Русские народные пересказки-1

Сергей Романов 4
ЛИСИЧКА-СЕСТРИЧКА и СЕРЫЙ ВОЛК
(Первая сказка о феминизме)

В сущности, это не сказка, это – Гимн древнего феминизма.  Но, одновременно, может быть, и песнь-мечта  ушедшей эпохи матриархата…
Единственное произведение фольклора, про которое с уверенностью можно сказать, что его создатель –Женщина. Какая-нибудь древняя Наина или Чернава, но ближе всего к истине, наверное, та особа, которую можно назвать Бабина-Ягина…

Для начала скажем, что Афанасьевым зафиксировано семь вариантов сказки про Лисичку-сестричку. Пять на русском языке, один на украинском, один на белорусском. Основная сказка  довольно длинная, состоит из разнообразных эпизодов, которые были взяты дальнейшими интерпретаторами, как сюжеты для самостоятельных произведений. Например, «Лисичка-сестричка и серый волк», это зачин  общей сказки, «Лисичка со скалочкой», – эпизод третий, а перед ним вклинивается коротенькая фабулка про ледяную и лубяную избушки, ну и так далее.
Безусловно одно: во всем цикле Лиса выступает как олицетворение Женского Начала.

Пойдем по тексту.

Итак, Лиса хочет проверить свои силы и замахивается сразу на большое дело. Она решает обмануть самое серьезное Мужское Начало, доступное ей. Оно представлено совершенно иным, более поздним и высоким по развитию биологическим видом. Это – человек, крестьянин, мужик «вульгарис», так сказать. Лиса прикидывается умершей и ложится на дороге, по которой едет homo sapiens с возом свеженаловленной рыбы. Вид псевдомертвой лисицы не вызывает у старика, никаких подозрений, будто он ни разу в жизни не видел дохлой скотины. Напротив, сразу же вспыхивает извечное, крестьянское – халява! «Хороший воротник на шубу для жены будет!» И бросает живехонькую воровку на воз, а сам берет лошадь под уздцы. (Интересно, что в украинском варианте, этот эпизод показался невероятным и был исправлен в реалистическом и даже натуралистическом ключе, а именно: Лисица ложится на дорогу и «начинает подфунивать», чтобы  пошел смрад).
По приезде домой, разыгрывается унизительнейшая сцена, итог которой известен – ни рыбы, ни воротника, зато полная мера женской ругани,– обидной, полуматерной брани. (Поздние публикаторы ее стыдливо опускают). Главный же итог, – тотальное посрамление и смирение Мужского Начала. «Погоревал, погоревал старик, да делать нечего…»  Скушал.
Думается, что Лиса не могла не насладиться триумфом личной хитрости и пребывала, наблюдая, где-то поблизости,  но напрямую сказка об этом не говорит.

После первого очень прибыльного и сытого подвига (еще бы – целый воз рыбы умять!) Лису потянуло на другие. Она решает слегка расслабиться и обмануть кого попроще, а именно: Волка, своего же лесного собрата, рядового серого хищника, по сказке – кума. То есть, Лиса состоит в обрядовом родстве с Волком,  будучи  крестной матерью, а последний, соответственно, крестным отцом, чьих-то детей, (предположим,  Михаила Ивановича).

И вот начинается эпизод, в котором Лиса, отказав собрату в угощении и дожевывая последних пескарей, наставляет серого как ловить рыбу зимой на собственный хвост. «Я же наловила!» Аргументация сознательно, с первого до последнего слова, лжива, более того,  рассчитана на физические страдания поверившего субъекта. Волк при этом выглядит полным клиническим идиотом!  Он решительно не знает, что такое зима, мороз, прорубь, лед,  чем питается рыба и как ее ловят. Кума уверяет его, что рыбка сама «всползет  на хвост – греться!» Это невероятно! Но так хочется феминизированному женскому сознанию и его волею умственно стерильный Серый Волк-зубами щёлк, опускает свой хвост в прорубь. Тут происходит самое подлое.  Волк начинает постепенно  вмерзать в лед, а Лисичка-сестричка крутится рядом и приговаривает: «Ясни, ясни на небе звезды! Мерзни, мерзни волчий хвост!» На прямой вопрос: «Что ты там, кума, причитываешь?»,– не моргнув глазом и бесконечно лицемерно, ответствует: «То я тебе, куманек, помогаю. Говорю – ловись рыбка и мала и велика, ловись рыбка и мала и велика!». Сверхдоверчивый Волк, чувствуя всем нутром свой тяжелеющий, заледеневающий хвост, только мордой кивает: «Так, кума, так…»  Более того, Лиса берет руководство «ловлей рыбы» в свои лапы. Как только серый хочет вытянуть хвост из проруби, сестричка запрещает: «Погоди, еще мало наловилось!» И вновь начинает причитывать. А мороз стоит такой, что «аж скалки скачут, а бурболки отскакивают», и Лиса, разочтя время, кричит, наконец, куму своему малохольному: «Тяни!» Волк потянул, но не тут-то было! Успел подумать только простофиля-сердяга, жертва женского коварства: «Эк сколько рыбы привалило и не вытащишь…», как получил такой удар коромыслом по хребтине, что разом жарко стало, и вся рыба из головы вылетела! Понятное дело – утро уже, бабы пришли за водой,  увидели: «Волк! Волк! Бейте его! Бейте его!», –  и начали охаживать, чем ни попадя. И серый бедолага, «мужичок» лесной, под градом ударов прыгал, прыгал, оторвал хвост и пустился, куцый, бежать без оглядки!

Посрамленное, униженное, окровавленное Мужское Начало… Бежит и думает: «Хорошо же, уж я тебе отплачу, кумушка!»
А кума его к этому времени уже давно в крестьянской избе побывала. Ее на новые подвиги понесло, с реки она убралась загодя, знала, чем все закончится. Залезла она поживиться чем нито, да вляпалась в квашню с тестом, вся перемазалась, насилу выбралась и тоже в лес припустила.
Бежит,а Волк ей навстречу: «Так-то учишь ты? Меня всего исколотили». (Какой там исколотили! Еще бы сказал – отшлепали! Ему наверняка и ребра переломали, и зубы проредили, а хвоста вообще нет. По сути – инвалид!)
В этом месте более всего поражает  тон первого обращения Волка. Только что бежал избитый, искромсанный, весь  в крови зверь и грозился не на шутку отплатить кумушке. И вдруг легчайший такой укор: «Так-то учишь ты?» Что с тобой, волчище?
А ничего, все ясно-понятно-логично  – ведь сказку сочиняла Женщина. Отсюда и вся концовочка. Вчитайтесь!
«Эх, куманек, – говорит лисичка-сестричка, – у тебя хоть кровь выступила, а у меня – погляди! – мозг, меня больней твоего прибили; насилу плетусь». И тычет лапкой в блямбы ржаного теста на голове. «И то правда, – отвечает Волк, – где тебе, кумушка, уж идти; садись на меня, я тебя довезу». Лисичка села ему на спину, он ее и понес.
Вот он – апофеоз женского торжества! Мужское избито, обмануто, посрамлено, а сама, как огурчик! Да еще, походя, дрожжевую питательную маску на морду спроворила. Для тонуса. И гарцует верхом к новым «подвигам»! Что же – Женский хеппи-енд?
Ан, нет! Рановато будет. Сидит лисичка-сестричка  на волчьей спине, – серая шерсть клочьями, вся в кровоподтеках, и тихонько так приговаривает: «Битый небитого везет, битый небитого везет, битый небитого везет…»
Оказывается, сказочной «сестричке» мало обмануть, надо еще и поглумиться… Иначе день прожит зря и вспомнить нечего…  А может быть и жизнь не удалась.



ПУЗЫРЬ, СОЛОМИНКА И ЛАПОТЬ

(Сказка об Апокалипсисе)
Пожалуй, самая короткая из русских сказок, если сравнивать навскидку. И уж точно – самая апокалипсическая.

Вчитайтесь: «Жили пузырь, соломинка и лапоть». Надо понимать – Государство, Интеллигенция и Народ.
«Пошли они в лес дрова рубить, дошли до реки. Не знают как через реку перейти». (Не смешно ли?)
Наконец здравый народный смысл предлагает: «Пузырь, давай на тебе переплывем!» (Собственно, именно для таких случаев государство и создается-содержится-поддувается).
Искони людоедское, жестко и жестоко соблюдающее свою выгоду государство (уж такое у нас выдулось, извините…), тут же перепихивает решение проблемы на плечи интеллигенции: «Нет, Лапоть, пускай лучше Соломинка перетянется с берега на берег, а мы перейдем по ней». ( Как это удивительно точно – мы перейдем по ней!)
Интеллигенция с самоотверженностью достойной лучшего применения тут же и перетянулась. «Лапоть пошел по ней, она и переломилась. Лапоть упал в воду, а Пузырь хохотал, хохотал, да и лопнул!»
(Конец сказки)

Смешно так, что прямо сил нет! У Интеллигенции сломан позвоночник, Лапоть-народ барахтается в реке и хлебает (известно, какая у лаптей водонепроницаемость) сырую водицу, а Государство вообще лопнуло (в современных терминах – обанкротилось).
Полный Апокалипсис!