Рижские цветы. Зеленый Гитлер

    




 Раньше почти все школьники собирали марки. Глупое, по мнению повзрослевшего Лешки, занятие. Действительно, интеллект на марках не расцветал. Тем не менее, дети были заняты,  в их жизни существовал какой-то красочный, интересный сегмент, в котором соединялись и отличники и двоечники, и хулиганы, и паиньки.

     У теперешних школьников интерес к филателии угас. Нынешние дети, что мальчики, что девочки, с удовольствием cобирают рубли, доллары, евро, а это не соединяет детей, скорее, наоборот. «Лучше бы они марки собирали», -- думал Алексей Георгиевич (подросший Лешка).

      Это Лешка со временем пумнел и стал думать, что филателия – глупое занятие, а в тринадцатилетнем-то  возрасте сам азартно собирал марки. Поскольку денег у него для покупки этих заманчивых прямоугольничков было очень мало, то его принцип коллекционирования шел в разрез с канонами филателии. Он собирал марки не по странам, не по темам, не по эпохам, а по цене. Он собирал самые дешевые марки.

       На Бривибас в те времена существовал марочный магазин. Хозяйничал в нем полный, пожилой латыш, который имел у пацанов непререкаемый авторитет. Еще бы. Дядя Арвис про марки знал все.

     Лешка часто заходил в этот магазин, в основном, чтобы поглазеть на раритеты и одновременно высмотреть дешевые, но красивые марки с цветами, бабочками, диковенными птицами.

    Дядя Арвис не гонял пацанов. Он позволял им подолгу нависать над витринами с марками, рассматривать катологи. Он прекрасно знал, что если паренек заразится какой-либо маркой, то он наверняка найдет денег для её покупки и принесет их в магазин.

       Лешка заходил в магазин часто, а марки покупал очень редко. Он страдал от того, что у некторых мальчиков было по 500  марок, а то и по 1000. Сам же он имел всего лишь 115 марок. Он страстно хотел увеличивать и увеличивать свое богатство, но денег у него не было.

      Видя Лешкины терзания, продавец марок дал однажды ему ценный совет: «Слушай, парень. В разрушенном здании городской почты, что на Канале, наверняка имеются запасы марок, которые ходили при немцах. Если ты их добудишь, то половину я у тебя куплю, а вторую половину ты сможешь использовать для обмена с товарищами».  Лешка загорелся!

      В один из вечеров он с приятелем, у которого был электрический фонарик, отаправился к руинам городской почты. Вход в здание был заколочен досками. Окна первого этажа с выбитыми стеклами располагались высоко над уровнем земли и имели решетки. Возник вопрос: как проникнуть внутрь здания?

     Охотники за марками обошли здание и на заднем дворе обнаружили что-то типа люка, ведущего в подвал здания. Подняв деревянную крышку они увадели крутой бетонный спуск в поземелье. Очевидно по нему транспортировали  прибывавшую почту.   

     Не задумываясь о том, как они будут выбираться из подвала, пацаны съехали вниз и оказались в темных подвальных катакомбах. Дети засветили фонарик, осмотрелись.

     Чего только в подвале не было. Мебель, бумага, ящики, какие-то мешки, учетные книги, груды неотправленных писем. Все было – марок не было!

     По полуразрушенной лестнице пацаны поднялись на первый этаж. В свете угасающего дня они обошли все завленные  обломками и кирпичем конторки, кабинки, но марок и здесь не обнаружили. По всему было видно, что наши добытчики здесь были не первыми. Выдвинутые ящики столов, распахнутые дверцы шкафов, разбросанные документы и разная бумага красноречиво свидетельствовали о побывавших здесь вандалах. Приятелям стало ясно, что если здесь и были марки, то их давно уже вынесли.

     -- Слушай, -- сказал Лешкин приятель, -- давай поотрываем марки с конвертов, что в подвале.

    -- Идея. А дома отмочим и порядок.

     При слабеющем свете фонарика началось обрывание уголков конвертов с марками. Писем было очень много. Все их «обработать» не представлялось возможным.  Набив конвертными обрывками по большому пакету, приятели в полной темноте стали выбираться из подвала. Чтобы вылезти через люк пришлось навалить кучу из мешков.

    Они таскали мешок за мешком и вдруг под одним из мешков Лешка обнаружил немецкий автомат. За первым стволом последовали ещё девятнадцать и несколько коробок с патронами.

— Нужно сообщить в милицию, — сказал Лёшка

   Приятель его поддержал:

— Точно! Это не иначе как немцы оставили всё это для «лесных братьев».

   В милиции к заявлению ребят отнеслись очень серьёзно. Сразу же был послан на почту наряд вместе с ребятами, где они показали милиционерам свою находку.

     Улов оказался большой. Лешка отмочил около двухсот марок. Марки были разные, но больше всего было марок с Гитлером. Синие, зеленые, фиолетовые, розовые. Потом Лешка узнал, что вся серия состоит из 12 марок. Каждая марка имеет свой оттенок и свой номинал, от 1 пфеннига до 2 4 пфеннигов.

     Удивительно, но именно эта серия умерила Лешкин филателистический пыл. Он не понимал почему зеленый Гитлер ценился на марочном рынке в пять раз выше, чем фиолетовый, а  коричневый (с самым дорогим номиналом) был самым дешевым. Здесь ощущалась какая-то искусственность, ведь все марки имели одинаковый размер, одинаковый рисунок. 
      
        Впоследствие Алексей Георгиевич убедится, что такого рода иррационализм присущ любому виду коллекционирования.   Наиболее яркий, самый свежий пример. На аукционе анонимному коллекционеру была продана за 50 тысяч долларов картина «Шулеры», написанная одним из учеников Караваджо.  Впосследствие оказалось, что автор её сам Караваджо. После чего стоимость картины возросла до 50 миллионов долларов, т.е. в тысячу раз. Почему? Ведь художественные достоинства картины не улучшились, и ни один мазок на ней не прибавился.

   А еще Алексей Георгиевич  уразумел: все одержимые коллекционированием люди --  своего рода маньяки. Их в меньшей степени интересует художественная, историческая, материальная ценность того или иного объекта коллекционирования. Главный критерий для них – это либо имя автора, либо  раритетность предмета коллекционирования. Так, например, «Голубой Маврикий» -- клочок бумаги, марка с невнятным рисунком оценивается в 15  миллионов долларов только за то, что таких марок всего лишь несколько штук в мире. В охоте за редкими, а подчас единичными экземплярами  марок, монет, орденов, гемм  и т.п.  маньяки-коллекционеоы готовы на многое, вплоть до преступлений.

    За обнаруженный немецкий арсенал Лешка и его приятель получили благодарность и денежную премию. Теперь появилась возможность подкупить значительное количество марок.

          Филателистом Лешка не стал. Он постепенно охладел к маркам и его собирательская  страсть  угасла . Это произошло от непонимания им логики коллекционирования. Вот соберет он, как некоторые его кореша, тысячу марок.  Ну, и что? Собирать дальше? А, до каких пор и какой в этом интерес? То есть он совершенно не осознавал ни пользы, ни цели коллекционирования марок.

        В дальнейшем он стал не осознавать ни пользы, ни цели вообще какого бы то ни было коллекционирования. Вот некоторые собирают монеты, или утюги, или самовары, или зажигалки, или пивные кружки, или ещё что. А зачем?

      Барсуков считал таких персон немного чёкнутыми, или пораженными странной зависимостью типа клептомании, клаустерофобии и немножко жалел их: люди впустую тратят деньги и время.

      Но был единственный вид коллекционирования, которой он оправдывал -- собирание икон. Это красиво, это познавательно, это священно и таинственно.

      Хотя Барсуков и не благоговел перед иконами, но относился к ним уважительно, как к древним кумирам. При этом он очень удивлялся. Вторая заповедь запрещает поклониться кумирам: "...Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу, и что в воде ниже земли".  А православные делают. Ведь когда христианин молится на икону, он молится вовсе не богу, а покрашенной деревянной доске, т.е. кумиру.

      Однако, когда однажды свалилась на Барсукова черная беда, он забыл про свои мудрствования. Он от отчаяния, от безысходности отправился в Князь Владимирский собор, где долго стоял перед иконой Божией Матери, жарко моля о помощи. И Богородица смилостивилась!   
       Всё-таки в иконах что-то есть!
      

      Поход же в подвалы рижской почты занозой застрял в Лешкиной памяти. Ему было неприятно думать, что письма, лежавшие грудой в подземелье, может быть в конце концов и нашли своих адресатов, а вот письма в изуродованных Лешкой конвертах никогда не дойдут по назначению.

     Кстати, в наше время зеленый Гитлер оценивается очень низко, от одного  до двух евро.












 двух евро.