать. К тому же не охота простыть: со­пли, кашель, мокрота – совсем нет же­лания заиметь себе таких приятелей. Ведь я стою в одних трусах, бо­сиком на полу. Ещё немного и я точно получу обморо­жение ступней. Дом ста­рый, требует ремонта, не сохра­няет тепло. А из-под плинтусов дует как из аэродинамиче­ской трубы. Я не замечаю отвлекающих фак­торов. Я пытаюсь определить -  какой сегодня день. Я вспоминаю, что мне нужно делать. Как компьютер загружаюсь после длительного сна. Хотя я давно не высыпаюсь. День, неделю, год, всю жизнь – уже и не вспомнить. Я мечтаю, о ещё па­рочке часов объя­тий морфея. А ло­жился ли я сего­дня? Или снова не смог ни на секунду сомкнуть веки. Я оконча­тельно запутался. Помо­гите мне! 
Хватит стараться заполучить себе воспаление лёгких. Оловянный человечек медленно оживает, на­чинает дви­гаться. Ста­рается сильно не шуметь. Свет не зажигает, продвигается в потёмках. Не хочет разбудить никого. В доме находятся два человека. Они мирно спят, глубоко спокойно дышат, их не му­чают кошмары. В отличие от меня. Правда, ночные ужасы лишь отражение окружающего, физического мира, если верить психологам. Реальные вещи перетекают сквозь невидимую границу сознания спящего че­ловека и там продолжают терзать его. Даже в родном подсознании нет спасения от нарушителей по­коя. Не скрыться от проблем, не спрятаться. Хватит о веч­ном. Вернёмся к реальности. Захожу в комнату. Дверь пытается выдать меня. Старается заскрипеть как можно громче. Я не даю ей такой возмож­ности. Обнимаю, придерживаю, словно девушку на танцах, заставляю следо­вать моим движениям. Она по­слушна и я легко отвожу её в сторону без проблем, лишних выдающих меня звуков. Я не хочу внима­ния к себе. Не хочу разбудить спящих людей. Если я встал в столь раннее время – зачем приобщать всех ос­тальных. Тем более Она так сладко спит. Длинные волосы разбросаны по подушке. Голова лицом к по­толку, повёрнута чуть в сторону. Под веками бегают карие глаза. Красивое лицо умиротворённо, рас­слаблено, ничего не тревожит. Застываю на месте, заворожёно любуюсь ею. Могу долго так стоять и пристально наблюдать. Как ма­ньяк из дешёвого фильма ужасов. Но я останавливаюсь совсем по другой причине. Я жду, а вдруг Она проснётся. Увидит меня, заметит уголком зрения. И задаст единственный, важный, нужный вопрос. Я сделаю вид, что сму­тился. Я задумаюсь, но ответа не смогу дать. Виновато улыбнусь. Поцелую её, такую нежную, любимую. И Она снова закроет глаза. И снова погрузится в чу­десный  сон. Если бы так всё и было. Я так надеюсь. Я так хочу. Но Она спит и не ведает, что творится вне её волшебных кар­тинок. Я больше не неподвижен. Я должен собрать вещи.
Без лишнего шума. Точные движения. Минимум суеты. Я точно знаю, что мне нужно. Беру только самое необ­ходимое. Только то, что точно пригодится, без чего никак нельзя. Остальное оставляю, не буду даже сожалеть об утрате. Лишний груз, лишние воспоминания. В рюкзак можно сложить много разного хлама, но на плечах далеко его не утащить. Разве только свои грехи. Будет прижимать к земле, не даст полноты хода, свободы движений. А свобода одна из причин того, что я совершаю. Или я лишь оправ­дываюсь данным словом. Так будет легче, так меньше будет пожирать совесть. Комплект белья на пару дней. Дополнительные штаны. Парочка тёплых вещей пережить холодное время. Плюс сменная куртка. В принципе, собрал всё, ничего не забыл. Зубная щётка и прочая гигиена, конечно, тоже сло­жены. На­бор завершает парочка книг в дорогу. Мой личный каприз, без которого я не могу. Без па­рочки килограммов знаний я никогда не выхожу в дорогу. Просмотрел, перепроверил, успоко­ился. Бро­саю прощальный взгляд. Она осталась неподвижна. «Почему ты не проснулась? Почему не остано­вила? Нет, твоей вины тут нет. Виноват я. Мне и разгребать дерьмо, скопившееся во мне, в моей голове, жизни. Спи, моя любимая. И постарайся понять. Простить, ты вряд ли сможешь». Глаза не на ровном месте. Пытаются прослезиться, но я не поз­воляю. Нельзя дать слабину. Нельзя отступить от принятого решения. Пусть руки предательски дрожат, а  дыха­ние перехватывает, и сердце готовы про­ломить грудную клетку. Беру рюкзак и, повторив несколько па с дверью, оказываюсь по другую сто­рону.
Мне всегда нравилось собирать чемоданы. Любая, даже самая бесполезная работа, сможет достав­лять удовольствие, если придать ей смысл. Полезный совет, если мыслить абстрактно. Вот и мои «чемо­даны» полностью собраны. В комнате по углам расползается мрак. Даже тянет свои скользкие щу­пальца ко мне, пытается затянуть в свою обитель. Видны лишь смутные силуэты предметы, они ещё не обрели чёткости, в потустороннем мире ночи, под его покрывалом. Окружающая обстановка всё более приобретает эшеровские очертания. Расшатанные нервы, богатое воображение, освещение - играют с моим разумом садистские игры. Подсовывают альтернативную реальность, полную призраков и галлю­цинаций. Хотят запутать меня больше, чем уже есть на самом деле. Комната увеличивается в размерах, стены отодвигаются. Я пропорционально уменьшаюсь. Безжалостная массивность видения давит на меня. Ма­ленький человечек со страниц книг Франца Кафки в окружении чуждой ему природы вещей. Проходит всего миг и наоборот – стремительно расту я, увеличиваюсь в объёмах. Сгорбившись, подпи­раю пле­чами потолок, задеваю головой люстру, её хрусталики тихо жалобно повизгивают. Тесно, не­удобно, не­привычно, страшно. Приступ клаустрофобии накрывает волной. Надо искать способы спасе­ния. Закры­ваю глаза, глубоко спокойно дышу, прогоняю из каждой поры  тела охватившее безумие. Морок спа­дает. Иллюзии исчезают. Предметы, вещи на привычных, положенных местах. И что-то над­ломилось во мне с их уходом, сломалось внутри, что-то вспенилось и поднялось. Я не мог ни секундой больше оста­ваться здесь и сейчас. Среди ставших родными углов, среди приятных мелочей, что состав­ляют быт. С людьми, которые приняли меня, поверили мне. С людьми, которым я доверился, попытался открыться, но как всегда в итоге безуспешно. Что-то заставляет меня быстрее одеться, выйти из квар­тиры и бежать. Вновь всплывшее, как распухший от воды труп, чувство. Оно внезапно появляется в са­мый неожиданный момент, когда ты совсем к нему не готов, когда ты только обрёл почву под ногами. Вслед за ним приходят вечные приспешники: тревоги, дурные мысли, бессонница, обострение язвы, за­пои. Повторение знакомого сценария развора­чивается прямо на глазах. По-видимому, я ждал так долго, что уснул, прозевал приближение главного внутрен­него врага. И снова надо стремительно бежать. Как трус, как крыса с тонущего корабля жизни. Не со страха за свою жалкую шкуру, а от ощущения, что ты и есть единственная причина гибели судна, что ты тянешь камнем на дно всех его пассажиров. Глаза у меня зелёные, а ботинки старые, и никто не поймёт моего поступка. Я продвигаюсь к двери, к выходу.  Стараюсь идти уверенно, твёрдо, хотя ноги и стараются запнуться, за­путаться. Оборачиваться катего­рически запрещено. Не хочу превратиться в соляной позорный столб. Маленький шажок и баста. Критическая черта невозвращения переступлена. Сжигать мосты – моё призвание. Ти­хий щел­чок замка ото­звался колоколом в ушах. Он звонит по мне! За спиной словно образуется пропасть. Ты сделал это па­рень. По­здравляю!

***
«Семь озорных шагов за горизонт».** Обманчивые, обнадёживающие, приукрашающие действитель­ность  слова. Опти­ми­стический пессимизм. На просторах необъятной Родины моей мне предстоит не один километр пути. Тактически отступая, ты не продумываешь путь. Ты просто делаешь своё «гряз­ное» дело. Ты ступаешь на длинный, неизведанный, порой опасный, покрытый чернотой путь. Не зна­ешь, что ждёт за поворо­том. Не знаешь, что несёт следующий город. Ты глух и слеп в поисках. Опира­ешься лишь на внутрен­нее чутьё бывалого бродяги. Сколько уже за моей спиной оставленных жизней? А пройденных дорог? Ботинки стёрлись. Ноги истоптались. Жизнь износилась. Каждое следующее её продолжение на новом месте, с новыми надеждами - повторяет ошибки прошлой. Да и качество их оставляет желать лучшего. Дом? Я совсем позабыл его. Помню, что там чуточку было светлее, теплее и добрее, чем те места, где я успел побывать. Трава там точно зеленее и деревья выше.
Меня встречает стена тумана - такая плотная, что не хочет пускать тебя дальше. Как бетон. И види­мость нулевая. Мимолётное замешательство. Но затем я смело ступаю в белую вату. Я в окружении не­осязаемых стен. Вышагиваю медленно, осторожно. Из звуков лишь поступь ботинок, отмечающих путь в неизвестности. Посторонних шорохов не наблюдается. Наш съёмный дом стоит вдали от оживлённой трассы, на окраине деревни. Дополняет тишину утро выходного дня. Бродить в несусветную рань ре­шаются лишь отчаянные смельчаки или глупцы, как я, например. Нормальные, обычные люди до сих пор нежатся в нагретых за ночь постелях, отдыхая после напряжённой рабочей недели, и видят обнадёживающие сны.
Через пару шагов поворот направо, за угол. Огибаю дом, ведя по местами осыпающемуся кирпичу ладонью. Своеобразный жест прощания. По прямой бетонированной дорожке - до выхода из внутрен­него дворика. Ноги уско­рили движение. В мыслях, я просил о замедлении перед приближающейся пре­градой, что отрежет об­ратный путь. Творческие противоречия с телом, толком и отойти не успел. Она, оставшаяся дома, не даёт мне уйти, не прилагая усилий, и не понимая, как я сильно к ней привязан. Я присутствовал для этой девушки на все сто процентов. Но приходило со временем чувство, что Она об­ращается к человеку, которого нет. Когда-то он был, а теперь исчез. Может быть, даже умер. Но, если идёшь - то иди до конца. Иначе даже не ввязывайся в авантюру. Притеснения, лишения, гонения. Улы­байся. Жизнь должна превратиться в смех. Это единственная достойная битва. Ты будешь одинок. Но одиночество – твой дар. Ты вроде не гордишься им, но серьёзно от него зависим.
Ржавая, давно без покраски, калитка. Осталось отпереть упирающийся, сопротивляющийся засов и продолжать сохранять маскировочный режим беглеца. Без шума – иначе, пиши - пропало. Окна нашей с ней спальни выходят видом на то место, где я в данный момент. Я потерплю грандиозное фиаско. Пред­ставляю – Она меня простит. Она всегда меня прощает. Настолько у неё доброе сердце. Я же вознена­вижу себя в ещё большей степени. Я не смогу спокойно смотреть в её красивые глаза после провала операции. Я не смогу находить себе место рядом с ней. Ложиться спать, встречать рассветы, прижимая её горячее, нежное тело к себе. Жизнь, как никак, будет продолжаться – основа основ, но превратится в пытку. Она станет моим палачом. И настанет тот кошмар, во избежание которого я и бежал сегодня. И совершу новую попытку побега. Чтобы не мучить её. Сколько потребуется времени? Сколько я ещё протяну?
Удача! Повезло! Засов сдался с малыми жертвами. Дверь сама устремилась мне навстречу без удер­живающего штыря. Шаг за черту. Тихо прикрываю калитку. Облокачиваюсь спиной. Кружится голова от напряжения. Забор огородил меня от прошлой жизни. Прости, милая. Я не могу по-другому.

***
Улица запетляла змеей, убегая вверх по склону. С каждым пройденным метром окружающий туман постепенно рассеивался, неуверенно отступал. Деревня скидывала призрачный наряд и приобретала бо­лее привыч­ные, реальные очертания. Разительное сочетание современности и древности, разрухи и бо­гатства. Од­но­этажные, покосившиеся от времени домики соседствовали с напускным великолепием бо­гатых трёх, четырёхэтажных новостроек. Ухоженные, чистые, вычищенные дворики и оскорбляющие глаз, зарос­шие бурьяном, брошенные участки. Ботинки чавкали по грязи, шлёпали по лужам. Дороги хоть и были заасфальтированы, но никогда не чистились. По обочинам редкие столбы фонарей, дающие жалкое, но освещение. Я впервые заметил, как противно и грязно на лицах. Мне стало муторно и оди­ноко. В воз­духе ощущается нависшая влага. Скоро прольётся очередной дождь. Я готов встретить его, даже рад. Очередное очищение от налипшей скверны. Достаточно её скопилось за прожитые годы, чтобы утянуть меня с лёгкостью на дно. Ведь особым праведником я никогда не был. Когда ты пьян, мир по-прежнему где-то ря­дом, но он хотя бы не держит тебя за горло. Это если смотреть образно.
Нарастающий протяжный гул. Движение огней в небе. Самолёт. Рядом расположен аэропорт и по­лёты над головой от этого обстоятельства со временем стали совсем привычными, когда мы здесь посе­лились. Проходя мимо некоторых домов, слышу предупреждающий лай сторожевых собак. Им бы тоже спать в холодной будке, но долг превыше всего – нужно известить незнакомца, что здесь он точно най­дёт приключе­ние на свою мягкую задницу.
Я иду неторопливо. Спешить мне некуда. Ведь собственно и цели у меня не имеется. Пока нужно просто идти. Стал задыхаться. Не в лучшей физической форме выдвинулся в своеобразное путешествие. Подъём слишком крут. Земля в столице настолько ценная, что люди готовы с удовольствием платить деньги ради возможности поселиться на осыпающемся обрыве. Зимой - особенно рай для травматизма и переломов. Чувствую себя Сизифом. Лишь вместо камня собственное эго.
Одолев склон, я вышел на приличную, ровную дорогу. Туман полностью остался позади, внизу. Гу­док при­ближающейся электрички – значит я на правильном пути. Не свернуть мне. Я уже не одинок. Несколько людей выводили машины из гаражей, прогревали двигатели. Обогнал парочку незнакомых мужиков, лениво бредущих к автобусной остановке, одной на всю деревню. Для этих двоих жизнь про­должается, не изменится никогда. Уклад действий, распорядок дня у них в крови. И они беспрекословно выпол­няют наложенные на себя обязанности до конца отпущенного судьбой времени. И не сопротив­ляются. Я же попытался. Я стал сегодня мятежником. Я просто сидел однажды где-то и подумал, а куда всё ка­тится? И стало страшно. Страшно от жизни. Кем-то становиться приходится ради мелочей. И я поте­рялся. Моя жизнь? Это всего лишь работа, деньги на квартиру, на водку, примитивное коротание вре­мени до последнего дня или ночи. Ладно, я был бы совсем один. Я бы протянул, выжил в измель­чающем круговороте дней.  Но была Она. Она была рядом. И страх усилился. Общий страх за наше об­щее будущее. 
В блужданиях по собственным множащимся мыслям, я не заметил, как преодолел значительное рас­стоя­ние, порядком вышел за пределы деревни. Иду по обочине дороги, ведущей к большому городу. Здесь я понял, до какой степени можно быть одиноким. Даже если дорогой сердцу человек рядом: на расстоя­нии вытянутой руки, на виду, под боком. Ведь величайшие любовники – это люди, у которых есть куча свободного времени. А нынешняя напряжённая жизнь не располагает порой даже к лишней минутке на себя любимого. Круговая порука, вечная занятость, проблемы и поиски их решения. В веке так в восемнадца­том ещё возможны были любовные подвиги. Почему бы не заняться покорением не­винного девичьего сердца, когда крепостные делают за тебя всю грязную работу. И современные так называемые «книги о любви» в подмётки не годятся тем шедеврам, эпопеям, написанным прежними классиками литературы. Ведь корни души человека – в его желудке. Только после сочного бифштекса и пинты хорошего виски рождается гени­альное произведение. Миф о голодном художнике – ложь. Поэт и его страдания. Даже в худшие свои времена, я чувствовал, как слова зарождаются во мне. И я должен был не­пременно записывать их, чтобы не быть окончательно растоптанным «великим» молчанием, что посе­лилось среди людей. Слова для меня не предмет роскоши, а предмет необходимости, средство для выжи­вания. Ни на что другое я не гожусь. Биологию я проспал, в математике я не силён. Но до сих пор умуд­ряюсь остаться в живых. Хотя смерти нечего с меня взять. Даже пары сантимов для Харона.

***
Вокруг меня шум. Я в центре движения. Подошёл к оживлённому шоссе. Массивный поток машин, стоящих в бесконечной пробке. Фары слепят глаза. Барабанные перепонки готовы лопнуть от клаксо­нов, звука моторов. Лёгкие наполняются выхлопными газами. В нос ударяют пары бензина или со­лярки. Слегка кружится голова. Приподнятая рука. Предплечье на уровне пояса. Прямой линией. Напряжение металла. Пальцы во­лей собраны в кулак. Лишь большой их брат - вглядывается в небо. Пы­таюсь поймать попутку, «голосую». В надежде на добрую душу, что остановится и соизволит подбро­сить по пути - сократить лишних несколько километров. Пока мне не везёт. Час или больше безрезуль­татно прождал. Рука опускается от усталости. Дождь разрядился приличным потоком. Капли падают с неба и прибивают меня к земле. Как знаки молчаливого укора. У машин усиленно работают дворники, стараясь расчистить обзор водителям. Я порядком промок. И замёрз. Курю в кулаке сигарету одну за другой. Голова пуста. Ни единой мысли. Нет размышле­ний о правильности поступка. Не ищу для себя оправданий. Страх остаться в одиночестве мокнуть на трассе. Нахожу отключённый телефон в кармане джинсов. Но позвонить мне некому. Смотрю на небо. Стоит луна и моя жизнь течёт в никуда. Я стою под дождём. Прошляпил я свои руки и мозги. «В другом го­роде мне повезёт» - повторяю как мантру.  У меня есть кредитная карточка. Я живой. И ощущаю себя настоящим человеком. Пусть и с проблемами, пусть и со скелетами в шкафу. Ад таков, каким мы его себе устраиваем. И словно услышав мои слова, рядом тормозит машина. Опускается боковое стекло.
- Залезай! – Командует спаситель.
Я не теряю времени даром. На заднее сидение кидаю рюкзак, сам сажусь на переднее сидение, рядом с водителем. Глупо улыбаюсь от радости.
- Не думай о том, что намочишь сидение. – Сразу предупреждает мужчина. – Я всегда подбираю сто­пщиков. Такое у меня правило имеется. Все мы должны помогать ближнему на дороге.
- Хорошее правило. – Подтверждаю я.
- Не всегда, правда, оно безопасное. Но ты мне показался хорошим парнем. Ведь так? – Спрашивает водитель, включая передачу и давая газу.
- Если покопаться в каждом из нас есть что-то плохое. Святых на Земле нет. – Витиевато отвечаю.
- Давай без философии. Не до неё. Куда тебе? – Вопрос, которого я ждал и боялся.
- Домой. – Слабо вырывается с губ.
- Понимаю. – Смотрит на меня, затем на дорогу. – А дом твой где?
- Впереди.
- Странный ты. Но кого только не встретишь голосующим на дороге. – Включает радио. По радиоволнам побежал старый классический рок. Рифы гитар, барабанные партии, удары баса, вкрапления клавишных и надрывный голос.  – Пристегнись.
Я выполняю его просьбу. Внутри машины сухо. На сидении удобно. Силы разом покидают меня. Глаза постепенно стараются закрыться. Голова склоняется вниз.
- Не против, если я посплю. – Спрашиваю я.
- Действуй. Как я понял, впереди у тебя долгая дорога. – Печально улыбается мужчина.
- Очень долгая…
И я засыпаю.

***
Когда ты проснёшься, ты поймёшь, что меня нет рядом. Ты обойдёшь дом и не найдёшь меня. Твоя мама, что спала в соседней комнате, тоже не знает, где я. Зато ты заметишь листы бумаги с напечатанным текстом. На той самой печатной машинке, что ты мне подарила на день рождения. Ты сейчас стоишь и читаешь эти мои последние строки к тебе. Я же буду уже далеко. Вот, пожалуй, и всё, что я хотел сказать тебе. Прости и прощай.

Твой А.

* - Александр Непомнящий.
** - Егор Летов.
Ещё здесь много от старины Чарльза Буковски.

(22.11.2014.)