Россияночка.
Родословная.
Глава пятая.5.
Родовое имение.
1
Я была последним и долгожданным ребенком. Матери Василисе было 45лет. Отец хоть и был на два года моложе, но по документам они одногодки.
Семья мне досталась идеальная. В родительском доме царили уют и согласие.
Отец мой, его звали Арсентий, был старшим, из четырех сыновей, рос в семье офицера, четырежды Георгиевского Кавалера, Парфена Порфирьевича Астафьева. Мой дед прослужил в армии и отдал России лучшие из своих 25 лет. Он прошел Русско-Японскую войну в Порт-Артуре в 1904-1905 г, служил на эсминце «Кореец». А затем прошел с русской Армией по фронтам Первой Мировой Войны. Лишь с подписанием перемирия и окончанием той тягучей, грязной, изматывающей Россию войны, дед Парфен вернулся в родные края, на самарщину.
Весна1919-го года встретила бывалого фронтовика Распускающими от тепла лесами с пряной парной землей, требующей приложения времени и рук человеческих. Было не до отдыха.
А пока мой дед служил, семья его проживала в Самарской губернии в большом имении. Оно стояло высоко на холме у истоков реки Игарки. Хозяйством управляла бабушка моя- Василиса. Черноволосая статная гордая и немногословная красавица. Она исправно управлялась в большом хозяйстве, пока муж скитался по армейским фронтам и окопам Первой Мировой, морям и океанам Русско – Японской войн.
Семья была большая. Жил старый дедушка, бывший священник, Четверо взрослеющих сыновей. Да девушка Василиса, сирота, принятая в дом, Вся ее семья погибла от эпидемии тифа, косившего людей массами. Революция 1917 года перекосила жизнь семьи. Вернулся с фронта дед Парфен. Крестьянский вопрос на селе ослаблял жесткость и жестокость Октябрьской революции. Государство Советов призывало бедноту опираться на среднее крестьянство .
То белые, то красные занимали село. Шла Гражданская война. Если за лесом появлялись конники Белой Армии, то на доме деда вывешивали БЕЛЫЙ ФЛАГ. Если бдительные стражи на крыше дома сообщали, что из-за леса скачет Красная конница- флаг быстро меняли на КРАСНЫЙ. Иначе – НЕ СНОСИТЬ ГОЛОВЫ,,, Сколько было порублено старшин в селах, если недогляд заставал врасплох . Но предки наши, так мудро построили родовое имении на самом взгорке, открывающем просторы окрестностей для просмотра на многие версты округ села.
Годы шли своим чередом. Зимы сменяли весны. Дружное семейство Астафьевых выживало в новых советских условиях, в условиях ненависти большевиков к зажиточному «кулацкому классу». Тяжело поднималась бедная Россия с колен. Шли годы правления Сталина.
Казалось бы, ничего не предвещало беды. Как обычно, четверо братьев, во главе с отцом, моим дедом Парфеном, собрались после полудня на охоту за зайцами. Собрались. Голодные борзые и русские гончие, собаки, нетерпеливо поскуливали, предчувствуя охоту, и адреналин в собачьей крови зашкаливал от нетерпения. Вышли на широких самодельных охотничьих лыжах в лес. Иван, Сергей, Тимоша ушли глубоко в лес с русскими гончими. Арсентий стоял с борзыми на «выходе из леса», на тропе, в ожидании зайцев, которых подгонят гончие. Не моргай, не зевай – только стреляй метко! Чуть дальше, у пня, стоял опытный охотник, мой дед Парфен. Но ! Как же быстро садиться осеннее холодное солнце! Как, не кстати заморосил дождь, отчаянно превращаясь в «голый» лед. Дед Парфен чуть поежился от холода, повернулся к ветру спиной, ружье соскользнуло с пенька, и…взведенный курок выполнил свою прямую работу - ВЫСТРЕЛИЛ!!! Выстрел громко прозвучал на опушке, звук многократно увлекаемый ветром, эхом отскакивал от дерева к дереву…
-Но, что же случилось? Ведь зайцев еще нет. Неужели, какой «косой» выскочил с перепуга прямо на отца, что тот выстрелил ?- все это пронеслось моментально в голове выбегающего из-за леса, Арсентия. Свалившись на руки сына, дед тихо испустил последний вздох, устремив глаза в холодное небо.
Вот так, в 1928 году на охоте, морозным октябрьским вечером не стало главы семейства- соскользнувшее с обледеневшего пенька ружье, выстрелило деду прямо в подреберье. Почувствовав обжигающую боль, он тихо отошел в иной мир, на руках старшего сына Арсентия, моего отца, оказавшегося ближе других и услышавшего выстрел.
А в 1929 году, по осени, семью всю раскулачили, уничтожили. Бабулю комбедовцы забили живьем в бане, там она и умерла, заживо съедаемая червями. За сутки до этого, отец, с братом Тимофеем, были предупреждены, и с другом детства бежали они в Москву, запрыгнув в вагон ночного товарного поезда (товарняка). Просто, они были в гостях у дяди в другом селе.
На другой день в имение, когда все еще спали, нагрянули комбедовцы, Собаки первые приняли бой с людьми. В то седое еще, раннее осеннее утро в овчарне поднялся переполох, послышались одиночные выстрелы, громкий лай умирающих собак, пронизывающих душу и , как бы, просящих прощения у хозяев за беспомощность.
Бабуля Василиса, накидывая платье, поправляя, не расчесанные со сна длинные волосы, вышла на высокое крыльцо. От удара приклада в висок, тело старой, но статной женщины обмякло. Сначала оно глухо упало на крыльцо, затем скатилось со ступеней вниз. Грязные руки двух мужчин схватили его под руки, поволокли по двору к дальней бане, кинули в теплую еще парную. Топорами, гвоздями забили дверь. Вышли на воздух, молча закрутили самокрутки. Докурили. И таким же способом забили и дверь в предбанник.
Эти двое вернулись в дом. Тут голосила сноха Ксения, жена Ивана. Молодая чернобровая красавица, с безумными глазами металась по дому, пеленая грудную дочку Александру, отдавая сверток с ребенком мужу Ивану, собирая узлы с хлебом, полотенцами, платьями. Хмуро стояли у двери и молчали Иван, с ребенком на руках, Сергей и Василиса, их племянница, стоявшая с гордо поднятой головой, успевшая уложить толстую черную косу в венок, вокруг красивого лица.
Мать мою, Василису, с сыном Веней, как середнячку отпустили к ее отцу в дом, моему деду Андрею. Разрешили взять с собой небольшой скарб - подаренную на свадьбу швейную машинку «Зингер», овчинные тулупы прекрасной домашней выделки, да и еще много чего. С чего такая милость? Возможно, кто-то из комбедовцев был в родственных отношениях. Ведь отца предупредили, чтоб бежал, и что жену его не тронут- отправят с сыном к ее отцу.
Вот остатки семейства вывели во двор. Растолкали тычками по подводам, проследили, чтоб расселись все.
Кто-то крикнул:
-Давай, езжай…!- смачно выругался.
Полозья заскрипели, лошади, тяжело дыша и фыркая, как бы сочувствуя людям, покидающим свое теплое, уютное гнездо, сделали первые тяжелые шаги, по разоренному двору. Под ногами лошадей валялись трупы растерзанных собак, истекающих кровью, мешки с рассыпавшимся зерном, оброненные шкуры из овчины, сапоги, каблуки, заготовки края кожи для обуви и тулупов, оброненные мародерами. Мешали движению и снующие возбужденные люди, грабившие дом, амбары, сараи. Лошади били ушами, пугливо озираясь от душераздирающего шума, людских слез, выкриков, громких проклятий Ксении, уже сидевшей в телеге, с ребенком в руках, грубой матерщины людей, рева коров, овечьего и козьего блеяния.
Сергей сидел на телеге, опустив голову со сложенными на ней обеими руками. Ему было шестнадцать. Слезы тихо текли по щекам, по душе, мечтавшей о лучшей жизни.
Иван сидел в телеге с понуро опущенной головой, обняв одной рукой плачущую жену, другой держась за сердце. Столько горечи было во взгляде восемнадцатилетнего мужчины!!!
Василиса сидела в третьей телеге, с гордо выпрямленной спиной. Поправив батистовый платок на голове, прикрытой шапкой- бояркой из заячьего белого меха с лисьей оторочкой, осенила себя крестным знамением. Окинула взором утреннюю вакханалию подняла персты и осенила крестом все происходящее.Ей, сиротинушке, нашедшей приют в этом теплом домке, не привыкать к бедам и горю. Много испытаний выпало этой юной душе с детства- все ее близкие умерли у нее на глазах от тифа.
Все это наблюдала ошеломленная, обезумевшая от страха и горя, обессилевшая, ничего не понимающая моя мать. Ее с ребенком вывели к колодцу во дворе. Она тихо присела на приступок, обнимая двухмесячного сынишку. Три года назад она пришла в этот дом молодой невесткой, жила тихо, на цыпочках ходила, перед не любившей ее свекровью. Она не понимала, за что ее так не любила свекровь – может за то, что не богата, или за то что не вышла в красавицы и росточком мала. Теперь уже все это не важно. А где же Арсентий? Кто-то из доброжелателей носил к ее ногам вещи ее, швейную машинку и еще что, да приговаривал:
-Сиди тихо и береги свои вещи, не то последнее отберут, вишь, как народ набросился на даровое. Братья твои скоро придут и отведут тебя к отцу, и вещи отнесут туда.
Так все и случилась. Жизнь стала успокаиваться. Сынок рос. Принесли ей письмо от мужа из Москвы. Вскоре она уедет в Москву, к мужу, увозя с собой страшный рассказ воспоминаний для него.
В ту страшную осень 1929-го года, двух братьев, племянницу Василису, вывезли в Казахские степи и на Д.Восток, в В.Сибирь. Так семьи Астафьевых не стало. В домах наших поселились семьи комбедовцев( там и по сей день проживают их потомки).
Да, ветер истории и человеческой жестокости навсегда разбросал членов этой семьи, в тот страшный день ставший последним днем их семьи. Больше им всем увидеться было не суждено.