На улице, на голой земле, весь в грязи, лежал нищий. Видимо, он спал. Одежда была сильно порвана, обычная испорченная одежда бедняка. Услышав шаги, нищий привстал. Рядом с ним проходил старик в дворянских одеждах, с поседевшей бородой и мертвыми глазами. Старик, проходя рядом с нищим, остановился и обратил свой взгляд на бедняка. Нищему тогда показалось, что глаза Старика ожили, но в следующее мгновение они опять умерли.
- Иди со мной, - властно произнес Старик. Нищему не нужно было повторять, он резко встал и пошел за Стариком. Бедняку, конечно, было интересно, куда ведет его Старик, но вопросов задавать он не осмеливался. Старик это заметил и начал разговор:
- Почему ты вопросов не задаешь? Может, я тебя на казнь веду, али ещё куда?! А знаешь, почему не задаешь?! Уж не потому ли, что воспитан ты? Нет. Может быть, ждал ты меня? Вряд ли. Или за должное принимаешь? Тоже нет. Просто ты, как любой другой бедняк на твоем месте, боишься меня, богатого. Боишься, что я тебя сейчас брошу, пускай даже ты и не знаешь, дам ли я тебе шанс или нет, но ты знаешь, что судьба уже дала тебе шанс в моем лице. А уж мне последовать ли ее примеру, дело мое. Для тебя упустить меня, значит упустить шанс. Для нищего шанс дороже денег.
- Я смотрю, - подал голос бедняк, - Вы любите мудрствовать.
- Я умираю, малой, - обратился Старик к нищему, как к ребенку, хотя бедняку было лет под срок, - Мне жизнь шанс дала, и я его не упускал. Но все равно остался у разбитого корыта... Вот мой дом, заходи!
- Уж это ли «разбитое корыто»? – заметил бедняк, но Старик не обратил внимания. Перед ними стоял огороженный забором участок, яблони, груши, различные кустарники с ягодами, всё это было. На участке нашлось место даже для цветов. Тут же была и конюшня. Чуть дальше на участке стоял трёхэтажный дом; с окон третьего этажа свисало красивое растение, нечто вроде плюща, только не дикого, а декоративного. На втором этаже в окнах мелькали люди, отсюда было не видно их лиц, но была видна одежда слуг. У этого дома было и большое деревянное крыльцо, какое могли себе позволить только самые богатые люди. Да и весь этот дом, весь участок говорили о принадлежности Старика к классу людей богатых, знатных.
Старик с нищим вошли в дом, прихожая была размеров больших. В несколько секунд Старик снял пальто и шапку, тут как тут подлетел слуга и повесил их на вешалку. Старик сказал слуге:
- Видишь этого нищего?! Иди с ним и одень его по-человечески, так сказать, чтобы вмиг человеком стал.
- Это что же Вы меня за человека-то и не считаете?! Кто я Вам без хорошей одежды, собака дворовая, что ли?! – возмутился бедняк.
- Да, - ответил Старик, - бедность меняет людей, обычно не в лучшую сторону. Нищета меняет людские принципы, характеры. Вы, может быть, не заметили, что я у Вас, нищего, ещё и имени не узнал?
- Тим – моё имя, знайте это, - крикнул бедняк и возмущённый, ушел со слугой вглубь дома.
***
Наверное, неверно, что слуга не был описан. Это был человек лет двадцати пяти, и звали его Игнатий, об этом Тим узнал по пути; они разговорились.
- Почему хозяин Ваш так относится ко мне? – спрашивал Тим.
- Во-первых, раз Вы думаете, что он – мой хозяин, то Вы думаете, что я – его раб. Но это неверно, я могу уйти отсюда в любую минуту. Во-вторых, раз он взял Вас к себе, он относится к Вам хорошо. Вот сейчас, помоетесь, оденетесь, - слуга достал из шкафа одежды и передал их Тиму. Это были, конечно, не барские одежды, а одежда простого слуги, но Тиму она нравилась больше, чем его изорванные тряпки. Тим вернулся к Старику, всё еще стоящему в прихожей.
- Вот теперь, - сказал Старик, - готов. Тимофей.
- Простите, называйте меня Тимом.
- Нет, Тимом ты был, когда был нищим. Сейчас ты – Тимофей.
- Так что же во мне изменилось-то?! Я ведь не изменился! Только вид поменялся, - он взглянул в висящее рядом зеркало, - да и что во мне менять-то?!
- Бедность я из тебя искоренил.
Тимофей очень удивился этим словам. Старик вмиг раскрыл свою нелюбовь к бедности, нищете и Тим решил разговор не продолжать.
***
Тим со Стариком сидели за одним столом и ели. На столе было и мясо, и салаты, компот и даже фрукты. В общем, Старик откармливал Тима от жизни, когда он был нищим и жил почти без еды.
- Расскажи, - начал Старик, - есть ли у тебя семья?
- Нет. Как у такого, как я, может быть семья?! Хотя, наверное, где-то у меня мать. Но я не могу знать, где. Она меня еще в детстве бросила. Подобрала же меня другая семья, но лет через пять – десять в доме том, где мы жили, произошел пожар. Они сгорели, я спасся. Сам уж не помню, как… Может, ангел вынес из горящего дома, а может и своими силами... Не помню... Но, в общем, спасся... Вернее как спасся?! Остался жить, в нищете, побираясь любым куском, три месяца подряд дрожащий от холода. Только думы грели меня зимами. Хотя я и сам удивляюсь, как я еще не умер…
- А ты не думал разве о жене?
- Да какая тут! В бедности жена может быть, только если в обычной жизни ее найти. А в нищете не с кем знакомиться. Я ведь…
- А знаешь, что самое странное в жизни?! – перебил Старик, - вот ты за всю жизнь ничего не нажил, ни семьи, ни дома, и не наживешь, потому что не хочешь этого. А я всю жизнь трудился, у меня была семья, я ее лишился, не по своей вине. А помрем мы с тобой, ничего не оставив за собой, уйдя с одним грузом за плечами и одним одиночеством…
Тима, конечно, удивила речь Старика, но все же, он вмешался:
- Не одним. Не всякое одиночество почитается человеком. Не всякое одиночество можно пожалеть. Кому-то это одиночество досталось по праву и все равно хочется сделать человека еще несчастнее, кого-то при тех же условиях становится жалко, кто-то не заслужил одиночества, всю жизнь был добр и отзывчив, но все же остался один. Одиночество может придти и если у человека много приятелей, друзей, но самых главных людей он лишён. У всех своё одиночество, все они отличаются. Потому нельзя сказать: « - Я одинок», «- Я тоже».
- У каждого человека своё одиночество. Да. Тут Вы правы, но Вы не сказали, Тим, что каждый может увидеть в одном и том же одиночестве и что-то плохое, что-то хорошее, может стать, опять же, жалко, но у каждого человека будет своё мнение об этом одиночестве. Нельзя, при этом, сказать, что это мнение верно, а это неверно. И мнение хозяина, и любого другого человека будут по достоинству верны.
- Это странно, ведь и об этом я думал.
- Да. Хотя, в конце концов, не случайно же я взял Вас к себе под конец жизни…
- Послушайте, - вдруг вспомнил о чем-то Тим,- Вы говорили, что вы одиноки…
-Об этом и был разговор.
-Но как же Вы одиноки? У вас столько людей вокруг, Вы знатны, я уверен, что к Вам ходят такие же богатые люди, как и Вы.
-Да какой от них толк?! Приходят, уходят. Скажут им, что помер я, так и на похоронах не поплачут. Настоящие люди, важные для меня, главные были у меня дочка и жена, но их жизнь и подкосила. Дочка с болезнью слегла, да и померла. А мать её жить-то хотеть и перестала. От того, наверное, умерла. С тоски. Один я здесь остался, да и то, не жив, а мёртв. Если честно, если встретил бы я того, кто жизнь мою плетет, я бы его обухом по голове треснул.
- Хоть ты и мертвец почти, Старик, но не поверю я, что умирать нужно без боя.
- Так не за что бороться, Тим. Я уж лучше за смерть поборюсь, нежели за жизнь. Не нужен я в этом мире никому… - Старик встал и ушел в другую комнату.
К Тиму вошел Игнатий с метлой и начал подметать. Тимофей перестал есть и посмотрел на Игнатия.
- Сядь за стол, Игнатий, - сказал он. Затем, увидев, что Игнатий смущен, добавил: - Что же ты, не человек?!
Игнатий сел, но скорее повинуясь Тиму, нежели желая сесть.
- Вот смотри, Игнат, - начал Тимофей, - я ведь никто, нищий. А сейчас ты себя ведешь со мной, как с богатым, ведь Старик взял меня к себе. Можно сказать, как пса взял. Ты ведь сейчас побоялся сесть со мной за один стол, как когда я побоялся заговорить со Стариком при знакомстве, хотя мы с тобой – несчастные люди. И Старик – несчастен. Хотя, что я говорю?! Ведь ты служишь Старику, но где же твоя семья? Нет её. Я помню, ты говорил, что ты – не раб. Ты – раб, раб судьбы, равно как и мы все. Мы все – рабы судьбы.
- Ну что же, может быть, - согласился Игнатий, а затем, с улыбкой заметил: - А почему бы не быть наездниками на судьбе?
- Тогда Ваша лошадь сбросила Вас в грязь и истоптала. Так же, как и меня, Старика, - Тим встал и ушел в комнату к Старику. Игнатий, удивившись разговору, встал и тоже ушел. Игнатий шел и думал, зачем Тим пригласил его сесть к столу:
- По сути, он пригласил меня за стол для того, чтобы принизить и меня, и себя. Уж не сумасшедший ли он?! Да и Старик, тот еще, взял к себе неизвестного нищего. Может быть, он вор или даже убийца. Старику не важно, даже если его убьют. Я даже не удивлюсь, если Старик с этой целью и пригласил этого Тима. Но если он и меня убьет?! Я, в отличие от Старика, жить хочу, - бормотал он себе под нос, - Даже не так, я умирать не хочу. Не хочу быть убитым. И люблю жизнь. Пусть жизнь меня не любит, но главное, что я ее люблю. Неразделенная любовь, - тоже любовь. Уж это ли не глупость?!
***
Тим вошел в комнату и сел на стул. Старик лежал на кровати и смотрел в потолок. Несколько минут в комнате стояло гробовое молчание.
- Я знаю, - разорвал тишину Старик, - о чем ты думаешь. Почему я, такой-сякой, жизни нелюбящий, да смерти хотевший, еще не пошел и в речке не утопился?! Да я и сам не знаю, Тим. Может, шанса от жизни жду?! Нет. Умирать, может, боюсь?! Да чего там бояться, не страшно мне это. Слышал я, что у христиан самоубийцы только в аду все и соберутся. Да не верю-то я в это.
- Тогда что же Вас держит? – сказал Тим, сам удивляясь открытости своего вопроса.
- Сказал вот я, что чуда от жизни не жду. Верно это?! Ждать шанса от судьбы мне уже некогда, я этот шанс сам себе и дал. Я – шанс твой. Ты же – мой шанс. И эти шансы могут превратиться в реальность. Я ведь почти уже мертв, а следа бы и не оставил, если бы тебя не взял. Ты в последние дни мне как сын. Я для тебя – шанс выбраться из нищеты. Об одном только тебя прошу: под конец жизни не будь, как я. Не умирай с мыслью о том, что ты один. Не умирай с мыслью о том, что через год о тебе уже перестанут помнить.
Все слова были сказаны и Тим вышел. В эту же ночь Старик помер. Игнатий донес весть о смерти Тиму, а сам ушел. Новость, что Старик умер, быстро разнеслась по городу. Но на его похоронах, хоть и было много людей, никто, кроме Тома, не плакал. Игнатий так и не находился и не был на похоронах. Возможно, он стоял где-нибудь в кустах и, плача, смотрел, как хоронят Старика. Через неделю гонец принес Тиму весть о том, что Игнатий утопился. Тимофея это сломило, но не сломало. Судьба его нам неизвестна, но напутствие Старика не выходило из его головы.