Пускай никто не сомневается в творце,
Он прозвонит с небес двенадцатым звоночком,
Да только Золушке не выжить во дворце
Пусть даже в рае, рядом с царственным сыночком.
Ты знай про это, моя глупая душа.
Скуля тоскливо, прозябая на вокзалах
Цени и помни, что остаться без гроша,
Гораздо правильней, чем жить в богатых залах,
В которых вазы украшают резедой,
С французским шармом плетью хлопают перину,
Где я, томимая неясною бедой,
На пяльцах свастику вшиваю в горловину.
Горит бенгальским огоньком в ночи звезда,
И мне подносит закурить привратник спичку,
Углями тлеют опалённые года,
Чудную прихоть превратившие в привычку.
Маячит призрачною тенью в шалаше
Любовь, забившаяся в дебри подсознания,
Ее окисленное медное клише -
Всего лишь форма одного воспоминания.
Не лечит праздных прихожан седой монах
От сытой грусти по отвергнутому раю -
Он ничего не смыслит в дьявольских делах
Его «люблю» звучит почти что как «караю».
В пустой церквушке замаячил силуэт
Но врут мои глаза, обманывают уши,
Он никогда не сможет пастве дать совет,
И ни к кому не отсылает больше души.
Наставник, знаю, моя глупая тоска
Бесцельно памяти растрачивает силы,
Течет прозрачным ручейком среди песка,
Взрыхляет землю неухоженной могилы.
Любой обет непослушания творца
Чужим богам несёт зажжённую лучину,
И снова золушке, сбежавшей из дворца,
Очередной вокзал показывает спину.
1.01.2015. Ночь. Дорога.